Россия в глобальной политике, "Post-Imperium"

разцу поглощения ФРГ шести восточногерманских земель в 1990 г. Белоруссии предлагалось войти в состав Российской Федерации в виде шести областей. Это было абсолютно неприемлемо и для Лукашенко,

идля подавляющего большинства представителей белорусской элиты, в течение двенадцати лет наслаждавшейся вкусом собственной государственности и сопутствующими этому благами.

Стех пор российско-белорусские отношения становились все хуже, и в результате Белоруссия постепенно отдалялась от России, от которой поначалу она была почти неотличима. Парадоксально, но факт: Лукашенко, самый «советский» из постсоветских лидеров, стал отцом-основателем белорусского государства. Повернувшись на восток и получив от ворот поворот, он добился того, чего пытались достичь белорусские националисты в начале 1990-х годов, повернувшись на Запад, — и потерпели полный провал. Белоруссия независима от России в политическом плане не только де-юре, но и де-факто — пусть даже ее государственный флаг представляет собой слегка измененный вариант флага Белорусской ССР советских времен, а не «римейк» красно-белого знамени Великого княжества Литовского, которому отдают предпочтение националисты. Экономическая зависимость страны от России, однако, по-прежнему велика.

Латвия, Литва и Эстония, вышедшие из состава СССР сразу после путча в августе 1991 г., полностью сохранили свою территорию советского времени. Польша не ставит вопрос о возвращении Вильнюса (Вильно), а Германия не требует Клайпеды (Мемеля), которыми они владели в 1920—1930-х годах. Эти регионы были возвращены Литве Москвой после аннексии Восточной Польши в 1939 г. и поражения Германии в 1945-м.

Наряду с Украиной Литва больше всего выиграла от сталинского территориального переустройства на востоке Европы. Когда она в 2004 г. вошла в состав ЕС, Москва и Брюссель смогли договориться о военном и гражданском транзите между Россией/Белоруссией и Калининградской областью через литовскую территорию. Переговоры были трудными, но согласованная в конце концов схема работает без серьезных сбоев.

Единственные существующие у прибалтийских государств территориальные проблемы касались сравнительно небольших приграничных районов 20, принадлежавших в межвоенный период Латвии

иЭстонии. После аннексии прибалтийских государств Советским Союзом в 1940 г. эти районы были переданы РСФСР, и сейчас в них преимущественно русскоязычное население. После распада СССР

причин требовать их возврата не было, поскольку это лишь усугубило бы проблему межэтнического баланса в двух странах Балтии, где представители титульных наций составляют немногим больше половины населения. Рига и Таллин были готовы смириться со статус-кво 21.

Загвоздка, однако, заключалась в том, что прежние границы фиксировались в договорах между прибалтийскими государствами и Советской Россией, заключенных в 1920—1921 гг., по которым она признавала независимость Латвии и Эстонии. Для Риги и Таллина это признание было одним из главных доводов в поддержку их утверждений о том, что в 1940 г. СССР оккупировал оба государства, и что Россия как его правопреемница также несет за это ответственность. Это, в свою очередь, было неприемлемо для Москвы. В результате ратификация пограничного договора с Латвией затянулась надолго, а аналогичное соглашение с Эстонией не ратифицировано по сей день.

Что же касается Молдавии, то ей, несмотря на Приднестровский конфликт, удалось сохранить суверенитет перед лицом соседней Румынии. Здесь можно провести интересную параллель с российско-белорусскими отношениями. Первая волна юнионизма (движения за присоединение к Румынии) поднялась сразу после распада Советского Союза, вторая — после того, как Румыния в 2007 г. стала членом Евросоюза. Новый импульс она получила в 2009-м, когда Либеральная и Демократическая партии Молдавии победили на выборах и сформировали основу Альянса за европейскую интеграцию. Хотя у многих пожилых молдаван остались не лучшие воспоминания о межвоенном периоде (1918—1940 гг.) и годах Второй мировой войны (1941—1944 гг.), когда Молдавия официально входила в состав Румынии, молодое поколение стремится быть если не румынами, то европейцами. В рядах молдавской элиты на этот счет нет единства мнений, но большинство ее представителей скорее заинтересованы в том, чтобы управлять собственным, пусть и небольшим государством, чем бороться за место под солнцем в качестве одной из румынских провинций.

