прилепин паталогии

открывалась прекраснейшая из земных картин, упоительная география, разрезанный сладкий плод цвета

мокрого персика, мякоти киви... или причудливая морская раковина. И в ее влажном исподе пахло морем...

Засыпая, я чувствовал, как во мне продолжает колыхаться и подрагивать все то, что произошло в течение дня.

Я помню, как она просыпалась, очень многие утра, и совсем не помню, как она засыпала. Наверное, я всегда засыпал первым. Лишь однажды, уже заснув, я открыл глаза - и сразу встретился с ее

глазами. Она смотрела на меня. В полной темноте ее глаза жили, как два зверька. Что-то было в этом темное, тайное, удивительное, словно я на мгновенье стал незваным соглядатаем, проник в нору, где встретилось мне теплое мохнатое существо. Впрочем,

удивленье быстро замешалось с сонной вялостью, и я заснул.

-Мне иногда кажется, что жизнь - как качели, - сказала она мне утром.

-Потому что то взлет, то..?

-Не знаю... - задумчиво сказала Даша

изасмеялась. - Может, потому,

что тошнит и захватывает дух одновременно?

Я внимательно смотрел на нее, вспоминая ночное выражение ее существа, ее зрения, почему-то не решаясь

спросить, почему, зачем она смотрела на меня.

- Нет, правда, я, когда что-то вспоминаю, пытаюсь вспомнить, я чувствую, будто я на качелях: все мелькает, такое разноцветное... и бестолковое. Счастье... - еще неопределенней добавила она.

Утром мы выходили на кухню выпить горячего чая, Даша - с вареньем моего изготовления, она ела его из гордости за то, что варенье приготовил я, а я - с впрок закупленными Дашей лазурными печеньями, потому что варенье я уже ел,

а такого печенья еще не пробовал. Я сметал крошки в ладонь и засыпал их в рот.

В 'козелке' по городу ездить безопаснее, чем, скажем, в сопровождении двух бэтээров. На 'козелок', в котором

непонятно кто едет, чичи, возможно, и внимания не обратят. Обстрелять, конечно, могут, мы на себе эту вероятность опробовали, но все-таки бэтээры

обстреливают чаще. Чины из главного штаба

уже пересели на 'козелки' и катаются по городу на больших скоростях в полном одиночестве, ну, с охраной, конечно, из таких же белолобых молодцов, как мы, но без всяких, украшенных крупнокалиберными инструментами кортежей. Главный штаб - законодатель, так сказать, моды.

Наш капитан Кашкин, взяв водителем Васю Лебедева, добродушного бугая, периодически куда-то катается по поручениям Сем?ныча, в основном в штаб округа. Поначалу с ним ездил Хасан,

как знающий город, но потом Вася быстро сориентировался, что да как, да где

ловчее проскочить, кроме того, начштаба где-то карту города раздобыл, так что

кататься стали все подряд, кого Сем?ныч пошлет, а посылал он обычно кого-то из командиров отделений плюс

одного бойца.

В первую же поездку я позвал с собой Саню Скворца. В отделении моем есть пацаны боевые, возможно,

посильнее Сани, позлее, тот же Женя Кизяков - хронически невозмутимый боец, или

Андрюха Суханов, пулеметчик, громила белотелый. Все пацаны отличные,

разве что Монах... да что Монах, тоже человек... Но мне вот с Саней хочется ехать, и даже не хочу разбираться - почему.

На переднее сиденье сажусь, честно сознаюсь, не без удовольствия, это из детства, наверное. Вася Лебедев хлопает капотом, ветошью руки протирает, садится, ухмыляясь. Вот тоже чудо-

человек, с хорошим настроением по жизни.

Из школы выходит начштаба с черной папкой, маленький, сутулый. Усаживается на заднее сиденье рядом со Скворцом. Чувствуется, что весит капитан Кашкин не больше, чем среднестатистический восьмиклассник.

'Зачем таких в спецназ берут?' - думаю, имея в виду не только физические данные начштаба, но и его слабохарактерность. Это Сем?ныч мутит, специально таких замов себе подбирает,

чтоб не подсидели.

-Открывай калитку, служивый! - кричит, приоткрыв дверь и высунувшись, Вася пригорюнившемуся на воротах

Монаху. - Вот фрукт... - без зла добавляет он, хлопнув дверью.

Выруливая в ворота, он спрашивает у меня:

-Ну вы там выяснили, за кого Бог-то?

-Бог, - говорю, - за всех. Он всех любит.

-Ага. Ну, вроде как арбитр, - смеется Вася.

Солнце высвечивает размытые грязные потеки на лобовом стекле, в зеркальце заднего вида я вижу бесцветное лицо Монаха, захлопывающего ворота.

Прилаживаю на колени автомат, поглаживаю два рожка, перепоясанные синей изолентой, один - вставленный в

автомат, другой, ясное дело, запасной. Вася аккуратно объезжает лужи у ворот, проезжая правыми колесами по

тому месту, где был и местами сохранился тротуар.

Чеченки потихоньку собираются на рынок, лотки свои раскладывают.

Сем?ныч разрешил пацанам на рынок выходить.

- Внимание, внимание и еще раз внимание, - предупредил Куцый. - Водку, конечно, запретил пить. 'Только пиво'.

Выяснилось, что уличная торговля - обычное в Грозном дело, признак некоторого спокойствия в городе. Возле ГУОШа уже неделю рынок работает.

Никого пока не отравили. Чеченкам тоже жить хочется - их же перестреляют потом.

Пацаны соскучились по сладкому да по мясистому - Плохиш всех достал макаронами и тушенкой; на рынке постоянно кто-то из наших крутится, иногда из соседних комендатур приезжают

ребятки, 'собры' изредка бухбют у нас - подальше от большого начальства.

...Выруливаем налево, поднимаемся на трассу, еще один поворот налево.

Вася притормаживает и, по привычке наклонившись корпусом к рулю, взглядывает направо - нет ли транспорта. Пусто...

- Пусто, - говорю.

Едем в аэропорт, как начштаба попросил (язык не поворачивается сказать о нем 'велел' или 'приказал', в лучшем

случае - 'порекомендовал'). Вася жмет педаль на полную, поворачивает на такой скорости, что меня на дверь валит.

Начштаба покашливает, по кашлю слышно, что его беспокоит большая скорость, но замечаний Васе не делает. Вася

спокойно держит тяжелые руки на руле, кажется, если он их напряжет да

ухватится покрепче, то сможет руль вырвать с корнем.

В километре от аэропорта город заканчивается, трасса идет меж полянок

и

негустой посадки. На подъезде к аэропорту стоит блокпост.

Вася гонит машину, из блокпоста выскакивает офицер, сердито машет рукой. Солдатик с грязным лицом, в грязном бушлате и в грязных сапогах лениво вскидывает автомат. Вася жмет на тормоз, машина останавливается в метре от офицера, тот, неприязненно глядя на лобовуху 'козелка', в самую последнюю секунду делает шаг назад. Видимо, оттого, что не выдержал характер, отшатнулся, офицер приходит в раздражение. Подойдя со стороны начштаба, он откровенно грубо

спрашивает у него документы. 'Корочки',