Россия в глобальной политике, "Post-Imperium"

Внутриполитическая нестабильность — не единственная проблема в сфере безопасности, тревожащая Россию в Центральной Азии. Еще один повод для беспокойства — напряженность между странами региона, особенно между Узбекистаном и всеми четырьмя его постсоветскими соседями. Ташкент крайне недоволен даже скромным военным присутствием России в Киргизии и протестует против любых планов его наращивания. Российские аналитики не могут с уверенностью спрогнозировать шаги Узбекистана в случае возникновения какой-либо серьезной ситуации в регионе или его реакцию на действия Москвы. Популярный в 1990-х сценарий, согласно которому талибы способны развернуть наступление вплоть до Волги, сегодня полностью утратил актуальность. Если они пересекут границу, военным структурам ОДКБ и войскам центральноазиатских государств по силам отразить нападение. Куда труднее, однако, будет остановить инсургентов-исламистов, если те объединят силы с единомышленниками из Узбекистана, Таджикистана и Киргизии. Их вторжения на территорию Киргизии и Узбекистана в 1999—2000 гг. продемонстрировали, что Ташкент и Бишкек не в состоянии бороться с подобными угрозами. В то время российский министр обороны мог предложить лишь нанести ракетные удары по тренировочным лагерям мятежников в Афганистане. Сегодня в распоряжении его преемника есть десантные части 68.

Российский контингент в составе КСОР — военнослужащие 31-й десантно-штурмовой бригады (дислоцируется в Ульяновске) и 98-й воздушно-десантной дивизии (дислоцируется в Иванове) — в состоянии нанести поражение сравнительно небольшим группам боевиков. Однако с массовым восстанием в Ферганской долине Россия и ее союзник Казахстан справиться не смогут. Максимум, на что они способны в случае развития событий по наихудшему сценарию, — остановить волну беспорядков у южной границы Казахстана. Эта граница сегодня представляет собой южный стратегический рубеж Российской Федерации 69.

Кроме того, Москву все больше беспокоит превращение региона

вперевалочный пункт транспортировки афганских наркотиков, которые затем попадают в Россию и становятся причиной гибели все большего количества молодых людей. Что же касается Центральной Азии, то 1990-е годы стали для нее лишь «подготовительным классом»

вмире большой международной политики. В октябре 2001 г., когда американцы вторглись в Афганистан из-за того, что талибы предоставили убежище и поддержку «аль-Каиде», Центральная Азия из тихой

заводи превратилась в прифронтовой регион в войне с терроризмом. Наркотики и террор — вот с чем ассоциируется Афганистан у северных соседей 70.

Наркотрафик стал главным предметом озабоченности Москвы

всвязи с Афганистаном. Сразу после11 сентябряРоссия тесносотрудничала с Соединенными Штатами и оказывала им политическую, тыловую и разведывательную поддержку в проведении операции «Несокрушимая свобода». Москва поддержала Боннские соглашения и, когда Хамид Карзай стал президентом Афганистана, вела себя в Кабуле сдержанно, не пытаясь интриговать против него в интересах собственных союзников.

После «перезагрузки» американо-российских отношений в 2009 г. Москва усилила поддержку операции США и НАТО в Афганистане. Через территорию России проходит важный транзитный маршрут доставки по суше грузов для коалиционного контингента: он начинается в Риге и заканчивается в Термезе, на узбекско-афганской границе. Помимо этого Россия открыла свое воздушное пространство для перевозок американских военнослужащих самолетами. Поскольку ситуация в Пакистане осложняется, значение северного пути снабжения группировки возрастает. Кроме того, в 2010 г. российские и американские спецслужбы провели в Афганистане совместную спецоперацию, уничтожив четыре лаборатории по производству наркотиков вблизи границы с Пакистаном 71.

