Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

ху». Из американцев, с которыми мы познакомились, снова самой значительной была женщина: инспектор по ремеслам, Флоренс Келли. От этой страстной социалистки мы узнали еще многое в ра­ дикальном зле этого мира: «Вся безнадежность социального зако­ нодательства при системе государственного партикуляризма, кор­ рупции многих рабочих вождей —которые организуют забастовки, а потом принимают от фабрикантов деньги за их прекращение (у меня самой было такое рекомендательное письмо к подобному не­ годяю) —условия в Чикаго, где несмотря на страстную агитацию не удавалось принять закон в защиту женщин от опасности определен­ ных профессий, пока не возникла фирма, которая изготавливала за­ щитные аппараты и посредством подкупа депутатов различных шта­ тов сумела провести закон об их применении! и т. д. И все-таки это «удивительный народ —ибо только негритянский вопрос и ужасная иммиграция образуют огромные черные облака».

«Удивительный народ» —так же, как несломленное зло, дей­ ствует молодая доверительная энергия к добру. На этот раз впечат­ ляющий символ этого предстал нам в еврейском квартале, в этом особом мире, в котором иммигрировавшие несчастные восточные евреи служат одновременно Богу своих отцов и своему делу. По­ разительное предприятие —это основанное на частных средствах учреждение по воспитанию и поддержке переселенцев; его выдол­ бленный за несколько лет каменный порог свидетельствует о том, что здесь ежедневно проходят тысячи этих детей народа-пария. «У них здесь есть все —библиотека, ванны, гимнастический зал, пре­ подавание музыки и рисования, уроки по готовке и шитью, курсы ремесла и научные курсы, уроки танцев и даже маленький театр, где дети выступают, чтобы развить свой вкус. Самым существен­ ным средством американизации является абсолютное самоуправ­ ление детей, клубов, в которые они никого не допускают с совета­ ми, и не позволяют чужим даже заглядывать туда. Отсутствие влияния авторитетов на молодежь в борьбе за существование при­ носит здесь свои плоды. Приходят они сюда как дети бродяг, стро­ го придерживающиеся ритуала религии, а выходят из этого воспи­ тательного учреждения как «джентльмены» и набрасываются на негров Юга, которых они страшно эксплуатируют».

* * *

Наступило прощание. Год идет к концу, дни становятся короче, путешественники хотят быть на Рождество дома. Они еще раз смот­ рят на вид с Бруклинского моста: в вечернем освещении дня ран­ ней зимы он еще великолепнее, чем летом: небо, погасающее в тем­ но-красном и лиловом, вторгающееся в него как скалистые горы

264

Глава X

Новая фаза продуктивности

В этой главе делается попытка предложить неспециалистам в на­ уке кое-что из мира мыслей Вебера, что может дать представле­ ние о его духе и прежде всего расширит представление о его лич­ ности. Его научная работа неизмерима, и только тот, кто вступает в этот процесс мыслей и сам борется с трудной темой, сможет при­ обрести кое-что от нее. То, что здесь предлагается из содержания веберовских работ, в сущности, сложилось на границе между на­ учным познанием и формирующим жизнь убеждением, там, где сущность созерцательных способностей так тесно соприкасается с активными, что их образ освещает личность мыслителя, учите­ ля, политика. Но и это лишь кубок, зачерпнутый из журчащего ис­ точника: в нем вода, но он не содержит сущность источника.

Стремление Макса Вебера к познанию и формообразованию было направлено в первый период его деятельности главным об­ разом на определенные стороны самой действительности, то есть на события в области истории права и хозяйства, имеющие соци­ ально-экономическое и политическое значение. В его первых про­ изведениях проявляется в сущности молодой историк, чей голод к материалу неутолим и который так возбужден становлением и преходящестью исчезнувшей за горизонтом настоящего жизни, что отблеск ее превращается у него в новую жизнь. При этом его в равной степени волновали политические и социальные пробле­ мы собственного времени. Мы видели, что он открыл имеющие важные последствия сдвиги в условиях господства и владения в сельском населении Германии, связал результаты исследования с идеалами национального государства и использовал ориентиро­ ванное на это суждение сущее для установления политических целей. Исследователь и политик взаимно оплодотворяли идеи друг друга. Ведущие точки зрения при выборе материала —в первую очередь политический пафос, затем чувство справедливости по отношению к занятым ручным трудом представителям народных

266

слоев и, наконец, убеждение, что все дело не в счастье людей, что последние и высшие ценности —свобода и человеческое достоин­ ство, осуществление которых должно быть доступно всем. Рано приобретенное владение фактами предоставляло Веберу неисто­ щимый материал наблюдения - шла ли речь об уточнении науч­ но-технических или практически-политических связей.