Прорумынские тенденции в Молдавии спровоцировали сепаратистское движение в Приднестровье. С тех пор как регионы, расположенные на левом берегу Днестра, де-факто отделились от еще советской Молдавии в 1990 г., отчасти в ответ на прорумынский юнионизм, самопровозглашенная Приднестровская Молдавская Республика (ПМР) приобрела все атрибуты суверенного государства. Однако, несмотря на военно-политическую поддержку и материальную помощь, которую Москва оказывает Тирасполю, она воздерживается

от официального признания ПМР. Эта позиция сохраняет силу и после российско-грузинской войны 2008 г.

На Южном Кавказе сложилась куда более серьезная ситуация. Грузия во всех отношениях пострадала больше других. В начале 1990-х годов Тбилиси утратил контроль над большей частью Абхазии и Южной Осетии. Его власть над еще одной провинцией, Аджарией, больше десяти лет была в лучшем случае номинальной. В 2004 г. президенту Саакашвили удалось вернуть Аджарию в подчинение центру без единого выстрела с молчаливого согласия Москвы. Россия,

с1878 г. державшая военный гарнизон в столице Аджарии Батуми, охранявшая близлежащую грузинско-турецкую границу и имевшая деловые интересы в этом регионе, управлявшемся местным «удельным князем», не только не стала противодействовать восстановлению контроля Тбилиси, но даже не выразила протест.

Однако когда Саакашвили попытался провести такую же молниеносную акцию в отношении Южной Осетии, он получил отпор со стороны осетин и утратил доверие Путина. Следующая его непродуманная попытка взять под контроль регион спровоцировала войну

сРоссией, которую Грузия проиграла и которая побудила Кремль официально признать две самопровозглашенные республики. И хотя за два с лишним года примеру России последовали лишь Никарагуа, Венесуэла и Науру, Тбилиси вряд ли стоит ожидать, что Москва пересмотрит свое решение. Эта ситуация весьма травмирует грузинскую элиту, не способную смириться с утратой этих провинций.

Впрочем, как и в случае с Молдавией, на деле это «фантомные боли»: с первого дня официального провозглашения независимости ни Тбилиси, ни Кишинев не контролировали полностью той территории, что принадлежала их республикам в советское время. Отделение Абхазии от Грузии — такой же результат распада Союза, как отделение самой Грузии от СССР. Это в полной мере относится и к Азербайджану.

Азербайджан утратил контроль над Нагорным Карабахом в самом начале 1990-х годов и стал суверенным государством уже без этого населенного в основном армянами анклава. Тем не менее Баку категорически настаивает на восстановлении границ Азербайджанской ССР на начало 1991 г. Компромиссное соглашение, заключенное в 2001 г. в Ки-Уэст (Флорида) президентами Гейдаром Алиевым и Робертом Кочаряном, провалилось из-за нежелания азербайджанской элиты согласиться, как это сделал глава государства, на горизонтальные отношения между Степанакертом и Баку в рамках формально единого государства, а фактически на отказ Азербайджана от Нагорного

Карабаха (за исключением Шуши), который должен был управляться международной администрацией 22. Естественно, то, что потерял Азербайджан, приобрела Армения, хотя по дипломатическим причинам Ереван утверждает, что сторонами конфликта являются только Баку и самопровозглашенная Нагорно-Карабахская Республика.

Все страны Южного Кавказа внимательно наблюдали за развитием событий вокруг Косово. Сторонники независимости сепаратистских республик выдвигают в качестве аргумента признание крупнейшими западными державами в 2008 г. суверенитета этого региона, прежде входившего в состав Сербии. Существует, однако, и противоположный пример — Турецкая Республика Северного Кипра, существующая с 1983 г., но признанная на сегодня лишь Анкарой.

