Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

«индивидуальный закон», либо отрицали всякий «закон», чтобы предоставить действие над все время меняющимся течением жиз­ ни только чувству. Это нападение на традиционные ценности ста­ вило своей целью прежде всего освободить окрыленный Эрос. Ибо от него «закон» и «долг» требуют самых ощутимых жертв. Какую ценность могут иметь нормы, которые так часто душат великоле­ пие теплой жизни, вытесняют естественные влечения и прежде всего лишают стольких женщин права быть цветущими и плодо­ носными? Закон, долг, аскеза - все эти представления происхо­ дят, ведь, из полового начала, объявленного христианством, из которого мы уже выросли, дьявольским. Лучше совершенно само­ стоятельно создавать свою судьбу, подвергнуть себя действию го­ рячих потоков жизни, чем, держась за мораль, красться по сухим тропам осторожности!

Чета Веберов обладает прочными убеждениями и считает себя ответственной за общую нравственность. Но они еще достаточно молоды, чтобы с живым интересом следить за борьбой молодежи и позволить ей поставить под вопрос собственные идеалы и оцен­ ки. Именно пребывая в твердой гавани, они не хотят в ней замы­ каться. К «безусловным» идеалам, которые приходится защищать, относится для них брак, поскольку он основан на любви и соб­ ственной вечной ценности. Высокое счастье существования, да­ руемое Эросом, должно быть возмещено готовностью к серьезным задачам: общность жизни, ответственность супругов друг за друга и за детей. Надлежит предоставлять друг другу то, что необходи­ мо для внутреннего роста: духовную свободу и самостоятельность, ощущение полноты бытия. Взаимные притязания на проявления власти не оправданы, но сами собой разумеются верность и ис­ ключительность в половой эротической сфере. И подобный брак — не только «идеал», от осуществления которого каждый может от­ казаться, а этическая норма общности полов. Жертвы, которых она требует, должны быть принесены. Кто к этому не стремится или отказывается от нее, становится виноват, виноват перед конкрет­ ными людьми или перед идеей высшего порядка, которая стоит во главе всей социальной нравственности. Ибо природный инстинкт — сам по себе ценностно нейтральный —может быть одновременно как средством, так и препятствием достижения драгоценных душев­ ных ценностей. Если он уклоняется от принципиальной этической формы, он становится препятствием! Поэтому чувственное на­ слаждение не должно быть самоцелью, даже в форме эстетически сублимированной эротики.

В этой области не существует «асНарИога90», ибо ни одно чело­ веческое отношение не имеет таких серьезных последствий, как половое. «Прекрасное мгновение» обязывает. И ничто не харак-

314

теризует человека более определенно, чем его отношение В ЭТО Й сфере. Тому, кто объявляет себя здесь свободным от долга, гро­ зит опасность стать фривольным и брутальным. Правда, решаю­ щий отпечаток накладывает не само «грехопадение», а то, как к нему относятся. Человек может стать больше своей вины, если он воспринимает ее как таковую и относится к ней высоко и серь­ езно. Для культуры важно не то, выполняют ли все норму, а при­ знают ли ее все и следуют ли ей. Ибо только тог, кто будучи по­ бежден, теряет ощущение этического различия, приближается к глубинам человеческой ничтожности, где для него гаснет свет путеводных звезд.

Эти идеалы —для Вебера уже в страсбургское время сознатель­ но избранное наследие —стали на рубеже веков публично подвер­ гаться яростным спорам. На одной стороне они были углублены и утверждены, на другой —они отрицались. Социалистические теории брака, Ницше, Эллен Кей, психиатр 3.Фрейд и другие да­ вали выступающему против традиционного наследия направле­ нию духовное оружие. С определенными проявлениями зла боро­ лись обе группы: воспитатели народа, ученые, духовные лица, врачи, идеалисты и натуралисты стремились устранить черную тень брака —проституцию и ее тяжелое воздействие. Прежде всего борьбу против санкционированного государством порока и одно­ стороннего обременения женщины всеми его унизительными последствиями —против двойной морали начали героические женщины, встречая самое враждебное отношение. Этические «идеалисты» требовали и от мужчины большей строгости к себе, нового освящения брака, целомудрия до брака, раннего брака и облегчения развода. Кроме того, требовали реформы брака вооб­ ще, равенства полов, зашиты женщин, имеющих внебрачных де­ тей. Большинство практических требований предъявляли «нату­ ралисты», среди них преобладали врачи. Однако они отклоняли этический ригоризм в качестве невыполнимого и противоречаще­ го природе требования. Жизнь коротка, к чему мученья отказа от требуемого природой счастья? Лучше «на время» сдержать худшее зло (проституцию) меньшим —общественным признанием сво­ бодных отношений и придать этому необходимому дополнению брака позитивный ценностный акцент. Вообще: только «закон принес в мир нарушение, если предоставить природным инстин­ ктам беспрепятственно действовать, они не будут дьяволами. Только этическая невзыскательность: приспособление норм к мере выполняемого средним человеком может выровнять бездну меж­ ду идеалом и действительностью. Если здоровая добропорядочная молодая девушка может отдаться без кольца на руке, будут устра­ нены вредные следствия позднего брака. Тогда молодому челове-