Вопреки собственной военной доктрине, в которой постоянное присутствие американских войск в республиках бывшего СССР рассматривалось как источник потенциальной опасности, Путин после терактов 11 сентября согласился с созданием американских баз в Центральной Азии на территории стран-союзниц по ОДКБ — Узбекистана иКиргизии.Однаковсвязисухудшениемроссийско-американскихот- ношений в середине 2000-х годов и превращением афганской войны

взатяжной конфликт отношение Кремля к американскому военному присутствию на аэродромах, построенных в советские времена, стало негативным. Москва поддержала президента Узбекистана Каримова, заподозрившего, что за восстанием в Андижане в 2005 г. и киргизской «революцией тюльпанов», завершившейся свержением президента Акаева, стояли США, и приветствовала его решение закрыть американскую авиабазу «Карши-Ханабад». В том же году Россия, Китай и их центральноазиатские партнеры по Шанхайской организации сотрудничества призвали к полному завершению американского военного присутствия в регионе.

К тому времени американская база оставалась только в Киргизии, в аэропорту «Манас». Новый президент страны Курманбек Бакиев начал игру и с россиянами, и с американцами, надеясь выудить деньги у тех и у других. К 2009 г. ему удалось добиться от Вашингтона согласия на повышение арендной платы, а от России — финансовой помощи и пакета инвестиций в обмен на обещание закрыть базу. Чтобы выкрутиться, Бакиев проделал следующий трюк: формально база была закрыта, но тут же вновь стала действовать под названием «антитеррористического центра». Однако тем самым он необратимо погубил свою репутацию в глазах Москвы. Самое интересное, что к тому времени Россия уже не возражала против существования американской базы в Киргизии — она просто хотела сама быть фактическим «подрядчиком». Весной 2010 г., когда положение Бакиева пошатнулось, Москва и пальцем не пошевелила, чтобы его спасти, и даже отказалась предоставить свергнутому президенту убежище, хотя ранее приняла его предшественника Акаева.

Наблюдая за операцией США и их союзников в Афганистане с высоты собственного горького опыта, россияне видели, что американцы в ряде случаев повторяют их ошибки. Попытки США модернизировать и демократизировать Афганистан (а он, несомненно, нуждается и в том, и в другом) вступали в противоречие с более насущными задачами: обеспечить минимальную стабильность внутри страны или хотя бы сделать так, чтобы из нее не исходили угрозы внешнему миру.

Вместо попыток нанести поражение движению «Талибан» — или, самим превращаясь в пораженцев, воссоздавать Северный альянс — американцам следовало бы наладить сотрудничество с пуштунами. Именно эта этническая группа, самая многочисленная в стране, должна быть основой любого стабильного афганского правительства. Да, сегодня большинство боевиков «Талибана» — пуштуны, но это движение очень разнородно, и его участников не следует мерить одним аршином. К 2010 г. именно такой подход начал определять политику США по отношению к Афганистану.

По мере подготовки к выводу американских и натовских войск из страны роль государств региона, в том числе России, будет усиливаться. Вместе с тем возрастет и бремя, которое им придется нести. Однако отказ от этой ответственности чреват большой опасностью.

Важную роль в регионе могла бы играть Шанхайская организация сотрудничества. Ее происхождение связано с переговорами о границах сначала между Китаем и СССР, а затем между Пекином и постсоветскими государствами. В 1996 г., когда пограничное соглашение

было подписано, его участники — Китай, Россия, Казахстан, Киргизия и Таджикистан — создали «шанхайскую пятерку» для надзора за его выполнением.

К 2000 г., когда эта неформальная группа была институционализирована и превратилась в организацию, она стала площадкой для диалога между странами региона по вопросам безопасности и развития. Еще одним членом ШОС стал Узбекистан, а Индия, Пакистан, Иран

иМонголия присоединились к ней в качестве наблюдателей. На ежегодных саммитах ШОС, как правило, обсуждается ситуация в Афганистане, и у президента России сложилась традиция встреч с руководителями Афганистана и Пакистана в кулуарах этих заседаний, а также в особом формате «четверки», с участием таджикского коллеги.

