Культура Византии. VII-XII вв

жать у него экзамен и получить удостоверение (Ibid. § 20) 234; если же кто-нибудь в обход этого правила вступит в синигоры или табулярии — будет исключен, «дабы он знал, что теперь уже не недавнее небрежение, но старинная точность законов царствует в общественных делах» (Ibid. § 21). В этой же новелле сказано, что (первым) номофилаком, «экзегетом и дидаскалом законов» назначается муж испытанного ума, доказавший свои юридические познания, судья на ипподроме и экзактор Иоанн Ксифилин (Ibid. §8).

Представляется весьма интересным наблюдение П. Лемерля о том, что § 22 новеллы «звучит почти как заключение», а все, что за ним следует {239} (т. е. § 23—27), воспринимается как обращение императора к студентам училища 35. Действительно это так, и нет ничего невероятного в том, что эта речь была произнесена императором на открытии училища и добавлена позднее к тексту новеллы. Обращаясь к учителям и ученикам, император пожелал им успехов в овладении юридической наукой, отметил, что если некогда с этой целью нужно было ехать в Рим или Бейрут, то теперь молодые люди могут это сделать в собственном городе (Ibid. § 24), что их прилежание будет щедро вознаграждено, ибо императоры будут отдавать им предпочтение при назначении на государственные должности (Ibid. § 25), и что сама задача овладения правом сейчас облегчается: «Вы не попадете больше,— говорит он,— как ваши предшественники, в сети загадок, лишенных всякого объяснения (я имею в виду юридические термины); вы не услышите больше лекций по праву, подобных оракулам с двойным смыслом, для понимания которых требуется еще один прорицатель; вы не будете больше теряться в догадках, вызванных их двусмысленностью, не доверяя самим себе, не то что другим, даже в вопросах, которые вам кажутся понятными; напротив, благодаря совершенно ясному, точному и надежному объяснению, изложенному на открытом языке, вы научитесь понимать логику законов; более того, вы не станете придерживаться только мертвой буквы книг, но и услышите живой голос законов, которому наша светлость позволила раздаться среди вас, закрыв, с одной стороны, все боковые двери и, с другой — широко распахнув одну-единственную дверь — имперскую; входите и выходите через нее беспрепятственно, по вашей воле, и находите приют, который вы желали,— в законах, у почтенного и святого монастыря Георгия Победоносца»

(Ibid. § 23).

Оптимизм императора, однако, оказался не совсем оправданным. Изучение деятельности Иоанна Ксифилина на посту номофилака показало, что метод интерпретации права, которым он пользовался,— это метод теоретика, отягощенный школьной традицией и мало приспособленный к проблемам повседневной практики, метод возврата к латинской терминологии, к букве древнего законодательства, пафос ложной эрудиции, обнаруживающийся в стремлении выйти за пределы чересчур лапидарного текста «Василик» за счет обращения непосредственно к латинскому тексту римских законов и к буквальным (подстрочным) переводам Юстинианова «Кодекса», а также в стремлении постичь «точный смысл» законов с помощью некоторых понятий аристотелевской логики, разработанных еще в древности в школах Бейрута и Константинополя 36. Тем не менее основание юридической школы в середине XI в. вписало яркую страницу в историю византийской культуры этого времени. {240}

8

Дипломатия

Дипломатия занимала выдающееся место в политической, идейной и даже культурной жизни византийского общества. В предшествующем томе «Культуры Византии» уже было показано, каких высот достигло дипломатическое искусство в ранней Византии, особенно в правление Юстиниана I. В последующие столетия масштабы деятельности византийской дипломатии не-

234 П. Лемерль считает, что мы здесь узнаем о существовании в Византии практики выдачи диплома об окончании учебного заведения, в данном случае выдаваемого номофилаком и являющегося, следовательно, «государст-

венным дипломом» (Lemerle Р. Cinq études sur le XVe siècle byzantin. Р., 1977. Р. 210).

35Ibid. P. 211.

36Wolska-Conus W. Ľécole de droit... P. 18—22, 101.

ниями Ближнего и Среднего Востока. Усилия византийской дипломатии здесь были направлены на создание в предгорьях Кавказа своеобразного заслона против возможных нашествий персов, арабов и турок на византийские владения в Малой Азии. Таким заслоном должны были служить союзные или вассальные государства, располагавшиеся в пространстве от Нижней Волги и Азовского моря до озера Ван в Армении. Эту роль Кавказский регион, имевший для Византии также немаловажное экономическое значение, выполнял вплоть до первой четверти XI столетия, когда империя перешла к политике прямой экспансии 2.

