Культура Византии. VII-XII вв

византийских послов, прибывших к Людовику VII, когда его войско приближалось к Константинополю. Переговоры начались с долгих возглашений греками «многие лета» королю и с бесчисленных поклонов. Столь же многословны и витиеваты были и грамоты самого императора. «Чересчур чувствительный язык грамот,— пишет хронист, который не вытекал из чувства привязанности, не подобал бы не только императору, но даже комедианту» (Ibid.). Сравнивая стиль византийских и французских дипломатических грамот, Одо, разумеется, выносит приговор в пользу французов. «Я не могу, однако, не заметить,— добавляет он,— что французы, какими бы они ни были льстецами, даже если бы захотели, не могли бы сравняться с греками» (Ibid.). Французский король с трудом переносил велеречивость византийцев, а враг империи епископ Годфруа Лангрский однажды, прервав послов, сказал: «Братья, не говорите столь часто о славе, величии, мудрости, благочестии короля. Он сам себя знает, да и мы его хорошо знаем. Выкладывайте прямо и поскорее, что вы хотите!» (Ibid.).

Принцип неприкосновенности послов, возникший в ранней Византии, был усвоен всеми средневековыми государствами. На этой почве появилось даже нечто вроде права убежища в посольствах. Люди, находившиеся в опасности, прибегали к защите послов. Неприкосновенность посла давала известную защиту и его свите, к которой нередко присоединялись купцы, становясь под его покровительство. Византийским послам предписывались определенные правила поведения в чужих странах. Посол должен был проявлять приветливость, щедрость, хвалить все, что увидит при чужом дворе. Формально ему предписывалось не вмешиваться во внутренние дела государств. Византийские послы не всегда соблюдали эту норму. Они вели тайные интриги при чужих дворах, обычно с ведома своего правительства.

Заключенный послами договор считался действительным лишь после его ратификации императором. Согласно политической теории византийцев, договор был своего рода привилегией, предоставляемой иностранному правителю византийским императором. Именно поэтому василевсы в качестве договорных документов использовали формуляр грамоты-привилегии, такой, например, как хрисовул 29. Однако постепенно формуляры договоров менялись. Так, после 1187 г. договоры между Византией и Венецией обрели вид грамот-соглашений с двусторонними обязательствами. Наиболее известным примером являются договоры Византии с древними русами, внимательно изучавшиеся в советской исторической литературе 30.

Имперская почта, являвшаяся монополией государства, во многом была поставлена на службу внешней политике и дипломатии. Ею ведали сначала магистр оффиций, потом логофет дрома. Он заботился об усло-{256}виях безопасности и скорости передвижения византийских и иноземных послов и других дипломатов. Дипломаты и чиновники могли в первую очередь пользоваться лошадьми и повозками на почтовых станциях, находить там приют и обеспечение провиантом. Содержание имперских дорог было возложено на население той территории, через которую они проходили.

При византийском дворе всегда можно было видеть пеструю толпу послов с разных концов Европы, Азии, Африки в разнообразных национальных костюмах, слышать все языки мира. Ведомство логофета дрома располагало огромным штатом, держало переводчиков со множества чужих языков, выработало сложный порядок приема иноземных послов, рассчитанный на то, чтобы поразить их воображение, выставить перед ними в самом выгодном свете мощь Византии. В то же время прием обставлялся так, чтобы не дать послам возможности видеть или слышать слишком много, узнать слабые стороны империи.

Иностранных послов встречали на границе. Под видом почетной стражи к ним приставляли зорких соглядатаев. Далеко не всегда послам позволяли брать с собой большую вооруженную свиту, так как бывали случаи, когда они захватывали врасплох какую-нибудь византийскую крепость. Иногда послов везли в Константинополь самой длинной и неудобной дорогой, уверяя, что это единственный путь. Цель этого состояла в том, чтобы внушить «варварам», как трудно добраться до столицы, и отбить у них охоту к попыткам ее завоевать. В дороге послы должны были получать пищу и помещение для жилья от специально назначенных для это-

29Dögler Р., Karayannopulos J. Byzantinische Urkundenlehre. München, 1968. S. 95.

30Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 62 и след.; Каштанов С. М. О процедуре заключения договоров между Византией

иРусью в Х в. // Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе. М., 1972. С. 209—215; Сахаров А. Н. Ди-

пломатия Древней Руси. С. 104—260; Ducellier А. Ор. cit. Р. 157—165.

