Марианна Вебер - Жизнь и творчество Макса Вебера

ние к Вильгельму Виндельбанду в Гейдельберг, он долго не мог простить участникам этого решения. И наконец, ему были про­ тивны политическая несвобода и боязнь, препятствующие при­ глашению ученых социал-демократического направления.

Характерный, долгое время занимавший его случай заключал­ ся, например, в том, что по этой причине многообещающему мо­ лодому социологу Роберту Михельсу были недоступны немецкие университеты. Ему оставалось только одно —габилитироваться за границей. Вебер говорит следующее —«Если я сравниваю с этим итальянские, французские, в данное время даже русские условия, я вижу в этом нечто постыдное для культурной нации, и я уверен, что большинство лучших немецких ученых, независимо от партийной принадлежности каждого из них, согласно со мной». Когда Альфред Вебер упомянул об этом на первом заседании пре­ подавателей высших учебных заведений, кое-кто из коллег заявил, что кроме политических для этого были личностные основания, а именно то, что Михельс не крестил своих детей. В ответ на это Макс Вебер опубликовал во Франкфуртской газете статью о «так называемой свободе преподавания», в которой говорится: «До тех пор пока господствуют такие взгляды, для меня нет возможности делать вид, что у нас существует что-либо, подобное «свободе пре­ подавания»... и до тех пор, пока религиозные общества сознатель­ но и открыто позволяют использовать их таинства подобно лен­ точкам корпораций и патентам офицеров запаса как средства к карьере, они заслуживают того пренебрежения, на которое они обычно жалуются» (Сент. 1908).

К основным принципам Вебера относится то, что во всех, свя­ занных с «ценностями» дисциплинах, следовательно, прежде всего в философии, истории, науке о государстве, должны по возмож­ ности действовать представители различных направлений. Уни­ верситет, как он его мыслит, не должен быть «церковью» или «сек­ той», а также сохраняющим государство институтом; он —только место духовной свободы и духовной борьбы.

* * *

Весна 1906 г. принесла давно желаемое изменение: переезд с узкой уродливой главной улицы на правый берег Неккара, на ривьеру Гейдельберга. Для совершения этого важного акта были проданы оригинальные гравюры Клингера. Их еще любили, но уже доста­ точно полно восприняли. Что они попали в Музей императора Фридриха в Познани и тем самым служат пропаганде немецкой культуры, вызывало удовлетворение Вебера. Громоздкая современ­ ная мебель из дуба с колоннадой также была заменена простой

304

старой мебелью. Помогает Елена, ибо она всегда готова доставить радость детям. Давняя мечта Марианны об эстетически безупреч­ ной квартире осуществилась —она радовалась как ребенок. Вебе­ ру, совершенно не придающему значения внешнему обрамлению, в сущности безразлично, в какой обстановке находится его пись­ менный стол и полки с книгами, а если он может работать, он не смотрит на местность. Ему не нужна законченная гармония дня. Ему и городская квартира подходила. А чтобы испытать очарова­ ние перемены, он вполне охотно меняет рамки рабочего аскетиз­ ма и безделья, удовлетворяя свою потребность в красоте прежде всего в путешествиях. Но он рад, что жена получила свою «кра­ сивую игрушку». К тому же покрытый нежной зеленью склон горы и весело блестящая река доставляют и ему новую радость. Впер­ вые расцветающий мир в любой час дня глядит в собственный дом. У дома расцветают персиковые и сливовые деревья. Вебер пишет Елене: «Наконец пришла весна, и мы наслаждаемся новой квар­ тирой со всем великолепием ее вида на замок, горы и сельскую ме­ стность с кудахтаньем кур, плодовыми деревьями, садовым хозяй­ ством и думаем, так ли все выглядит у вас и будет ли день твоего рождения так же ласково заглядывать в твою комнату, как здесь у нас... Я ежедневно сижу с 12 до часа как меня создал Бог, с длин­ ной трубкой на балконе («солнечные ванны»), с каким успехом, - будет видно...» Однако в разгар лета, время, которое он так лю­ бит, его опять мучают демоны. Он, собственно говоря, должен был бы уехать, но этому помешал задержавшийся выход работы о рус­ ской революции, что каждый день очень его сердит. Дело в том, что эта вторая большая часть печатается медленнее, чем пишет­ ся, и теряет тем самым, по мнению Вебера, свою цель. Он совер­ шает все необычные действия только ради дела и ради «Архива»

иоплачивает печать, трудность которой усиливается его почерком

имногими собственными вставками, из своего кармана. То, что «аппарат» все-таки отстает и как будто пассивно сопротивляется, приводит его в бешенство, как всякое сопротивление объектов. Он решает отказаться от издательской работы в «Архиве».