В целях безопасности своих северных границ Византия пыталась {242} установить дипломатические контакты также с народами, населявшими области, расположенные между нижней Волгой и Азовским морем, в так называемом «степном коридоре», по которому кочевники устремлялись к Черному морю, Дунаю и Кавказу.

Второй важный регион, где активно действовала византийская дипломатия, располагался между нижней Волгой и нижним Дунаем. Речь идет о Северном Причерноморье, включая Крым, сохранявший вплоть до начала XIII в. для Византии серьезное экономическое и политическое значение. Византийские политики придерживались здесь древнего принципа «разделяй и властвуй». В частности, Крымский регион использовался как плацдарм для отражения набегов кочевников. Безопасность балканских провинций Византии во многом зависела от готовности подданных империи в ее крымских владениях прийти на помощь и от позиции союзников Византии в соседних с Крымом районах. В качестве одного из методов византийской политики в этом регионе было вынужденное признание древнего принципа греческой полисной автономии, которой пользовались, например, жители Херсона (Херсонеса), довольно долго и успешно игравшего роль форпоста империи в Крымском регионе. Новая расстановка сил сложилась в указанном районе в первой половине IX в.: угроза крымским владениям со стороны хазар и рост независимости Херсона обусловили создание здесь при Феофиле (829—841) фемы Климаты с центром в Херсоне 3. С конца IX в., опасаясь набегов на Крым печенегов, византийская дипломатия сумела привлечь их к союзу с империей. Этот союз и становится краеугольным камнем византийской политики в отношении северных соседей. Опираясь на печенегов, Византия добивалась установления мирных отношений и с Русью, а также препятствовала нападениям на свои балканские провинции венгров и болгар.

Третий сектор сферы действия византийской дипломатии на севере охватывал территорию нижнего и среднего Подунавья. Именно здесь дипломатия империи столкнулась с наиболее сильным и стойким сопротивлением, в особенности со стороны Болгарии, отношения с которой развивались для Византии с переменным успехом 4.

Основными целями внешней политики Византии были защита границ империи и распространение своего экономического и политического влияния в глубь указанных трех регионов путем натравливания проживавших здесь народов друг на друга, а также заключения с некоторыми из них союзных или вассальных договоров.

Чрезвычайно неустойчивыми (то дружественными, то враждебными) были отношения Византии с христианскими княжествами Кавказа. Даже самые границы с ними то исчезали, то устанавливались заново; правители этих княжеств то сами признавали суверенитет империи, платили ей дань и помогали войском, то, напротив, разрывали с ней отношения, {243} сами требовали от нее уплаты дани, оказывали поддержку мятежникам против императора и иным его врагам. Действия византийской дипломатии на Кавказе осложнялись, кроме того, постоянными раздорами между самими грузинскими, как и между армянскими, князьями.

С Древней Русью, которая с 860 по 988 г. совершила шесть походов против Византии, постепенно установились регулярные торговые и политические связи, зафиксированные в серии специальных договоров. Русские купцы, представлявшие интересы верхушки правящего слоя Руси, получили исключительные торговые льготы в самом Константинополе. За великого

2Юзбашян К. Н. Армянские государства эпохи Багратидов и Византия IX—XI вв. М., 1988. С. 93—116.

3Соколов И. В. Монеты и печати византийского Херсона, Л., 1983. С. 107—118.

4История на България. Т. 2: Първа Българска държава. Т., 1981. С. 120—161; 213—228, 278—296, 389—422;

Литаврин Г. Г. Формирование и развитие Болгарского раннефеодального государства (конец VII — начало XI в.)//Раннефеодальные государства на Балканах. М., 1985. С. 132—183. Библиогр. С. 183—188; Ducellier А.

Byzance et le Monde orthodoxe. Р., 1986. Р. 223—295. Библиогр. Р. 474— 483; Ангелов П. Българската средновековна дипломатия. С., 1988. С. 82—140.

князя Владимира была выдана «порфирородная» царевна Анна, сестра Василия II Болгаробойцы. Русь приняла христианство от Византии, но приняла его добровольно, не под военным или политическим давлением империи. Русско-варяжские наемники, в силу условий упомянутых договоров, поступали на службу в армию Византии и в течение почти столетия составляли ее наиболее боеспособные части 5.

