из электронной библиотеки / 86745101958513.pdf

социального развития, и как стабилизирующее условие устойчивого существования социальной системы. Ведь никто не будет оспаривать утверждение, что духовность – это высший творческий ресурс бытия человека, выражение закономерности жизни в качестве истины, свободы,

красоты и любви как сущности духа.

В таком ракурсе рациональность и духовность выступают как две неотъемлемые формы проявления эволюции Вселенной в человеческом бытии. Отсюда – необходимость перехода современного информационного общества от установки «человека разумного» к установке «человека духовного». Общенаучным же идеалом должна стать «духовная рациональность». Без учета этого принципа мы получим культуру,

утратившую душу, – выродившуюся культуру.

3.2.Новые парадигмы познавательного мышления

всовременной культуре

Вданном параграфе рассматриваются проблемы познавательного мышления через включенность науки в контекст культуры. Представлены наиболее интересные, с точки зрения автора, нетрадиционные подходы,

реализуемые на данном этапе развития науки, связанные с выявлением неклссических смыслов основных понятий классической теории познания – субъект, объект, рациональность, истина и др. Особое внимание уделяется осмыслению тенденции двух последних десятилетий об утрате наукой какой бы то ни было устойчивости ее основных параметров. В то время как,

напротив, доминирующими становятся безграничная изменчивость,

размытость границ науки и ненауки в области ее истоков и сфере рождения новых результатов.

На фоне онтологических представлений ХХ века продуцируются и актуализируются новые проблемы в области познавательного мышления в контексте постмодернистской философии, – в той мере, в какой она

161

обращается к науке. На этом фоне возникают и дополнительные стимулы к тому, чтобы взглянуть на эти проблемы «другими глазами» и, что особенно важно, позволяющие наметить пути решения обозначенных проблем.

Ряд ученых высказывается в отношении того, что на основании опыта изучения науки двух последних десятилетий становится прозрачной ситуация, при которой наука утрачивает какую бы то ни было устойчивость своих параметров, доминирующими становятся безграничная изменчивость,

размытость границ науки и ненауки в области ее истоков, в сфере рождения новых результатов.

Обращение к нетрадиционным подходам и тенденциям, имеющим место в постнеклассической науке, концентрирует наше внимание на одну из важных проблем, суть которой сформулируем так: соотнесенность релятивизма и истины в научном познании. В первую очередь, отметим:

релятивность (относительность) – «неотъемлемый и значимый момент познавательной деятельности человека». Можно даже сказать, что признание относительности (релятивности) всех наших знаний стало тривиальностью,

обычным явлением. Вместе с тем, когда говорят о релятивизме,

подразумевают не общую четкую концепцию, а лишь установку, которая,

подчеркивая аспект относительности знания, его развития, исторической обусловленности и т.п. и одновременно несет в себе целый конгломерат значений и смыслов, которые не разграничены, диффундируют друг в друга,

не имеют однозначной интерпретации. В самом общем смысле под реятивизмом подразумевается концепция, признающая фундаментальность релятивность (относительность) познания, принимая при этом во внимание относительность, изменчивость культурно-исторических, социальных,

психологических и ценностных факторов (истина – это всего лишь удобные фикции, не более того). За счет этого часто создается впечатление некой

«сплошной» относительности всего и вся. Не разграничиваются и теоретически четко не выясняются смыслы «относительности» в плане неполноты знания, процесса познания чего-либо и его «готового» результата;

162

роли субъективного фактора; понимания объективного содержания знания и

критериев его истинности; в плане феномена неконтролируемого размножения проблем и состояний неопределенности, сфера которых в

условиях информационного общества постоянно возрастает. Причем,

разработка проблемы относительности знания на уровне насущных требований информационной эпохи выдвигает на передний план роль субъективного фактора, субъекта познания.

Проблема относительности знания (или эпистемологический релятивизм) широко дискутируется современными учеными. Она не имеет на сегодняшний день однозначной оценки и рассматривается в качестве одной из фундаментальных проблем познавательного мышления в постнеклассической науке. Американский философ Р. Рорти говорит о существовании двух традиций в современной философии. Первая традиция – это традиция Платона – Канта – Гегеля. Они понимали путь к истине как движение к верному представлению и мире «как он есть сам по себе». Основу достоверных суждений они видели в чувственных данных и ясных идеях.