Теперь, в 1902 г., после еще далеко не преодоленного тяжело­ го кризиса, творчество Вебера переходит в совершенно другие ду­ ховные области. От активной жизни университетского преподава­ теля и политика он вынужден обратиться к созерцанию в тихом кабинете ученого. Были ли это внешний повод или внутренняя не­ обходимость, что он теперь и как мыслитель отступил за пределы действительности и посвятил себя мышлению о мышлении: логи­ ческим и гносеологическим проблемам его науки? Без сомнения действовало и влияние извне. Коллеги философского факультета Гейдельбергского университета убедительно просили его предста­ вить статью в задуманный к празднованию обновления универси­ тета юбилейный сборник. Весной 1902 г. он начал свою первую методологическую работу «Рошер и Книс и основы политической экономии». Статья разрасталась в процессе работы, она требова­ ла сильного напряжения, что мучило еще больного ученого, тем более, что окончание ее к указанному сроку оказывалось невоз­ можным. В конце концов он ее, как и ряд других логических ра­ бот, вообще не закончил, ибо перед ним возникали новые зада­ чи, а медленно выздоравливающий, трудоспособность которого колебалась еще ряд лет, нуждался, по его собственному мнению, в постоянных сильных импульсах, помогавших ему преодолевать коварные препятствия. Ему представляется безразличным, что он делает и как его воспринимают, если ему только удается вообще работать.

Несомненно, что интерес Вебера к философским и логическим проблемам был возбужден не только этим поводом, такой инте­ рес пронизывал всю его духовную жизнь уже во время его станов­ ления. Теоретический аспект его специальности всегда интересо­ вал его так же, как ее исторический аспект, его лекции по теории политической экономии были построены на совокупности точных понятий. А в своей фрейбургской вступительной речи он впервые обратился к философским проблемам. Их фактический материал группируется вокруг вопроса о ценностных масштабах политики народного хозяйства как учения. Для этой дисциплины, для ко­ торой теоретические вопросы, что было и что есть? непосред­ ственно служат другим: что должно быть и что должно произой­ ти? Ясность в понимании собственных ведущих идей особенно важна —поскольку здесь ученый в значительной степени участвует

267

в определении формирования социального существования. Его тезисы и мнения входят в законодательство, в структуру собствен­ ности, в оценку положения слоев, занятых ручным трудом и т. п. Мышление ученого также ответственно за формирование мира. Ориентация того времени в области социальных наук была тако­ ва: старые классики, прежде всего английские основатели поли­ тической экономии, считали само собой разумеющейся целью рост удовольствия посредством увеличения богатства, следова­ тельно, способствование произведению хозяйственных благ лю­ бой ценой. Когда же при защите этих идеалов «свободная игра сил» превратилась в хищническое стремление к приобретению и эксплуатация неимущих стала очевидной, ориентация большин­ ства молодых ученых изменилась: они стали, как мы видели, «ка- тедер-социалистами». Целью народно-хозяйственной политики считалось справедливое распределение благ, следовательно, осу­ ществление этического долженствования.

Вебер хотел в своей вступительной речи прежде всего уяснить, что вывести самостоятельные идеалы из материала политической экономии невозможно: «В действительности это —старые общие типы человеческих идеалов, которые мы применяем также к ма­ териалу нашей науки». А сам он признает себя сторонником убеж­ дения, что политическая экономия должна ориентироваться не на производственно-технические, не на эвдемонистские, не на эти­ ческие, в конечном итоге, а на «национальные» идеалы. При этом первом рассмотрении ведущих идей специальной науки речь, правда, еще шла не о логических проблемах, а об ориентации во­ люнтаристически направленного (на формирование существова­ ния) учения; целью было уяснение определяющего в известной степени хозяйственную и политическую деятельность мышления. Это были животрепещущие вопросы.