Казахстан сумел закрепить свои границы с крупнейшими соседями — Россией и Китаем. Кстати, в советские времена — в 1960—1970-х годах — на его границе с Китаем происходили военные столкновения. Переговорыоеедемаркацииначалисьв1991г.,когдаещесуществовал

СССР, и были завершены в 1996 г. С тех пор казахстанско-китайская граница полностью делимитирована и демилитаризована.

Граница Казахстана с Россией зафиксирована в договоре 2004 г. Это самая длинная сухопутная граница в мире — ее протяженность превышает 7500 километров. Она проходит по степи, недалеко от крупных российских промышленных городов Астрахани, Волгограда, Саратова, Самары, Оренбурга, Челябинска, Тюмени и Омска, а также от транспортных путей, соединяющих европейскую часть России

сСибирью и Дальним Востоком. На казахстанской стороне во многих городах — Актобе (Актюбинске), Петропавловске, Павлодаре, УстьКаменогорске — преобладает русскоязычное население. Со времен обретения независимости Казахстан связывают с Россией в целом хорошие отношения, и лишь горстка русских националистов возмущается тем фактом, что «хребет России» — пути сообщения между ее европейской частью и Сибирью — находится в опасной близости от «мусульманского государства»23.

Другим странам Центральной Азии также удалось сохранить свою территорию, и границы между ними, произвольно проведенные Сталиным в 1924—1925 гг., похоже, обрели окончательный характер. Напряженность существует лишь в густонаселенной Ферганской долине, где сходятся территории Узбекистана, Киргизии и Таджикистана. Киргизия и Таджикистан договорились о своих границах

сКитаем в 1996 г., одновременно с Казахстаном и Россией. Возникшие было в 1990-х ожидания относительно возможного распада Аф-

ганистана и возникновения рядом с Узбекистаном и Таджикистаном государств, населенных узбеками и таджиками, не стали реальностью. Туркмения тоже существует в тех же пределах, что и в советские времена. Она не только сохранила свои границы, но и закрепила их. Таким образом, межгосударственные границы в Центральной Азии, казавшиеся в начале 1990-х годов искусственными и зыбкими, обрели прочность и постоянство. Проблемы возникают внутри новых независимых государств, а не вдоль их рубежей.

Внутренние ∏ротиворечия

После распада империи помимо решения вопроса о внешних границах Российской Федерации пришлось приложить немало усилий для внутренней стабилизации, но в конце концов она посрамила тех, кто предрекалейучастьСССР.Вотличиеот15союзныхреспубликСССРвсе 20 автономий России остались в составе федеративного государства.

Это было непросто. Якутия требовала права собственности на свои гигантские сырьевые ресурсы, Карелия заявляла об «экономическом суверенитете», Коми, Башкирия и другие республики принимали положения о приоритете их конституций над федеральным законодательством, Татарстан, Дагестан и Ингушетия добивались полномочий заключать международные договоры и вести внешнюю политику, а Тува — даже самостоятельно объявлять войну и заключать мир 24. В советские времена регионам разрешалось оставлять себе лишь 15—20% доходов. К 1999 г. тенденция диаметрально изменилась: федеральному центру доставалось в среднем только 45%. Татарстан же в рамках специальной договоренности сохранял за собой 75% доходов.

Этот процесс «ползучей дезинтеграции», со всей очевидностью проявлявшийся в конце 1990-х годов, был остановлен в следующем десятилетии. Модель «России регионов» была демонтирована в результате централизации, которую проводил Путин начиная с 2000 г. Региональные конституции и законы приводились в соответствие с федеральными. Особые договоры, устанавливавшие «полуконфедеративные» отношения между центром и республиками, например, Татарстаном и Башкирией, были аннулированы. Некогда влиятельный Совет Федерации — верхняя палата российского парламента, состоявшая из всенародно избранных губернаторов, обладавших реальной властью, — был преобразован в послушный орган, где представлены в основном региональные лоббисты. Были учреждены федеральные

округа во главе с назначаемыми Кремлем представителями президента — своего рода генерал-губернаторства, включающие несколько регионов. В 2004 г. губернаторы утратили всенародный мандат и по сути превратились в президентских назначенцев. Когда же в 2007 г. были отменены выборы в нижнюю палату парламента по одномандатным округам, Российская Федерация окончательно превратилась по сути

вунитарное государство. Наконец, в 2010 г. было законодательно запрещено именовать глав автономных республик президентами.