Гораздо более часто состояние мира и войны чередовалось в отношениях Византии со славянскими народами Балканского полуострова. Болгары дважды — в Х и XI вв.— угрожали лишить империю ее европейских владений. Царь Болгарии Симеон (893—927), ведший с Византией ожесточенные войны, стремился даже к овладению константинопольским престолом. В 1018 г. Византии в результате почти сорокалетней борьбы удалось на 170 дет (до 1186 г.) завоевать Болгарию и подчинить своему господству почти всех славян на Балканах 6.

Неоднократно в ходе VIII—XII вв. основное внимание византийской дипломатии было приковано к восточным границам. Именно отсюда империи грозила главная опасность. Отразив арабский натиск, Византия во второй половине Х в. перешла здесь к дипломатической борьбе как к основному средству обороны. Учитывая раздробленность арабского халифата и используя противоречия между отдельными эмиратами, империя привлекала на свою сторону одни из них, заставляя их воевать против других 7. Только с середины XI в., когда на смену арабам явился гораздо более грозный и сплоченный враг — турки-сельджуки, главную роль в политических акциях империи на востоке вновь стали играть не дипломаты, а полководцы.

Что касается стран европейского Запада, то постоянные связи с ними империя налаживала нередко с большими трудностями, чем с народами Востока, Восточной, Юго-Восточной и Центральной Европы. С усилением {244} власти Каролингской династии и потерей империей

Файл byz245g.jpg

Константин IX Мономах отправляет посольство к князю Владимиру Ярославичу (1043 г.). Национальная библиотека. Мадрид. Миниатюра.

Равеннского экзархата в Италии между Византией и Западом устанавливается — впервые со времени падения Западной Римской империи — относительное (не без потерь для Византии) равновесие сил. В конце VIII — первой половине IX в. Византия стремилась заключить с Западом союзные отношения. Однако с ходом времени обострялось политическое соперничество Византии и Запада, подогреваемое с обеих сторон высшими прелатами и иерархами западноримской и восточновизантийской церкви. Тесные экономические, политические и культурные связи Византия имела, тем не менее, с Венецией и Южной Италией: на Аппенинском полуострове у нее сохранялись владения вплоть до 70-х годов XI в. Однако в постоянный непосредственный контакт жители коренных греческих земель вступили с представителями европейского Запада лишь с последних десятилетий XI в., когда италийские норманны перенесли свои военные действия против империи на Балканы, а в византийской армии появилось множество наемных западных рыцарей 8.

Византийская дипломатическая система была органически связана с {245} политической доктриной государственной власти в Византии, согласно которой варварская языческая периферия противостояла «Христианской империи» ромеев, средоточию цивилизованности.

5Obolensky D. The Byzantine Coinmonwealth. Eastern Europe. 500—1453. L., 1974. P. 225—263; Литаврин Г. Г.,

Каждан, А. П., Удальцова З. В. Отношения Древней Руси и Византии в XI — первой половине XIII в. // Proceedings of the XIIIth Intern. Congress of Byzantine Studies. L., 1967; Литаврин Г. Г. Как жили византийцы. М., 1974. С. 163— 164; Пашуто В. Т. Внешняя политика Древней Руси. М., 1968. С. 73—76; Vodoff Vl. Naissance de la chrétienté russe. Condé-sur-ľEscaut, 1988. Р. 63—107; Курбатов Г. Л., Фролов Э. Д., Фроянов И. Я. Христианство: античность, Византия и Древняя Русь. Л., 1988. С. 172—177, 219 сл.

6Литаврин Г. Г. Болгария и Византия в XI—XII вв. М., 1960. С. 254—255, 377; Ангелов П. Указ. соч. С. 82—140.

7Васильев А. А. Византия и арабы. СПб., 1900—1902. Т. 1—2; Canard М. Byzance et les musulmans du Proch Orient. L., 1973; Masset L. Let invasions: Le second assaut contre ľEurope chrétienne (VII—XI siècles). Р.. 1965; Savvidis A. G. С. Byzantium in the Near East: Its Relations with the Seljuk Sultanate of Rum in Asia Minor, the Armenians of Cilicia and the Mongols. Thessaloniki, 1981.