го лиц, которым нередко должно было оказывать содействие окрестное население. Имелись и специальные дома для приема послов в пути. По прибытии в Константинополь им отводился особый дворец, который, в сущности, превращался в тюрьму, так как к послам не допускали никого и сами они не могли выходить без конвоя. Послам всячески мешали вступать в общение с местным населением. Они не могли сделать и шага без надзора.

В Константинополе специальный штат чиновников занимался приемом послов вместе с их свитой. Внешне с послами, как правило, обращались с исключительной вежливостью, предлагали посмотреть представления на ипподроме, торжественные службы в св. Софии. Самым важным моментом программы пребывания посла в Константинополе был церемониальный прием у императора. В Х в. эти приемы происходили в Магнаврском дворце. Во время первого торжественного приема послы лишь передавали императору верительную грамоту и подарки, состоявшие чаще всего из изделий и товаров их страны. Это были драгоценные камни, оружие, ткани, благовония, сосуды, редкие животные. Папы посылали византийскому двору мощи святых. Халиф аль-Мюттаваккиль (847—861) прислал бурдюк мускуса, шелковые одежды, драгоценности. Василевс отвечал тем же: передавал дары послам для их правителей — дорогие ткани, серебряную посуду, произведения искусства, иконы, богато иллюстрированные рукописи. Принцы и знатные иностранцы очень ценили пышные приемы при императорском дворе.

За торжественным приемом послов следовали всевозможные деловые встречи и переговоры с византийскими вельможами и дипломатами. Окончательный ответ послы получали во время последней аудиенции, не {257} менее парадной, чем первая. В промежутке между ними при дворе обсуждались связанные с посольством вопросы, а послы делали визиты императрице и важнейшим сановникам в известном иерархическом порядке. Во время этих приемов, нередко за пирами, происходило и обсуждение важных дел. Случалось, император надолго задерживал послов в Константинополе, не давая им заключительной аудиенции. Такая миссия превращалась иногда в настоящий плен. Вообще пребывание послов в Константинополе, как правило, бывало довольно длительным, занимая несколько месяцев.

Часто послов старались очаровать и обласкать, чтобы тем легче обмануть. Их водили по Константинополю, показывали великолепные церкви, дворцы, общественные здания, предлагали посетить бани, приглашали на церковные и иные праздники или даже специально устраивали их в их честь. Им демонстрировали военное могущество Константинополя, обращали внимание на толщину городских стен, на неприступность его укреплений. Перед послами проводили войска, причем для большего эффекта их пропускали по нескольку раз, меняя одежду и вооружение. Ослепленные и подавленные, послы уезжали, наконец, из Константинополя. Их провожали с трубными звуками, с распущенными знаменами. Иногда мелким князьям оказывался необыкновенный почет, если нужно было их покрепче привязать к Византии. Но когда интересы внешней политики и сохранение престижа империи того требовали, с иноземными послами могли обращаться очень сурово, даже враждебно. При этом применялись самые изощренные способы давления на них.

Сохранились чрезвычайно ценные сообщения иностранных послов об их миссиях в Константинополе. Одно из первых мест среди них принадлежит епископу Кремоны Лиутпранду. Особый интерес его рассказа состоит в том, что в сложной международной обстановке Лиутпранд, дважды возглавлявший посольства в Византию, испытал на самом себе коварство и изощренность византийской дипломатии: милостивый прием во время первого посольства и крайне недружелюбный — во время второго.

Лиутпранд Кремонский (920—972) — знатный лангобард, получил блестящее образование, владел латинским и греческим языками и в молодые годы был приближенным лангобардского короля Беренгария. По его поручению он возглавил посольство лангобардов в Константинополь, позднее описав это путешествие в своих мемуарах. 1 августа 949 г. Лиутпранд оставил Павию и, спустившись вниз по реке Эридану (По), прибыл в Венецию. Там он встретил греческого посла евнуха Соломона, который был направлен византийским правительством в Испанию и Саксонию и теперь возвращался в Константинополь. Его сопровождал посол Оттона I, тогда еще германского короля, Лиутфрид, один из самых богатых жителей Майнца. Они выехали вместе из Венеции 25 августа и 17 сентября прибыли в Константинополь. Красота великого города и его богатства поразили Лиутпранда, привыкшего к скромному образу жизни у себя на родине. Прием, оказанный иноземным послам Константином VII Багрянородным, был

