из электронной библиотеки / 86745101958513.pdf

красоты, проявившееся в начале ХХ в. сначала в изобразительном искусстве

(дадаизм, сюрреализм), а во второй половине века – в философии постмодернизма.

Сразу же следует отметить, что постмодернизм рассматривает науку как некий дискурс, как языковую игру наряду с другими языковыми играми,

как производство текстов. Научная игра по своей сути не отличается от других игр и оценивается только с точки зрения удобства ее использования.

Границы между наукой и иными играми или текстами размыты и трудно уловимы. А сами научные тексты могут оцениваться как удобные, полезные,

привлекательные с эстетической точки зрения, но не как истинные или ложные, вопрос об их познавательном смысле просто «снимается».

Мы рассмотрим аргументацию той группы отечественных исследователей, которые усматривают в таких новомодных, с их точки зрения, тенденциях и подходах явную угрозу базисным основаниям научного познания и указывают на те сокрушительные последствия, к которым на самом деле может привести полный отказ от понятий истины и лжи (мы будем ссылаться на рассуждения А. Никифорова)91.

Во-первых, говорит он, это сразу же приведет к разрушению центрального ядра нашего мышления – логики. Логика есть наука о том, как нужно рассуждать, она устанавливает принципы и правила корректных рассуждений. Между посылками и выводом корректного рассуждения имеется отношение логического следования, которое в самом общем виде определяется посредством понятия истины: высказывание В логически следует из высказывания А тогда и только тогда, когда при истинности высказывания А высказывание В всегда, необходимо будет истинным. Отказ от понятия истины лишает нас способности отличать корректные рассуждения от некорректных. Правила вывода, не опирающиеся на понятие логического следования, становятся тогда правилами игры с символами или

91 Никифоров А.Л. Понятие истины в теории познания // Эпистемология и философия науки Т.4, № 2. –

2005.

171

со словами, которые можно принимать по соглашению, можно произвольно изменять, и ничто не ограничивает наш произвол. Тогда наши рассуждения действительно становятся не более чем языковой игрой, подобной любой другой игре. В этой игре можно допускать противоречия и произвольно изменять значения терминов.

Во-вторых, разрушение логики лишает смысла нашу аргументацию,

наши дискуссии и споры. Логической основой аргументации являются доказательство, обоснование и опровержение. Что такое доказательство? –

Демонстрация того, что отстаиваемое нами высказывание логически следует из общепризнанных истинных посылок, постулатов, аксиом. Но если посылки нельзя оценивать как истинные или ложные, доказательство превращается в игру словами, оно лишается убеждающей силы. Обоснование какого-либо высказывания есть либо его доказательство, либо его подтверждение с помощью общепризнанных истинных высказываний.

Опровержение высказывания есть его противоречие известному истинному высказыванию. – Все это исчезает вместе с исчезновением понятия истины.

В-третьих, отказ от понятия истины лишает нас способности отличать знание от мнения и веры. Под знанием обычно имеют в виду обоснованное убеждение. Мнение не требует обоснования, а вера вообще в нем не нуждается. Ясно, что если нельзя говорить об обосновании, то различие между знанием, мнением, верой стирается. Тогда действительно – что миф,

что предрассудок, что субъективное предубеждение, что научная теория, что фантазия – все едино и нет оснований предпочесть одно другому (к чему,

собственно, и приходят сторонники постмодернизма).

Ряд трудностей, встающих, как мы показали, перед классической концепцией истины, преодолимы, если обратиться к широко используемому и уже почти тривиальному разграничению объекта и предмета познания.

Объектом познания, в самом общем виде, является внешний мир, а

предметом познания – какие-то стороны, свойства, аспекты этого мира,

которые мы выделяем для изучения. Понятия и утверждения развитой

172

научной теории говорят не о реальных, а об идеализированных объектах.

Они же представляют собой выделенные стороны и свойства реального мира,

подвергшиеся абстрагированию и идеализации и превращенные в некоторые самостоятельные сущности – такие как, например, инерциальные системы,

материальные точки, биологические виды другие. Из этих идеальных объектов складывается онтология, которая и является предметом исследования данной теории. И хотя эта онтология формируется субъектом познания, все же, будучи стороной, аспектом реальности, она обладает определенной независимостью по отношению к субъекту познания.

