из электронной библиотеки / 86745101958513.pdf

модели четко не отслеживаются, хотя интуитивно угадываются исследователями эволюции. Сама по себе категория устойчивости здесь мало что решает, так как примитивные системы, как правило, обладают большей устойчивостью, нежели системы сложные. В этом можно убедиться, проведя сравнение между длительностью существования различных биологических видов или же различных типов социальной организации. Общество, успешно преодолевая эволюционный кризис, достигает своей устойчивости на более высоком уровне неравновесия. В этом сосредотачивается комплекс относительных преимуществ и, соответственно, недостатков

«послекризисной» культуры по сравнению с ее «докризисным» состоянием.

Неравновесное состояние, будучи «зрячим», в отличие от «слепого» равновесного состояния, дает социальной системе «зрение», помогающее ей избегать уравновешивания со средой. При этом наблюдается некая закономерность. А именно: чем выше уровень устойчивого неравновесия,

тем более отчетливо, рельефнее, выражены такие качества, как субъектность и субъективность. Удаление от естества, в свою очередь, является воплощением возрастающей роли человеческой воли, мыслей, идеальных образов в совокупной детерминации мировых процессов. Если обратиться в прошлое, то можно проследить последовательный рост удельного веса событий, происходящих в «виртуальном» мире по отношению к событиям в мире «масс-энергетическом» – физическом.

Социально-синергетическая модель имеет ряд очевидных и существенных отличий от идеологических, позитивистских и функционалистских концепций развития. Они заключаются в следующем.

Во-первых, согласно данной модели, прогресс не является целью и путем достижения конечной цели, а служит средством сохранения неравновесной системы в фазах неустойчивости. Векторность развития,

отслеживаемая «апостериорно», является последовательностью вынужденных преобразований, каждое из которых рождает множество

151

новых, еще более сложных проблем, И является следствием заложенных программ или врожденных человеческих стремлений.

Во-вторых, социологи, считающие, что «макроэволюция есть сумма микроэволюций», недооценивают опосредованности макроэволюционных изменений драматическими противоречиями и кризисами.

В-третьих, несмотря на то, что социальная эволюция в некоторой мере является адаптивным процессом, она последовательно адаптирует внешнюю природу к своим возрастающим потребностям, а также перестраивает внутреннюю природу человека в соответствии с его возрастающими возможностями и последствиями преобразующей деятельности человека.

В-четвертых, решающую роль (наряду с чисто внешними и внутренними факторами) на ход эволюционного процесса, на его направленность оказывают спровоцированные неустойчивости, являющиеся последствиями собственной дезадаптивной деятельности общества. Там, где

вряде случаев усматривается результат действия природных катаклизмов или внутренне необусловленных всплесков энергии, синергетическая модель помогает увидеть разбалансировки в системе культуры, предкризисные процессы. Или же, напротив, – ответы культуры на антропогенные кризисы.

Наконец, провоцирование неустойчивости системы является имманентным свойством поведения, а не случайным отклонением или сбоем

внормальной жизнедеятельности общества. Синергетика высвечивает в любом предмете его спонтанную активность, представляет собой некую альтернативу гомеостатическим моделям типа Homo economicus (в том числе их модернизированному варианту), в основе которой (модели) лежит принцип «максимального потребления». При этом выделяется правило: чем выше уровень устойчивого неравновесия, тем сильнее утомляемость от однообразия. В этом отношении человек является самой неравновесной из известных нам устойчивых систем, и тяга к «бескорыстному» уклонению представлена потребностно-мотивационными и эмоциональными особенностями его психики.

152

Современное развитие науки и методологическая рефлексия над ней приводят к постепенному отказу от восприятия науки как парадигмальной сферы познания. На смену экспансии стандартов научной рациональности буквально на все типы познавательной деятельности, характерной для позитивистской традиции, приходит понимание значимости иных вне- и

ненаучных форм осмысления мира. Так, например, мифы, религия, магия более не воспринимаются в виде источников заблуждений, лишенных логической структуры и опытного подтверждения, а рассматриваются как источники современной культуры, значимые для понимания смысла и предназначения культуры народов мира. Рост интереса ко всему отличному от науки очевиден. И поскольку, как оказалось, сфера науки не имеет жестких границ, постольку вопрос об установлении четкой демаркационной линии между научным и ненаучным знанием остается на сегодняшний день открытым: возникает необходимость поиска других гносеологических исследований. Реальное изменение научных знаний ведет к постепенному ослаблению требований к жестким нормативам научного дискурса, к

допущению включения в принятую языковую парадигму и ненаучных компонентов.

Итак, трансформации, происходящие в естествознании в XX веке,

заставляют по-новому продумывать судьбу познавательного мышления классического естествознания, поставить под вопрос незыблемость оснований классической науки, осознать проблемность субъект-предметных отношений. А также – необходимость заново, с позиций науки и философии конца ХХ – начала ХIХ столетий осмыслить характеристики нововременной науки. Проходят дискуссии по целому ряду проблем, которые еще совсем недавно «не имели смысла» и не могли возникнуть (в частности, о роли субъекта, субъектных характеристик в формировании научного знания).