вполне благожелательным. На первую торжественную аудиенцию у императора в Магнавре, зале необычайной красоты, были приглашены, помимо Лиутпранда, еще два посла — испанского халифа и германского короля (Liut. S. 178 sq.). {258}

Перед троном царя стояло бронзовое, позолоченное дерево, на котором щебетали, порхали механические золотые птицы. По сторонам трона находились золотые или (сомневается Лиутпранд), может быть, тоже только позолоченные львы, которые били хвостами и рычали. Когда, простершись по этикету ниц перед императором, Лиутпранд снова поднял голову, он, к своему изумлению, увидел, что трон с сидящим на нем василевсом поднялся до потолка и что на императоре была надета уже другая богатая одежда. Сам император не произнес ни слова, но через логофета осведомился о здоровье короля Беренгария. На этом первая торжественная аудиенция была закончена. Она должна была показать послам блеск и величие империи, подчеркнуть, сколь большое расстояние отделяет василевса от чужеземцев. В связи с тем, что Беренгарий послал императору только письмо и не позаботился о дарах, Лиутпранд утверждает, что он передал императору свои собственные подарки от имени короля. Они, по рассказу Лиутпранда, включали 9 превосходных панцирей, 7 великолепных щитов с позолоченными булавами, 2 серебряных с позолотой бокала, мечи, копья, дротики и четырех совсем юных рабовевнухов, высоко ценимых при византийском дворце. В свою очередь император щедро наградил богатыми дарами как самого Лиутпранда, так и его свиту.

Спустя некоторое время Лиутпранд был приглашен на роскошный пир к василевсу в особую залу, называемую «Декаеннеаакувита» — по числу 19 пиршественных лож. На праздник Рождества в этом зале пировали, возлежа за столом по древнему обычаю. На золотой посуде подавали изысканные яства, а разнообразные плоды лежали в столь огромных вазах, что их подвозили на тележках, покрытых пурпуром, и при помощи особых сложных приспособлений подавали на стол. Во время пира в зале давали представление жонглеры и акробаты. Неискушенного в театральных зрелищах лангобарда особенно поразило мастерство акробатов. Он так рассказывает об этом представлении: «...вышел один человек, который нес на лбу шест, не поддерживая его руками, в 24 или даже более фута, а на нем локтем ниже верхнего конца была перекладина — длиной в два локтя. Затем привели двух нагих мальчиков — на них были только набедренные повязки. Они вскарабкались вверх по шесту и выполняли там трюки... после того, как один мальчик спустился, другой, оставшись один, продолжал выступление» (Liut. S. 157). Лиутпранд был изумлен тем, как этот мальчик сохранял на такой высоте равновесие и невредимым спустился на землю. Удивление посла было замечено императором и вызвало расспросы присутствовавших. Его наивное восхищение перед всем, что ему довелось увидеть, вызвало смех василевса и придворных.

Цели первого посольства Лиутпранда нам неизвестны, и, по-видимому, переговоры не принесли желаемых результатов. Возвратившись домой, Лиутпранд впал в немилость у короля Беренгария и принужден был эмигрировать в Германию, где он был благосклонно принят при дворе германского короля Оттона I и в 968 г. уже в сане епископа Кремоны возглавил новое посольство в Константинополь. На этот раз мы осведомлены о содержании переговоров между правителями двух империй. Со стороны Германии целью посольства было установление дружественных отношений с Византией и закрепление их браком сына Оттона I (будущего Оттона II) с византийской принцессой Феофано. {259} Однако император Никифор II Фока (963— 969), раздраженный принятием Оттоном I императорского титула в Риме и знавший о посягательствах Оттона на южные владения греков в Италии и о претензиях его на господство в Риме, недружелюбно встретил посла. Он не оказал Лиутпранду должного приема и даже держал его под домашним арестом. Гегемонистские притязания Византийской империи на исключительное положение в цивилизованном мире, думается, послужили главной причиной провала союза двух империй, предложенного Оттоном I. Коронация Оттона I в качестве императора противоречила политической доктрине византийцев, признававших законным императором лишь одного василевса ромеев.