В целом же мир нашего здравого смысла, мир повседневного опыта целиком состоит из такого рода идеализированных объектов. И поэтому,

когда мы говорим об окружающих вещах или действуем с ними, мы имеем в виду их абстрактные идеализированные представления, а вовсе не то, как они существуют «сами по себе». Деревья, облака, дома или река даны нам только какими-то отдельными своими сторонами, которые мы превращаем в предметы, обозначенные словами. Даже люди, с которыми мы имеем дело в повседневной жизни, в мире нашего опыта превращаются в бледные плоские тени, в носителей определенных социальных функций: каждый из нас создает свой собственный мир, свою онтологию, в которой он живет и действует, свою «субъективную реальность». Ложное утверждение не соответствует онтологической модели.

Когда мы истолковывали истину как соответствие мысли объекту, то обычно подразумевали при этом реальный, существующий «сам по себе» объект, внешний мир. Но осознание значимой роли субъекта в познании, выдвижение на первый план именно субъектных отношений показывает упрощенность, даже наивность такого истолкования. Теперь же, говоря о соответствии, мы подразумеваем не внешний объект, а предмет познания. Этот предмет действительно задается субъектом: именно субъект выделяет в реальности какие-то стороны, которые он превращает в предмет своего познания. Важно подчеркнуть, что, как и прежде, истинность здесь, при

173

таком подходе к ее пониманию, сохраняет свою объективность и общезначимость, так как соответствие мысли предмету зависит, в первую очередь, от свойств самого предмета. А они (свойства), в свою очередь, определяются не только субъектом, но и многообразным, многоконтекстным внешним миром.

Таким образом, классическое понятие истины сохраняется и становится лишь более точным. И в данной связи плодотворно то, что сейчас исследователями, работающими в области теории познания, осознается важность и необходимость выработки каких-то новых подходов о возможности совмещения классического понятия истины с признанием теоретической нагруженности фактов и культурно-исторического характера субъекта познания. Шаги в данном направлении на современном этапе развития науки уже предпринимаются учеными. Обобщая, можно сказать, что мы переживаем переход от уже освоенного и привычного метода исследования к болезненно непривычному, т.е. от этапа неклассической науки – к какому-то новому этапу, целенаправляемому иными основаниями научного поиска. И данный этап знаменателен именно тем, что соотносится с формированием логических оснований нового типа мышления в неклассической, современной науке.

Далее мы, во-первых, попытаемся выявить и вычленить основные, уже проложенные в философии пути к формированию оснований нового типа мышления в неклассической науке. И, во-вторых, познакомить с интересными, оригинальными наработками исследователей в которых анализируются перспективы движения в данном направлении.

Формирование логических оснований (базиса) нового типа мышления в неклассической науке. Версии и интегративные перспективы современной теории познания.

Прежде всего, отметим следующее. К настоящему времени стало уже достаточно общепризнанным суждение, что в XX веке естествознание как наука приобрело характеристики, радикально отличающие его от классической науки Нового времени. Споры теперь больше ведутся о том,

174

какие черты науки прошлых веков всё-таки сохранили свои позиции в наши дни, насколько они фундаментальны, и можно ли вообще говорить о знании как о научном, если оно лишено базовых, классических понятий? Имеются в виду, прежде всего, такие понятия как истинность и объективность, которые действительно являются основополагающими в классическом естествознании. С ними непосредственно соотносятся и обладают не менее важным для классической науки значением такие понятия, как субъект, предмет и их место в логике научного знания, время и пространство и ряд других. Отказ от них в том их значении, какое они приобрели в познавательном мышлении Нового времени, влечёт за собой относительность наших знаний о мире и, практически, невозможность научного исследования, направленного на природу как существующую независимо от человека.

Между тем, к концу прошлого века можно было наблюдать не то чтобы завершение дискуссий о судьбе фундаментальных характеристик классической науки в пользу той или другой стороны, а ослабление их накала и смещение фокуса интересов исследователей к теме формирования новых оснований новой науки. Положение дел в естествознании таково, что классическая наука не опровергнута как ложная, она продолжает существовать, и в её рамках получают интересные результаты. И объективность и истинность знания – это её базовые принципы, они сохраняют силу и едва ли нуждаются в защите. Соответственно, и опровергать их – дело безнадёжное и бесперспективное. Но это – основания классической науки, на них она строится, функционирует, и любые исследования в её рамках могут быть успешными лишь в том случае, если они этим принципам не противоречат.