315

ку не надо будет растрачивать свою силу в борделе, а женщина в юном цветении не будет засыхать бесплодно. Обремененный дол­ гом брак —справедливое завершение свободного времени станов­ ления.

Проповедницы этой «новой этики» издеваются в докладах сту­ денческой молодежи обоих полов над чистотой, называя ее мона­ шеской моралью, над браком, как государственным насильствен­ ным институтом для защиты частной собственности. Они требуют права на «свободную любовь» и на внебрачного ребенка. Освобож­ денная от плена семьи женская молодежь сражалась за новую весть. Многие с благодарностью принимают ее. Вебер заметил по этому поводу: «Эта специфическая банда в защиту матерей совер­ шенно бестолковый сброд. После болтовни М.1Ч. я просто вышел. Грубый гедонизм и этика, которая полезна только мужчине, в ка­ честве цели для женщины ... это просто ерунда».

Однако борьба за новую мораль счастья и против нее привела в волнение всех; супруги вынуждены были в бесчисленных дове­ рительных беседах высказывать свою позицию по отношению к ней и если было не слишком трудно справиться с теорией, то ка­ зуистика конкретных судеб волновала. Публично эти проблемы также обсуждались письменно и устно; Марианна боится этого, но она участвует в женском движении и написала книгу, в которой среди прочего опровергались и социалистические теории брака. По настоянию Адольфа Гарнака она прочла в кругу друзей на евангельско-социальном конгрессе (Троица 1907 г. в Страсбурге) доклад о вопросах «сексуально-этических принципов». Вебер ее поддерживал. Она говорила об общих этических убеждениях, утонченных казуистикой и результатами многих дискуссий о но­ вых и разных личностных впечатлениях. «Мы не будем больше идентифицировать как пуританизм и «буржуазную мораль» об­ щую этическую ценность личности с ее поведением примени­ тельно к сексуально-этическим идеалам и считать того, кто их не достигает, «безнравственным».

Мы научились понимать, что множество свойств и типов дей­ ствий составляет благородство человечества и что оно не обяза­ тельно уничтожается, если человек несмотря на серьезное жела­ ние оказывается ниже идеала».

Эти высказывания в докладе отражали новый опыт, плод судь­ боносных событий и бесчисленных бесед с молодыми, ищущими решения людьми. Молодой психиатр, ученик З.Фрейда, обладаю­ щий очарованием гениальности духа и души, обрел значительное влияние. Он по-своему трактовал новые взгляды своего учителя, делал из них радикальные выводы и провозгласил сексуальный коммунизм, по сравнению с которым так называемая «новая эти-

316

ка» казалась очень безобидной. Смысл его учения был следующим: возвышающая жизнь ценность эротики столь высока, что она дол­ жна быть свободна от всех опасений и законов и прежде всего от соединения с повседневностью. Если вначале брак как институт по обеспечению женщин и детей сохраняется, то экстазы любви дол­ жны быть вне него. Супруги должны без зависти предоставлять каждому, что ему доступно в области эротики. Ревность вульгар­ на. Так же, как можно быть в дружбе с несколькими людьми, мож­ но эротически одновременно состоять в половых отношениях с несколькими людьми и быть «верным» каждому из них. Вера же в постоянство чувства к одному существу —иллюзия, поэтому ис­ ключительность половой связи —ложь. Способность любить исся­ кает необходимым образом при отношении к одному и тому же Ты. Лежащая в ее основе сексуальность ищет многообразного удовлет­ ворения. Ее моногамное удовлетворение «вытесняет» естественные влечения и опасна для психического здоровья. Поэтому прочь око­ вы, которые мешают человеку переживать все новый подъем; сво­ бодные союзы любви освободят мир.