8Falkenhausen V. Untersuchungen über die byzantinische Herrschaft in Süditalien vom 9: bis ins 11. Jh. Wiesbaden, 1967; Niederau K. Veneto-byzantinische Analecten zum byzantinisch-normannischen Krieg, 1147—1158. Aachen, 1982; Fugagnollo U. Bisanzio e ľOriente а Venezia. Trieste, 1974; Lounghis T. С. Les ambassades byzantines en Occident depuis la fondation des états barbares jusqu’aux Croisades (407—1096). Athènes, 1980. Р. 141—237.

Ромеи — «избранный народ», находящийся под особым покровительством бога. Как преемники Рима они считали себя обладателями всей блистательной культуры греко-римского мира. В теории ойкумена принадлежит василевсу ромеев, «господину всей земли», преемнику римских августов. Все правители цивилизованного, или христианского, мира рассматривались в соответствии с этим как подчиненные василевсу ромеев, что выражалось в размещении их на определенных ступенях «семейственной» иерархии в качестве «сыновей», «внуков», «братьев», «друзей» императора, в наделении их элитарными византийскими титулами, а подчас и должностями византийского государственного аппарата 9.

Византия свято оберегала свое исключительное политическое и религиозное положение в мире. Согласно византийской концепции власти, император являлся наместником бога на земле и защитником всей христианской церкви. Никто из иностранных правителей не мог встать вровень с ним, однако степень этого неравенства была различной и зависела от многих факторов. Все это находило традиционное выражение в титулах, почетных должностях, инсигниях и прочих знаках достоинства. Политической символикой был пронизан не только весь византийский придворный церемониал, но и порядок общения с иностранными государствами, приема иностранных правителей и послов. Г. Острогорский метко назвал эту концепцию власти и связанный с нею церемониал «своеобразной византийской политической религией». И главная цель любой встречи византийского императора с иностранными представителями, считает Г. Острогорский, заключалась в том, чтобы четко установить расстояние, которое отделяло бы гостя от императора 10.

Ставя своей главной задачей поддержание могущества империи, византийская дипломатия, при всем своем высокомерии в отношении даже к христианским народам, не говоря о язычниках-«варварах», всегда проявляла особый интерес к окружающему миру, руководствуясь правилом — чтобы управлять народами, надо их знать. И поскольку дипломатия для империи была главным инструментом ее отношений с окружающими странами и народами, постольку она предполагала возможно более точное знакомство с друзьями и врагами византийского государства. Константин VII Багрянородный (913—959) усиленно развивает в предисловии, а затем широко иллюстрирует этот принцип в своем трактате «Об управлении империей», адресованном его сыну, будущему императору Роману II: «...послушай меня, сын, и, восприняв наставление, станешь мудрым среди разумных и разумным будешь почитаться среди мудрых. Благословят тебя народы и восславит тебя сонм иноплеменников... Учти, для тебя я пишу поучение, чтобы в нем соединились опыт и знание для {246} выбора лучших решений и чтобы ты не погрешил против общего блага. Сначала — о том, какой иноплеменный народ и в чем может быть полезен ромеям, а в чем — вреден: (какой) и каким образом каждый из них и с каким иноплеменным народом может успешно воевать и может быть подчинен. Затем — о хищном и ненасытном их нраве и чего они в своем безумии домогаются получить, потом — также и о различиях меж иными народами, об (их) происхождении, обычаях и образе жизни, о расположении и климате населенной ими земли, о внешнем виде ее и протяженности, а к сему — и о том, что случилось когда-либо между ромеями и разными иноплеменниками» (Конст. Багр. С. 269).

Каждый из варварских народов империя старалась заставить служить своим интересам. С этой целью на протяжении значительного времени тщательно собирались сведения об этих народах, внимательно изучались их история, быт, нравы, обычаи, материальные ресурсы, организация власти, военное дело, характер их отношений с соседями. Острая подозрительность, недоверие к союзникам, чрезмерная осторожность были постоянной характерной чертой византийской дипломатии. Дипломатия содействовала развитию торговых связей, а их расширение, в свою очередь, использовалось Византией как одно из сильнейших орудий своей дипломатии. Торговые города, расположенные на окраинах империи, были форпостами ее политического и культурного влияния. Византийские купцы, торговавшие с отдаленными странами,

9Ostrogorsky G. The Byzantine Emperor and the Hierarchical World Order // Slavonic and East European Review. 1956. Vol. 35, N 84. Р. 1—14; Elze R. Päpste-Kaiser-Könige und die mittelalterliche Herrschaftssymbolik. L., 1982.

