Россия в глобальной политике, "Post-Imperium"

Заключение

Еслисодержаниепредыдущихглавпоказалосьнедостаточноубедительным, та, что вы только что прочли, должна развеять все сомнения: временаимперииминовали,Россиявошлавпостимперскиймир.Демографический кризис, несмотря на всю глубину и серьезность, возможно, не обернется той катастрофой, какую предсказывают некоторые наблюдатели. Российская Федерация вполне способна сохраниться, даже невзирая на то, что население этого крупнейшего в мире «объекта недвижимости» сокращается. В то же время внешняя экспансия ей уже не по силам. Кроме того, меняется — и будет меняться дальше — состав населения России. Среди ее жителей, особенно в крупных городах, доля славян будет уменьшаться, а доля тюрков и азиатов — расти.

Конечно, демографический кризис в России необходимо рассматривать в общемировом контексте: население стран Севера — от Западной Европы до Японии — сокращается, уступая свои традиционные позиции Югу. В 1950 г. 10 из 20 лидирующих по численности населения стран представляли Север; к 2050-му их в «двадцатке» останется только три — США, Россия и Япония. Совокупная доля Севера

внаселении планеты, составлявшая 34% в 1950 г. и 14% в 2007-м, может к середине века снизиться до менее 10% 51. Помимо всего остального уже одни демографические факторы могут стать стимулом для усиления интеграции в рамках ЕС и остальной Европы включая Россию и Украину. Впрочем, в самом Евросоюзе эта идея на сегодняшний день не получила распространения.

Несмотря на то что ее население заметно уменьшится, Россия и в 2030, и в 2050 гг. будет занимать по его численности первое место

вЕвропе, сильно превосходя Германию, не говоря уже о Франции, Британии и Италии. Однако с учетом размера территории Россия находится в числе самых редконаселенных стран мира. Это создает для нее серьезную проблему и потенциально чревато геополитическими последствиями гигантского масштаба. От Канады или, например, Австралии, положение России отличается тем, что она окружена многочисленными соседями.

ДемографическоедавлениенаРоссиюначнетсявосновномсюга: речь идет о Северном Кавказе (в рамках ее собственных границ), Средней Азии и Азербайджане, а также странах Восточной Азии, особенно Китае. В какой-то степени миграция с юга может рассматриваться как позитивное явление: российская экономика остро нуждается в трудовых ресурсах. Однако российское государство и общество

отличаются консерватизмом и сопротивляются этому процессу. Рождаемость в стране не повышается, а вот ксенофобские настроения растут. Для разработки и осуществления разумной политики интеграции иммигрантов в общество российскому руководству понадобятся решимость и государственное мастерство.

Через двадцать лет после крушения СССР репатриация русских из стран СНГ фактически завершилась. Бóльшая часть многомиллионного русского населения новых независимых государств чувствует себя там как дома и уезжать не собирается. Те же, кто прибывает и будет прибывать в Россию, славянами не являются. Однако интеграции может способствовать тот факт, что две трети трудовых мигрантов приезжают в Россию из государств бывшего СССР. Разумная интеграционная политика может серьезно помочь этому процессу, если же она будет продумана плохо или отсутствовать вовсе, последствия могут быть катастрофическими.

В самой России межэтнический баланс будет меняться. В некоторых регионах это может иметь серьезные внутриполитические последствия. Северный Кавказ лишится оставшегося русского населения. Хотя сам по себе этот медленный исход не приведет к превращению региона в цепочку независимых мини-государств, он усилит восприятие Северного Кавказа как «внутреннего зарубежья». Если в имперские времена на земли дагестанцев, чеченцев и других народов прибывали русские поселенцы, то сейчас они сами двинулись «завоевывать» Москву, Петербург, Ставрополь, Ростов и другие города российского «ядра». В постимперский период прошлое возвращается к нам бумерангом.

∏римечания

1По данным Общества «Мемориал». См.: http://www.memo.ru.

2См.: Россия в цифрах-2010 // http://www.gks.ru/bgd/regl/b10_11/IssWWW.

exe/Stg/d1/05-01.htm.