Другая традиция – это релятивизм, к которому относятся философы постницшеанской европейской философии, в числе которых Л. Витгенштейн, М. Хайдеггер, М. Фуко, Ж. Дерида, а также представители американского прагматизма и аналитической философии У. Джемс, У. Куайн, Т. Кун, и другие западные философы.

Так, Р. Рорти считает, что релятивизм не является самостоятельной тенденцией, направлением. Но он проявляется как неотъемлемое свойство познания вообще. Это свойство стало настойчиво проявляться в явном виде особенно в современном познании, где плюрализм и

«множественность миров», подходов, критериев, систем ценностей,

парадигм и других различий, становится общепризнанным явлением.

В контексте и идеалах классической рациональности релятивизм по-

прежнему подвергается критике и категорическому неприятию. В

163

представлениях об абсолютной истине, абсолютном наблюдателе,

признании истины как объективного, независимого от сознания,

определенного, адекватного знания релятивизм не может быть признан как имеющий право быть. Однако многолетняя борьба с этим феноменом не дает результата, а современные науки и постмодернистские подходы вынуждают признать релятивность знания как неотъемлемый и значимый момент познавательной деятельности человека.

Очевидно, что предпосылки релятивизма в познании (и как феномена,

и как концепции) – это, прежде всего, различные объективные свойства материального и духовного мира, такие как изменчивость, развитие,

объективная неопределенность явлений и процессов, развитие и изменение самого человека, общества, человечества в целом. Это традиционно признаваемые и описываемые характеристики мира, которые не могут быть отрицаемы. Однако, признавая данный факт, философы и ученые не всегда с ними соотносят неизбежность возникновения релятивизма. Кроме онтологических предпосылок, есть также объективные предпосылки релятивизма, коренящиеся в самом способе представления знания и познавательной деятельности. То есть, основаниями для постоянного воспроизводства релятивизма непосредственно в духовной и познавательной деятельности человека служат именно те свойства субъекта, которых искусственно лишается «сознание вообще» как трансцендентальный субъект с целью достижения всеобщности и необходимости, преодоления случайного и индивидуально-личностного.

Зададимся вопросом: каково же отношение к релятивизму в научном познании? Ответ будет примерно таков. Анализ истории науки показывает, что релятивность принципов и правил метода, или, по выражению П. Фейерабенда, «либеральная практика» привычна для науки, «разумна и абсолютно необходима» для ее развития. Он показал,

что теория может превратиться в «жесткую идеологию», и тогда понятийный аппарат, теории и эмоции, связанные с его применением,

164

пронизывают все средства исследования, результаты наблюдений также будут подтверждать данную теорию, поскольку они формулируются в ее терминах.

Существуют различные смыслы релятивизма: во-первых,

абсолютизируется сам момент релятивности как изменчивости,

неустойчивости, связанными с индивидуальными особенностями познающего. И именно в этом случае преобладают отрицательные оценки данного феномена как неплодотворной формы релятивизма, разрушающего классические представления об абсолютности и единственности истины. Во-

вторых, релятивизм понимается как обязательный учет фундаментальной обусловленности познавательной деятельности многочисленными факторами различной природы, и в этом смысле он предстает неотъемлемым свойством и особенностью как эмпирического, так и теоретического познания.

Сегодня очевидно: то, что считалось «противосмысленным» –

эмпирические элементы, изменчивость, временность, ценностные предпочтения, культурно-историческая обусловленность – не некие

«помехи», а фундаментальные параметры реального, «живого» человеческого познания. И отвлечение от них неправомерно по причине самого бесконечно сложного, меняющегося во времени и ситуации человеческого познания.

Говорят, что наши знания относительны к Культуре. Сейчас, вероятно,

это уже почти тривиальное утверждение, и всем ясно, что оно само по себе не противоречит тезису об объективности наших знаний и вовсе не свидетельствует об отрицании их истинности. Однако существующее понимание релятивности очень часто базируется, по крайней мере, на двух предпосылках, которые сегодня могут вызывать возражения. Во-первых,

признается, что человек познает мир, существующий независимо от него и его познания. Во-вторых, мы, как правило, почти убеждены, что этот мир представляет собой нечто определенное безотносительно к нашему познанию, что он сам по себе обладает некоторыми атрибутами. С

165

указанными предпосылками связаны старые модели познания, согласно которым наше знание предопределено объектом и бесконечно к нему

«приближается». Только в этом случае, т.е. при наличии этих двух предпосылок, можно говорить о соответствии наших знаний миру и о корреспондентской концепции истины. При этом неправильно будет рассматривать вопрос о проверке этого соответствия, т.е. о возможности сопоставления мира и знания, так как для сопоставления мы должны знать – каков же мир независимо от нашего знания, а это достижимо только для Бога. Следовательно, только в рамках указанных предпосылок можно говорить об относительности наших знаний к Культуре в классическом смысле этого слова89.