Как всегда в конфликтах, Вебер ставит все на карту и готов, невзирая на внешние интересы, расторгнуть любой договор. И не только в тех случаях, когда речь идет о его делах, но и тогда, когда другие изливают ему свой гнев или апеллируют к его рыцарству. И в этих случаях он рискует, если необходимо, своими связями. И тогда может случиться, что он идентифицирует себя с одной

стороной, не выслушав другую, и из-за этого ошибается. С дру­ гой стороны, он охотно идет на мировую, когда его удается убе­ дить, что дело пострадает, если он откажется от него. Так и упо­ мянутый спор с «Архивом» закончился примирением.

305

Но теперь уже пора странствовать. Осенью 1906 г. Вебер с ма­ терью и женой едет в Сицилию; опять чужой, прекрасный мир, новый даже по сравнению с Италией. Путешественники едут сна­ чала вдоль благоухающих садов лимонов и виноградников побе­ режья в Таормину. Широкие, мертвые русла рек, которые вместо воды несут только камни, позволяют догадаться о пустыне внут­ ри острова. Но рядом с обгоревшими склонами гор сияет море, глубоко синее, фиолетовое и зеленое, как сверкающая драгоцен­ ность. Пена волн ликующе окружает в танце таинственные Липарские острова. Затем из моря встает Этна, все величественнее, чем выше поднимается дорога, под ветвями олив и миндаля. Широ­ кое подножье горы украшено виноградными лозами и блестящи­ ми вечнозелеными растениями, подъем —скромнее, лиственным лесом и соснами. Наконец, оставив жилища людей позади, Этна становится отвернувшимся от всех красот земли отшельником, покрывающим главу бестелесным всеединством вечных снегов. Там наверху она как будто ближе бесконечному, чем земле. Уди­ вительно омывает меняющийся свет ее недоступность. Гроза по­ крыла ее черными, затем пурпурно вспыхивающими облаками; но розовым мерцает белая глава в обещающие ранние часы, розовым на фоне нежного зеленого пробуждающегося эфира. Однако гро­ зовая туча стоит над холодной главой! —Нет, не к небу относится это удивительное порождение, власть земного пламени кипит в прочно утвержденной форме, и ежедневно с высоты может со­ рваться неукрощенная первозданная сила и безжалостно разру­ шить прислонившуюся к ней жизнь.

В полукруге театра, связывающего героическую местность с греческим духом, Вебер читает нам из Одиссеи —его окружает Эллада. Он вместе с Гомером видит винно-красный цвет моря. За­ тем Сиракузы, некогда важный центр деловой жизни и значитель­ ное место греческой культуры, теперь —пустынное, серебристо­ серое горное плато, в пещерах которого вновь живет пастух со своими овцами. В утренние часы он хватает из узкого выхода пе­ щеры одну овцу за другой, чтобы подоить их, как Полифем. Бес­ конечная печаль прошлого царит под этим сияющим небом, лучи которого беспощадно слепят глаза северян. Нигде нет тени леса, чтобы отдохнуть. Но море шумит так же радостно, как некогда, ударяя в скалы, и вымывает там себе все новые пестрые пещеры. Путники качаются в лодке, плывущей по движущемуся кристал­ лу, его ясность открывает перед взором чудеса его дна. Устав от солнечного сияния, они сидят в широком лабиринте (Гайэгтеп)22*, где некогда было похоронено целое войско пленных афинян. Здесь тысячи людей безрадостно закончили свое существование. Теперь их страдание превращено в красоту: погруженный вглубь волшеб-

306

ный сад с грядками цветов и группами деревьев. Высокие камен­ ные стены обвивают пышные вьющиеся растения; далекая от мира тишина шепчет; полчища пчел жужжат вокруг резко пахну­ щих цветов плюща, а высоко на краю верхнего мира на фоне си­ него неба выступают гирлянды стройных кипарисов и дает свою тень вершина хлебного дерева. И источник Сюане. Путешествен­ ники плывут на маленькой лодке по извивам быстро текущей реки. Вода становится все более голубой и река все более узкой, кусты папируса на берегу низко склоняются и скрывают мир. Затем узкая расселина внезапно расширяется в голубой круг — так непосредственно вырывается здесь поток чистейшей воды из глубин земли.