Ученик Фрейда завоевал успех и его весть нашла верующих в нее. Под его влиянием не только мужчины, но и женщины реша­ лись поставить на карту свою душу и душу своего спутника жиз­ ни. То, что это происходило в борьбе за высшую половую нрав­ ственность среди людей высокого духовного уровня, потрясало и волновало чету Веберов значительно больше, чем надличностная публичная борьба. То, что постепенно из этого сложилось, стра­ стно захватило их - они разрывались между ужасом и отвращени­ ем к этой теории и глубоким участием и пониманием трагичнос­ ти судеб, готовящих почву для такого соблазна. Даже если считать «допускающим прощение грехом», что одинокие люди, которым не была дана благодать счастливого союза, создавали себе сурро­ гаты, то, что теперь происходило, лишение моногамии святости, было связано с ужасом страшной, разрушающей вины: «с убий­ ством чего-то божественного!» И все-таки: они пытались понять действия этих людей исходя из их положения. Они осознали, что в некоторых случаях эта опасная теория утверждалась, чтобы най­ ти допустимый выход из тяжелейшего конфликта, что распадаю­ щиеся браки сохранялись не только ради детей, но и из дружбы и верности друг другу. Они видели расцвет красоты и душевной силы, которые хотя бы в течение некоторого времени сдержива­ ли соперников в эротических отношениях. Они даже восхищались мужеством тех, кто посредством греха ставил себя на карту и пре­ возмогал его.

Но означает ли это в конце концов: «все понять, все простить»? Опасно так глубоко проникать в эксцентричные происшествия —

317

при этом можно легко потерять собственные идеалы. Где же в сущности последний критерий их истины? Ведь не в выведении их из логически доказуемого «закона»? Чета Веберов ни минуты не верила в облагораживающее действие половой свободы. Но разве не возникает новое понимание из их влияния на значитель­ ных людей? Происходили бесчисленные дискуссии со сторонни­ ками психиатрической «этики». За сдержанностью научных дис­ путов скрывалась борьба за идеалы и за души. Вебер углубляется в учение Фрейда. Он признает его значение, но толкование его апостола невозможно принять. Оно угрожает высшим жизненным ценностям. В этой сфере ведь нет логически непоколебимых ар­ гументов, существует только очевидность правильного и затем личностный выбор. Эти противопоставления идей друг другу, иде­ ала и судьбы, знания и фантастики, нашли свое выражение в пись­ мах. Веберу предлагают для публикации в «Архиве» статью, осно­ ванную на теории Фрейда. Он отклоняет ее со следующим обоснованием: «Посылаю копию статьи доктора X. с указанием, что мы не поместим ее в «Архив» —при этом замечаю, что я до­ пускаю возможность остаться в меньшинстве. Я же не могу ни в коем случае!дать согласие на ее публикацию. Самым правильным было бы мне самому написать об этом доктору X. и изложить ему свои доводы. Однако сш Ьопо91? Я совершенно уверен в том, что как бы я ни объяснял свои основания, я в этом, как и во всех дру­ гих случаях столкновения различных мнений, должен буду уже вследствие моей —правда, намеренно —сохраненной терминоло­ гии показаться ему связанным условностью, а моя «этика» —иден­ тичной конвенциональной этике или ее определенным положени­ ям. Я не могу в этом ничего изменить, даже если речь идет о том, ценность кого я так высоко ставлю как человека, ибо это потре­ бовало бы обширных устных или письменных дискуссий, которые я, к сожалению, не могу вести. К тому же надо было бы заранее быть готовым к тому, чтобы нанести обиду автору статьи —сегод­ ня мы все предпочитаем услышать, что мы в своих теориях «эти­ чески отвратительны», чем «просто обыкновенные путаники». А это полностью относится к господину доктору X. —причем, на­ сколько я вижу, —повсюду, где он высказывает соображения, вы­ ходящие за пределы его специальности, и вступает в область ми­ ровоззрения, следовательно, он предстает как моралист, а не как естествоиспытатель. И под угрозой прослыть не только этичес­ ким, но и интеллектуальным фарисеем, я считаю необходимым это честности ради сказать. Конечно, я свое мнение, хотя бы кратко, обосную.