10Ostrogorsky G. Die byzantinische Staatenhierarchie // SK. 1936. Т. 8. S. 43—44; Idem. Zur byzantinischen Geschichte. Ausgewählte kleine Schriften. Darmstadt, 1973.

доставляли в Византию ценные сведения о них. С византийскими товарами, привозившимися к варварам, проникало и политическое влияние империи.

За купцом обычно следовал миссионер. Распространение христианства также было одним из важнейших дипломатических средств императоров Византии на протяжении многих столетий. Византийские миссионеры проникали в горы Кавказа, в степи Причерноморья, в Эфиопию, в оазисы Сахары. В IX—Х вв. христианство усиленно распространялось среди славянских народов (Моравия, Болгария, Сербия, Русь). Миссионеры были в то же время и дипломатами, трудившимися над укреплением византийского влияния. Они умело подлаживались к князьям, к влиятельным лицам, в особенности — к знатным женщинам. Нередко у варварских князей жены были христианками, которые под влиянием «духовных отцов» становились сознательными или бессознательными проводниками интересов Византии. В противоположность папскому Риму, который не допускал церковной службы на местных языках, Византия облегчала своим миссионерам дело распространения христианства, разрешая службу на любых языках и переводя Священное писание на языки новообращенных народов. Евангелие было переведено на готский, коптский, эфиопский, старославянский и другие языки. Эта гибкая политика дала свои плоды. В странах, принявших христианство, утверждалось византийское влияние. Духовенство, зависимое от Византии, играло огромную роль в варварских государствах, нередко как единственный носитель грамотности и образованности. Епископы — греки или ставленники греков — заседали в княжеских советах. Школа и образование новообращенных народов чаще всего зависели именно от духовенства 11. {247}

Христианизация языческих народов означала для империи их включение в большую «вселенскую» семью, находившуюся под высшим покровительством императора, который нередко сам становился патроном и духовным «отцом» крещенного правителя. В 864 г. болгарский хан Борис, поддерживавший германского короля Людовика Немецкого в войне против союзницы Византии Моравии, предпочел заключить мир с империей, войска которой вступили в Болгарию, и крестился, приняв имя византийского императора Михаила, «сыном» которого он отныне признавался по церемониально-политическим нормам Византии 12.

Византийское правительство охотно прибегало и к другому средству: оно привлекало ко двору родственников соседних правителей, принцев и знатных иностранцев. В Константинополе их приобщали к высотам греко-римской культуры в надежде на изменение их мировоззрения, на сближение с византийской знатью, на восприятие ими быта, нравов, обычаев византийского общества. Их воспитывали в духе преданности интересам империи: одновременно они служили заложниками на случай обострения отношений или войны с той страной, откуда они прибыли. Примером подобного рода могут служить болгарский хан Телериг в VIII в., сын болгарского князя Бориса Симеон в IX в., сын мятежного итальянца Мелеса Аргир в XI в. Не все они, однако, оставались верными Византии, некоторые из них, вернувшись на родину, нередко становились ее злейшими врагами 13.

В то же время в Константинополе зорко следили за раздорами, обычными в княжеских родах варваров или в правящих домах соседних стран. Неудачливым претендентам, изгнанным князьям, давали приют и держали их «про запас», на всякий случай, чтобы выдвинуть опасного соперника против «зазнавшегося» варварского князя. Династические смуты и распри на родине постоянно приводили таких отщепенцев в империю, и она содержала их как всегда готовых ставленников императора на трон чужой страны (например, венгерских королевичей). Арабских эмиров — перебежчиков в империю — крестили. Знатных пленников василевс — в зависимости от степени выгоды — мог выдать их врагам или вернуть их родичам и друзьям 14.

Дипломатия ромеев не менее часто пускала в ход такие испытанные меры, как подкуп правителей иностранных государств, натравливание их друг на друга, вмешательство во внутренние дела различных стран, интриги при иноземных дворах. Дипломаты и их агенты следили

11 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth... P. 291—308; Prédication et propagande au Moyen Âge. Islam, Byzance, Occident. Р., 1983; Dujčev I. Religiosi come ambasciatori nell’Alto Medieovo: Contributo allo studio della spiritualità bizantinoslava // Bisanzio e ľItalia: Raccolta di studi in memoria di Agostino Pertusi. Milano, 1982. Р. 42—55.

