Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

Кульминацией этого отъединенного римского зимнего суще­ ствования было посещение Фридриха Наумана, который принес сведения о современной жизни Германии и волну тепла и све­ жести.

«Догадайся какую радость мы неожиданно испытали! Позав­ чера явился во всей красе —я едва не обняла его в моем радост­ ном изумлении —в нашу тихую келью Науман! Он приехал из Па­ лермо, пробыл здесь лишь несколько дней, и мы провели много времени вместе. Позавчера после обеда были на Пинчо, вчера в первой половине дня совершили трехчасовую круговую поездку. Макс говорил, как водопад, был, правда, за обедом усталым, так что на Via Appia я поехала с Науманом одна. Мы показали ему все, но у нас обоих было впечатление, что прошлое его интересует значительно меньше, чем нас. Он, настроен слишком «современ­ но», слишком социально и слишком экономически. Может быть, ему недостает и внутренней и внешней концентрации. Истори­ ческой фантазией Макса он также не обладает. Каменные памят­ ники прошлого для него лишь пустые и сломанные раковины улиток, ему нужно непосредственное очарование местности и впечатления живой народной жизни. На него длительное пребы­ вание в Риме оказало бы значительно меньшее воздействие, чем на Макса. Так мы наслаждались на исторической почве прежде всего настоящим и его личностью. Что он за милый человек! Его внутреннее спокойствие и объективность благотворны, его есте­ ственная любезность, личное участие и юмор очаровательны, а мягкость и широта его суждения о людях заставляют стыдиться своих оценок. Подумай, он едет всю ночь в Геную, чтобы дать жене обещанную телеграмму в воскресенье!»

Однако после прекрасных возвышенных дней вражеская рука вновь столкнула борющегося человека в состояние больного: «В последнюю неделю наша душа должна была опять ползать в пыли. У Макса было подряд несколько очень плохих ночей, он был этим совершенно разбит и в отчаянии, а я, если сказать правду, вне себя. Это была, по-видимому цена за посещение Наумана. На этой неделе он опять пришел в себя. Несомненно, такие нарушения нам придется переживать еще часто, но не могу сказать, что это частое переживание позволяет к нему привыкнуть».

V

Незадолго до Пасхи 1902 г. Вебер уехал из Рима, чтобы быть бли­ же к родине. Ибо теперь после почти двухлетнего отсутствия и четырех лет болезни следовало опять начать гейдельбергскую жизнь. Вебер не поправился —он не чувствовал себя в состоянии

224

прочесть объявленную лекцию —но его состояние было значи­ тельно лучше, и он возвращался к духовному существованию. Прежде всего он был благодарен солнцу и великолепию вечного города за наполненные прошлым часы, которые почти в течение года сделали скудное настоящее достойным жизни. Он прощался с югом, как со второй родиной, куда его, когда по ту сторону Альп длилась продолжительная зима, часто влекло неудержимое жела­ ние. Сначала он провел еще некоторое время во Флоренции. От­ туда он вторично просил об отставке.

«Макс все-таки обратился с просьбой об увольнении его из числа ординарных профессоров и о зачислении в число профессоров без кафедры. Этим и министерство освобождается от увольнения его на пенсию. Это несомненно правильно; я тоже не хотела, чтобы он еще раз просил об отпуске и чувствовал себя обремененным этим. Однако я не нахожу, что правильные действия оставляют приятный осадок. При диктовке просьбы об отставке на меня еще раз напала весьма нефилософская и нехристианская ярость; не обошлось и без слез, которые очень рассердили Макса. Конечно, мне было стыд­ но, но не очень. В этой ситуации я совсем не героична».