3Global Trends 2025: A Transformed World / National Intelligence Council // http://www.dni.gov/nic/PDF_2025/2025_Global_Trends_Final_Report.pdf.

4World Population Prospects: The 2008 Revision / Population Division of the Department of Economic and Social Affairs of the United Nations Secretariat // http:// esa.un.org/unpp.

5Russia, National Human Development Report: Russian Federation, 2008 // UN Development Programme. — Moscow: UNDP, 2009 (http://hdr.undp.org/en/reports/ nationalreports/europethecis/russia/NHDR_Russia_2008_Eng.pdf).

6World Population Prospects.

7 Хэйлунцзян, Цзилинь и Ляонин.

8Russia, National Human Development Report: Russian Federation, 2008.

9Ibid.

10Сергеев М. Гуса Хиддинка отделят от таджиков // Независимая газ. — 2009. — 19 марта (http://www.ng.ru/economics/2009-03-19/4_gastarbaitery.html).

11Зайончковская Ж., Мкртчян Н., Тюрюканова Е. Россия перед вызовами иммигра-

ции // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях / Под ред. Ж. А. Зайончковской и Г. С. Витковской / Центр миграц. исследований; Ин-т народнохоз. прогнозирования РАН. — М.: ИТ «АдамантЪ». — 2009. — С. 17 (http:// migrocenter.ru/publ/pdf/transform.pdf).

12Рыбаковский Л. Л. Миграционная ситуация в России на стыке XX—XXI веков // http://www.migrocenter.ru/publ/konfer/kavkaz/m_kavkaz049.php.

13Максакова Л. Узбекистан в системе международных миграций // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. — С. 328.

14Прибыткова И. Миграции и время: украинский вариант развития // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. — С. 78.

15Шахотко Л. Белорусское миграционное притяжение // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. — С. 159.

16Рыбаковский Л. Л. Указ. coч.

17Зайончковская Ж., Мкртчян Н., Тюрюканова Е. Указ. coч. — С. 24.

18Корня А., Никольский А., Малков Д. Переселять некого и не на что // Ведомо-

сти. — 2009. — 26 марта.

19Ларин В. Азиатско-Тихоокеанский регион в начале XXI века: вызовы, угрозы, шансы Тихоокеанской России. — Владивосток: ДВО РАН, 2010. — С. 20.

20Зайончковская Ж., Мкртчян Н., Тюрюканова Е. Указ. coч. — С. 11.

21Там же. — С. 56.

22Башкатова А. Российские гастарбайтеры вырвались в лидеры // Независимая газ. — 2010. — 10 нояб. (http://www.ng.ru/economics/2010-11-10/4_gastarbaiter. html).

23Эксперт. — 2005. — 31 окт.— 6 нояб.

24Шахотко Л. Указ. соч. — С. 170—171.

25Мошняга В. Миграции в Республике Молдова в трансформационном контексте // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. — С. 198.

26Там же. — С. 200.

27Григорьев Л., Салихов М. ГУАМ — пятнадцать лет спустя. — М.: Регнум, 2007 (http:// common.regnum.ru/documents/guam.pdf).

28Юнусов А. Трудовая эмиграция из Азербайджана: стратегии и риски интеграции в рынок труда // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. —

С. 237.

29Достаточно вспомнить Анастаса Микояна, ветерана Политбюро и председателя Президиума Верховного Совета СССР в середине 1960-х годов. Несколько советских маршалов и генералов, прославившихся в годы Великой Отечественной войны, также были армянами по национальности.

30Садовская Е. Казахстан в центральноазиатской миграционной субсистеме // Постсоветские трансформации: отражение в миграциях. — С. 285.

31Геворкян А. Три страны — три мифа: Социально-экономические и политические трансформации Казахстана, Грузии, Украины. — М.: Регнум, 2008. — С. 63.

32Лучшие не нужны // Ведомости. — 2010. — 12 нояб.