Дорога в С1щеп1л ведет через пустынную местность. Осенью ни одна травка не покрывает желтые сернистые глиняные холмы, в которых потоки проложили во время грозы глубокие трещины. Там, где некогда колыхались колосья и давали тень леса, теперь подстерегает пугающая смертельная пустота. Наверху на непри­ глядных вершинах лепятся бедные человеческие жилища, желтые и серые, как глина гор. Не погибают ли там люди под безжалост­ но жгущим небом?

01щепИ также нагроможден на отвесной горной вершине, но древнее римское устройство все еще обеспечивает его водой, и кактусы с пальцами великанов защищают сады. Внизу, ближе к морю, где сохранились огромные руины храма, возвышаются со­ здания словно из легкого белого снега —древнейшие оливы, мин­ дальные, хлебные деревья. Всю почву украшает маленькое расте­ ние с белыми цветами. Из этого царства грез и канувшего величия возвращает нас к настоящему деловой Палермо. Там открывается широта прекрасной бухты с угловыми пилястрами кажущихся прозрачными гор. Их ясные контуры заимствуют у неба и моря многочисленные тона: в сияющий полдень сверкающую синеву, темную синеву и мрачный фиолетовый цвет, когда сирокко воз­ вещает бурю, —они стоят темными над зеленеющим морем, а ве­ чером принимают красный цвет мальвы. Иногда по вечерам сол­ нце погружается в море красным, тогда его прощанье освещает все небо. И еще долго оно сохраняет счастье этого часа в нежной игре всех цветов. Здесь путешественники находят норманно-византий­ ские художественные произведения. Они восхищаются крытыми галереями монастырских дворов с изящно изогнутыми мраморны­ ми колоннами, спирали и капители которых украшены непрехо­ дящим золотом и пестрой мозаикой! И затем восточная пышность золотых часовен, где простые образы легенды обвиты нежной па­ утиной орнамента. В этом мерцающем помещении священнослу­ жители в белой парче занимаются древней магией. Елена отказы-

307

вается воспринимать эти поклоны и литании просто как зрели­ ще, ее протестантская душа содрогается. Однако когда из золо­ того фона монреальской апсиды на нее взглянуло задумчивое око сверхчеловеческого образа Христа, ее поразила близость Бога. Этот возвышенный взгляд повелителя не желает жизни в миру и все-таки навсегда овладевает им.

Однако путники созерцают не только вечные картины, но и игру волн временного у их ног. Они не могут оторваться от наблю­ дения за жизнью людей, которая предстает им за всегда широко открытыми дверями жилищ без окон и переходит на улицу. Со­ вершенно как в «античности» совершаются все повседневные дела в узком пространстве улицы, древней кажется и невообразимая грязь. Приятно видеть нежность, которая связывает родителей и детей этих пролетариев, а Елена даже заметила, что к сыновьям отцы уже относятся как к товарищам. Она повсюду видит то, что отсутствует в большом северном городе —по-детски счастливую семью при всей бедности. Правда, привыкнуть к жизни среди это­ го радующегося настоящему народца, который, не задумываясь, наслаждается коротким днем и хочет только быть счастливым, путники бы не могли. Эти люди принимают жизнь как она есть и не стремятся стать выше, они как будто не борются и не умира­ ют. Нет, нордические люди, которые всегда подчинены волению и долженствованию, не могли бы найти здесь родину.

* * *

Чего же хотят эти люди, если они не живут из скрытой основы бессознательного? Ведь их дела являются не плодом воления, а плодом вынужденности, использованием данных природой спо­ собностей. Размышляя об этом, они понимают, что важно преж­ де всего осуществление «нравственного закона» в собственной деятельности и в мире —ориентация жизни, правда, не на фор­ мулируемые веления, но на идею нравственного миропорядка, на «задачи». Абсолютным достоинством обладают прежде всего эти­ ческие идеалы, и этический идеал есть также норма, которой надо следовать, даже ценой счастья своего существования. Достоинство человека требует формирования бытия долженствованием и готов­ ностью приносить жертвы ради этого. И над известными облас­ тями жизни стоит нравственное требование не только как общая форма, которую каждый может наполнить любым содержанием; напротив, в бесконечной казуистике конкретных этических воз­ можностей и действий можно мыслить известные типы пове­ дения, которые при всех обстоятельствах, следовательно, незави­ симо от их мотивов соответствуют норме —или прежде всего

308

противоположны ей. Пусть даже часть этических, как вообще всех идеалов культуры, меняется в ходе истории, пусть в живом про­ цессе действий каждый шаг получает свой смысл лишь благодаря предшествующему или следующему, как в музыкальном построе­ нии аккорд получает свое право благодаря предшествующему или последующему. Над этим процессом сияют вечные звезды, кото­ рые указывают всем направление.