Исследовательский вектор смещается в сторону рассмотрения проблематики определения специфики науки через ее включенность, погруженность в контекст культуры и осмысления науки как культуры.

153

Общий вывод можно сформулировать следующим образом: в целом новые подходы и их решения в ходе дискуссий на научном и культурном поле (независимо от их вариантов понимания проблем) идут по пути признания совместимости науки и культуры на том общем основании, что все феномены имеют своим источником человека и являются при этом результатом его (человека) творения и творчества.

Вопросы и задания

1.Назовите основные этапы динамики науки в соотношении с изменением ее образа, места и роли в культуре.

2.Раскройте смысловое содержание понятий, «работающих» при характеристике доклассического этапа истории науки: мифотворчество –

зачатки науки – преднаука.

3. Покажите, как на общем фоне повседневного житейского опыта и обыденно-практического знания рождаются донаучные формы знания,

зачатки науки, преднаука.

4.Обоснуйте положение: «вывод о том, что истоки науки в ее классическом виде следует искать в «младенческом возрасте» человечества».

5.Что понимается под перцептивным опытом людей на первоначальном этапе познания человеком объективного мира?

6.Раскройте содержание понятия классическая «галлилеевская»

(«новоевропейская наука»).

7.Укажите характерные черты и особенности науки классического типа: почему она получила название «галилеевской».

8.Дайте свое понимание тезиса о том, что «с одной стороны,

новоевропейская наука вплетена в контекст культуры эпохи, а с другой стороны, она в качестве своего основания имеет жесткое разделение субъекта деятельности и предмета».

9. Верно ли, что в науке классического типа природа как предмет изучения противостоит ученому и полностью зависима от него, а новое

154

Раздел 3. Образ науки в современной культуре

3.1. Характерные черты и тенденции современного социогуманитарного знания

Современная эпоха начала нового тысячелетия показала, что методологическая парадигма классического социально-гуманитарного знания, базирующаяся на ортодоксальных сциентических парадигмах познания, уступила место более гибким неклассическим и постмодернистским моделям мышления. Новые методологические и методические парадигмы отражают как изменение гносеологической и логической ситуации в гуманитарных науках, так и новые реалии в современном обществе и культуре модернити. Знания диффундируют друг в друга, то есть, они не разграничены, несут в себе конгломерат значений и смыслов и не имеют однозначной интерпретации. Поскольку же знание системно и взаимосвязано, постольку оно должно коррелировать с другим знанием в общем контексте культуры.

Сегодняшние реалии в обществе и его культуре таковы, что стратегия развития, в которой по восходящей доминирует ценность обладания материальными благами, а гуманизм как тончайший, зыбкий слой растворяется в толще культуры, должна уступить место стратегии бытия, при которой определяющими факторами жизни человека станет духовное развитие, а нравственность – основным его условием. Формирование нового типа науки, обращенной не к абстрактному индивиду, а к конкретному человеку, придает ей гуманистическую направленность, выступает оздоровлением и цементирующим фактором ее реальной гуманизации. На общем культурном фоне – это одна из ключевых в системе философско-

методологических концепций современной науки. В пользу такого видения говорит идея синтеза науки, этики, гуманизма.

156

История убеждает нас, что как правило, рубежи тысячелетий, смена эпох и прочие знаковые события совпадают с некими мистическими (в

определенном смысле – драматическими) ожиданиями и коллизиями в историческом ходе событий. Не случайно в книгу истории и культуры вписаны такие феномены массового сознания, как «ожидание Мессии», «конца света», «конец истории», «демоны тоталитаризма», наконец,

сегодняшняя «постмодернистская революция» и «оккультный ренессанс».

Начало третьего тысячелетия, в свою очередь, совпало с переходом мира в качественно иное состояние – эпоху постмодерна, постмодернизма как

«эмоционального течения, проникающего во все поры современной интеллектуальной жизни и ставшего неким выражением «духа времени», «прощанием с разумом». А также – выражением определенного

«нигилистического комплекса», с его установкой на «переоценку всех ценностей».

Поэтому совсем не удивительно, что на общем фоне неклассического познавательного мышления обнажился целый ряд проблемных мест:

социальное познание в целом, утрачивая привычную почву под ногами,

оказалось в состоянии растерянности, некого «эвристического ступора».

Впрочем, будем помнить о том, что проблемы являются философским в той степени, в которой они оказываются неразрешимыми. На этом фоне в различных областях знания постепенность уступает место прерывности,

нестабильности, неожиданным скачкам, которые тоже ведут к изменениям,

не только постепенным, но и внезапным, резким, в соответствии с данным этапом развития. Все это обусловлено, прежде всего, разным пониманием характера самого процесса развития сторонниками тех или иных концепций и подходов, что вполне закономерно для исследовательского поиска.

Одновременно такая абсолютизация понимания развития,

предстающего в виде отдельных «случаев», как бы «по умолчанию» ставит вопрос не только о демаркации (границе) между наукой и другими

(ненаучными) формами познавательной деятельности и мироотношения.