33Зайончковская Ж., Мкртчян Н., Тюрюканова Е. Указ. coч. — С. 33.

34Лучшие не нужны // Ведомости. — 2010. — 12 нояб.

35Общественное мнение-2009 / Левада-Центр. — М., 2009. — С. 144, табл. 17.8.

36См., например: Орлов Н. Великая китайская экспансия // Россия. — 2004. — 11 марта; Сас И. Азиатская пневмония — у российских границ // Независимая газ. — 2003. — 18 марта; АиФ-Москва. — 2002. — 6 нояб.; Тимашова Н., Викторова А., Сусаров А., Поздняев М. Россия китайская // Новые известия. — 2003. — 5 сент.; Данилкин А. Кто ни попадя // Труд. — 2004. — 28 мая.

37Цит. по: Гельбрас В. Китайцы в России: сколько их? // Демоскоп Weekly. — 2001. — № 45—46. — 3—16 дек. (http://www.demoscope.ru/weekly/045/rossia01. php#a01).

38Кульпин-Губайдуллин Э. Россия и Китая: проблемы безопасности и сотрудничества в контексте глобальной борьбы за ресурсы // Полис. — 2008. — № 6. — С. 150.

39Зайончковская Ж., Мкртчян Н., Тюрюканова Е. Указ. coч. — С. 12.

40Гельбрас В. Россия в условиях глобальной китайской миграции. — М.: Муравей, 2004; Он же. Перспективы китайской миграции в Россию // «Статус-кво» Диалог. — 2005. — 29 апр. (http://www.statusquo.ru/689/article_777.html).

41Разуваев В. Китайская экспансия в Россию: возможности и риски // Рос. газ. — 2006. — 6 окт. (http://www.rg.ru/2006/10/06/kitay.html).

42Рыбаковский Л. Л. Указ. coч.

43Дзадзиев А. Миграционные процессы в республиках Северного Кавказа // Кавказ. эксперт. — 2006. — № 4 (http://rcnc.ru/index.php?option=com_content&task =view&id=75&Itemid=1).

44Там же.

45Там же.

46В Карачаево-Черкесии русские по-прежнему составляют 34% населения (раньше было 42%), в Кабардино-Балкарии — 25% (было 32%), а в Адыгее — 65% (было 68%).

47Тишков В. Русское население республик Северного Кавказа // http://www.valerytishkov.ru/cntnt/publikacii3/kollektivn/puti_mira_/russkoe_na.html.

48Медведев Р. Казахстанский прорыв. — М.: Ин-т эконом. стратегий, 2007. — С. 98.

49Дубнов А. Сделка «газ — люди» прошла проверку временем // Время новостей. — 2008. — 25 июня (http://www.vremya.ru/2008/133/5/209059.html).

50Ивженко Т. Охотники за паспортами // Независимая газ. — 2009. — 19 марта (http://www.ng.ru/cis/2009-03—19/1_hunters.html).

51Вишневский А. Конец североцентризма // Россия в глобальной политике. — 2009. — № 5. — Сент.—окт. (http://www.globalaffairs.ru/print/number/n_14035).

5

Культура, идеология, религия

В этой главе я попытаюсь ответить на следующие вопросы: окончательно ли ушла в прошлое имперская идея или она снова возвращается? Можно ли считать «великодержавность» новым синонимом «империи»? Какие ценности — если таковые есть — лежат в основе российской политики? Обладает ли Россия «мягким влиянием»? Дает ли «историческая политика» представление о будущем? Почему история Второй мировой войны имеет такое значение? Какова роль религии в консолидации «русского мира»? Какой язык может стать средством общения между россиянами и грузинами?

Идеи и идеология

Долгое время российская внешняя политика несла на себе налет мессианства. Со второй половины XV в. московские великие князья, а затем цари видели себя наследниками великой православной империи — Византии. Поскольку Константинополь в 1453 г. был захвачен османами, «Третьим Римом» стали называть Москву. Более четырехсот лет, вплоть до Первой мировой войны, основополагающей идеей во внешней политике российского государства было воссоединение земель, некогда составлявших Киевскую Русь, и покровительство над восточным христианством под знаменем панславизма. В первой половине XIX в. Петербург также взял на себя роль защиты европейских монархий от революции. Помимо этого Россия осуществляла «цивилизаторскую миссию» в таких регионах, как Туркестан.