12История на България. Т. 2. С. 213—234; Литаврин Г. Г. Введение христианства в Болгарии // Принятие христианства народами Центральной и Юго-Восточной Европы и крещение Древней Руси. М., 1988. С. 42—44.

13Guillou А. Ор. cit. Р. 161.

14Литаврин Г. Г. Как жили византийцы... С. 161—162; Guilloa А. Ор. cit. Р. 160—161.

за тем, чтобы соседи империи не заключали против нее союзы, умелыми интригами разрушали уже возникшие объединения врагов империи, всячески препятствовали усилению противников византийского государства. Если сильного врага нельзя было ни купить, ни одолеть своим или чужим оружием, византийское правительство прибегало к политическому и эко- {248}номическому нажиму, стремясь изолировать своих врагов, лишить их поддержки союзников, ослабить экономически, перерезать важные для неприятеля торговые пути.

Главной задачей византийской дипломатии было заставить варваров служить империи, вместо того чтобы угрожать ей. Наиболее простым способом был наем их в качестве военной силы. Вождей варварских племен и правителей государств заставляли вести войны в интересах Византии. Ежегодно Византия выплачивала пограничным племенам большие суммы, обязывая их защищать границы империи. Их вождям раздавали пышные византийские титулы, знаки отличия, золотые или серебряные диадемы, мантии, жезлы.

По понятиям византийских государственных деятелей, Византийская империя должна была определять развитие государственных отношений на международной арене. Наследница Рима на протяжении длительного исторического периода старалась убедить в своем превосходстве христианские народы, причем она зачастую достигала успеха, даже несмотря на относительную или абсолютную политическую самостоятельность этих народов, а порой несмотря на далеко не мирные, а скорее враждебные настроения, царящие среди них в отношении к авторитарной политике империи 15.

Таким образом, представление о единой христианской империи надолго укрепилось во временном континууме средневековья. Идея создания мифа о всемогущей цивилизации, некоей ойкумене, объединяющей многие племена и народы, несомненно, легла в основу упомянутой иерархии государств, которую создала византийская дипломатия 16.

Вопрос о титуле главы государства в том или ином дипломатическом соглашении средневековья имел принципиальное значение. Этот вопрос был связан с престижем государства, нередко с его территориальными притязаниями, экономическим и политическим влиянием. До XIII в. универсалистская идея оставалась краеугольным камнем не только государственной доктрины, но и дипломатии. В официальной лексике императора по-прежнему именовали владыкой всей ойкумены. Константинополь все также мыслился «царствующим городом». Четко выраженная мысль о народе ромеев как об «избранном богом» усваивалась византийцами с детства, подобно одному из символов православия. Сознание безусловного превосходства над жителями других стран стало второй их натурой. В своих отношениях с любым государством Византия никогда не хотела выступать в качестве равной стороны. Даже побежденная и униженная, она не отступала, а снисходила, заключая мир. И это не был сознательно и лицемерно разыгрываемый ее дипломатами и политиками спектакль — это была их глубоко искренняя позиция 17.

В Византии, которая поддерживала дипломатические отношения со многими государствами тогдашнего мира, были точно определены значимость и в соответствии с этим — титулатура правителей этих государств. Константин VII Багрянородный в своем труде «De cerimoniis...» писал, что в документах, адресуемых правителям Древней Руси, императоры {249} Византии обращались к ним следующим образом: «Грамота Константина и Романа, христолюбивых императоров ромейских, к архонту Руси». Определенный титул был таким образом закреплен за правителем древнерусского государства. Точно так же рекомендовал обращаться Константин VII и к болгарскому царю, но там в добавление к титулу архонта фигурировал эпитет «возлюбленный сын». К франкскому владыке Константин VII советовал обращаться как к «его светлости царю франков (De cer. II. 48). Полагают, что понятие «светлости» соответствовало месту, отводимому византийской дипломатией франкским и русским правителям. В 944 г. употребление титула «его светлость» в отношении русского князя исчезает. Согласно древнерусским источникам, утвердился официально принятый на Руси титул «великий князь русский» или просто «великий князь». Эта эволюция в титулатуре отражала, по всей ве-

15Geanakoplos D. J. Byzantium. Church, Society and Civilization seen through Contemporary Eyes. Chicago, 1984.