По-видимому, следует согласиться с Л.А. Микешиной, отмечающей,

что за многими современными проблемами, имеющими место в постнекласической науке (такими как: проблема интерпретации, истины и правдоподобия, гипотетического реализма, когнитивной веры, неявного знания и других проблем) – в той или иной степени стоит проблема релятивизма, разные формы рационального осмысления которого предлагают сегодня философы, методологи и логики. Далее тот же автор полагает, что задача состоит в том, чтобы найти логические понятия,

приемы и методы для фиксации в гуманитарном и социальном знании слабо формализуемых рассуждений, расплывчатых идей, а также изменчивых и неопределенных феноменов, служащих условием и предпосылкой релятивизма в познании.

Таким образом, мы показали, что «борьба» с релятивизмом как с неотъемлемым свойством познания – это не его истребление (это невозможно). Это – рефлексия (осмысление), экспликация и рационализация» с помощью эпистемологических и логических средств, как уже существующих, так и тех, которые должны еще разрабатываться.

89 Розов М.А. Об относительности знаний к культуре / Маркова Л.А. Человек и мир в науке и искусстве / Л.А. Маркова. – М.: «Канон+» РОРИ «Реабилитация», 2008.

166

Одновременно необходимо переосмыслить основные понятия классической теории познания – рациональности, субъекта, объекта и особенно истины,

наивно-реалистического понимания ее объективности, «абсолютности» и «единственности», выявить их неклассические смыслы, реализуемые в современной науке.

Другие подходы по рассматриваемой проблеме смещают вектор рассуждений о необходимости абсолютного в познании. В наиболее явном,

зримом виде эта позиция представлена у А. Никифорова, который не отрицает того факта, что плюрализм картин мира и прошлого существует, и

каждая картина мира, создаваемая ученым в тот или иной период времени,

несет в себе его субъективность (в широком смысле) и, следовательно,

релятивна. «Картина мира, или какой-то его области, создаваемая наукой,

отмечает он, зависит от уровня развития экспериментальной техники,

производственной практики, от господствующих теоретических представлений (парадигм), методов исследования и иных факторов. В

общественных науках, особенно в истории, «картины прошлого» несут на себе печать зависимости от идеологических, политических и иных пристрастий ученых (субъективизм в науке).

Таким образом, мы получаем множество картин мира, картин общества, картин прошлого, причем нередко несовместимых одна с другой и при этом обусловленных культурно-историческими и другими особенностями субъекта. За последние 50 лет об этом было слишком много написано и едва ли остались наивные люди, которые будут с этим спорить. В

статье Ханса Позера «Математика и книга природы», опубликованной в академическом журнале, прямо утверждается: каждая частица нашего знания относительна, релятивна. Но указать на релятивность, относительность наших представлений о мире – достаточно просто, но отнюдь не достаточно.

Важно одновременно поставить и другой вопрос: а нет ли во всех этих релятивных, изменчивых и неполных картинах и представлениях о мире, в

котором мы живем и мыслим, чего-то абсолютного, чего-то такого, что не

167

зависит от субъекта? В сущности, это и есть центральная проблема теории познания, именно ее пытались решать многие из тех философов и ученых,

которые исследовали релятивность нашего познания и стремились найти в нем элементы абсолютного.

История науки свидетельствует «в пользу» такого рода поисков.

Подтверждает стремление человечества найти истину, не зависящую от наших субъективных особенностей. Такое стремление преодолеть неизбежный субъективизм и в науке, и в повседневности являлось (и

является) источником, которым и сегодня вдохновляется научное и человеческое познание вообще. Наука явно обнаруживает это стремление.

Так, например, она формулирует правила для эмпирических процедур, она требует воспроизводимости результатов наблюдения и эксперимента, она требует интерсубъективности – все это направлено на преодоление релятивизма. И науке, по-видимому, удается преодолеть не только субъективизм личности, но и национальный релятивизм: результаты науки интернациональны, т.е. не связаны с национальными границами. Ее интернациональным языком является язык математики или принятая научным сообществом терминология (международная система единиц и т.п.).