Всвязи с этим возникает также вопрос об отношениях между НАТО и возглавляемой Россией ОДКБ. Москва уже давно, но безуспешно призывает к установлению официальных контактов между двумя организациями. Полуофициальное объяснение НАТО состоит в недемократическом характере некоторых членов ШОС (обычно в этом контексте упоминается Белоруссия), но подлинная причина скорее всего связана с нежеланием Запада узаконивать военнополитическую гегемонию России на постсоветском пространстве. Наладив полезные двусторонние связи с несколькими государствами ШОС, в том числе с Россией, члены Альянса не видели необходимости контактировать с возглавляемой Москвой организацией, что могло сузить свободу маневра ее участников в отношениях с НАТО

иСША. Однако переоценка роли России на международной арене

иболее расширенный анализ происходящего в регионе, выходящий за пределы миссии НАТО в Афганистане, может изменить эту позицию. В 2009 г. Збигнев Бжезинский стал первым авторитетным деятелем Запада, выступившим за установление связей между НАТО

иОДКБ 72. Гораздо большей популярностью, однако, пользуется идея установления связей между США и ШОС.

Со времен распада СССР многие наблюдатели рассматривают Центральную Азию как арену для нового варианта «Большой игры». По мнению россиян, теперь ее участниками стали Москва и Вашингтон. США, не теряя времени, пришли в регион, немедленно признав все новые независимые государства и создав в их столицах свои посольства. Поначалу США руководствовались необходимостью не допустить распространения советского ядерного оружия, но позднее они заинтересовались энергоресурсами Прикаспия. В Москве эта активность была воспринята ревниво и неприязненно. Возникли про-

блемы с трубопроводами, военными базами, уровнем политического влияния и т. д.

На деле же на бывших советских «задворках» развернулась конкурентная борьба со многими участниками. Китай делал акцент на безопасности, торговле, поставках энергоносителей. Именно Пекин инициировал процесс демаркации и демилитаризации границ, одновременно принимая меры к тому, чтобы в соседних странах не нашли убежища уйгурские сепаратисты. Позднее он расширил свое присутствие, стараясь застолбить источники поставок энергоносителей и рынки сбыта для китайских товаров. Среди торговых партнеров центральноазиатских стран Китай занимает второе место — его опережает только Россия. При этом соотношение сил смещается в пользу Пекина, и Россия не оставляет этот факт без внимания, хотя и не выражает озабоченность публично.

Примечательно, что Москва куда терпимее относится к проникновению Китая в регион, чем к роли США в Центральной Азии. Похоже, она понимает, что региональным державам (Китаю или Турции, например) необходимо иметь некоторое влияние в соседних странах, но категорически отказывается признавать за США или НАТО любую глобальную роль. Налицо и нежелание подвергать испытанию отношения с могучим соседом, для которого Россия уже не может в одиночку служить противовесом. Впрочем, сам Китай тоже не идет на обострение. Каковы бы ни были стратегические цели Пекина, его тактика отличается осторожностью, учетом интересов Москвы и упором на сотрудничество. Обе страны, несомненно, стремятся усилить свои позиции в Центральной Азии, но в краткосрочной и среднесрочной перспективе Москва и Пекин способны преодолеть различия в интересах и найти способы взаимодействия.

Россию вполне устраивает формат ШОС. Москва и Пекин совместно руководят этой все более престижной азиатской организацией. В первое десятилетие нового века ШОС также служила важным противовесом американскому и западному присутствию в Центральной Азии. Это, впрочем, не отменяет того факта, что в регионе организация ассоциируется в первую очередь с Китаем.

Турция поначалу пыталась активизировать свои действия в тюркоязычных центральноазиатских странах. Однако вскоре стало очевидно, что для роли главного «покровителя» региона у Анкары не хватает ресурсов. Кроме того, в 1990-х годах внимание Турции было поглощено попытками вступить в ЕС. Иран также наладил диалог со своими «языковыми родственниками» в Таджикистане, приняв уча-

стие в мирном посредничестве в годы гражданской войны и установив близкие отношения с Душанбе. Кроме того, иранцы протянули железнодорожную ветку до границы с Туркменией, тем самым установив прямой контакт с северным соседом.