Подобные взгляды в качестве само собой разумеющегося эле­ мента сознательного бытия путники ощущают только на своей сложившейся также под влиянием категорического императива родине. По сравнению с этим нордическим миром залитая солн­ цем радость существования южан представляется детским раем. Зрелую жизнь они не могут мыслить без напряжения при решении все время новых задач, без преодоления сопротивлений.

* * *

Вебер завершает путешествие посещением своего молодого дру­ га и коллеги Р. Михельса и пишет оттуда матери: «Какую пользу мне принесло путешествие, я вижу по тому, что мое тело и мой мозг выдерживают здесь в Турине общество, театр (!), дискуссии, беготню и т. д. Я бы не счел это возможным... Я всем сердцем на­ деюсь, что ты не испытала трудностей, чего мы боялись, и что тебя не слишком душевно утомило в этом довольно длинном пу­ тешествии общество столь подверженного изменению настрое­ ния человека, как я. В незнакомом месте, таком как Сицилия, прекрасное приходится искать, а это требует сил, времени и де­ нег, и было для тебя большим напряжением. Но я надеюсь, что ты получила определенные впечатления, о которых охотно вспо­ минаешь. Для меня некоторые картины Сицилии неизгладимы в памяти и, —как обычно, —полностью наслаждаться нашей поез­ дкой я буду только в воспоминании. В момент, когда испытыва­ ешь глубокие впечатления, становишься немым. И еще раз, ми­ лая мама, для нас большое внешнее и внутреннее испытание, которому ты себя подвергла, было большим благодеянием, чем ты предполагаешь и чем мы могли выразить во время поездки».

* * *

Но несмотря на длительный отдых зима и весна 1907 г. были вновь окутаны мрачными облаками. Для большей работы не хватает сил, Вебер чувствует себя опустошенным и полагает, что такого пло­ хого времени у него не было уже несколько лет: О, эта длинная, длинная зима! Иногда ему в это время года не хочется больше

309

жить —«какая страшная мысль —переживать еще столько печаль­ ных зим в Германии; по крайней мере осень жизни следовало бы проводить под солнцем юга».

К этому присоединялись неутешительные и угрожавшие по­ литические события, о которых еще пойдет речь. Они его страш­ но волнуют. Поскольку музы молчат, Вебер обратился к провер­ ке подходящей наконец к завершению книги об их браке, которую писала его жена, мучаясь этим годы.

В марте они вновь уезжают в Италию, в этот раз на озеро Комо. На лесном холме над Bellagio (Белладжо), который протиснулся между тремя концами озера, находится старое дворянское помес­ тье, переоборудованное в отель Villa Serbelloni. Там живется заме­ чательно. Немецкий весенний лес соединяется с пышностью юга, обрамляющие озеро горы парят в бестелесной синеве, и все-таки они резко обрисованы в воздухе, каждая грань скалы выступает отчетливо. На ближних склонах цветущие персиковые деревья украшают серо-зеленый фон олив. В прекрасных райских садах на берегу роскошно цветут камелии, гранаты, азалии; в каждой бух­ те сияет белый город. Однако злой враг не отступает. Еще в мае Вебер чувствует себя настолько плохо, что его жена —вне себя от длительного мученья —вновь обращается к врачу. Лишь летом он может опять работать, причем над трудной темой: логическая по­ лемика со Штаммлером, первая часть которой вышла еще в июль­ ском выпуске «Архива». «Риккерт находит эту статью очень труд­ ной и сожалеет, что ты переносишь всю свою философию в «Архив» и стилистически так затрудняешь читателя в ее усвоении. Видишь, все так говорят».

Лето приносит ряд значительных изменений. Брат и коллега Вебера, Альфред, до того профессор в Праге, получает приглаше­ ние в Гейдельберг. Он с трудом расстается с Австрией и прини­ мает решение после длительного колебания. Вебер рад его приез­ ду; братья были раньше очень близки и политически они в одном лагере.