Советская империя стала порождением идеи мировой революции. Однако уже через три года стала очевидна ее иллюзорность, и в середине 1920-х годов появилась концепция осажденной крепости — «красной коммуны в капиталистическом окружении». Когда Советский Союз вышел победителем из Второй мировой войны и создал собственную сферу влияния, «крепость» превратилась в «социалисти-

ческий лагерь», имеющий дело с еще более сильным противником. В 1960-х годах «лагерь» переименовали в «социалистическое содружество», и оно начало соперничать с «мировым империализмом во главе с США» уже в масштабе всей планеты. Это соревнование стало лейтмотивом политики Москвы, как внешней, так и внутренней. Оно привело к перенапряжению сил, многочисленным диспропорциям и в конечном счете предопределило крушение СССР.

Идеи панславизма и преемственности по отношению к Киевской Руси, отброшенные как неактуальные после большевистской революции, вновь всплыли на поверхность в конце Второй мировой войны. Именно тогда была возвращена последняя часть киевского наследия — Галиция и Волынь, прежде находившиеся под властью других государств. Православные страны Юго-Восточной Европы — Болгария и Румыния вошли в состав советского блока. Присоединились к нему и католические славянские страны — Польша и Чехословакия, а также многоконфессиональная Югославия. За исключением контроля над Босфором и Дарданеллами (Турция при поддержке президента США Гарри Трумэна не уступила давлению Сталина) давняя мечта русских царей воплотилась в реальность.

Однако гегемония Советского Союза над его восточноевропейской империей в основном осуществлялась за счет «жесткого влияния»: размещения в странах-сателлитах советских войск и их членства в Организации Варшавского договора, идеологического и политического контроля над правящими компартиями и спецслужбами, экономической зависимости союзников от советских энергоносителей и другого сырья, а также рынка сбыта. Когда советское руководство считало, что его геополитические и идеологические интересы оказались под угрозой, как это случилось в результате «Пражской весны» 1968 г., оно прибегало к силе, хотя подобное проявление «жесткого влияния» окончательно и бесповоротно разрушало любой потенциал «мягкого влияния» Москвы в соответствующих странах. Последнему, однако, не придавали первостепенного значения. В рамках советской империи культурная близость как таковая не играла большой роли, а религия была оттеснена на задний план. За пределами Восточной Европы советская империя держалась официально на идеологическом, но на деле тоже жестком геополитическом и военно-стратегическом фундаменте.

Поворотным моментом стало вторжение в Афганистан. Эта непопулярная война, которую было одинаково трудно представить как продиктованную «интернациональным долгом» братскую помощь

соседней стране, строящей справедливое общество, или как защиту передовых рубежей СССР от интриг американского империализма, обрушила и без того неустойчивую идеологическую опору внешней политики Москвы. Имперский порыв выдохся. И довольно скоро сама империя и ее идеология упокоились в общей могиле.

∏ровал интеграции

Крушение СССР положило начало новому историческому циклу. Конституция 1993 г. поставила под запрет любую государственную идеологию, но в первые постсоветские годы руководство России было привержено принципам либерально-демократического интернационализма. Борис Ельцин и Андрей Козырев выдвинули тезис о присоединении России к цивилизованному миру, т. е. интеграции

сЗападом. Империя была бы этому только помехой, и о ее крушении особенно не жалели. Российская Федерация свела к минимуму контакты с международным изгоем — Северной Кореей, а также

срежимом Фиделя Кастро на Кубе. Она пыталась играть роль демократического лидера по отношению к авторитарным государствам Центральной Азии, взяв, таким образом, на себя цивилизаторскую миссию в новом варианте.