На главный вызов, брошенный в 1990-х чеченским сепаратизмом российскому государству, Москва ответила вооруженной силой

иполитикой «чеченизации конфликта». В результате десятилетняя война, которую многие называли «бесконечной», прекратилась. Два контрастных образа Чечни — разрушенной во время войны и восстановленной после ее окончания — отбили вкус к сепаратизму у других регионов Северного Кавказа. В настоящее время там возникла новая угроза — проблема экстремизма, использующего не националистические, а религиозные лозунги и избравшего основным методом борьбы терроризм. Российские федеральные власти еще не нашли адекватного ответа на этот вызов. Пока частью проблемы являются их собственная политика и их «клиенты», поставленные управлять северокавказскими республиками.

Сегодня СеверныйКавказне отделяется, а отдаляетсяот России. Территориальная целостность страны — главная забота Москвы — не подвергается прямой опасности. Однако регион превращается

всвоего рода «внутреннее зарубежье». Несмотря на заявления вроде «Кавказ — это фундамент, на котором стоит Россия»25, в реальности все обстоит с точностью до наоборот. Чечня по сути самоуправляема: к России ее привязывает личный альянс — не больше и не меньше — между авторитарным главой республики Рамзаном Кадыровым

ироссийским лидером Владимиром Путиным. Пользуясь поддержкой Путина, Кадыров практически ничем не ограничен в своих действиях и заявлениях, в том числе по внешнеполитическим вопросам. «Чеченизация» на деле представляет собой «кадыровизацию». Но если Чечня управляется «железной рукой», пусть даже чеченской, без вмешательства федеральных властей, ситуация в соседних республиках Северного Кавказа нестабильна 26.

Хотя самой тяжелой колониальной войной в истории России была Кавказская, первым завоеванием Москвы за пределами чисто русских земель стало Казанское ханство, присоединенное царем Иваном IV в 1552 г. Аннексия ханства — нынешнего Татарстана —

стала первым шагом в формировании традиционной (московской) империи. Сегодня татары критикуют официальную историческую версию за «русоцентричность»27 и настаивают на собственной концепции поворотных моментов своей истории. Будучи наследниками древнего государства, они в 2005 г. отметили тысячелетний юбилей столицы республики Казани, а пять лет спустя учредили официальный праздник в память о начале распространения ислама (считается, что это произошло в 922 г.28) на территории нынешней Российской Федерации 29.

После распада СССР Татарстан, превосходящий по численности населения все три прибалтийские республики вместе взятые, провозгласил суверенитет и добивался ассоциированного членства в Федерации. Ельцин пошел с Казанью на компромисс, действие которого прекратилось в результате унификационной политики Путина. Однако, хотя Татарстан и соседняя Башкирия утратили особый статус в отношениях с Москвой, зафиксированный специальными договорами, обе республики глубоко интегрированы с остальной Россией, относительно благополучны, и ситуация там спокойна. В 2010 г. первые президенты Татарстана и Башкирии покинули свои посты; передача власти в Казани и Уфе произошла гладко и упорядоченно.

Национальные республики с немусульманским населением прошли такой же путь. Тува, недолгое время (в 1921—1944 гг.) существовавшая в качестве независимого государства, отказалась от притязаний на отделение. Якутия, крупнейшая по размеру республика Российской Федерации (по территории — 3 миллиона квадратных километров — она примерно равна Индии, но там проживает всего 1 млн человек, или 0,1% населения Индии), согласилась с предложенной Москвой формулой раздела доходов от ее природных богатств с центром. Другие богатые сырьем регионы, например, Тюмень, вынуждены были смириться со схемой бюджетных трансфертов, позволяющей Москве перераспределять национальный доход. Превалировавший в 1990-х годах «сырьевой сепаратизм» ныне ушел в прошлое.

