прилепин паталогии
.pdfрезинке и до пупа расстегнутой грязнобелой рубахе оружия не утаишь.
-А чего вы его спрятали? - удивляется Хасан, толкая старшую сестру.
Она быстро, перемежая русские слова с чеченскими, начинает говорить, что солдаты убивали всех, изнасиловали соседку в подъезде, а деда ее застрелили
ибросили из окна, и еще что-то - полный беспредел творили злые солдаты, даже всех чеченских пацанов
перестреляли. И вот за старика, за отца, она тоже боится.
Появившийся из ванной Шея велел забрать обнаруженного старикана с собой.
-А бабу? - предложил Гриша.
-Да на хрена ее тащить, здесь у каждой второй муж воюет.
-Может, она и вправду не знает, где он, - добавил он, подумав.
-А если ее за ноги повесить, то она вспомнит где, - отвечает Гриша. - Или хотя бы по каким дням он заходит домой за жрачкой.
-А где ее повесить? - спрашивает Шея.
-А прямо в 'почивалье'.
-Сем?ныч не даст.
Непонятно, шутят они или всерьез. - Не, давай вернемся, -
останавливается Гриша уже на лестнице. - Пойдем ее... уломаем поговорить на предмет
местонахождения супруга? - теребит он Шею. - Я там пассатижи видел. И утюг. Все для ответственной беседы.
- Хорош! - одергивает его взводный. Другие квартиры в доме пусты. Кое-
где стоит обычная советская мебель,
раскрытые шкафы с пустыми вешалками, разбитые телевизоры, кресла с выдранным нутром.
Останавливаемся покурить на одной из лестничных площадок. И тут Амалиев, оставленный ниже этажом на площадке с начисто вынесенным окном наблюдать за улицей и домами напротив, передает по рации:
-Вижу движение вооруженных людей!
Сыплемся по ступеням к Амалиеву. Шея орет матом, чтоб не грохотали, не суетились, не светились и вообще чтоб заглохи все. Комвзвода осторожно присаживается возле бледного Амалиева.
-Где? - спрашивает он почему-то шепотом.
-Вон, на третьем этаже!
Шея приглядывается.
-Может, обстреляем? - шепотом риторически спрашивает Шея.
-Не надо, они уйдут... - говорит Амалиев и оборачивается на парней, чтобы его поддержали.
-Не, надо обстрелять, - задумчиво говорит Шея, глядя в бинокль.
Повисает тяжелая пауза, все щурятся
исмотрят на противоположные дома.
-Вон Сем?ныч руками машет, - продолжает Шея, - сейчас мы его обстреляем...
-Какой Сем?ныч? - удивляется Амалиев.
-Ты не в артиллерии служил, Анварчик? - начинает первым смеяться Язва.
- Из тебя бы вышел офигенный наводчик!
Анвар разглядел наших на другой стороне улицы.
Через десять минут мы собираемся возле зачищенного дома. Группа
Сем?ныча задержала двух весьма побитых жизнью чеченцев трудноопределимого возраста. Ну, лет под сорок, наверное.
Рядом с нашими - два в высоту, полтора в плечах добрыми молодцами - чичи смотрятся как шкеты. Спортивные штаны с отвисшими коленями усугубляют картину.
Вызываем с базы приданные нам 'козелки', чтобы отвезти чичей. Усаживаем их в машины на задние сиденья: двоих -
в один 'козелок', задержанного нами старика - во второй. Язва едет старшим. Я по приказу Шеи усаживаюсь рядом с водителем во втором 'козелке'.
Мы трогаемся, проезжаем всего метров сто, и я внезапно понимаю, что у меня атрофированы все органы, что мой рассудок сейчас двинется и покатится,
чертыхаясь, назад, к детству, счастливый и дурашливый. По нам стреляют.
Откуда, я не понял. Почему-то мне показалось это совершенно неинтересным. Я зачарованно взглянул на дырку в
брызнувшей мелким стеклом лобовухе. Потом, неожиданно для себя самого, ловко
открыл дверь, вывалился на дорогу, одновременно снимая автомат с предохранителя, и в несколько кувырков скатился к обочине, в кусты.
Оборачиваюсь назад - Санька Скворец сидит за машиной на корточках и вертит
головой. Возле машины лежит, поджав ноги, дед-чеченец. Водителя я не вижу.
'Козелок', ехавший впереди нас, снесло на
противоположную обочину, из парней, ехавших в нем, я тоже никого не вижу.
Куцый вызывает по рации меня и Язву. Тянусь к рации, чтобы ответить, и слышу, как Язва отвечает первым, чуть срывающимся голосом:
-На приеме!
-'Семьсот десятый' на связи! - кричу
ия.
Сем?ныч немедленно отвечает: - Займите позицию и не
высовывайтесь! Стреляют из домов впереди вас!
'Займите позицию...' - передразниваю я Куцего и ловлю себя на мысли, что меня все происходящее как-то забавляет, кажется веселым, неестественным.
Вот, мол, война началась уже, а я все еще жив. Значит все замечательно! Все просто чудесно! Только руки дрожат...
Я поворачиваю голову к Скворцу, машу ему рукой.
'Ляг!' - показываю. Он не понимает. - Саня, ляг!
Чеченцы стреляют очередями откуда-то спереди. Я вижу, как несколько пуль попадает в машину, одна разбивает
зеркало заднего вида.
'А если взорвется? - думаю. - В кино машины взрываются...'
Саня, тоже понимая, что в машину стреляют, дергается, не знает куда деться.
- Давай сюда! - кричу.
Санька привстает на колене и, зажмурившись, в два прыжка летит ко мне.
-Водюк где? - спрашиваю.
-В канаве лежит с той стороны. Кусты, в которые мы завалились,
негустые, ближний дом - тот, что справа, нам хорошо виден. Он безмолвен.
'А если б стреляли оттуда? - думаю я. - А если сейчас начнут стрелять?'
Смотрю на дом с таким напряжением, что, кажется, вот-вот начну видеть его насквозь.
- Смотри на дом! - говорю Сане, сам разворачиваюсь в сторону дороги, укладываюсь поудобнее, упираюсь рожком автомата в землю, охватываю цевье.
Плечо чувствует приклад, все в порядке. Поднимаю голову - что там у нас?
Откуда стреляют? Ничего не соображаю, глаза елозят поспешно... И тут у меня едва затылок не лопается от страха - явственно вижу, что стрельба ведется с чердака дома, находящегося по диагонали, метров за пятьдесят от нас и метров за тридцать от первого 'козелка'.
Конечно же я подумал, что стреляют прямо в меня и ткнулся рожей
в
землю, блаженно ощутив щекой ее мякоть и сырость. Пролежав несколько секунд, догадываюсь, что стреляли, нет, не в
меня, - палят прямо в 'козелок', в котором ехал Язва. С крыши 'козелок' очень хорошо видно.
Прицеливаюсь. Получается плохо. Даю несколько длинных очередей по дому, по чердаку. Закрываю глаза, пытаюсь
унять дикую дрожь в руках, понимаю, что это бесполезно, и снова стреляю.
Кто-то начинает стрелять сзади нас с Санькой. Какую-то долю секунды я считал, что в нас, что с обеих сторон, что - вс?, на хрен. Так и подумал:
'Вс?, на хрен' - и снова голову в землю вжал и землю укусил от страха.