Возникает, однако, вопрос: если наука, сформировавшаяся в XX веке,

действительно радикально отличается от классики и заслуживает названия новой, неклассической, то могут ли у неё быть те же самые базовые основания, те же самые «начала»? Если нет, то каковы эти исходные принципы? И если объективность и истинность знания не являются для неё определяющими логику исследования, то каково их место в новом строе

175

мышления? Поиски и разработка новых понятий, создающих логический базис нового мышления, базис, который только и позволяет нам говорить о радикальном отличии науки прошлого века от нововременного естествознания – вот что вытесняет постепенно споры о том, являются ли истинность и объективность фундаментальными свойствами неклассической науки. Появляется сомнение, не наполняются ли эти понятия иным содержанием и не становятся ли они маргинальными.

В то же время широко обсуждаются другие понятия, которые,

наоборот, из маргинальных превращаются в основополагающие, или же вообще изобретаются заново. Чаще других анализируются такие понятия как контекст, интерсубъективность, диалог, монологика и плюрализм, смысл,

конструктивизм и др. Как и в случае с классической наукой, совокупность этих понятий образует некоторый логический базис, основание нового типа мышления, отличного от классического, и каждое из этих понятий предполагает любое другое из них. При этом наиболее успешной работа в этом направлении бывает в тех случаях, когда новая логика разрабатывается не как отрицание и, тем более, разрушение оснований классики, а как формирование начал нового типа мышления, начал, которые не выводятся из прошлой логики и не строятся на её обломках, а возникают как бы рядом с ней, на «пустом» месте.

Однако вся трудность состоит в том, что даже сторонники радикальной новизны способов рассуждения в неклассической науке не могут полностью освободиться от ряда особенностей нововременного мышления, которое прочно обосновалось в наших головах и, надо признать, неплохо работает как в повседневной жизни, так и в большинстве научных дисциплин.

Поэтому соблазн опровергнуть, объявить то или иное логическое положение неверным, ложным, требующим замены – очень велико. Но пойти по этому пути – значит подставить себя под огонь критики вполне правомерной, ведь логика классической науки и базирующаяся на ней философия

176

познавательного мышления продолжают нам исправно служить, поэтому у их сторонников есть много убедительных аргументов в свою защиту.

Сказанное выше подтверждает важность выявления уже проложенных

вфилософии путей к формированию оснований нового типа мышления в неклассической науке. Равно как и анализа перспектив движения в данном направлении, что предполагает обращение к таким тесно сопряжённым друг с другом (и предполагающих одно и другое) понятиям, как – контекст, интерсубъективность, диалог, смысл, самодетерминация, монологика и плюрализм, субъект, начало.

Так, нельзя сказать, например, что понятие «контекст» впервые появилось в философских трудах лишь во второй половине прошлого века. Оно фигурировало в них и прежде, но только в последние десятилетия стало приобретать решающее значение при разработке многих тем, ставших актуальными в очень разных, иногда прямо противоположных, направлениях философии. Можно с уверенностью утверждать, что такой всеобщий интерес к понятию «контекст» связан с радикальным изменением роли субъекта в философском осмыслении процесса мышления. В Новое время образцом логического совершенства, точности и непротиворечивости было научное мышление, в котором учёному как субъекту отводилось место за пределами логической структуры знания. Творческая деятельность играла роль силы, которая, как и сила в механике Ньютона, рассчитывалась исключительно по своему результату. Само же творческое мышление оставалось погружённым

всоциальный, психологический, культурный контекст жизни учёного, который существовал где-то рядом с логикой научных идей.

ВXX в. положение дел резко изменилось как в результате научной революции, прежде всего в физике, начала века, так и в силу процессов, происходивших внутри самой философии. И философами, и учёными, склонными к философским размышлениям, стало осознаваться, что решение многих проблем затрудняется именно исключением субъекта и его деятельности из получаемого в науке результата. Ввод же субъектных характеристик в логику научного мышления тянул за собой всё разнообразие

177

культурных, социальных, экономических, психологических и пр. обстоятельств формирования и существования научного знания, другими словами, контекст деятельности учёного.

Контекст принимал разные формы в зависимости от рода исследования. Это могла быть культура определённой исторической эпохи, куда входили и искусство, и философия (А. Койре, Т. Кун, диалогика В.С. Библера), или же своеобразие и самобытность отдельного географического региона, обеспеченные особенностями религии и экономики в конкретный период исторического развития (Р. Мертон). Или же речь может идти о не слишком значимом для истории событии, о небольшом по масштабу, но воплощающему в себе особенности своего времени (многочисленные и ставшие очень популярными в прошлом веке ситуационные исследования, case studies). Наконец, в философии языка значение слова определяется условиями его использования. Условие, контекст – разные, значение слова тоже меняется. Такие выводы были особенно болезненны для аналитической философии, где однозначность и точность слова были одним из главных условий логического совершенства языка.