Рассказ епископа Кремоны о втором путешествии в Константинополь — один из самых впечатляющих документов, проливающих яркий свет на историю дипломатии раннего средневековья. Талантливый рассказчик, умный и тонкий, хотя и далеко не беспристрастный наблюдатель, он живо воскресил методы и приемы византийской дипломатии. На этот раз перед нами предстает, однако, не добродушный варвар из далекой окраины, наивно восхищающийся

бавляет, что в первый свой приезд при Константине VII, двадцать лет назад, он без досмотра вывез из Константинополя много дорогих тканей, а теперь у него отняли даже те, которые ему подарил сам император. По словам Лиутпранда, недавно цветущий Константинополь стал нищим, а его жители — вероломными, лукавыми, хищными, тщеславными (Ibid. S. 183, 199— 200).

Досаду на полную неудачу своей миссии кремонский епископ выместил в подробных описаниях византийской столицы и ее государя, составленных в сатирическом и даже карикатурном стиле. Насколько все его раньше восхищало в Константинополе, настолько теперь все в нем возбуждало насмешку. Сочинение Лиутпранда «Посольство», написанное спустя некоторое время после возвращения автора из Константинополя, формально было отчетом Оттону I о посольстве, но фактически злым памфлетом, направленным против византийского двора. Все оно пропи-{261}тано желчью и ненавистью к византийскому правительству, его дипломатическим интригам, нравам придворной знати, этикету и церемониям дворца. Рассказ Лиутпранда полон глубокой враждебности, которая уже разделяла мир западный и мир византийский, несмотря на попытки их сближения. Для греков соотечественники Лиутпранда оставались варварами, невежественными и прожорливыми. Лиутпранду же византийцы представлялись лживыми и изнеженными. Трудно сказать, что в его инвективах против Византии правда, а что ложь; какие картины жизни византийского общества навеяны реальной действительностью, а какие — плод его оскорбленного самолюбия. Не исключено, что в столь мрачном «образе врага», нарисованном германским послом, известную роль сыграло его желание оправдать неудачу своей дипломатической миссии в глазах Оттона I.

Вместе с тем из описаний Лиутпранда видно, что византийцы, если это им было нужно, могли ошеломить иноземных послов роскошью приема, но умели и унизить их и отравить им пребывание в Константинополе.

Не менее важные сведения о методах византийской дипломатии и церемониале приема иностранных послов в Константинополе дают рассказы Константина Багрянородного, русской летописи, хрониста Иоанна Скилицы и других источников о посольстве русской княгини Ольги, которая в 957 г. посетила столицу Византийской империи 31. Эти переговоры велись в сложной международной обстановке. Отношения Византии и Древней Руси к этому времени уже прошли длинный и трудный путь. Возникновение и укрепление нового Древнерусского государства в Восточной Европе, естественно, не могло не привлечь пристального внимания византийского правительства. Византийская дипломатия сосредоточила свои усилия на том, чтобы помешать распространению русского влияния на Причерноморье, отрезать Русь от Черного моря.

В борьбе, затянувшейся на несколько веков, Русь оставалась наступающей стороной. Она обладала тем преимуществом, что могла время от времени наносить чувствительные удары по важнейшим византийским центрам. Византия в ответ действовала чужими руками, натравливая на Русь соседние народы. Кроме того, важнейшим средством византийской политики становится христианизация Руси. После походов русов на Константинополь в 860 и 907 гг. и заключения русско-византийских договоров 867 и 911 гг. отношения между Русью и Византией временно стабилизировались. Однако поход князя Игоря на Константинополь в 941 г. вновь осложнил обстановку. После заключения нового договора 944 г. и затем гибели Игоря отношения Византии и Руси были мирными. Несмотря на это, византийское правительство было весьма обеспокоено {262} состоянием своих отношений с Русью, опасаясь новых нападений с ее стороны. Оно стремилось иметь против нее в качестве своего постоянного союзника печенегов. В то же время и союз с Русью был нужен Византии как условие притока с Руси профессиональных воинов для противоборства с арабами. Русь же остро нуждалась в льготных торго-

31 О дате посольства княгини Ольги в Константинополь в последнее время в науке ведется спор. Г. Г. Литаврин предложил датировать описываемый приезд Ольги в Константинополь не 957, а 946 г.; он допускает также вероятность вторичного посещения Ольгой Константинополя в 954 или 955 г. (Литаврин Г. Г. К вопросу об обстоятельствах, месте и времени крещения княгини Ольги// Древнейшие государства на территории СССР: Материалы и исследования, 1985 год. М., 1986. С. 49—57; Он же. Русско-византийские связи в середине Х в.//ВИ. 1986. № 6. С. 41— 52). Вполне вероятной датировку Г. Г. Литаврина считают Л. Мюллер и В. Водов (Müller L. Die Taufe Russlands. München, 1987. S. 78; Vodoff V. Op. cit. P. 52). Здесь пока приведена традиционная датировка.

