прилепин паталогии

- За грибами, - говорит Астахов. Выходим, бежим, пригибаясь, от

дома, почти родного, от теплой 'почивальни'...

'Куда мы? Куда нас?..' Присели, дышим.

- Хасан, может, ты адрес забыл? - улыбаясь, шепотом спрашивает Кизя, в смысле - 'хорошо бы, если б ты дорогу забыл', и, не дождавшись ответа, обращается к Шее: - Взводный, давай в кустах пересидим, а сами скажем, что он не пришел?

Я по голосу слышу, что Кизя придуряется. Если бы мне вздумалось сказать то же самое, это прозвучало бы слишком

искренне. Кизя смелый. 'Наверное, смелее меня', - с

огорчением решаю я. Шея молчит.

Отойдя метров на сто от школы, сбавляем ход.

'Куда нам теперь торопиться?' - думаю иронично.

Хасан идет первым. Договорились, что, если кто окликнет, он ответит сначала по-русски, а потом и почеченски. Мы одеты в черные вязаные шапочки, разгрузки забиты гранатами, броников, естественно, нет.

Смотрю по сторонам. Мягко обходим лужи. Шея тихонько догоняет Хасана, останавливает его, делает шепотом замечание. Хасан подтягивает разгрузку

-

видимо, что-то звякало, я не слышал. Начинаются сельские дома,

заглядываю в то окно, где мы видели труп на первой зачистке.

'Если этот труп по ночам ходит и ловит случайных путников, это для меня не страшней, чем сидеть в подъезде...' - думаю.

Вытаскиваю из кармана упаковку жвачки, кидаю пару пропитанных ароматной кислотой кубиков в рот. Сбоку тянется

рука нагнавшего меня Кизи. Поленившись выдавливать кубики жвачки, кидаю на ладонь ему всю пачку.

Из темноты встает полуразрушенная 'хрущ?вка', сереет боком. Неожиданно вспыхивает огонек в одном из окон на втором этаже. Мы присаживаемся, я, чертыхнувшись, падаю чуть ли не на четвереньки. Огонек тут же гаснет.

Шея машет рукой: пошли, мол. Кизя трогает ладонью землю - жвачку мою потерял.

Медленно отходим, огибаем дом с другой стороны. Идем вдоль стены по асфальтовой дорожке. Хрустит под ногами битое стекло. Хасан поднимает руку,

останавливаемся. Прижимаюсь спиной к стене, чувствую бритым теплым затылком холод кирпича. Оборачиваюсь на Кизю,

он жует - нашел-таки. Кизя делает шаг вбок, на землю возле асфальта, видимо, пытаясь обойти стекло, и резко отдернув ногу, произносит:

- Ебс!

Смотрю на него.

-Говно! - произносит Кизя с необычайным отвращением. Слышится резкий запах. Видимо, канализацию прорвало в доме.

Астахов, идущий позади Кизи, хмыкает. Кизя бьет каблуком по асфальту.

Шея недовольно оборачивается:

-Женя, ты что, танцуешь?

-В дерьмо вляпался, - поясняю я.

Идем дворами мимо то деревянных, то железных заборчиков, лавочек у подъездов, мусорных куч. Лицо задевают ветви дворовых деревьев. Останавливаемся на углах, перебегаем промежутки между домами, осматриваемся, идем дальше. Хасан уверенно ведет нас.

Как все-таки здесь все похоже на российские городки, на пыльные дворики Святого Спаса. Сейчас вот подойдем к

этой трехэтажке, а там Даша половички вытрясает - в белых кроссовочках, в голубеньких брючках, в короткой маечке, и виден открытый загорелый пупок, и

тяжелые грудки встряхиваются, когда она половичком взмахивает... Ага, Даша...

Хасан, повернув за угол, лоб в лоб сталкивается с женщиной, здоровой

чернявой бабой в платке, в кожаной, расстегнутой на груди куртке, в юбке, в резиновых сапогах. Некоторое время все молчат.

-Напугалась... - говорит она спокойно

ичуть улыбаясь - это слышно по

голосу.

Хасан отвечает что-то нечленораздельное, но по-русски. Приветливый набор звуков, произнесенный Хасаном,

должен, по его замыслу, выразить то, что мы тоже немного напугались, но вс?, как видим, обошлось благополучно, мы вот тут прогуливаемся с ребятами и сейчас разойдемся мирно по сторонам. Чуть склонив голову, женщина тихо

проходит мимо нас, мы стоим недвижимо, как манекены, глядя вперед.

Обойдя замыкающего Астахова, женщина заходит в подъезд, дверь громко и неприятно скрипит и зависает в

полуоткрытом состоянии.

Шея оборачивается на нас, Астахов коротко и многозначительно кивает головой вслед женщине. Шея раздумывает секунду, потом говорит:

- Идем!

Чувствую, что Астахов недоволен. А я? Не знаю. Чего, убить ее, что ли, надо было? Взять бабу и зарезать? Как корову... Ну что за дурь.

'Сейчас она позовет своих абреков, - думаю, - и они нас самих перережут. Как телят'.

Покрепче перехватываю ствол. Сжимаю зубы.

'С-с-час, перережут. Хрен им'. Останавливаемся у корявых кустов.

Присаживаемся на корточки. Смотрим

назад, на тот дом, от которого отошли. Ломаю веточку, верчу в руках, бросаю. Где-то далеко раздаются автоматные очереди. Здесь вокруг нас тихо. Встаем, двигаемся дальше. Совсем уже стемнело.

Как мы пружинисто и цепко идем, какие мы молодые и здоровые...

Вс?, наш дом, приплыли. Пятиэтажное здание серого цвета, 'хрущ?вка', второй подъезд. Напротив дома,

видимо, была детская площадка. В темноте виднеется заборчик, качели, похожие

на скелет динозавра, беседка, как черепашка...

Шея тычет в меня пальцем и затем указывает на дальний угол дома.

- Глянь и вернись, - говорит он тихо, когда я прохожу мимо него.

Как все-таки плохо идти одному. Чувствую себя неуютно и нервно.

Неприязненно кошусь на окна: разбитое, целое, разбитое, потрескавшееся...

Вот было бы замечательно увидеть там лицо, прижавшееся к стеклу, расплывшиеся губы, нос, бесноватые глаза. Даже вздрагиваю от представленного. Угол. Заглядываю за. Помойка, мусор, тряпки, битое стекло. Вглядываюсь в темноту. Опять где-то раздаются выстрелы. Дергаюсь, прячусь за угол.

'Ну чего ты дергаешься, - думаю, - чего? Черт знает, где стреляют, а ты дергаешься'.

Возвращаюсь к своим, не глядя на окна. Хасан и Шея уже зашли в подъезд, Астахов держит дверь, ждет меня. Вхожу, Астахов медленно, по сантиметру,

прикрывает дверь, но она все равно выдает такой длинный, витиеватый скрип, что у меня начинается резь в животе.

Поднимаемся на второй этаж. Смотрю вверх, в узкий пролет. Естественно, ничего не вижу. Шея щелкает

зажигалкой перед одной из дверей - только на секунду, прикрыв ее ладонью, при

вспышке озаряется цифра '36'. 'Надо же, - думаю, - номер

сохранился. А чего бы ему не сохраниться.

Кому он нужен...' Мы быстро, стараясь не шуметь,

поднимаемся выше этажом. Прислушиваемся.

'Бля, куда мы забрели', - думаю. Чувствую внутри мутный страх,

странную душевную духоту, словно все