Таким образом, конкуренция налицо, но аналогии с «Большой игрой» неуместны. Будущее Центральной Азии определит не «спарринг» между Москвой и Вашингтоном и даже не «забег» с Пекином

вкачестве третьего участника. Оно решается в Астане, Ташкенте

истолицах других стран региона. Ни одна из этих столиц не видит себя сателлитом Москвы. В этом состоит наиболее правдоподобное объяснение их отказа поддержать признание Россией независимости Абхазии и Южной Осетии. Кроме того, как подробнее рассказывается в главе 3, ни одна нефтеили газодобывающая страна в регионе не хочет полностью зависеть от России в качестве единственного рынка сбыта или транзитного маршрута для транспортировки энергоносителей.

Вто же время центральноазиатские лидеры не желают всецело доверить заботу о безопасности своих стран Соединенным Штатам. «Цветные революции», в ходе которых на смену дружественным Вашингтону режимам в Грузии, на Украине и в Киргизии пришла новая власть, провозглашающая еще более дружественный курс по отношению к США, стали наглядным примером рисков, которыми чревата опора на Америку. Что же касается Китая, то страны региона рады видеть его в качестве торгового партнера, инвестора и кредитора, но опасаются могущества Пекина и его превращения в потенциального регионального гегемона.

Врезультате у центральноазиатских государств сформировалась многовекторная внешняя политика, возводящая маневрирование между основными центрами влияния — Евросоюзом, Турцией, Ираном, Пакистаном, Индией, Японией и др. — в ранг стратегии. Кроме того, две наиболее крупные страны Центральной Азии, Узбекистан

иКазахстан, борются за место регионального лидера. Три их малых соседа не могут позволить себе игнорировать амбиции Ташкента

иАстаны.

Вэтих условиях России необходимо проводить в Центральной Азии дифференцированную политику, отвечающую ее собственным конкретным интересам. «Ностальгический» курс, нацеленный на сохранение региона в сфере влияния Москвы, обречен на провал. Кроме того, России следует задействовать потенциал мягкого влияния, чтобы повысить свою привлекательность в глазах народов Централь-

ной Азии. Просвещенные национальные интересы России требуют стабильности и процветания в регионе, непосредственно прилегающем к ее территории. Кроме того, Центральная Азия — зона прямого схождения и пересечения интересов Москвы и Пекина.

Восточный фланг

Эволюция российско-китайских отношений за последнюю четверть века имеет немного аналогов в мировой истории. Не так часто случается, чтобы затяжная «холодная война» между двумя могущественными соседями столь быстро и гладко превратилась в подлинное партнерство. Тем не менее именно так развивались события после визита Михаила Горбачева в Пекин в мае 1989 г. и его переговоров сДэнСяопиномидругимикитайскимируководителями.Вскорепосле этого было подписано первое масштабное соглашение по спорным пограничным территориям, и Россия начала поставлять Китаю оружие. В последующие два десятилетия объем этих поставок достигал в среднем миллиарда долларов в год, что помогало держать военную промышленность России на плаву и способствовало модернизации китайских вооруженных сил.