вых связях с империей и в развитии с ней всесторонних отношений, поднимающих престиж Древнерусского государства на международной арене.

Файл byz263g.jpg

Константин IX Мономах. Деталь мозаики: Христос между

Константином IX Мономахом и императрицей Зоей.

Ок. середины XI в. Собор св. Софии. Константинополь.

Мозаика в южной галерее.

Учитывая эти обстоятельства, оба государства пошли на сближение. В 957 г. русская княгиня Ольга со свитой совершила путешествие в Константинополь и была принята Константином Багрянородным. По-видимому, в Константинополе она крестилась под христианским именем Елены 32. Крещение Ольги, получение ею титула «дочери» императора — важные свидетельства того, что намерения княгини были тесно связаны с надеждами на установление более выгодных для Руси торговых и политических отношений с империей, получение для ее правителей более почетного титула, повышающего политический престиж Русского государства, и отражали общую внешнеполитическую линию Руси на совершенствование договорных отношений с Византией. {263}

Начало дипломатической миссии Ольги, однако, было не очень удачным для русских. Ольга очень долго простояла «в Суду» (т. е. в порту столицы). Это замечание летописи согласуется со сведениями Константина Багрянородного о том, что она была впервые принята во дворце лишь 9 сентября, между тем как русские караваны отправлялись в империю, как правило, летом. В состав свиты Ольги входили ее родичи, как близкие, так и более отдаленные, 6 родственников, 20 послов русских князей, 43 (44) купца, священник Григорий, 3 переводчика и много слуг и служанок. Всего более ста человек 33. Они получали приличное содержание (месячину) от византийского правительства. Столь представительного посольства Русь в Византию еще не направляла 34.

Княгиня Ольга имела, по данным труда Константина Багрянородного «О церемониях», титул «игемона и архонтиссы русов» (De cer. P. 511). Каков был уровень приема посольства Ольги во дворце? Первый прием Ольги императором проходил 9 сентября так же, как обычно проводились приемы иностранных правителей или послов крупных государств. По рассказу самого Константина Багрянородного, «архонтисса вошла с ее близкими, архонтиссамиродственницами и наиболее видными из служанок. Она шествовала впереди всех прочих женщин, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. Остановилась она на месте, где логофет обычно задает вопросы» (De cer. II. 15) 35. Это были официальные вопросы о титулатуре, обычные пожелания и вопросы о здоровье семьи. «За ней вошли послы и купцы архонтов Росии и остановились позади, у занавесей». Прием отличался той же пышностью, какую описал Лиутпранд во время своего первого посольства, и в том же роскошном зале Магнавры. Играл орган.

32Споры о месте (как и времени) крещения княгини см. также: Оболенский Д. К вопросу о путешествии русской княгини Ольги в Константинополь в 957 г. // Проблемы изучения культурного наследия М.. 1985. С. 36-46; Сахаров А. Н. Дипломатия княгини Ольги// ВИ. 1979. № 10. С. 25-51; Он же Дипломатия Древней Руси. С. 259—298; Ариньон Ж. П. Международные отношения Киевской Руси в середине Х в. и крещение княгини Ольги // ВВ. 1980. Т. 41. С. 113—124.

33Г. Г. Литаврин считает общую численность каравана Ольги превышающей тысячу человек. См.: Литаврин Г. Г. Состав посольства Ольги в Константинополь и «дары» императора // ВО. 1982. С. 71—92.

34Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 67. Ср.: Острогорский Г. Византия и киевская княгиня Ольга//To Honor Roman Jakobson. The Hague; P., 1967. Vol. 2. P. 1458—1473; Ариньон Ж. Р. Указ. соч. С. 113—124; Алпатов М. А. Русская историческая мысль и Западная Европа XII—XVII вв. М., 1973. С. 64—72.

35Здесь и далее перевод Г. Г. Литаврина. См.: Литаврин Г. Г. Путешествие русской княгини Ольги в Константинополь: Проблема источников//ВВ. 1981. Т. 42. С. 35—48.