В первой работе новой фазы предметом исследования являет­ ся уже не ориентация болящих людей, а направленное на научную истину мышление —задача, не имеющая непосредственного от­ ношения к действительности. В дальнейшем Вебер никогда не переставал заниматься логическими вопросами, они рассматри­ ваются даже в его последней работе. Однако уже после опубли­ кования первого раздела статьи о Рошере и Книсе они стали за­ нимать второстепенное место, ибо в тиши научного кабинета его охватило стремление к универсально-историческим проблемам: желание по возможности больше узнать и формировать все зна­ чительное, происходившее в мире. Но об этом позже. Сначала будет сделана попытка дать представление о занимавших Вебера логических проблемах и тем самым найти мост к тому пункту его духовной личности, где возможно понимание познающего и во-

268

лящего человека в его корнях. Опубликованные Вебером в пери­ од 1903—1918 гг. статьи по логике наук о культуре исходят в своей большей части из критически полемической отправной точки. Вебер развивает собственные воззрения, открывая заблуждения и борясь с ними. При этом ему и здесь помогает его пластическое, насыщенное полнотой действительности мышление. Трудный логический анализ повсюду поясняется созерцательными, полны­ ми жизни примерами. Они создают непреднамеренное личност­ ное очарование этих в целом трудных работ, длинные фразы ко­ торых затрудняют понимание. Так, например, на примере писем Гёте к фрау фон Штейн он поясняет, с каких совершенно различ­ ных точек зрения может быть «исторически значимо» одно и то же явление культуры или показывает на примере эпизодов игры в скат —совершенно различное значение понятия правила, или опи­ сывает совершенно конкретные события —полученную ребенком пощечину и ее последующую мотивировку матерью, чтобы во всех этих случаях показать, что уже познание собственного переучива­ ния есть не его простое повторение, а формирование его прави­ лами мышления.

Для Вебера не имеет значения обобщение результатов его мышления, ибо он ведь не хочет быть профессиональным логи­ ком, и как ни высоко он ценит методическое понимание, но не ради него самого, а как необходимое орудие для ясности позна­ вательных возможностей конкретных проблем. И совершенно никакого значения он не придает форме, в которой выступает богатство его мыслей. Если массы приходят в движение, то из кладовых его духа поступает столько, что часто не позволяет вы­ разить себя в прозрачной структуре предложений. И он хочет бы­ стро и по возможности кратко изложить свои мысли, так как дей­ ствительность посылает ему все новые проблемы. Как досадны пределы дискурсивного мышления, не дозволяющие одновремен­ но высказывать связанные друг с другом ряды мыслей! Вот и при­ ходится быстро запихивать многое в длинные грамматические периоды, а то, что в них не входит, помещать в сноски. Пусть же читатель «окажет любезность» и помучается с этим так же, как он сам! Иногда даже кажется, что этот мастер свободной речи, ко­ торый способен так приближать самое далекое, будто он присут­ ствовал при этом, и непреднамеренно, простыми средствами, как бы без всякого искусства, совершенно без риторики, —правда, обладая удивительной способностью —достигать большого воз­ действия, —будто он намеренно пренебрегает своим научным стилем —из противодействия возникшему стремлению придавать чрезмерное значение ценности формы и терять время, стараясь придать научным образованиям характер художественных произ-

269

ведений. Вебер видит в этой эстетике стиля смешение духовных сфер, подчиненных различным законам, и совершенно не выно­ сит легко проникающую при этом в изложение «вычурность» средств выражения, так же, как желание отразить «личностное от­ ношение» к теме. Он часто цитирует сказанное в Фаусте: «Es trägt Verstand und rechter Sinn mit wenig Kunst sich selber vor»84.

Стиль должен соответствовать предмету, но не выходить за пределы своей объективной цели. Личность мыслителя не долж­ на намеренно выступать в области науки на первый план, ей над­ лежит отступать перед предметом исследования.