Да, Вебер преодолел лишь низшие круги ада. То, что он около этого времени мог написать довольно длинное поздравительное письмо ко дню рождения матери, очень взволнованной помолв­ кой своего младшего сына, представилось ей и ему самому как заметное достижение: «Все довольно хорошо. Я даже написал маме письмо в восемь страниц, правда, не без труда». Оно гласило:

«Кажется, прошло несколько лет с тех пор как я не сам писал ко дню твоего рождения, и на этот раз тоже спина позаботится, чтобы я не сообщал слишком много. Однако тем не менее, когда здесь все в расцвете весны, я чувствую себя по-другому, чем в два последних раза, когда деревья зазеленели, и могу выступить с мо­ ими поздравлениями. Надеюсь, что волнующие эпизоды послед­ него времени в некоторой степени преодолены, и ты в начале но­ вого года жизни смотришь в будущее увереннее, чем можно было ожидать. Что внутренние трудности, связанные с союзом двух лю­ дей, совершенно различных по степени своего развития, еще очень очевидны, вполне естественно. И так как именно перед Артуром стоит задача сделать прыжок на несколько лет вперед, то тебе предстоит длительное время ожидания, что внутренне тяже­ ло. Наряду с другими трудностями, возложенными на матерей, таковой является и их судьба, которая заключается в том, что стремление детей к самостоятельности, когда оно пробуждается и пока оно не уверенно в себе, обращается чисто негативно про­ тив родителей, и особенно против матери. Так ведь происходило со всеми нами, и я полагаю, что то же произойдет с Артуром и что,

225

быть может, в ходе этого развития и новая невестка не способна еще быть настолько открытой, насколько это станет для нее по­ требностью, что Вы пишете о ней...

Я ушел с моей прежней должности на должность руководите­ ля семинара. Продолжать ждать можно было бы только если ис­ ходить из того, что зимой я смогу прочесть большой курс лекций. Это невозможно, ибо громко говорить я не могу. Сделают ли они меня почетным профессором или чем-либо подобным, уже совер­ шенно неважно.

Приблизительно через три недели я еду в Болонью, затем в Милан и Лугано. От Сиены и т. д. я отказываюсь, так как это был бы крюк и стоило бы дороже, а я хочу сэкономить, чтобы купить какую-нибудь мелочь для Марианны. Ведь неизвестно, когда мы вновь попадем сюда. Здесь во Флоренции только становится ясно, какое уродливое гнездо, собственно. Рим, и все-таки! там я мог бы жить всю жизнь, здесь вряд ли. Главное —историческая фантазия, тот, кто ее лишен, не должен ездить в Рим. Наличие ее у тебя — заслуга Гервинуса и древнего гейдельбергского воздуха. Но теперь спина решительно больше не хочет —она впервые так долго вы­ носила. Итак, до свидания в новом, будем надеяться лучшем и бо­ гатом году жизни» (Флоренция 14.4.02).

Вебер возвращается в свой 38-й день рождения —орлом со сло­ манными крыльями. Коллеги и друзья находят, что его состояние очень улучшилось и надеются, что через некоторое время он ста­ нет прежним. Воздух родины обвевает его теплом: «Хайни фон Штейер опять в стране!» Он приехал в воскресенье вечером из Фрейбурга, где он предстал перед Баумгартенами, Риккертами и Байстами. Затем, поскольку дрожки найти не удалось, мы отпра­ вились пешком под проливным дождем домой. Все было готово, украшено и освещено, и я заметила, что он радостно ощущал уют и чистоту собственного дома. Он находит квартиру очень краси­ вой, играет со своими вещами и устраивается за письменным сто­ лом. Друзья приходят, уходят и радуются его свежему виду».

Через короткое время Марианна сообщает:

«Только что здесь был Дитрих Шефер и сообщил мне, что пра­ вительство предлагает Максу взять назад свою просьбу об отстав­ ке! Его хотят удержать на любых условиях». Вторично начинается колебание между отказом и надеждой. Вебера так уговаривают, что он, сопротивляясь и все-таки с благодарностью, соглашается на вторичное временное решение. Он будет вести семинар и уча­ ствовать в экзаменах. Он живет очень замкнуто, но старые дру­ зья, прежде всего Трёльч, Хензель, Еллинек, Нейман приходят, и жена вынуждена все время следить, чтобы беседы не принима­ ли слишком затяжной характер.