Однако Константин VII Багрянородный описал и такие детали приема русской княгини, которые не имели аналогий во время встреч с другими иностранными послами. Имел, повидимому, значение тот факт, что Ольга являлась не послом, а правительницей могущественного государства. Поэтому император сделал для Ольги ряд отступлений от предусмотренных церемониалом традиций. После того как придворные встали на свои места, а василевс воссел на «троне Соломона», завеса, отделявшая русскую княгиню от зала, была отодвинута, и Ольга впереди своей свиты двинулась к императору. Обычно иностранного посла подводили к трону два евнуха, поддерживавшие его под руки, а затем тот совершал проскинезу — падал ниц к императорским стопам. Именно об этом рассказывает Лиутпранд. Ничего подобного не происходило с Ольгой. Она без сопровождения евнухов подошла к трону и беседовала с императором через логофета стоя. На приеме присутствовал весь двор и обстанов-{264}ка была торжественной. После обмена приветствиями в зал внесли привезенные русской княгиней богатые дары, и музыка стихла. Торжественный прием на этом был закончен, и под звуки возобновившего игру органа княгиня Ольга удалилась.

В тот же день состоялось еще одно традиционное для приемов высоких послов торжество, подобное описанному Лиутпрандом,— обед, во время которого присутствующих развлекали пением лучших церковных хоров Константинополя и различными сценическими представлениями. Его давала императрица, жена Константина VII Елена.

На парадный обед Ольга опять вошла в зал, где на троне восседала императрица, и приветствовала ее поклоном. За обедом Ольгу усадили за «усеченный стол» вместе с императрицей, ее невесткой, помолвленной с юным Романом II, и с несколькими придворными дамами высшего ранга, которые пользовались правом сидеть за одним столом с членами императорской семьи. Эта почесть была оказана и русской княгине. Мужская часть посольства пировала в это время с императором и его наследником в другом зале — в Золотой палате. Родственники Ольги, послы, купцы получили здесь от императора в подарок различные суммы в серебряной монете. За десертом Ольга оказалась за одним столом с императором Константином, его сыном Романом и другими членами императорской семьи. Император подарил здесь Ольге золотое блюдо ценной работы, украшенное драгоценными камнями и наполненное серебряными монетами, одарены были также ее родственницы и служанки.

После небольшого перерыва, который княгиня провела в одном из залов дворца, состоялась ее интимная встреча с императорской семьей, что, как отметил Г. Острогорский, не имело аналогий в ходе приемов обычных послов. «Далее, когда василевс с августой и его багрянородными детьми уселись, из Триклина Кенургия была позвана архонтисса. Сев по повелению василевса, она беседовала с ним, сколько пожелала» (De cer. II. 15). Здесь в узком кругу и состоялся разговор, ради которого Ольга явилась в Константинополь. Такую церемониальную практику также не предусматривал установленный этикет приема послов 36.

И во время прощального парадного обеда 18 октября княгиня сидела за одним столом с императрицей и ее детьми. Ни одно обычное посольство, ни один обыкновенный посол такими привилегиями в Константинополе не пользовались. Прощальный прием проходил снова в Золотом зале: на пир Ольга с женской частью ее свиты была снова приглашена императрицей, а мужская часть посольства обедала с императором. По сообщению же русской летописи, император сидел за одним столом с русской правительницей. Он удивлялся ее разуму и беседовал с ней. В конце пира Ольге и членам ее свиты снова были вручены денежные суммы, правда, более скромные, чем в первый раз (De cer. P. 598). И еще одна характерная деталь отличает прием именно русского посольства и 9 сентября и 18 октября — при описании этих встреч не упоминается ни об одном другом иностранном посольстве. Между тем в практике византийского двора существовал обычай давать торжественный {265} прием в один и тот же день поочередно нескольким иностранным миссиям, а на пир приглашать их всех вместе, о чем рассказывает и Лиутпранд 37.

Странные на первый взгляд перемены к худшему в отношении к княгине Ольге, происшедшие ко времени окончания ее пребывания в Константинополе, свидетельствуют, по-

36Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. С. 287—288; Острогорский Г. Указ. соч. С. 1462—1463, 1469—

1473.

37Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. С. 228 и след.

видимому, о напряженной закулисной дипломатической борьбе, имевшей место в ходе переговоров 38. Дипломатический торг по вопросам уровня приема княгини во дворце и всего ритуала ее пребывания в византийской столице начался, вероятно, еще до отправления в путь и продолжался на месте, с момента появления на константинопольском рейде русской флотилии. Он длился в течение многих дней. В результате русы добились в церемониале приема великой княгини ряда отступлений от привычных обычаев встречи высоких иностранных послов. Для византийской дипломатической рутины исключения такого рода были политическими уступками весьма серьезного свойства.