Но этот новообретенный энтузиазм продлился недолго. Россия не интегрировалась в состав Запада и уж тем более не получила одну из ведущих ролей в международном сообществе, на которую претендовали ее лидеры. Тем временем все другие постсоветские государства усердно создавали собственную «установочную» мифологию, основанную на идее национального возрождения. Жизнь была трудна, но их народы — и особенно элиты — могли утешаться обретенной независимостью.

Конечно, эйфория от суверенитета не могла продолжаться до бесконечности. Украинские националисты, например, Вячеслав Чорновил, считали: теперь, когда власть оказалась в руках «сознательных» украинцев, а российский вектор отвергнут, страна скоро изменится до неузнаваемости. Однако сохранить поддержку в массах им не удалось. КмоментугибелиЧорновилававтокатастрофе(этослучилосьв1999г.) основанное им десятью годами раньше движение Народный Рух уже не играло существенной роли в политической жизни Украины.

ВРоссии события развивались по-иному. Идея ее независимости от СССР, приносившая пользу в ходе острой борьбы за власть между

Горбачевым и Ельциным, была отброшена как явно абсурдная, когда эта борьба завершилась, и победитель взял в свои руки все бразды правления. Россия родилась не в июне 1990 г., когда Верховный Совет РСФСР принял декларацию о государственном суверенитете, не

вавгусте 1991 г., когда поражение путчистов нанесло последний удар коммунистическому режиму, правившему страной с 1917 г., и царский триколор вновь стал ее государственным флагом, и даже не в декабре 1991 г., когда этот флаг был поднят над Кремлем вместо советского красного знамени.

Постсоветская Россия строилась не на мифе, а на стопроцентно рациональной идее демократии. Однако 1990-е годы стали для этой идеи трудным временем. Большинство россиян не жаждало демократии с ее равновесием между правами и обязанностями, принципами ответственности власти перед обществом и участия граждан в управлении государством, а также свободой, неотделимой от самодисциплины. Людям хотелось другого: избавиться от репрессивного и коррумпированного советского режима и как можно скорее оказаться

вмире свободы и материального изобилия. Вместо этого, однако, они получили демократический строй, но одновременно и социальное неравенство, а некоторые — полную нищету. Сильнейшие, выживавшие и добивавшиеся успеха, не всегда были лучшими. Неудивительно, что в глазах многих простых россиян демократия быстро утратила привлекательность.

Власть почувствовала эту смену настроения, Ельцин распорядился разработать для новой России «национальную идею». Козырев перестал упоминать о солидарности демократических стран и заговорил о национальных интересах. Но из этих попыток ничего не вышло. Этап становления капитализма в постсоветской России по сути прошел под знаком деидеологизации. В этой обстановке реальными ценностями считались только те, что имели денежное выражение.

Через некоторое время, когда элита с необычайной быстротой баснословно обогатилась, ее представители начали стремиться к международному статусу, соответствующему их политическому и экономическому господству внутри страны. Этим людям реальный и предполагаемый ущерб от демонтажа империи казался более ощутимым. Если Российская Федерация не обрела государственность впервые

вистории, как Казахстан, и не вернула себе утраченный суверенитет подобно Эстонии, а просто продолжила прежнее существование, пусть и в несколько изменившихся размерах и форме, то какова ее главная идея? Зачем было разрушать Советский Союз?

Вместо того чтобы пытаться построить совершенно новое государство на непрочном фундаменте ельцинской демократии, российская элита выбрала для него, как ей казалось, более надежную основу — традиционную великодержавность. В 1996 г., заняв пост министра иностранных дел, Евгений Примаков сделал знаменитое заявление: «Россия была, есть и будет великой державой!»1. Этот лозунг объединил российскую элиту — под ним «подписались» буквально все. Однако что означает понятие «великая держава» в новую эпоху, было далеко не так ясно.