Теории 3. Фрейда, которые я теперь знаю и из его больших про­ изведений, в течение времени сильно менялись и по моему непро-

318

фессиональному мнению еще до сих пор не получили своего окон­ чательного определения —важные понятия, как, например, осво­ бождение душевного напряжения посредством действия именно в последнее время, к сожалению, исковерканы до полной неопре­ деленности и расплывчатости (прежде всего NB! в «Zeitschrift für Religionsphilosophie», в «Журнале по психологии религии») —в ка­ честве рвотного средства из «Святого Бога» и различных неаппе­ титных эротических указаний, что я считаю нужным попутно за­ метить). Тем не менее нет сомнения в том, что идеи Фрейда могут стать источником интерпретации очень большого значения для це­ лых серий явлений истории культуры, особенно явлений в облас­ ти истории религии и истории нравственности, —хотя, с точки зре­ ния историка культуры, они и не столь далеки от универсальной точки зрения, как считают в своем вполне понятном рвении и в радости первооткрывателей Фрейд и его ученики. Предваритель­ ным условием должно было бы быть создание казуистики такого объема и убедительности, какими она, несмотря на все уверения, сегодня не обладает —но, быть может, через 2—3 десятилетия бу­ дет обладать. Достаточно проследить, как много Фрейд в течение десятилетия изменил в своем учении и как пугающе мал еще всетаки его материал —что вполне понятно и отнюдь не представля­ ет собой упрек. Но вместо этой необходимой специальной работы мы видим, как сторонники Фрейда, особенно господин доктор X , обращаются отчасти к метафизическим спекуляциям, отчасти, что хуже, с точки зрения строгой науки, к детским вопросам: «Можно ли это есть? то есть нельзя ли сфабриковать из этого мировоззре­ ние практического типа? Это, разумеется, не преступление: след­ ствие каждого научного или технического открытия было то, что его создатель, идет ли речь о мясном экстракте или высших абст­ ракциях естествознания, видит в себе открывателя новых ценнос­ тей, реформатора этики, как, например, создатели современной фотографии считают себя реформаторами живописи. Но в том, чтобы стирать эти, по-видимому, необходимые детские пеленки в нашем «Архиве», я необходимости не вижу.

А это несомненно «детские пеленки». Ибо что иное можно ска­ зать об «этике», которая, по терминологии господина доктора X. слишком труслива, чтобы сознаться, что ее идеалом должно быть совершенно банальное здоровое нервное удовлетворение? Которая сочтет возможным дискредитировать нормы тем, что следование им неудобно милым нервам? И невзирая на все страстные проте­ сты, которые вызвала бы такая интерпретация, этическое содер­ жание нового учения именно таково; ничего иного, совсем ничего ощутимого, кроме этого мещанства, в нем нет. Если каждое по­ давление требуемых аффектами желаний и влечений ведет к «вы-

319

теснению» —а из контекста это нелепое утверждение следует, — и если «вытеснение» как таковое есть абсолютное зло, по-види­ мому, потому, что оно ведет к внутренней неправде, к «заблужде­ нию трусости» —в действительности потому, что оно со специаль­ ной нервно-гигиенической точки зрения ведет к опасности истерии или неврозов, фобии ит.д., тогда эта этика нервов должна была бы, например, внушать буру, сражающемуся за свою свободу: Беги, иначе ты вытеснишь свои аффекты страха и можешь еще по­ лучить «красный смех» Леонида Андреева. В техническом выра­ жении: будь трусом в конвенциалъном смысле, предоставь, убегая, «реагировать» твоим аффектам страха, чтобы не стать трусливым в высоко-современном нервно-врачебном смысле господина док­ тора X., то есть вытеснить те аффекты и сделать их тем самым «не­ способными к сознанию», —что для тебя плохо, и поэтому без­ нравственно. Это учение внушает мужу или любовнику, жене или любовнице, который или которая при слишком быстрой смене ощущает ревность, следующее: «Предоставь им отреагировать а 1а92 Отелло или в поединке, или вообще в любой другой филистер­ ской форме, которая тебя устраивает, —лучше тебе быть «жалким» (с точки зрения новой сексуальной этики), чем преодолевать их и таким образом создавать «иллюзорный» образ. Эта теория вооб­ ще должна иметь достаточно мужества советовать мне давать сво­ боду каждому самому скотскому вожделению моих инстинктов для реагирования, а это значит каждой так или иначе адекватной фор­ ме их удовлетворения, ибо в противном случае мои милые нервы могут пострадать: такова подлинная и хорошо известная точка зрения ремесленников от медицины!