Редко бывает и так, чтобы отношения между двумя соседними державами продолжали углубляться и приобретать все более дружественный характер в ситуации, когда соотношение сил между ними существенно меняется. В 1990 г. объемы ВВП Китая и России были примерно одинаковы. Двадцать лет спустя Китай по этому показателю превзошел Россию вчетверо. Да, в 2000—2008 гг. Россия в результате повышения нефтяных цен могла похвастаться высокими темпами роста, но китайская экономика развивается еще динамичнее, причем уже тридцать лет без перерыва. Если Россия в 2009 г. из-за кризиса пережила самое резкое снижение объема ВВП среди всех крупных экономических держав, то в Китае темпы роста практически не изменились. Пекину удалось обуздать рост населения в стране, а Россию охватил демографический кризис, и количество людей, живущих в регионах вдоль границы с КНР (и прежде малонаселенных), неуклонно сокращается. Наглядным примером различия в динамике развития двух великих держав может служить появление на месте пограничных китайских деревень, буквально в нескольких километрах от ветшающих Благовещенска и Уссурийска, новых, сверкающих неоном городов, например, Хэйхэ и Суйфэньхэ.

Впервые за три сотни лет Россия уже не может смотреть на Китай свысока — как на страну более отсталую, сонную, изолированную, технически неразвитую и слабую в военном отношении. При этом изменения такого масштаба произошли буквально за десяток лет и в условиях мира. Примечательно, однако, что эти перемены не привели ни к возобновлению прежней вражды, ни к гегемонии более сильного партнера. Незаметно даже недовольства в Москве или восторга в Пекине. Китаю и России удалось установить неплохие и, по крайней мере пока, обоюдно комфортные отношения, которые стороны называют стратегическим партнерством.

Они держатся на нескольких опорах. Первая из них — политическая. Москва и Пекин поддерживали идею многополярного мира задолго до того, как ее приняли в Соединенных Штатах и Европе. Обе страны энергично отстаивают свою стратегическую независимость, государственный суверенитет и территориальную целостность. При этом каждая из них проводит прагматическую политику, основанную на национальных интересах, и стремится к более высокому статусу на мировой арене. Удивительно в данном случае то, насколько обе стороны стараются избегать не то что конфликтов, но и серьезных трений друг с другом. В этом смысле наглядным примером может служить ситуация в Центральной Азии. Москва не пыталась блокировать проникновение Китая в регион, который она считает зоной своих привилегированных интересов, а Пекин, в свою очередь, делает все, чтобы не задеть самолюбие российских партнеров.

Вторая опора связана с экономикой. Здесь соотношение сил резко изменилось, и Россия — хотя она и остается одной из крупнейших ядерных держав — за немногими исключениями поставляет Китаю сырье от нефти до древесины, приобретая у соседа промышленную продукцию, в том числе во все бóльших объемах станки и оборудование. КНР также выдает солидные кредиты крупным российским нефтяным компаниям, в частности, «Роснефти».

В ряде российских городов прочно обосновались китайские торговцы и рабочие. Конечно, сегодняшний Хабаровск нельзя назвать, вспоминая реалии столетней давности, «Харбином наоборот», но общая тенденция ясна. Тем не менее приток китайских мигрантов не вызывает в России большого недовольства, а Москва устанавливает лишь негласные лимиты на китайские инвестиции в энергетический сектор и передачу военных технологий.

Наконец, развиваются и спонтанные контакты между людьми. 1950-е годы были периодом апогея советско-китайского альянса — от-

ношениямеждудвумястранамиполностьюрегулировалисьправящими коммунистическими партиями. Затем, в 1960—1980-х, контакты между двумя государствами были сведены к абсолютному минимуму. Однако с начала 1990-х связи между двумя народами возобновились, теперь на индивидуальном уровне. Российские и китайские «туристы» (на самом деле «челноки») развернули приграничную торговлю в таких масштабах, что она соперничала по объему с официальным товарооборотом. Российские ученые делились добытыми тяжким трудом знаниями с китайскими коллегами. Китайские крестьяне выращивали арбузы на заброшенных русскими землях. Но потом и это изменилось. Битком набитые чартерные рейсы из сибирских городов начали доставлять уже настоящих российских туристов на Хайнань или в Бэйдайхэ. Китайцы, некогда прилежно учившие русский, сегодня в основном переключились на другие языки, но теперь рядовые россияне изучают китайский, чтобы заниматься бизнесом в Поднебесной.