Официальная концепция на этот счет претерпела любопытную эволюцию, не завершенную и в начале второго десятилетия XXI в. Ельцин и Козырев, Гайдар и Чубайс, Примаков и Черномырдин, Путин и Медведев не просто имели разные — и временами путаные — представления о «великодержавности», эти представления менялись на протяжении их пребывания во власти. Выделить «сухой остаток» таких концепций — дело непростое. Однако это необходимо для понимания первоисточника международных амбиций и ориентации России после утраты империи. И ключевое значение здесь имеет смысл, который ее руководство вкладывает в понятие «великая держава».

Очевидная характеристика великой державы — ее стратегическая самостоятельность. В течение недолгого либерально-интер- националистского периода, примерно совпавшего с первым президентским сроком Ельцина и пребыванием Козырева на посту главы МИДа 2, Россия считала себя частью западного мира. Конечно, Москва воспринимала Россию как великую державу, но готова была относиться к «общим интересам Запада», как к своим собственным, да

ине слишком четко представляла, в чем теперь состоят национальные интересы страны.

На деле в те годы Россия сохраняла свободу действий и, вопреки позднейшим утверждениям, отнюдь не «стояла на коленях»3, но сильно зависела от Запада и искала у него руководящих указаний. Весьма красноречив, например, такой факт: после беседы с Козыревым в 1993 г. у бывшего президента США Ричарда Никсона сложилось впечатление, что постсоветская Россия готова считать общие интересы США и Запада своими. Никсон, геополитик до мозга костей, был просто ошеломлен 4.

Положение России в 1990-х годах уместно сопоставить с ситуацией, в которой оказались после Второй мировой войны Британия

иФранция. В отличие от Лондона Москве не удалось установить особые отношения с Соединенными Штатами. В 1992 г., находясь

с визитом в Вашингтоне, Ельцин предложил создать российскоамериканский альянс, но президент Джордж Буш-старший заявил, что теперь, когда конфронтация времен «холодной войны» ушла в прошлое, в этом нет необходимости.

Западный альянс — НАТО, однако, не был распущен, и если бывшим сателлитам Москвы предлагали к нему присоединиться, то сама Россия такого приглашения не получила. У нее это вызвало сильную обиду. Для Москвы расширение НАТО стало символом стремления Запада воспользоваться слабостью России и актом вероломства 5.

В отличие от Франции у России не было «европейской альтернативы», где ее лидирующая роль в процессе интеграции могла бы компенсировать психологическую травму от утраты империи. Публичные заявления премьера Черномырдина о стремлении России вступить в Евросоюз 6 говорили лишь о том, что в Москве очень мало знают о ЕС. Конечно, российские власти говорили о реинтеграции на постсоветском пространстве, но «интеграционные» проекты 1990-х и зачастую 2000-х годов во многом представляли собой фарс. Даже сама Москва не воспринимала всерьез собственные заявления о приоритетности отношений с республиками бывшего СССР.

Наконец, в отличие от Западной Германии Россия наотрез отказывалась признать себя побежденной в «холодной войне». Кроме того, на ее территории не стояли иностранные оккупационные войска, защищавшие страну от внешней угрозы, а в ее народном хозяйстве не произошло «экономического чуда». Напротив, ВВП России сократился примерно вдвое и достиг уровня 1990 г. лишь в 2007 г., после чего произошел новый спад. Если здесь и можно найти какую-то аналогию, то Россия скорее напоминает Веймарскую республику: она тоже потеряла часть территории и международного статуса, но по-прежнему оставалась большой и потенциально могущественной страной, недовольной и потерявшей ориентиры, воспринимаемой с подозрением, если не с осуждением, за ее действия в советскую эпоху.

Разочарование Запада в России (самым ярким проявлением которого стал тот факт, что после дефолта в 1998 г. он бросил ее на произвол судьбы в трудном положении) сопровождалось не меньшим, если не бóльшим, разочарованием России в Западе из-за того, что тот отказался принять в свои ряды бывшего грозного противника, ставшего ныне таким сговорчивым. Однако вскоре произошло почти чудо: после терактов 11 сентября 2001 г., когда Путин попытался создать стратегический альянс с Западом в мировом масштабе, у сторон появился новый шанс. Вот только продолжалось это не больше года. Шанс был