Разве я несправедлив к теории господина доктора Х.1 Но ведь на с. 9 статьи я нахожу expessis verbis93 фразу о жертвах, ценой ко­ торых достигается «приспособление» (то есть подавление желаний ради следования нормам) —и это именно жертвы здоровьем. Дру­ гими словами, предполагается, что мне присуща пошлость под­ считать прежде чем я совершу действия, которые считаю соответ­ ствующими моему человеческому достоинству, «сколько это стоит?» и обратиться к невропатологу в качестве авторитета для выяснения, соответствует ли действительно этическая ценность моих действий плате за них? При этом обнаруживается забавное утверждение: эта плата (возможное вытеснение с его гигиеничес­ кими последствиями) оказывается только следствием веры в бе­ зусловные ценности. Должен сказать, что я самым серьезным об­ разом сомневаюсь, имеет ли доктор X. представление о том, что собственно значит: «верить в безусловные„ценности». Это, как из­ вестно, не может быть достаточно ясно объяснено в 1—2 письмах или в 1—2 беседах, —но это между прочим. Решающим является,

320

что релятивистская и при этом желающая быть «идеалистичес­ кой» этика, как только она допускает, что конкретный человек хочет обрести для себя in concreto94 пусть только для него, только теперь в этой ситуации значимую, следовательно, «относитель­ ную» субъективную ценность, ведет к совершено таким же ги­ гиеническим результатам. Разве что «релятивизм» состоял бы в том, что человек отказывался бы от своего относительного идеа­ ла всегда там, где стремление к нему чего-то стоит, то есть мо­ жет «задеть его нервы». Это было бы тогда в самом деле своего рода грязным торгашеским идеализмом, который я так же не мог бы принять, как —in praxi95, без сомнения, и господин доктор X.

Все этики, каково бы ни было их материальное содержание, можно разделить на две большие группы. В одном случае они ста­ вят человеку принципиальные требования, выполнить которые он в общем неспособен —разве что в особые минуты вершин своего существования: они в качестве направляющих векторов его стрем­ ления лежат в бесконечном —это «героическая этика». Или они удовлетворяются тем, что принимают его повседневную природу как допускающую максимум возможных требований —это «эти­ ка среднего уровня». Мне представляется, что только первую ка­ тегорию, героическую этику, можно называть идеализмом, и в эту категорию входит как этика раннего чистого христианства, так и кантовская этика; обе они, исходя из своих идеалов, настолько пессимистически оценивают «природу» среднего индивида, что фрейдистские разоблачения из области бессознательного этому, Бог мой, ничего «страшного» больше добавить не могут. Посколь­ ку же «психиатрическая этика» только требует: «сознайся, каков ты», чего ты хотел, она поистине не ставит новых требований эти­ ческого характера. Ведь исповедник и духовник старого типа не ставили перед собой иной задачи в этом направлении, а о восста­ новлении исповеди —с несколько иной техникой —речь и идет в фрейдистских методах лечения. Только цель здесь носит еще ме­ нее этический характер, чем в старом отпущении грехов Тецелем. Тому, кто обманывает и хочет обманывать сам себя, кто разучил­ ся вспоминать то, чего ему следует в своей жизни стыдиться и что он, если захочет, в значительной части прекрасно может вспом­ нить, тому этически помочь нельзя и тем, что он месяцами будет лежать на диване Фрейда и позволять ему вызывать в памяти ин­ фантильные или другие постыдные воспоминания, которые он вытеснил. Быть может, лечение Фрейда может иметь для него ги­ гиеническую ценность, —но что я, например, мог бы в этическом смысле нечто приобрести, если бы мне помогли восстановить вос­ поминание о каком-либо сексуальном бесчинстве со служанкой (примеры Фрейда!) или о грязном движении, которое я забыл и

321

вытеснил; —не знаю, ведь в целом я признаю —и совсем не ощу­ щаю это как нечто «страшное», что ничто человеческое мне не чуждо и никогда не было чуждо —следовательно, в принципе я не узнаю ничего нового.