Это, конечно, не означает, что российско-китайские отношения лишены проблем или настолько стабильны, что способны «лететь дальше на автопилоте». Ведь речь идет об отношениях неравных сторон, в последнее время поменявшихся местами. Кроме того, по культурной специфике и образу мысли эти два гиганта различаются сильнее, чем большинство других стран. Так, китайцы в 2003 г. были буквально ошеломлены, когда их контракт с ЮКОСом на поставку нефти был внезапно аннулирован российскими властями 73. Российскую сторону, в свою очередь, возмущает «клонирование» китайцами поставленных систем вооружений, например, зенитно-ракетного комплекса С-300 или крылатой ракеты Х-55 74. А в 2008 г. внезапное закрытие Черкизовского рынка в Москве, где работали сотни китайцев, стало предметом экстренных межправительственных консультаций: принимая это решение, российские власти попросту не учли «китайский фактор». И подобных примеров можно привести немало.

Характерная черта российско-китайских отношений — четкое понимание сторонами, где лежат их пределы. Это партнерство, но не союз. Поставки оружия есть, но нет диалога по стратегическим вопросам. Пекин и Москва кое-что делают вместе, но они не объединяются против всех. Обе стороны полностью чувствуют себя вправе не соглашаться друг с другом, пусть и в вежливой форме. Экономическое сотрудничество не перерастает в интеграцию. Иммиграции китайцев в Россию никто не препятствует, но «чайнатауны» в ее городах не создаются. Контакты между людьми развиваются, но цивилизационный водораздел между двумя странами остается явным и неустранимым.

Впрочем, речь идет о хороших, даже уникальных взаимоотношениях. Сегодня они устраивают Россию и Китай, их лидеров, бизнесменов и простых граждан. Австралийский дипломат Бобо Ло, ставший видным аналитиком, удачно назвал их «осью по расчету»75. Россия и Китай демонстрируют, что подобные отношения способны углубляться и развиваться, а также успешно выдерживать определенные осложнения и даже небольшие шоки.

Можно с немалой долей уверенности предположить, что в краткосрочной и даже среднесрочной перспективе такой характер отношений между двумя странами сохранится. Для россиян, как говорилось в горбачевские времена, просто нет альтернативы добрососедству и дружбе с Китаем. Иметь Китай в качестве противника для страны равносильно катастрофе — не больше и не меньше. Впрочем, несмотря на некоторые подозрения с российской стороны, ожидать негативного изменения линии Пекина в отношении Москвы нет оснований 76. При всей своей напористости, проявившейся в последние годы, нынешние пекинские руководители и те, кто придет им на смену в 2012 г., скорее всего продолжат идти прежним курсом. «Потесниться» Китай просит не Россию, а Запад, да и не решенные территориальные споры у него существуют не с северными соседями,

ас южными — с Японией, Вьетнамом и Индией.

Вдолгосрочной перспективе ситуация не столь ясна. С российской стороны подходы не изменятся. Никакое реально возможное сближение с США и НАТО не заставит Москву забыть о том, что с Китаем у нее 4355 км общей границы. Никто в России, да и во всем мире не может представить себе, что эта граница станет предметом гарантий со стороны третьей страны или какого-либо альянса. Вопрос

вдругом: какую направленность примет внешняя политика Китая, если в Пекине в результате ужесточения позиции будущих лидеров компартии либо падения коммунистической династии и превращения страны в более демократическое, националистическое и воинственное государство возобладают шовинистические тенденции? Такое может произойти примерно в 2025—2030 гг.

Иные риски для российско-китайского партнерства связаны с динамикой развития отношений Пекина с США, а также другими великими державами Азии — Индией и Японией. Кризис на Корейском полуострове, связанный с воссоединением двух Корей под эгидой Юга, но при сохранении в стране американского военного присутствия,

авозможно, и ядерного оружия, способен спровоцировать конфронтациюмеждуКитаемиСоединеннымиШтатами.Вероятностьвоенно-