16Haussig H. W. Byzantine Civilization. L., 197J. P. 206, 268.

17Ostrogorsky G. Die byzantinische Staatenhierarchie. S. 42—48.

роятности, изменение отношений между Древней Русью и Византией свидетельствуя об усилении Древнерусского государства 18.

Отношения Византии со странами Западной Европы распадаются на два периода. Первый период начинается с падения Западной Римской империи в 476 г. и длится до образования франкской державы Каролингов, другой — с этого момента и до эпохи крестовых походов.

Поскольку Константинополь — наследник Рима — считался центром христианского мира, постольку все остальные христианские державы должны были рассматриваться, по крайней мере de jure, как подчиненные ему территории. Так трактовали этот вопрос в Константинополе на протяжении первого периода, как показывает анализ обращений византийских императоров к западным, в первую очередь меровингским, государям. К новым варварским государствам, образовавшимся на территории прежних римских провинций, восточные императоры, независимо от реального положения вещей, обращались в своих посланиях как к своим подданным. Лишь с усилением франкской державы в середине VIII в. и особенно с образованием империи Карла Великого (800 г.) положение стало меняться 19.

С ослаблением Византии все труднее становилось поддерживать миф о величии царства ромеев. В 812 г. Византия признала императорский титул Карла, правда, не как римского василевса, а как василевса франков. В 927 г. византийцы заключили мир с Болгарией, признав ее царя василевсом болгар. Царство «Великая Армения» входило в состав известной средневековому миру византийской «семьи правителей и народов». Представители правящей династии Багратуни были «духовными сыновьями» византийского императора. За правителем Армении был признан титул «архонта архонтов», генетически восходящий к персидскому шах-ин-шах и к «князю князей» эпохи арабского владычества. Титул «архонт архонтов» носили Ашот I, Смбат I, Ашот II Багратуни, затем Гагик I Арцруни. Впоследствии титулом правителей Армении становится πρω;˜τος. Греческая титулатура армянских правителей — одно из свидетельств вассальных отношений между Арменией и Византией в IX—XI вв. 20 {250}

В Грузии положение правителей и официальные обращения к ним изменялись по мере усиления Грузинского государства. Держава ромеев, заинтересованная в союзе с Грузией для борьбы против натиска турок-сельджуков в XI в., пожаловала грузинскому царю Георгию II (1072—1089) титул куропалата, а затем новелиссима, севаста и кесаря, занимавшего второе место после императорского в византийской светской иерархии 21. И позднее Византия даровала иноземным правителям почетные звания одновременно с правом передавать их своим детям. Венецианский дож получил титул протосеваста после победы над норманнами в 1082 г.; Боэмунд, латинский принц Антиохии,— севаста в 1096 г.; Стефан Первовенчанный, сын Стефана Немани, великого жупана Рашки, стал севастократором и женился на племяннице императора Исаака II Ангела Евдокии, дочери будущего императора Алексея III (1190). Титулы присваивались также знатным иностранцам из свиты принцев.

Чрезвычайно действенным дипломатическим приемом было одаривание иноземных правителей драгоценными коронами, посылаемыми византийским императором. Эти короны— чудо ювелирного искусства византийских мастеров, украшаемые художественными эмалями и драгоценными камнями,— были знаком величайшей милости византийского императора, который стремился этим даром укрепить союзные отношения с иноземными государями. Василий I отправил корону Ашоту Багратуни, князю Великой Армении (885), Константин IX Мономах — венгерскому королю Эндре I (1047—1061); через 30 лет Михаил VII Дука подарил диадему жене венгерского короля Гезы I (1074—1077), византийской принцессе Синадине 22. Деление союзных и вассальных племен и народов на ряд категорий имело целью для византийской дипломатии не только привлечение их на свою сторону, но и разобщение их и порождение между ними вражды, постоянной борьбы за титулы и богатые дары императора.

18Сахаров А. Н. Дипломатия Древней Руси. М., 1980. С. 310.

19Lounghis Т. С. Ор. cit. Р. 143—254.

20Laurent J. ĽArménie entre Byzance et ľIslam depuis la conquête arabe jusqu’en 886. Lisbonne, 1980.

21Лордкипанидзе М. Д. Из истории византийско-грузинских взаимоотношений (70-е годы XI в.) //ВВ. 1979.

Т. 40. С. 93—95.