В территориальном плане Россия стала более открытой. В ее новых пределах многие регионы, прежде находившиеся в глубине страны, превратились в приграничные территории. Это создает как новые шансы, так и новые проблемы. Оптимисты говорят о дополнительных возможностях для развития торговли, инвестиций, импорта рабочей силы. Пессимисты в ответ приводят длинный список доводов о незащищенности страны в ее новых границах. Кое-кто из них вдруг вспомнил, что в 1854 г. британский военный флот беспрепят-

ственно доходил до Кронштадта на Балтике, Соловков на Белом море

иПетропавловска на Камчатке, а в 1942 г. немецкий рейдер обстрелял порт Диксон на полуострове Таймыр. Сейчас, впрочем, основные риски усматриваются не в военной, а в экономической сфере 30.

Проблема заключается в том, что границы России с государствами Евросоюза, Соединенными Штатами и Японией служат линиями резкого контраста, ведь рядом с развитыми зарубежными государствами оказываются охваченные депрессией российские регионы. Калининградская область окружена со стороны суши территорией стран ЕС — Польши и Литвы, у Ленинградской области и Карелии есть протяженная граница с Финляндией, Чукотку отделяют от Аляски лишь 90 миль Берингова пролива, а Курилы из Японии можно видеть невооруженным глазом. Один бывший кремлевский чиновник тревожился: если Курилы войдут в зону влияния Японии, вслед за этим может прийти черед Сахалина, Камчатки и Чукотки 31. Как ни странно это звучит, аналогичную озабоченность российское Министерство иностранных дел выражало относительно Эстонии

иее влияния на финно-угорские народности России 32. В 2008 г. эти опасения даже привели к российско-эстонскому дипломатическому скандалу в ходе международного саммита в Ханты-Мансийске 33, что свидетельствует о глубинном ощущении собственной уязвимости у российской стороны.

Вто же время границы России с Белоруссией и Казахстаном практически незаметны — как в топографическом, так и в языковом смысле. Многие российские области давно уже наладили связи со своими казахстанскими и белорусскими соседями — порой даже более тесные, чем с другими российскими регионами. Москва по понятным причинам заинтересована в открытости границ с этими странами. Однако на Кавказе Российскую Федерацию от соседей отделяют не только высокие горы: земли, населенные русскими, за исключением района Большого Сочи, заканчиваются задолго до границы с Грузией и Азербайджаном. Северокавказские республики, а также Абхазия и Южная Осетия играют роль буфера между Россией и странами Южного Кавказа. Другим буфером — на сей раз между неспокойным Северным Кавказом и коренными российскими территориями — являются южнорусские регионы, например, Ставропольский и Краснодарский края.

Российскоеправительствостараетсязакрепитьзасобойэтиокраины. В 2004 г. Москва отправила губернатором на Чукотку видного олигарха Романа Абрамовича: при необходимости он должен был фи-

нансировать регион из средств собственных компаний. Даже после того, как в 2008 г. Абрамовичу позволили покинуть губернаторский пост, он по-прежнему остался «привязан» к Чукотке, войдя в состав ее законодательного собрания. В 2007 г. Путин лично — и с успехом — агитировал за проведение Зимней Олимпиады-2014 в Сочи. Три года спустя он возглавил еще одну успешную кампанию — за право России стать хозяйкой футбольного чемпионата мира 2018 г.: он будет проходить в 13 городах европейской части страны. Кроме того, Российская Федерация получила право провести в Казани Универсиаду 2013 г.

ипринять в 2012 г. саммит организации Азиатско-Тихоокеанского экономического сотрудничества (АТЭС). При этом Москва настояла на проведении саммита во Владивостоке, оставив без внимания вежливые рекомендации выбрать для этого Петербург — город с куда более развитой инфраструктурой.