226

Летом по субботам он после обеда встречается в Штифтсмюле, а зимой в Шеффельгаузе с большим и все увеличивающимся кругом людей и незаметно опять становится центром. Эти свида­ ния в третьем месте в течение ряда лет остаются единственной формой общественной жизни, в которой он участвует. Если жить так, как ему необходимо, и это удается, то достигнутый уровень сохраняется; но любое принуждение или давление установленной сроком обязанности грозит рецидивом —будто организм, который до болезни слепо повиновался требованиям духа, раз и навсегда перестал покоряться долженствованию.

В июле этого года предстояла свадьба младшей сестры Вебера Лили, которая стала красивой и умной девушкой. Она была не­ вестой архитектора Германа Шефера, сына гениального готика Карла Шефера, вызвавшего тогда всеобщее волнение своим пла­ ном восстановить постройку Отто-Генриха в Гейдельбергском замке, а если окажется возможным, и все строение в целом. Еле­ не очень хотелось, чтобы ее «Большой» принял участие в празд­ нике. Она втайне надеется, что одной из своих воодушевленных речей он освятит праздник и еще раз внушит молодой женщине, на душу которой она хочет влиять, ее дух. Однако то, что обычно Вебер легко совершал по такого рода поводу, означало теперь для него невыносимое требование: «Вчера я осторожно намекнула, не может ли он посидеть полчаса за трапезой, он очень взволновал­ ся и сказал: никоим образом!» Мысль о необходимости произне­ сти тост перед еще незнакомыми ему людьми будет стоить ему трех бессонных ночей, он не понимает, как мы можем надеяться на это. Он придет только в церковь и может быть на полчаса для приветствия вечером накануне свадьбы и больше ничего. На­ сколько охотнее он остался бы дома, чем выставлял себя там пол­ ным участия и вопросов глазам большего круга людей! Но мать должна быть уверена в его доброй воле. Для Елены этот празд­ ник означал новый отрезок жизни: прощание с младшей нежной дочерью, переходящей в чужую семью еще до того как ее душа полностью открылась матери, прощанье также с большим краси­ вым домом, из которого надо будет переехать в меньший. Вебер чувствовал себя в Берлине так плохо, что должен был держаться в стороне от всех проявлений радости, ощущал себя совсем боль­ ным —это были грустные дни, следы которых еще долго ощуща­ лись. Но через несколько месяцев Марианна пишет:

«Макс чувствует себя пока сносно, он работает около четырех часов в день. Первым маленьким весенним признаком возвраща­ ющейся работоспособности можно считать его рецензию, напи­ санную за несколько дней по просьбе Генриха Брауна на книгу Лотмара о трудовом договоре. Сама по себе эта работа вследствие

227

ее юридического характера была далека от его интересов, и он со­ гласился рецензировать ее только из любезности. Однако теперь он втайне доволен тем, что, хотя и против своего желания, вы­ пустил первую после 4 1/2 лет литературную работу. Он царапает все время что-то на больших листах бумаги, но что это, не гово­ рит; скорее всего —методологические работы о Книсе, к чему он nolens volens39 обязался для юбилейного выпуска» (20.10.02).

VI

Началась новая фаза продуктивности; она была совсем иной по своему характеру, чем предыдущая. Первой важной работой была статья «Рошер и Книс и логические проблемы исторической по­ литической экономии». Поводом к ее написанию явился толчок извне. Гейдельбергский философский факультет планировал из­ дание юбилейного сборника к торжественной дате Университе­ та и настойчиво просил Вебера дать для этого сборника статью. Конечно, при других обстоятельствах он не занялся бы этой слож­ ной областью первой при его, правда, восстановившейся, но еще колеблющейся работоспособности. Этими проблемами, впрочем, он уже давно занимался. Работа Генриха Риккерта о границах ес­ тественнонаучного образования понятий, второй том которой вы­ шел около этого времени, также возбудил его интерес к этому вопросу. Когда он полгода тому назад прочел во Флоренции эту книгу, он написал о ней жене следующее: «Риккерта я кончил. Он хорош, в значительной степени я нахожу в его работе то, что я думал, хотя и не в логически разработанной форме. По поводу терминологии у меня сомнения».