Нетрудно заметить, что в каждом из перечисленных выше вариантов «контекстуального» подхода к анализу научного мышления речь идёт о возникновении нового знания: нового научного знания в ходе фундаментальной научной революции или в рамках отдельного случаясобытия, или нового значения слова в конкретной жизненной ситуации.

В самом деле, каждый раз контекст – другой, и субъект деятельности интересен именно тем, чем он отличается от другого субъекта, будучи сформирован своим контекстом и обладая своими собственными основаниями, своими «началами». Именно поэтому его нельзя отождествить со всеми остальными субъектами научной деятельности – контекстов много и субъектов тоже много. Знание новое, так как оно получается в особых, невоспроизводимых условиях, его не вывели из прошлого знания, оно не содержалось в нём, и оно не может повторить процедуру, осуществлённую в

178

другом контексте, так как воспроизвести контекст во всей его уникальности невозможно.

В классической науке причинно-следственная связь явлений воспроизводилась в логике дедуктивным развитием научных идей, одна идея выводилась из другой. Связь же полученного теоретического результата с реальностью проверялась практикой, опытом, которые оставались за пределами научной логики. Теперь же ставится вопрос, который прежде не вызывал интереса: как научная идея возникает не из другой идеи, а из того, что научным знанием не является? Другими словами, ставится вопрос о начале научного мышления. Возможно ли, чтобы строгое научное мышление имело своим основанием нечто нелогическое? Для прошлого века вообще характерно внимание к началам: научные революции, точки бифуркации, генетические мутации, логические начала бытия, начало нашей Вселенной, творческие процессы.

Такая переориентация философского мышления приводит ещё к одному следствию. Акт производства нового знания выпадает из временного ряда. Анализируемые события рассматриваются как одновременные, их следование во времени – факт, несущественный для исследователя. Гораздо важнее – сосуществование элементов контекста, порождающих то или иное событие. На передний план, как мы видим, выдвигаются пространственные отношения, а временные отодвигаются на задний план.

Итак, на основании вышеизложенного можно констатировать. Во-первых, в эпоху третьего тысячелетия происходит формирование

новых оснований мышления как такового. Процесс этот наиболее наглядно проявляется в науке – классическая «галилеевская» наука уступает свои доминирующие позиции неклассической науке нового типа в общем контексте постмодернистской культуры.

Во-вторых, исследовательские интересы, приоритеты смещаются в настоящее время к новым понятиям, которые выступают в качестве основополагающих и доминирующих в философском исследовании –

179

контекст, интерсубъективность, диалогическое общение, плюрализм, субъект и его деятельность именно как включенные в результат, получаемый в науке.

Это говорит о том, что большинством как отечественных, так и зарубежных исследователей признаётся необходимость осмысления нового типа философского, логического мышления, и имеются серьёзные работы, обосновывающие такую потребность. Задача теперь в том, чтобы реализовать этот замысел максимально полно и убедительно.

В-третьих, главным фокусом всех преобразований в неклассической науке нового типа признается сегодня принципиально иная роль субъекта,

соотнесенность субъекта и предмета. Это новое понимание субъекта и предмета в науке и культуре постмодерна заслуживает внимания в той мере,

в какой оно помогает решать проблемы, которые возникают в философском осмыслении науки и искусства как культурных феноменов эпохи. И, в

первую очередь, проблему о том, каким образом из хаоса социальных,

психологических, личностных и многих других отношений, в большинстве случаев никак не связанных с наукой, рождается, тем не менее, научный результат, который встраивается в структуру уже готового знания и контекст культуры92.

Вопросы и задания

1.Назовите современных ученых, которые настаивают на необходимости переосмысления основных понятий классической теории познания, особенно истины, наивно-реалистического понимания ее объективности, «абсолютности» и «единственности».

2.Перечислите наиболее актуальные проблемы познавательного мышления, сопряженные с контекстом культуры постмодерна.

3.Какие наиболее интересные, нетрадиционные подходы реализуются на современном этапе развития науки?

92 Маркова Л.А. Человек и мир в науке и искусстве. М., 2008.

180