Но совершенно очевидно, что одновременно велись секретные переговоры по важнейшим вопросам политических отношений Византии и Руси. Византия преследовала цель закрепить и конкретизировать союзные условия договора 944 г. В то же время Русь необходима была империи как противовес против Хазарского каганата, как традиционный союзник в борьбе с арабами в Закавказье, на сирийской границе и в районе Средиземного моря 39.

Кроме того, Византия стремилась использовать начавшуюся христианизацию Руси в своих политических целях. Как показала миссия Ольги в Константинополь, русы, в свою очередь, старались использовать затруднения византийцев в интересах дальнейшего возвышения собственного политического престижа, добиться от империи признания за Русью новой политической титулатуры и, быть может, даже заключить династический брак между правящими домами. Принятием христианства в Византии Ольга добилась определенных результатов в решении первой задачи: за ней был закреплен титул «дочери» императора, русская княгиня поднялась в византийской дипломатической иерархии выше тех владетелей, которым был пожалован титул «светлость», как когда-то Олегу.

Крещение Ольги, однако, явилось индивидуальным политическим актом и не предусматривало учреждения церковной организации на Руси. Русь того времени еще не была готова к принятию христианства: языческая партия в Киеве была достаточно сильна, большинство знати было привержено языческой вере. Хотя христианизация русского общества уже совершалась и в договоре 944 г. это нашло официальное отражение, тем не менее и к середине 50-х годов Х в. Византия не преуспела {266} в использовании христианских поданных Руси в своих политических целях 40.

Файл byz267g.jpg

Императрица Зоя. Деталь мозаики: Христос между

Константином IX Мономахом и императрицей Зоей.

Ок. середины XI в. Собор св. Софии.

Константинополь. Мозаика в южной галерее.

Быть может, этим можно объяснить то обстоятельство, что приезд, княгини Ольги не привел, скорее всего, к заключению какого-либо официально оформленного соглашения, и правительница русского государства осталась недовольной результатами своей миссии, хотя договор 944 г. был, по всей вероятности, подтвержден и сохранил силу. Однако рассказ о пребывании княгини Ольги как у Константина Багрянородного, так и в русской летописи проливает яркий свет на методы византийской дипломатии и на жизнь Константинополя в Х в.

Еще более сложными были взаимоотношения Древней Руси и Византии при Святославе. Поглощенная трудными войнами с арабами на Востоке, Византия должна была обезопасить свои северные границы. По словам В. Т. Пашуто, империя «решила прибегнуть к тройной иг-

38Литаврин Г. Г. Состав посольства Ольги... С. 86—92; Он же. К вопросу об обстоятельствах... С. 56.

39Ср.: Arrignon J. Р. Les relations diplomatiques entre Byzance et la Russie de 860 à 1043//Révue des études slaves. 1983. N 55. Р. 129—137; Shepard J. Some Problems of Russo-Byzantine Belations. C. 860—1050//The Slavonic and East European Review. 1974. Vol. 52, N 126. Р. 10—33; Левченко М. В. Очерки по истории русско-византийских отношений. М., 1956. С. 340—428.

40Obolensky D. The Baptism of Princesse Olga of Kiev: The Problem of the Sources // Philadelphie et autres études/ Ed. H. Ahrweiler. (Byzantina sorbonensis, 4.) Р., 1984. Р. 159—176; Оболенский Д. Указ. соч. С. 36—47; Arrignon J. Р. Les relations internationales de la Russie Kievienne au millieu du X siècle et le baptême de la princesse Olga // Occident et Orient au X siècle. Dijon, 1979; Сахаров А. Н. Дипломатия княгини Ольги. С. 25—51.