Но какая беда! Это сложное исследование мыслительных форм его специальности и истории все увеличивалась у него по своему объему, а ведь его следовало закончить к определенному сроку. Этим оно вскоре стало для него постоянной мукой, так как его способность работать была еще неустоявшейся и только в хоро­ шие дни его мозг выносил сильное напряжение при решении ло­ гических проблем.

«Наше небо опять заволокло тучами. Макс в последние 14 дней очень устает, плохо спит и должен делать перерывы в работе, хотя все мысли им продуманы. Он считает, что его трудоспособности хватает пока только на четыре недели, затем ему, в сущности, надо опять на четыре недели уехать, чтобы в полном безделье и смене впечатлений накопить новые силы для следующих четырех недель. Каждый раз берет отчаянье, думаешь всегда, что наконец можно рассчитывать на известную равномерность работоспособности или суметь вымолить ее у неба. Но все время одно и то же: терпение».

228

Все опять сводится к вопросу, удастся ли получить в течение дня несколько часов для работы. Он так терпелив: если это уда­ ется, то для него и мрачный день имеет смысл. На одной карточ­ ке написано по-итальянски: «La pioggia mi fa molto bene —na dormito, non bene, neanche molto, ma assai, e posso lavorare, non molto, ma un poco. Dunque sta bene...»40

Но уже через три дня: «Этот проклятый экзамен стоил мне еще одной плохой ночи. А до Рождества предстоят еще три экзамена! Когда же наконец я смогу начать работать. Погода прекрасна, тепло, как на Ривьере, жаль, что я не могу выйти погулять. Вчера в Шеффельхаузе были Трёльч, Ландсберг, Гис и профессор Фосслер со своей очаровательной женой. Однако беседа не пошла мне на пользу».

Вебер не смог выполнить свое обещание. Это легло на него тя­ желым бременем; к тому же, темные зимние дни. Новый упадок сил. Опять сплошное мученье. Его тянет на юг, где его не дости­ гает никакое долженствование, где он ни с кем себя не сравнива­ ет, даже со своей собственной прежней силой, и где свет и тепло позволяют выносить и мрачные дни.

«Состояние Макса колеблется со дня на день, настроение и общее самочувствие значительно хуже, чем были долгое время. Он работает 1-2 часа в первую половину дня, но без удовольствия, и вынужден затем после обеда дремать на софе; он все время жалу­ ется, что не мог пять недель тому назад, когда этот период начал­ ся, сразу уехать и в результате оказался теперь в этом состоянии. Я считаю дни до его отъезда и надеюсь только на то, что до этого ему не станет хуже. Он опять говорит о том, что его больше всего мучает; это все то же самое, психическое бремя «недостойной си­ туации» —получать деньги и не быть способным что-либо сделать в обозримое время; к тому же чувство, что для нас всех, тебя, меня и всех людей полноценным человеком является только професси­ онал. А также разные неприятные воспоминания прежних лет, ког­ да все мы и врачи якобы считали, что его болезнь может быть пре­ одолена волевым усилием —и это самое мучительное для его чувства чести. Что же еще рассказать? Собственно ничего, милая мама... В Шеффельхаузе я встречаю знакомых, но без Макса это не доставляет радости, ибо страшная разница между их жизнью и его, тем, как он теперь опять и вообще уже около пяти лет жи­ вет, встает особенно отчетливо перед глазами. И участливые воп­ росы людей. Я попросила их не делать больше этого...»