* * *

Преднайденная Вебером логико-гносеологическая центральная проблема была противопоставлением естественных наук и так называемых наук о духе, которое занимало большинство филосо­ фов и логиков того времени во главе с Дильтеем, Виндельбандом, Зиммелем и Генрихом Риккертом. Данная дискуссия перешла в опытные науки. Вследствие огромных успехов естественных наук возникла уверенность, что возможно свободное как от всякой ме­ тафизики, так и от всех индивидуальных случайностей «рацио­ нальное» познание всей действительности. Один универсальный метод может и должен господствовать над ней во всем ее объе­ ме, только результаты этого метода могут притязать на истину: то, что ими не может быть постигнуто, не относится к науке, это — «искусство». «Натурализм» как метод и мировоззрение требует единовластия во всех областях жизни и мышления. Защита «наук о духе» концентрировалась на доказательстве их своеобразия и са­ мостоятельности, которые обосновывались прежде всего разли­ чием областей материала. Особенно сильно разгорелся спор о ме­ тоде в области социальных наук, так как их предмет —действия людей, в отчетливо познаваемой форме зависящие от природных явлений, —лежит как будто на границе природного и духовного и может быть с одинаковым основанием отнесен как к царству «природы», так и к царству «свободы». Так «классическая» и «ис­ торическая» школы политической экономии противостояли с неодолимой резкостью друг другу. Антон Менгер, вождь «клас­ сической» школы, отверг деление на предметы познания, отно­ сящиеся к «духу» и к «природе» как логически недопустимое и за­ менил его различием точек зрения, с которых может быть логически разработан один и тот же материал действительности. Но именно поэтому он относил учение о народном хозяйстве к естествознанию. Он считал целью этой науки открытие законов хозяйственной жизни и был убежден в их однородности с зако-

270

нами природы. Система абстрактных понятий и научных поло­ жений, с помощью которых можно мысленно вывести действи­ тельность, представляется одновременно единственным сред­ ством практического и духовного господства над процессами, происходящими в обществе.

Обратных взглядов придерживалась молодая «историческая» школа, отколовшаяся под руководствуем Густава Шмоллера от классической школы. Она видела цель экономического и социаль­ но-научного исследования —как и исторического —в созерцаемом воспроизведении своеобразия конкретной действительности. Проблема усложнялась еще тем, что значительные представители политической экономии, такие, как Рошер и Книс, были, прав­ да, сторонниками исторической школы, но тем не менее считали возможным открыть естественные законы народного хозяйства. Так, например, Рошер допускает наличие закономерных стадий происходящего у различных народов, и понимая «народ» как еди­ ное родовое существо, наподобие того как биология трактует че­ ловека, разделяет ход истории на различные возрастные периоды и говорит о молодости, зрелости, старении и умирании народов. То, что не объясняется такими формулами, а именно действия конкретных людей и их влияние, приписывается «свободе воли», которая необъяснимо нарушает закономерность природы, или та­ инственной основе божественных деяний в истории.

При таком положении проблемы в специальности Вебера складывается его логическая работа как процесс научного само­ осмысления. Необходимые для этого духовные орудия дают ему логика и теория познания его времени, прежде всего наукоуче­ ние Генриха Риккерта, в котором ему особенно важно отделение практической оценки от теоретического «отнесения к ценности». В статье о Рошере и Книсе Вебер объявляет о попытке применить риккертовское образование понятия к политической экономии. Между тем собственные методические идеи вскоре вывели его за эту цель. Он обращался к логическим проблемам повсюду, чтобы обрести ясность в понимании научного процесса. Так он привлек в круг своего рассмотрения работы Дильтея, Вундта, Зиммеля, Мюнстерберга, Готтля, фон Криса, Эдуарда Мейера, Штаммлера и других. Из риккертовской логики «наук о культуре» Вебер взял тогда, —позже, правда, дополнив его собственным социологичес­ ким методом, —учение, согласно которому науки делятся не толь­ ко по различию материала познания, но и по различию интереса к материалу, по постановке вопроса; таким образом естественные науки действуют «генерализирующе», потому, что они интересу­ ются общим, однородным в явлениях и охватывают их сетью общих понятий и законов, тогда как, наоборот, интерес «индивидуализи-

271

рующей» истории и родственных ей дисциплин направлен на своеобразие конкретных событий и предметов, причем таких, ко­ торые в качестве культурных событий обладают «смыслом и зна­ чением». Эти определенные человеческими действиями события суть предмет исторических и особых, по своему типу, юридичес­ ких наук, которые Риккерт отделяет от естественных наук и оп­ ределяет как науки о культуре. К ним относятся социальные на­ уки, ибо они занимаются определенными сторонами значимого для культуры человеческого поведения, их познавательная цель — в отличие от естественно-научной является не системой общих понятий и законов, а своеобразием конкретных явлений и свя­ зей, при этом они также пользуются понятиями и правилами про­ исходящего как средствами познания. И хотя сам по себе каждый предмет может быть подвергнут как генерализирующему, так и индивидуализирующему способу познания, все-таки для изучения событий внешней природы больше подходит первый, для челове­ ческого поведения —второй способ. Кроме того человеческие дей­ ствия доступны нам посредством своеобразных, неприменимых при естественных событиях, духовных процессов, а именно по­ средством сопереживающего понимания, позволяющего толковать смысловые связи.

