4. Устность

Устность была с самого начала одним из основополагающих признаков сказа. И в самом деле, вне стихии устной речи говорить о характерном сказе невозможно. Конечно, устная речь имитации письменной речи говорящим не исключает. Но тогда эта письменная речь должна отра­зить ее устное, как правило, не совсем для нее подходящее воспроизве­дение, как это нередко бывает у Зощенко.

5. Спонтанность

Сказ — это спонтанная устная речь (а не подготовленная речь, как, на­пример, речь оратора или адвоката). Спонтанность подразумевает ото­бражение речи как развертывающегося процесса⁸.

6. Разговорность

Спонтанная устная речь «демократического» героя, как правило, носит черты разговорности. Эта речевая стихия может включать просторе­чие и неграмотное употребление языка. С другой стороны, разговор­ность не исключает употребления книжного стиля. Это происходит тогда, когда «маленький» человек старается приспособиться к языку «большого» мира, пользуясь официозными формами выражения.

7. Диалогичность

Сказу свойственна установка говорящего на слушателя и его реакции. Поскольку нарратор, как правило, предполагает слушателя как «сво­его» человека, а аудиторию как благосклонную и доброжелательную, эта диалогичность чаще всего принимает не напряженный характер, а сказывается только в обращенных к публике пояснениях и в предвос­хищении вопросов. Как только говорящий приписывает публике кри­тические оценки, возрастает напряжение между смысловыми позиция­ми нарратора и адресата (примером напряженного отношения наррато­ра к адресату могут служить процитированные выше прощальные сло­ва Рудого Панька в конце второго предисловия к «Вечерам на хуторе близ Диканьки»).

Названные признаки не равны по значимости. Устность, спонтан­ность, разговорность и диалогичность в характерном сказе бывают бо­лее или менее сильно выражены. Но необходимы первые три черты —

⁸ Подробно о чертах спонтанной устной речи см.: К. Кожевникова 1970.

193

нарраториальность, ограниченность кругозора и двуголосость. Без них понятие (характерного) сказа теряет смысл.

Сказ нередко выступает как манера повествования вторичного нар­ратора, но тогда обрамляющая история, как правило, ограничивается несколькими словами, служащими введению в ситуацию живого расска­за, как это имеет место в «Аристократке» М. Зощенко⁹:

Григорий Иванович шумно вздохнул, вытер подбородок рукавом и начал рассказывать:

— Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у нее на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место (Зощенко М. Избр. произв.: В 2 т. Т. 1. Л., 1968. С. 86).

Орнаментальный сказ

Орнаментальный сказ — это гибридное явление, основывающееся на парадоксальном совмещении исключающих друг друга принципов ха­рактерности и поэтичности¹⁰. От собственно сказа сохраняются устное начало, следы разговорности и жесты личного рассказчика, но все эти характерологические черты отсылают не к единому образу нарратора, а к целой гамме разнородных голосов, не совмещающихся в единство личности и психологии. Орнаментальный сказ многолик, постоянно ко­леблется между началами устности и письменности, разговорности и поэтичности, книжности и фольклорности. В отличие от характерного сказа орнаментальный сказ отсылает читателя не к наивному, неуме­лому личному нарратору, а к безличной повествующей инстанции, сознательно выступающей в разных ролях и масках. Орнаментальный сказ объединяет принципы нарративного и поэтического строения текста и поэтому представляет собой явление на границе повествова­тельного текста. Безличный нарратор предстает здесь как точка пере­сечения гетерогенных словесных жестов, как принцип соединения раз­ных стилистических миров. В орнаментальном сказе роль перспектива­ции снижена (как вообще в поэтическом и орнаментальном тексте, ли­шенном строгой организации по принципу точки зрения). Если класси­ческий сказ целиком мотивирован идеологической и языковой точкой

⁹ Показательно для условного характера рамок то, что они отсутствуют в не­которых изданиях этого рассказа (ср., напр., Зощенко М. Собр. соч.: В 3 т. Т. 1. Л., 1986. С. 170).