Так солнце начавшегося с надежды года зашло в черные тучи. Вебер уехал на юг. В Нерви на скалистой террасе над морем, где он в мягком воздухе проводил дни и при облачном небе, исчезла отвратительная мука. «Чувствую себя вполне прилично, хотя тру-

229

доспособность только незначительно больше, чем в Гейдельбер­ ге —для этого я уехал слишком поздно. Но здесь на воле, у моря, это все-таки жизнь, а таковой предшествующие недели действи­ тельно не были. Теперь я некоторое время ничего не делаю. На­ деюсь привезти с собой по крайней мере расположение материа­ ла для остатка этой прокл... работы» (Нерви, 3.1.03).

Иногда он считает трудную работу, конца которой он не видит, препятствием для дальнейшего —«если бы я этой зимой не зани­ мался ею, а спокойно подготовил курс лекций, я мог бы, вероят­ но, прочесть его летом». В начале марта он опять поехал в Рим, который, однако, на этот раз не оказал своего целебного и восста­ навливающего воздействия. Вебер там все уже знает, не находит больше ничего нового, что могло бы его сильно отвлечь, власть впечатлений исчерпана. Он стал беднее на одну надежду. Если бы можно было отправиться в другой мир, например, в Константи­ нополь! Но для этого не хватает средств. Правда, Елена, изощря­ ясь в спасительных предложениях, предлагает помочь. Веберы должны, так как в Риме в марте еще неуютно, поехать в Африку, к оазису Бискре, там ведь должно быть солнце. Но Вебер чувству­ ет, что убежать от самого себя невозможно, к тому же душевная тяжесть с тех пор как он не должен работать, опять прошла. Ясно одно: «игре в профессора» должен быть положен конец, Мариан­ на также прониклась этой мыслью. «Теперь мы, следовательно там, куда хотела нас привести судьба. Я надеюсь и верю, что это завершение принесет нам обоим через некоторое время облегче­ ние, а Максу более равномерную силу, но тысячи разочарований последних лет, в частности последних месяцев, для меня еще слишком живы, чтобы я могла верить в новое будущее».

Правда, тайные желания жены время от времени заставляют ее сомневаться в необходимости такого решения. «На конгрессе ис­ ториков Макс слушал лишь несколько докладов и в дискуссии не участвовал. Однако в течение этих дней приходили люди навестить его, и он интенсивно разговаривал с ними на самые различные темы с диалектическим искусством, которое всегда вызывает мое удивление. Когда слышишь его в такие моменты, хочется схватить­ ся за голову и спросить: возможно ли, чтобы этот человек не мог прочесть небольшую лекцию? В первое утро нашего пребывания здесь пришел советник министерства Бём и самым любезным об­ разом просил его не делать этого шага; однако когда Макс остался непоколебим, было договорено, что он в октябре уходит, остается «почетным профессором» и ему будут поручены небольшие лек­ ции. Макс сказал, что титул и поручение читать эти лекции имеют для него смысл только если он будет иметь место и голос на фа­ культете, а это предложение... может исходить только от факуль-

230

Глава IX

Новая фаза

І

Благодатное освобождение от должности не слишком скоро ста­ ло ощутимо. В качестве завершения длившегося годами ожидания

итайной надежды уход с должности имел подчеркнутое значение,

ипобуждение в будущем вернуться к прежней деятельности в сво­ бодной форме также исчезло. «У меня впечатление, что возобнов­ ление преподавательской деятельности здесь потеряло для Макса

всякую привлекательность, после того как его не оставили на фа­ культете и не дали промоционных прав. К тому же эта висящая над ним случайная методологическая работа («Рошер и Книс»). Она впервые привела Вебера от конкретного формирования материа­ ла в далеко идущую логическую проблематику и принудила к кри­ тическому проникновению в уже сотканные и отчасти устарелые ходы мыслей. Это само по себе не вызывало интереса, так как не вело к новому пониманию реальности.