157

Проблемным стало само существование «высокой»науки, ее возможного

«конца», замене тем, что не является наукой в собственном смысле слова и что находится, так сказать, за ее пределами. То есть, определяется совокупностью всех обстоятельств, причем совсем не обязательно имеющих отношение к науке, но которые, тем не менее, способны логически

«вписаться» в корпус уже существующего научного знания. Ученые,

работающие в области эпистемологии, отмечают опасность «растворения» науки в бескрайнем море вне научного мира88.

В рамках онтологических представлений ХХ-ХIХ вв. исследователи науки сосредотачивают внимание главным образом на взаимодействии научного знания с окружающей социальной средой, с культурным контекстом его существования в обществе, с самыми разнообразными факторами, совсем не обязательно принадлежащими науке, но которые связаны с событием порождения нового знания. Такой социальный подход к изучению науки приводит к выводу, что основанием логики научного поиска оказывается нелогический базис, а границы между наукой и на-наукой размываются, теория поглощается социальным контекстом ее производства.

Иначе говоря, внимание фокусируется на возникновении нового знания из того, что наукой не является, из вненаучной сферы, обладающей изменчивостью, разнообразием, нестабильностью, неустойчивостью.

Отсюда становится все более актуальным учитывать те влияния,

которые принадлежат и к миру вне науки, и к миру не-науки, и,

соответственно, выйти в сферу общего пространства культуры. И поскольку этот мир, поле не-науки безграничен, его влияние на науку, взаимодействие с ней не может носить «случайный характер». Тем самым создаются дополнительные стимулы для правомерности включения в науку всех взаимодействующих элементов контекста ее функционирования в культуре

88 Маркова Л.А. Человек и мир в науке и искусстве/ Л.А. Маркова. – М.: «Канон+» РОРИ «Реабилитация»,

2008. – С. 213.

158

соответствующей эпохи. То есть всего того, что связано с творческими процессами производства знаний.

Говоря о новых, свежих тенденциях по осмыслению места и роли науки в современной цивилизации, о ее связях и взаимоотношениях с миром

«ненауки» подчеркнем следующее:

Во-первых, эти тенденции все более явно связаны с отходом от жестких позитивистских критериев демаркации науки и не-науки, с

расшатыванием перегородок между наукой и другими сферами духовной деятельности и мироотношения в направлении последующего слома этих барьеров.

Во-вторых, приходит понимание значимости иных форм осмысления мира при росте интереса ко всему, отличному от науки. Ситуацию наглядно иллюстрируют дискуссии по проблеме поиска и формирования нового идеала научности, реального образа научного знания.

В-третьих, происходит пересмотр познавательно-ценностной роли науки, переосмысление ее места в системе культуры. Утверждается парадигма, согласно которой буквально всякая исследовательская и творческая деятельность человека будет соотноситься и рассматриваться через призму общечеловеческих ценностей. А сама наука обретет свое гуманитарное, человеческое качество.

В-четвертых, осознается, что сама внутритеоретическая ситуация,

реальное изменение научных знаний ведут к постепенному ослаблению требований к жестким нормативам научного дискурса, к допущению включения в принятую языковую парадигму и ненаучных компонентов.

В пятых, научная рациональность осмысливается как одна из форм мироотношения человека, не подавляющая собой другие формы сознания,

отрицается возможность «дистиллировать» сознание от нерациональной компоненты, приходит понимание значимости вне- и не-научных форм осмысления мира (миф, религия, магия и др.).

159

Наконец, налицо тенденция переключения внимания исследователей именно на субъектный полюс, то есть, на человека. Тем самым создается возможность сближения и сопряжения науки и культуры.

Иначе говоря, несмотря на то, что вопрос о совмещении современного плюрализма культур, социальных устройств, классовых структур,

религиозных конфессий и ряда других индивидуальностей по получению знаний о мире остается на сегодняшний день «открытым», можно утверждать: наука включена в культуру эпохи, в ее социальный контекст. А

это значит, что расширяется поле рефлексии процессов реальной гуманизации науки, формирования ее позитивного гуманистического облика.

Системообразующим элементом и основополагающей ценностью всей европейской культуры является рациональность. В своих исторических формах рациональность предстает в качестве соразмерности мира стандартам и критериям разума, логики, науки; одной из конкурирующих культурно-

исторических программ, наряду с такими культурными архетипами как мифическое архэ, традиция, религиозная вера, мировая воля, экзистенция. В

таком контексте наука выступает интегральной детерминатой развития цивилизации и культуры, давая образцы критического и рефлексивного мышления, без которых вообще не может существовать современная культура. В условиях кризиса культуры проблема осмысления духовно-

нравственных компонентов науки, взаимосвязи рациональности-

нравственности-духовности в культуре постмодернистской эпохи актуализируется особенно остро и в наиболее явном виде.

Сегодня нужно ставить вопрос именно о культурном содержании научной рациональности и об имеющем место рассогласовании науки и базисных ценностей культуры (П. Фейерабенд). В таком контексте основанием науки как наиболее «чистой» формы рациональности, как основы новой мировоззренческой парадигмы, должна быть нравственность.

Нравственность как ядро духовности, понимаемая и как проявление универсального закона «кооперативного взаимодействия» на уровне

160