Мировой державой — в географическом плане — Россию делает тот факт, что ее территория простирается от Евроатлантического до Азиатско-Тихоокеанского региона. И геополитическое будущее страны определит судьба Сибири и Дальнего Востока, а не Северного Кавказа. Сибирь порой называют «главной колонией России», жемчужиной ее имперской короны — подобно Индии в Британской империи. Однако, как отмечал Вадим Цымбурский, «Россия не присоединяла Сибири — она создалась Сибирью»34. Поэтому без Сибири Россия будет уже не Россией, а Московией. И в конце ХХ в. появилось более четкое понимание этого факта.

Выступая во Владивостоке в 1986 г., генеральный секретарь ЦК КПСС Горбачев призвал к интеграции страны с АзиатскоТихоокеанским регионом. Путин, будучи на посту президента, назвал Дальний Восток стратегическим резервом выживаемости России

вXXI в.35 В декабре 2006 г. Совет безопасности Российской Федерации проанализировал имеющиеся в регионе стратегические проблемы, такие как сокращение численности населения, ослабление связей

севропейской частью страны и диспропорции во внешнеэкономической сфере. Вернувшись к идее, которую оно не смогло реализовать

в1990-хгодах,российскоеправительствопообещалопостроитьвПри- амурье космодром «Восточный» взамен Байконура, оказавшегося на территории Казахстана. Инфраструктура на востоке страны развита куда слабее. До недавнего времени между европейской частью России

иДальним Востоком отсутствовало автомобильное сообщение. В августе 2010 г. Путин лично поучаствовал в «рекламной акции»: проехал на отечественной «Ладе-Калине» от Хабаровска до Читы, в букваль-

ном смысле открыв только что построенную автостраду между столицами двух дальневосточных регионов. Жителям Дальнего Востока сегодня проще, дешевле и комфортабельнее ездить в Китай, Южную Корею и Японию, чем в Москву или Санкт-Петербург 36.

Сразу после распада СССР многие россияне опасались «демографической агрессии» со стороны Китая и оккупации Пекином малонаселенных регионов. Сегодня, двадцать лет спустя, в России если чего и боятся, то уж точно не китайской экспансии. Китайцы заполнили свою нишу в российской иммиграционной мозаике и не пытаются выходить за ее пределы. Небезынтересен и такой факт: некоторые российские пенсионеры теперь предпочитают обосновываться

вкитайских городах по другую сторону границы: жизнь там дешевле и безопаснее.

Вто же время ряд федеральных программ по развитию Дальнего Востока, принятых в 1996, 2002 и 2006 гг. (последняя из них предусматривала ассигнования в размере почти 25 млрд долл.), несмотря на участие ряда наиболее известных российских госкомпаний — «Газпрома», «Роснефти», РЖД и др., — дал весьма скромные результаты. Даже масштабное финансирование совершенствования инфраструктуры Владивостока накануне саммита АТЭС принесет свои плоды лишь в том случае, если этот портовый город на деле превратится

вузловой центр для российских компаний, занимающихся бизнесом

вАзиатско-Тихоокеанском регионе 37.

Что же касается самого Санкт-Петербурга, то туда переехали головной офис «Газпрома» (и там же концерн платит налоги), Конституционный суд и Главный штаб Военно-морского флота; в городе также находится штаб вновь созданного Оперативно-стратегического командования «Запад». Все эти структуры покидают Москву с большой неохотой, под давлением Кремля. Кроме того, северная столица России служит местом проведения крупных международных форумов: к трехсотлетнему юбилею города, отмечавшемуся в 2003 г., были приурочены саммит ЕС-Россия и встреча глав государств СНГ;

в2006 г. в Петербурге состоялся саммит «большой восьмерки»; что же касается двусторонних встреч, то их трудно даже сосчитать. «Петербургский диалог», начавшийся на берегах Невы, превратился

вглавный форум для обмена мнениями между российскими и германскими политиками, общественными деятелями и экспертами. С 2007 г. руководство России стремится превратить Петербургский международный экономический форум, созданный по образцу Всемирного экономического форума в Давосе, в крупное ежегодное ме-