¹⁰ Подробнее всего этот смешанный тип был описан в работах Н. А. Кожев­никовой (в особенности 1994, 64—74).

194

зрения конкретного говорящего, то орнаментальному типу свойствен­на расплывчатость перспективы, характерологическая немотивирован­ность и поэтическая самоцельность с установкой на слово и речь как таковые.

Противопоставление этих двух разновидностей сказа можно уже обнаружить в творчестве Гоголя. Предисловия Рудого Панька предста­вляют собой чистый характерный сказ, а «Шинель» — образец орна­ментального сказа. Этот второй тип широко распространяется в 1910—1920-е годы. Классический пример модернистского орнамен­тального сказа — это роман А. Белого «Серебряный голубь», не даром именуемый автором «итогом семинария» по Гоголю. Рассмотрим вто­рой абзац этого романа, начинающийся с явной аллюзии на «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем» с ее известным зачином «Славная бекеша у Ивана Ивановича»:

Славное село Целебеево, подгородное; средь холмов оно да лугов; туда, сю­да раскидалось домишками, прибранными богато, то узорной резьбой, точно лицо заправской модницы в кудряшках, то петушком из крашеной жести, то размалеванными цветниками, ангелочками; славно оно разукрашено плетнями, садочками, а то и смородинным кустом, и целым роем скворечни­ков, торчащих в заре на согнутых метлах своих: славное село! Спросите попадью: как приедет, бывало, поп из Воронья (там свекор у него десять годов в благочинных), так вот: приедет это он из Воронья, снимет рясу, об­лобызает дебелую свою попадьиху, оправит подрясник, и сейчас это: «Схлопочи, душа моя, самоварчик». Так вот: за самоварчиком вспотеет и всенепременно умилится: «Славное наше село!» А уж попу, как сказано, и книги в руки; да и не таковский поп: врать не станет (Белый А. Серебря­ный голубь: Повести, роман. М., 1990. С. 33).

Тут налицо смесь двух противоположных семантико-стилистиче­ских жестов: с одной стороны, заметен сказовый тон запечатлевающе­гося в повествовательном тексте нарратора, обнаруживаются уст­ность, спонтанность и разговорность, а с другой, находятся следы орна­ментализации — приподнятая, риторическая интонация, ритмизация, звуковая инструментовка, сцепление элементов текста при помощи звуковых перекличек, сеть звуковых и тематических лейтмотивов. Эта орнаментально-поэтическая стихия приобретает местами фольк­лорную окраску, но ни к какой конкретной говорящей инстанции не отсылает.

Раннее творчество Л. Леонова богато орнаментальным сказом. Вы­ше (с. 69) был процитирован отрывок из «Гибели Егорушки», в кото-

195

ром сочетаются литературный синтаксис, поэтическая ритмизация и звуковая инструментовка со средствами фольклорной стилизации. Крайнюю форму орнаментального сказа мы находим в повести «Туата­мур»:

Я — Туатамур, тенебис-курнук и посох Чингиса. Это я, чья нога топтала земли, лежащие по обе стороны той средины, которая есть средина всему. Это я, который пронес огонь и страх от Хоросана до Астрабада, от Тангута до земли Алтан-хана, который сгорел в огне.

Вот слушайте: я любил Ытмар, дочь хакана. Чингис, покоритель кон­цов, — да не узнают печали очи его, закрывшиеся, как цветы деринсунха, на ночь, чтоб раскрыться утром! — отдал бы ее мне. Это я, который снял бы с нее покрывало детства, когда б не тот, из стороны, богатой реками, Орус, который был моложе и которого борода была подобна русому шелку, а глаза — отшлифованному голубому камню из лукоморий Хорезма (Лео­нов Л. Собр. соч.: В 10 т. Т. 1. М., 1969. С. 140).

Этот экзотический сказ, по словам Ю. Тынянова (1924б, 161), «та­тарская заумь», «персидский ковер», обозначает и в самом деле «преде­лы прозы».