Другое событие: патриарх Карл Вебер в Эрлингхаузене, осно­ ватель фирмы по производству льняной пряжи, умер в глубокой старости. Мудрость преклонных лет давно уже сделали привыкше­ го к власти человека таким мягким и добрым, что боязнь перед ним превратилась в любовь. Он великодушно предоставил детям участие в его благосостоянии. Целая процветающая династия — сын, зять и три внука осуществляли вместе с ним руководство предприятием. Молодые не без сопротивления патриарха, кото­ рый сначала опасался применять новые формы предприниматель­ ства, перевели кустарную ткацкую промышленность в фабричное предприятие, дело расширилось, но рабочее сотрудничество со-

310

хранилось. Елена и ее дети все время поражались этому чуду: три поколения сумели настолько гармонично совместно работать, что сыновья, превосходящие отца образованностью, находили воз­ можность для внедрения новых методов и вместе с тем с большим уважением подчинялись власти отца. Несколько иначе это проис­ ходило некогда в их сложной семье. Здесь смерть снесла мягкой рукой перезревший плод, в печали расставания было благослове­ ние: когда старое дерево падает, молодые могут тянуться к свету.

Теперь отставной профессор свободен от денежных забот. Пос­ ле того как патриарх был похоронен, Вебер поехал на несколько недель в Голландию и вернулся затем на некоторое время в Эрлингхаузен. Там он продумал устно уже обсужденный братья­ ми план коллективной работы для Союза социальной политики и написал об этом Альфреду: «... Я предполагаю предложить, чтобы Союз социальной политики начал издание серии исследований, которую для популярности можно было бы назвать, пожалуй, «По­ ложение работников духовного труда в современной крупной про­ мышленности». Я думал поставить вопрос о внутренней структу­ ре отдельных ветвей промышленности в зависимости от уровня

квалификации рабочих, постоянства состава, профессиональных шан­ сов, изменения профессии ит. д.; затем, исходя из этой «морфологи­ ческой» стороны, подойти к пониманию вопроса о психофизичес­ ком отборе, совершаемом промышленностью, его направлении в отдельных предприятиях и наоборот, его обусловленностью, будь то наследственными или воспитанными психофизическими каче­ ствами населения».

Как уже было сказано, в этом плане речь шла о другой стороне тех проблем, которые находятся в центре работы о «Духе капита­ лизма». Там рассматривалось формирование нужных капитализ­ му типов посредством духовных моментов, теперь предполагалось исследовать их зависимость от технической формы работы. Вебер пытался найти сотрудников для этой работы и составил для них методологическое указание. Оно и первые части его собственных штудий были опубликованы в 1908 г.

Этот год оказался очень продуктивен, даже зима не помешала. Побуждаемый издательством, Вебер начал осенью (1908) наряду со специальными исследованиями историко-социологическую рабо­ ту для Словаря по общественно-политическим наукам: Аграрные отношения в древности. В три месяца была написана работа боль­ шого формата, рассмотрен огромный исторический материал с разных точек зрения: правовых, хозяйственных, социологических. И эта работа, которая уже по своему формату выходила за рамки данного сборника, также осталась недоступна широким кругам. Вебер действовал подобно средневековым художникам, которые

311

скрывали свои произведения на высоких стенах и сводах темных церквей, не заботясь о том, будут ли они доступны взорам людей — ибо это служение Богу.

III

Вновь предстояло важное дело. Вебер мог быть доволен и сделать перерыв. Он и Марианна уже давно ощущали потребность в не­ посредственном общении с людьми. «Все нити личностной жиз­ ни натягиваются и у меня возникает чувство, будто все опять так удивительно ново, —прежде всего благодаря совместной жизни с другими». Внешне, правда, все идет установленным ходом. Макс еще подчищает свою большую статью, окружив себя горой книг. Вебера редко удается уговорить выйти из дому, но он всегда рад интересным гостям: «Почти ежедневно кто-нибудь приходит, из ученых прежде всего Трёльч, Еллинек, Готейн, Фосслер и Ласк. Из промежуточной между наукой и искусством сферы —супружеские пары Яффе и А.Ф. Шмид, затем Груле, М. Тоблер и другие. Дру­ зья приходят обычно после обеда, иногда и вечером. Тогда Макс в 9 часов удаляется, но до того невообразимо много говорит». Со старыми учеными всегда завязывается значительный научный раз­ говор. Обволакиваемые дымом сигар, они зажигают друг друга - привлекательное зрелище, когда длительно разрабатываемые зна­ ния прорываются как теплые, живые, личностно окрашенные те­ чения, и в своем сочетании создают новые мнения. Но мы очень ценим также часы приятной болтовни за чаем с приятельницами. Вебера личные переживания и детали жизни интересуют не мень­ ше, чем предметное знание, и он часто говорит: «Как грустна была бы жизнь без вас, женщин, а с вами всегда что-нибудь случается». Большой потерей был уход из тесного круга друзей первого гей­ дельбергского периода Эдгара и Эльзы Яффе, переехавших в Мюнхен. Однако Вебера по-прежнему связывала с Яффе совмес­ тная работа в «Архиве», а его прежняя ученица, фрау Эльза, теперь