Вебер развивает для социальных наук учение о понимании, подступы к которому обнаруживаются у Дильтея и Зиммеля, оно занимало Мюнстерберга, а общее использование его для полити­ ческой экономии и истории пытался осуществить коллега Вебера Готтль. Вебер сначала критически излагает учения Мюнстербер­ га и Готтля13*, а затем представляет свое, полученное таким обра­ зом учение в отдельной работе14*и в методологическом введении своего основного труда15*. По Веберу «понимать» и «объяснять» не противоположности, а дополняющие друг друга средства позна­ ния. Подробное изложение логического анализа, посредством которого он это устанавливает, увело бы нас слишком далеко. В связи с учением о понимании возникает учение о «смысле», о тол­ ковании смысла человеческого поведения. Осмысленным мы счи­ таем то, что постижимо пониманием, которому сопутствует чув­ ство «очевидности». Но следует помнить, что смысл, который ищут науки о культуре, находится в области опыта. Это смысл, который субъективно имеет в виду действующий человек, а не объективно «правильный» или метафизически обоснованный «истинный» смысл. Веберу очень важно, чтобы его учение о «субъективно име­ ющемся в виду смысле» было правильно понято и тем самым ясно познана «тончайшая граница» между верой и знанием, доказуе­ мым и недоказуемым. Ибо привнесение объективного толкования смысла происходящего, что кое-где встречается, например, у

272

Зиммеля в его глубоких анализах явлений культуры, выходит за границы эмпирических наук и затемняет чисто теоретическое значение истины их результатов.

Тот, кто настолько резко проводит границы между доказуемым

инедоказуемым, будет самым настойчивым образом заниматься вопросом о содержании истины в науках о культуре. Ибо они в ко­ нечном отношении коренятся в недоказуемом, а именно в идеях ценности, следовательно, эмпирически связаны с субъективными

именяющимися предпосылками: с субъективными - ибо призна­ ние фактически значимых ценностей, которые придают явлению культурную значимость, не может быть насильственно выведено

при помощи логического доказательства; меняющимися предпо­ сылками —ибо ценностные идеи медленно меняются вместе с ха­ рактером культуры, «до тех пор пока китайское оцепенение духов­ ной жизни не лишит человечество способности все время задавать новые вопросы вечно неисчерпаемой жизни». Вебер учит: содер­ жание истины в эмпирических науках, отправной пункт которых пребывает вне науки, создается тем, что сначала «понятые» или «интуитивно» постигнутые связи подчиняются правилам строго­ го мышления, прежде всего правилам «каузального сведения». Ло­ гически убедительное объяснение каузальной связи событий не­ обходимо: «Только то, что объяснено каузально, обработано научно». Опираясь на остроумные учения физиолога фон Криса, Вебер ана­ лизирует сложные логические операции, посредством которых устанавливается значимое историческое познание конкретных со­ бытий, и приходит к выводу, что естественные науки и историче­ ские науки о культуре, несмотря на их различные отправные пунк­ ты и различные цели познания пользуются аналогичными логическими орудиями. Ибо и исторические науки стремятся вы­ явить не только конкретные связи, но помимо этого и правила отношения причины и действия. К этому добавляется особенность каждой области: естествознание обращается к нашей способнос­ ти подчинять события «законам», явления в качестве «примеров» родовым понятиям —естествознание объясняет и понимает. На­ ука о культуре постигает, объясняет и понимает. Ее «постижение», правда, в отличие от естествознания не самоцель, а только вспо­ могательное средство. Она ищет правила происходящего и обра­ зует общие понятия, чтобы с их помощью лучше понять и объяс­ нить конкретное.

Учение об общих понятиях в науках о культуре —самый харак­ терный пункт в веберовской логике истории. Ясное понимание особенности этого учения, прежде всего в области социальных наук, было основной темой почти всех его логических работ и по­ средством него он конституировал позднее свою социологию. Ему

273