ре: толкнуть Русь на Болгарию, а печенегов на Русь» 41. Широко используя излюбленные методы византийской дипломатии: подкуп «варваров», идейные посулы, натравливание одних народов на другие,— опираясь, конечно, и на договор 944 г., Византия добилась похо-{267}да Святослава на Дунай и разгрома его руками Болгарии. Одержав ряд блестящих побед, русский князь, однако, стал строить далеко идущие планы перенесения своей столицы на Дунай. Летом 970 г. дружины Святослава перешли через Балканский хребет, вторглись во Фракию и начали продвижение к Константинополю. Святославу удалось создать антивизантийскую коалицию, в которую вошли болгары, венгры и на какое-то время печенеги. Угроза столице крайне обеспокоила византийское правительство и заставила его мобилизовать крупные силы против опасного врага. Император Иоанн I Цимисхий (969—976), пустив в ход все ухищрения византийской дипломатии в сочетании с военными ударами, расколол антивизантийскую коалицию, вторгся в Болгарию и одержал в июле 971 г. победу над войсками Святослава под Доростолом (Силистрией) на Дунае. Святослав принужден был начать мирные переговоры. Оценка руссковизантийского Доростольского договора 971 г. вызвала в науке споры 42. Мирные предложения Святослава были благосклонно приняты победителем, потому что Цимисхий счел более выгодным не продолжать тяжелую войну, а восстановить союзные отношения с северным варваром. Прежде всего было заключено предварительное соглашение о прекращении военных действий. По этому соглашению русы освобождали пленных и возвращались на родину. Греки, со своей стороны, обязывались обеспечить русам безопасное отступление, снабдить их провиантом и добиться нейтралитета печенегов. Через несколько дней был заключен официальный договор, в своих главных статьях повторявший русско-византийские договоры 907 и 944 гг. Византия возобновляла торговые отношения с Русью, а Русь — военную помощь империи. Соглашение было увенчано личной встречей Святослава и Иоанна Цимисхия, описанной Львом Диаконом. Втайне же, следуя вероломному кодексу византийской дипломатии, Византия натравила на Святослава печенегов и подготовила тем самым его гибель в днепровских порогах весной 972 г.

Взаимоотношения империи со славянскими странами вообще, в частности с болгарами, всегда были весьма сложными, и мирные соглашения постоянно чередовались в IX — начале XI в. с кровавыми длительными войнами 43.

Необычайно возросла активность византийской дипломатии при Комнинах. При Алексее I Комнине, умном и осторожном дипломате, империя зачастую дипломатическим путем находила выход из чрезвычайно острых международных ситуаций. На Западе грозным врагом Византии в XI в. были норманны. По вступлении Алексея Комнина на престол Роберт Гвискар переправился через Адриатическое море и осадил Дир-{268}рахий. Славяне Дубровника и других далматинских городов оказали ему поддержку. Битва при Диррахии 18 октября 1081 г. принесла победу норманнам. После этого Северная Греция на несколько лет оказалась под их властью. Они пересекли Эпир и Фессалию, осадили Ларису. Византийцы терпели поражения. Алексей настойчиво искал союзников, вел переговоры с германским императором. Наиболее надежным союзником ромеев на Западе оказалась Венеция, не желавшая видеть оба берега Адриатики под властью норманнского герцога. В мае 1082 г. был заключен договор с республикой св. Марка. Василевс обещал венецианцам щедрые дары и торговые привилегии в обмен на помощь военного флота. Спешно нанимал к себе на военную службу Алексей I и сельджукские войска, одновременно поддерживал заговоры норманнской знати против герцога.

Умелая политика Алексея принесла свои плоды: Роберту пришлось удалиться в Италию, раздираемую междоусобицами. Венецианцы разбили норманнскую эскадру, а Алексей принудил к сдаче норманнский гарнизон в Кастории. Сын Роберта Боэмунд был разбит у Ла-

41Пашуто В. Т. Указ. соч. С. 69.

42Сахаров А. Н. Дипломатия Святослава. М., 1982. С. 183—203.

43Zakythinos D. Byzance et les peuples de ľEurope du sud-est//Actes du I Congr. Intern. des études balkaniques et sudest européennes. Sofia, 1966. Vol. 3. Р. 9—26; Литаврин Г. Г. Болгария и Византия в XI—XII вв. М., 1960; Obolensky D. Byzantium and the Slavs: Collected Studies. L. (VR). 1971; Browning R. Byzantium and Bulgaria. L.. 1975;

Литаврин Г. Г. Формирование и развитие Болгарского раннефеодального государства (конец VII—начало XI в.). С. 132—188; Наумов Е. П. Становление и развитие сербской раннефеодальной государственности//Раннефеодальные государства на Балканах в VI—XII вв. С. 189—218; Литаврин Г. Г., Наумов Е. П. Межэтнические связи и межгосударственные отношения на Балканах в VI—XII вв.//Там же. С. 285—313.