врасцвете своего очарования и ума —центр своего круга, сохра­ нила тесные отношения со своими гейдельбергскими друзьями.

Кмолодому поколению, постепенно образовавшему новый круг, уже некоторое время принадлежал философ Эмиль Ласк, ученик и близкий друг Риккерта; он стал верным другом супруже­ ской пары Веберов. Его острый рассудок сочетался с остроумны­ ми шутками, которые часто прорывались сквозь его меланхоли­ ческую серьезность. Поскольку он был одним из тех, кто ушел из жизни до Вебера, его образ будет характеризован позже. Ласк ввел

вдом Вебера музыкантшу Мину Тоблер, которая своим художе­ ственным своеобразием восприятия мира и своим благородным

312

искусством внесла в их дом новое звучание и обогатила их в мно­ голетней дружбе по-человечески и в области музыки. Оригиналь­ ные эстетические импульсы шли также от многосторонне одарен­ ной супружеской пары А.Ф. Шмид-Ноэрр и Клэре Шмид-Ромберг. В качестве артистки в прошлом, разбирающейся во всех видах искусства, она привносила веяние внеакадемического театра. С поэтом-философом и тонким знатоком искусства А.Ф. Шмидом Веберы погружались в полную настроения религиозную пласти­ ку раннего средневековья, а психиатр Груле, также одновремен­ но знаток искусства, вводил их в особенности самых современ­ ных направлений. Несколько позже установились связи с Фридрихом Гундольфом, Артуром Зальцем и в первую очередь с Карлом и Гертрудой Ясперс. Молодые люди проявляют к Веберу робкое, никогда не нарушающее дистанцию почтение; Вебер уз­ нает об этом от жены, смеясь, отрицает и все-таки радуется. Пос­ ле конца семестра заходят часто и друзья из других городов: кол­ леги Вернер Зомбарт и Роберт Михельс, Пауль Хензель, который занимает теперь в Эрлангене философскую кафедру, и прежде всего Георг Зиммель, к которому всех влечет не только его изыс­ канное, полное ума красноречие, но и доброта, тепло и подлин­ ная гуманность. К значительным женщинам, обогащающим крат­ ким или длительным пребыванием дом, относятся Мария Баум, Гертруда Боймер, Гертруда Зиммель. Из молодых начинающих ученых, которые ищут у Вебера стимула, часто бывает П. Хонигсхейм и К. Лёвенштейн. К тому же в жизнь дома входят часто для­ щиеся неделями посещения членов семьи, в первую очередь Еле­ ны. Правда, когда Вебер открывает свои запасы, полнота лиц иногда становится утомительной. Но обмен между различными группами по возрасту и интересам дарит новое богатство.

Около этого времени к цеховому ядру гейдельбергской духов­ ной жизни добавились разные новые лучи: молодые люди без должности на всех стадиях развития, которые хотели когда-нибудь войти во внутренние академические круги или во всяком случае жить в атмосфере, которая придает ценность духовному труду. Со­ временные течения приходили извне к радушному берегу малень­ кого города. Наряду с прочно установленным образом жизни стар­ шего поколения молодые люди вводят новый стиль жизни, не соответствующий условности. Началось развитие свободы в обще­ стве, известной до сих пор только в кругах мюнхенских людей искусства. Новые типы, близкие по своим духовным импульсам романтикам, вновь поставили под вопрос «буржуазное» мышление и образ жизни. Они боролись во имя личностной свободы за ста­ рые и новые идеалы формирования жизни. Значимость общеобя­ зательных норм действий ставилась под сомнение, искали либо

313