Вебер ждет от жизни лишь способности к тихой исследователь­ ской работе. Если ему удается занести на бумагу кое-что из накопив­ шегося в его духе даже в дурные годы, то такие дни полны для него смысла. Если же орган мышления отказывает в послушании, то су­ ществование под столь часто покрытым облаками северным небом становится для него мучительным. Нервное беспокойство, раздра­ жение средой, тоска по теплу и свету в это время очень часто кон­ центрируются в настойчивое желание навсегда покинуть Германию.

Однако несмотря на возникающее иногда гневное недоволь­ ство, при возвращении к спокойствию никогда не проявляется ни злоба против судьбы, ни утрата мужества. Вебер, вероятно, все время чувствует, что ядро его сущности, скрывающее творческие зародыши, неизменяемо и неприкасаемо, что болезнь не проникла через защитный покров. Этому способствует и защищенность лич­ ностного существования, глубокая солидарность спутницы, для которой он всегда здоров и целостен, которая даже в самые дур­ ные дни чувствует его харизму. Так он пишет, когда в это время

232

умирает ее отец: «Помня о трудном существовании твоего отца, мы должны всегда думать о том, как хорошо нам в нашей бога­ той жизни, даже если мне будет хуже, чем теперь».

Когда осенью круг его коллег по специальности встретился на заседании Союза социальной политики в Гамбурге, Вебер ощутил внутреннюю свободу, чтобы принять в нем участие. Тот, кто здесь так рано блистал, был теперь, правда, только слушателем, но он говорил со старыми знакомыми и настолько наслаждался запол­ ненной предметными вопросами встречей, что отправился с не­ сколькими друзьями, Зомбартом, Брентано, в Гельголанд и про­ должал там волнующий обмен мнениями —духовный избыток, который, правда, завершился новыми приступами бессонницы. Простой рыбак, который часто возил по волнам ученых, ничего не понимая, конечно, из их разговоров, почувствовал, что нечто здесь происходило, и высказал свое восхищенное признание.

Значительно тяжелее, чем Вебер, мирилась с наступившим из­ менением его жена. Когда она видела его тихим в кругу, над ко­ торым он раньше господствовал силой своих слов, она иногда чув­ ствовала дикую боль: «... Но во мне горит желание, что и моя звезда будет когда-нибудь сиять - нам на радость, а другим на по­ мощь! Боже мой, как тяжело видеть, что другие действуют и со­ здают, а он исключен из их круга. Неужели он тоже не ощущает этого? Не знаю, но верю, что соприкосновение в эти дни с кру­ гом старых друзей заставило его многое почувствовать. Может быть, болезнь, инстинкт самосохранения спасает его от таких мыслей, которые иногда восстают во мне».

Вообще эта нелепость! Женщине приходится теперь время от времени говорить публично, и это ей очень трудно, —а ее мужу не дано выразить всю полноту своих мыслей. «Недавно я впервые была в национально-социальном собрании, на повестке дня сто­ ял порядок в школе. Мне пришлось, плохо ли хорошо, впервые высказать воззрения нашего движения перед толпой мужчин. Ка­ кая ирония судьбы, что я, ничтожная женщина, сидела на поли­ тическом собрании до часа ночи, а наш “Большой” должен был лежать в кровати с 10 часов!»

Когда осенью этого года наступило десятилетие их свадьбы, оба они подвели итог своего совместного существования в следующих строках:

Вебер: «Будем надеяться, что следующие десять лет принесут нам такое же внутреннее богатство, как то, которое в бесконечной полноте дало нам истекшее десятилетие. Мы ведь и сегодня такие же новые друг для друга, как тогда, разве что только каждый на­ столько вернее нашел путь к душе другого. Сегодня я с благодар­ ностью думаю о тех сложных, напряженных и внутренне небезо-

233