22Guillou А. Ор. cit. Р. 162. Академик Венгерской Академии наук Дьордь Секей реставрировал эту корону и написал о ней статью (в печати).

Значительно возросло влияние династических браков на международную политику в правление Комнинов. Сын Алексея I Комнина император Иоанн II Комнин (1118—1143) женился на Ирине Венгерской; Мануил I (1143—1180) первым браком был женат на Берте Зульцбахской, свояченице императора Конрада III Гогенштауфена, вторым браком — на Марии Антиохийской, сестре принца Боэмунда III. Император Алексей II Комнин (1180—1183) был женат на Агнессе, дочери французского короля. В середине и второй половине XII в. ряд родственниц царствовавшего дома Комнинов выходит замуж за государей Западной Европы 25. Однако вплоть до середины XIV в. василевсы решительно отказывались от брачных союзов с иноверцами, в частности — с персами, арабскими эмирами и, наконец, с сельджукскими султанами, страшась нарушить церковные каноны и опасаясь возможных впоследствии претензий иноземных государей-родственников на императорский престол. Алексей I Комнин отверг предложенный иконийским султаном проект брака между его сыном и Анной Комниной, несмотря на очень выгодные условия и на большую опасность ссоры с Иконийским султанатом. Анна по поводу этого проекта замечает, что участие в управлении царством мусульман было бы для нее тягчайшим бедствием (Анна Комн. С. 197—198).

Брачные союзы византийских императоров с иноземными принцессами достигались нередко с большим трудом, в результате долгих и дорогостоящих интриг, подкупа знатных вельмож при иностранных дворах, содействовавших заключению брака. Далеко не всегда они приносили империи политические выгоды и истинных друзей. С появлением чужеземок на византийском престоле росло влияние при императорском дворе иностранцев, которые действовали нередко против правящей династии, плели тайные заговоры и были склонны к измене. Вместе с тем брачные союзы с иностранками были важным средством обмена культурными и духовными ценностями между Византией и другими странами.

В течение столетий система дипломатии Византии развивалась и совершенствовалась, хотя ей всегда были свойственны дипломатические стереотипы, известная консервативность и застылость дипломатического ритуала. Огромное внимание византийское правительство уделяло посольскому делу. Отправление послов в иноземные государства, выбор их и сопровождающих лиц считалось государственной задачей первостепенной важности. В соответствии с международной дипломатической практикой посольскую службу несли люди, искушенные в области международных дел. Достоинство послов определялось не только их дипломатической подготовкой, но и их местом в системе чиновной иерархии 26.

Ранг византийского посла определялся статусом страны, куда отправлялось посольство. В независимое государство отправлялся сановник, имевший одно из высших званий — патрикия, стратига, сакеллария, примикирия, протоспафария. К зависимым и полузависимым правителям ехал посол более скромного ранга — силенциарий, скривон, стратор, вестиарий или спафарий. В зависимости от места правителя государства в ви-{253}зантийской дипломатической иерархии менялся и характер послания, которое вез к нему представитель византийского василевса. В независимое государство направляли «письмо к брату», в государство более низкого ранга — императорский указ 27.

Важные обязанности посла выполнялись обычно как однократное поручение самыми разными чиновниками центральных ведомств. Примечательно, однако, дипломатическая карьера силенциария Иоанна (VIII в.), не раз исполнявшего роль посла, и магистра Льва Хиросфакта (конец IX — начало Х в.), который трижды совершал поездки в Болгарию и Багдад. Посольство состояло из одного или многих лиц. Так, например, силенциарий Иоанн один отправлялся с письмом к папе и лангобардскому королю, а спустя некоторое время к Пипину Короткому он ехал в сопровождении протоасикрита Георгия; императрица Ирина (797—802) послала двух очень высоких чиновников, сакеллария Константина и примикирия Ставракия, вести переговоры о свадьбе Константина VI с дочерью Карла Великого. Логофет дрома магистр Петр и доместик Антоний посылались вместе к Гарун аль-Рашиду (781). Наконец, два высокого ранга дея-

25Библиографию о правлении первых Комнинов см. в кн.: Анна Комн. С. 633—649; Каждан А. П. Загадка Комнинов: Опыт историографии//ВВ. 1964. Т. 25. С. 53—98

26Guillou А. Ор. cit. P. 158—159.

27Lounghis Т. С. Ор. cit. Р. 347—356.