Однако это не относится к делу, и я говорю это только для того, чтобы заметить, что категорический императив: иди к Фрейду или к нам, его ученикам, чтобы обрести историческую истину о тебе и твоем поведении, иначе ты трус, —отражает не только несколько детский ведомственный патриотизм психиатра и профессиональ­ ного directeur de l’âme96 современного принципа, но и сам вслед­ ствие тотального слияния с чисто гигиеническими мотивами ли­ шает себя всякого этического значения. Вычитать из этой от А до Z морализующей статьи что-либо кроме этого долга самопозна­ ния с помощью психиатрии я, как было сказано, в качестве прак­ тического постулата не могу. Где же в нем хотя бы легкий след указания на содержание тех новых релятивистских и все-таки иде­ альных (NB!) ценностей, которые должны быть положены в осно­ ву критики «старых», «сомнительных ценностей»? Мы ловим воз­ дух, пытаясь найти их. И по достаточным основаниям: каждая попытка обрисовать их сделала бы их объектом критики и пока­ зала бы, что проблема только сдвинута, но не решена. Идеали­ стическая этика, которая требует жертв, которая не исключает ответственности, никогда не может дать других результатов. Эти­ ку следует критиковать, только исходя из ее собственных идеалов, а не из другой основы, иначе можно прийти к самому грязному «подсчету стоимости», и «идеал» неизбежно станет, как я уже ска­ зал, обычным чванством здоровьем и врачебно контролируемым филистерством макробиотики. Если данные строки попадут на глаза доктору X. (на что я не надеюсь, но полностью предоставляю это решить вам, —вопрос в том, обладает ли он юмором —что мне кажется сомнительным! У моралистов юмор отсутствует), —то он несомненно сочтет, что его взгляды изложены очень тривиально. Конечно! Я намеренно перевел их на наш любимый вульгарный немецкий язык. Что они при этом действуют тривиально, - его вина, ибо является следствием сочетания его медицинских иссле­ дований с запутанным рвением к реформам. Вся статья перепол­ нена ценностными суждениями, а я не отношусь с уважением к предполагаемым естественно-научным свершениям, не удовлет­ воряющим требованиям трезвости и объективности, не «свобод­ ным от ценностей».

Ведь специальная наука - техника, она учит техническим сред­ ствам. Там же, где спор идет о ценностях, проблема проецирует­ ся в совсем другую, отдаленную от всякой доказуемой «науки» область духа, точнее: предпринимается постановка вопроса совсем

322

иного рода. Ни одна специальная наука и ни одно, даже самое важное научное познание и открытия Фрейда, —если они окон­ чательно будут доказаны, я безусловно отношу их к научно важ­ ным познаниям, —не дают мировоззрения. И наоборот: в специ­ альный научный журнал не может быть помещена статья, которая хочет быть проповедью —и является плохой проповедью» (13.9.07).

* * *

Но пусть даже раздувание известных психиатрических мнений до уровня спасающих мир пророчеств вскоре будет понято как ошиб­ ка —какая от этого польза, если погибающие в тени отречения люди неистово тянутся к солнцу и ставший жертвой несчастных браков Эрос ломает свои оковы! Все идет тогда своим путем. И чтобы не быть раздавленным собственной мукой, те, кто был в плену у своей судьбы, принимали определенные идеи ученика Фрейда, перевернувшие все прежние воззрения. Хотя это и каза­ лось чете Веберов ослеплением, просто отвернуться с возмущени­ ем они не могли. Страдающие люди были слишком благородны­ ми и достойными людьми. Они хотели им помочь, насколько это возможно.

К тому же соблазняла и возможность научиться понимать этот странный небуржуазный приключенческий мир и духовно с ним размежеваться.

Кое-что из того, что проявилось у Вебера посредством сопри­ косновения с этим течением в его этической казуистике, отража­ ется в следующих отрывках его писем: «Я опять принял снотвор­ ное, чтобы суметь написать это. Я нахожу, что с N. так дальше идти не может... Эти люди, которые строят свои отношения на не­ искренности, хотят выступить против лицемерия конвенциональности! Но ты не должна, как я полагаю, молча воспринимать все это. По моему мнению, ты должна рискнуть твоим отношением к N. и сказать им, какова твоя позиция, а ты ведь не можешь за­ нимать другую позицию, чем я, хотя и мягче по форме...»

«Глубина, достигаемая посредством эротических приключе­ ний, очень проблематична. Женщина, скрывающая в душе силь­ ную тайную склонность, всегда кажется «глубокой», но не все­ гда такова. Все эти люди пребывают в могущественной сети очень грубых самообманов, а эстетическая сублимация ведет лишь к тому, чтобы скрыть от них фактическое положение дел. Доктор X. якобы лишен чувственных потребностей и пребывает полигам­ ным лишь из «любви к человечеству»? Это нелепость. Каждому психологически искушенному в этой области человеку достаточ­ но лишь услышать высказывание о грязи неизжитой эротики,

323