Наука – по крайней мере, естествознание – преодолевает релятивизм личностей, школ, наций. Нет особой математики Пуанкаре или особой математики Гильберта, нет обособленной немецкой физики и нет какой-то особой «мичуринской» биологии.

Но возникает вопрос: может быть сохраняется релятивизм, связанный с эпохой? Быть может, научные результаты античности, средневековья и нового времени несовместимы, несоизмеримы и принадлежат только своему времени? История науки показывает, что это не так: многие результаты античных и средневековых мыслителей в том или ином виде вошли в современное научное знание. Релятивизм эпохи также преодолевается наукой.

168

Остается последнее и самое трудное. Все наши представления о мире – будь то научная картина мира или картина мира здравого смысла – являются человеческими представлениями и несут в себе отпечаток человека – его чувственности и его разума. Возможно, существа с иной биологической организацией создали бы совершенно иную картину мира. И в этом смысле наши знания о мире релятивны – это знания человека. Можно ли преодолеть антропный релятивизм, можем ли мы получить знание, которое будет абсолютным знанием – знанием для любого мыслящего существа во Вселенной? Отрицательный ответ на этот вопрос лежит на поверхности, а

положительный ответ требует серьезного обоснования, которым здесь я заниматься не могу.

Если подойти к проблеме относительности наших знаний о мире, то можно сделать такое обобщение: история человеческого познания – это история преодоления субъективности и релятивности наших представлений о мире, это история формирования и накопления интерсубъективного,

общезначимого знания. Познание – это стремление к абсолютному знанию, к

истине, остающейся истиной во всех возможных культурах и мирах. И в современном распространении релятивизма, в нынешней моде на релятивизм усматривается возросшая тяга к абсолютному: разные мыслители указывают на различные субъективистские стороны наших представлений о мире с тем,

чтобы мы быстрее освобождались от иллюзий и не принимали субъективное мнение за объективную истину.

Автор полагает: такие указания имеют смысл только в том случае, если сохраняется представление об абсолютном знании. Конечно, элементы абсолютного знания чрезвычайно трудно выделить, ибо они всегда представлены в релятивных, субъективных формах. Однако они есть, они должны быть, иначе познавательная деятельность оказывается лишенной смысла. Конечно, элементы абсолютного знания чрезвычайно трудно выделить, ибо они всегда представлены в релятивных, субъективных формах.

Однако они есть, они должны быть, иначе познавательная деятельность

169

оказывается лишенной смысла. И если настаивать только на релятивности наших знаний, если не говорить об абсолютном, то, так или иначе,

отбрасывается понятие истины в его классическом смысле, а следовательно,

и вся традиционная теория познания.

Итак, на примере двух различных подходов мы показали, что проблема релятивизма, соотнесенности относительного и абсолютного является одной из «болевых точек» не только в современной теории познания, но в определенном смысле – в духовной и культурной жизни современной эпохи90.

Понятие истины: классические и неклассические смыслы в современной теории познания.

Истина и ложь выступают гносеологическими характеристиками знания в его отношении к познаваемой реальности, наряду с такими теориями, как прагматизм, конвенционализм, теория когеренции

(согласованности) пытавшиеся придать понятию истины несколько иной смысл. И все же, когда мы употребляем понятие «истина», мы, как правило,

имеем в виду его классическое истолкование, или теорию корреспонденции:

истинна та мысль, которая соответствует своему предмету. Однако, в начале третьего тысячелетия, ознаменовавшегося поистине грандиозными успехами и завоеваниями науки и ее проникновением практически во все области жизни, понятие истины постепенно вытесняется из философии науки. Уже никого не удивляет тот факт, что наиболее модные философско-

методологические концепции ХХ века (от концепций логического позитивизма до теории эпистемологического анархизма в науке П. Фейерабенда), предпочитают избегать в построениях понятия истины, или же придают ему неклассический смысл. Ряд исследователей, в частности,

А.Л. Никифоров, склонны полагать, что в данном подходе находит свое выражение общее движение против идеалов разума, нравственности и

90 Неретина С.С., Огурцов А.П. Время культуры. – Изд-во русского гуманитарного института. – СПб, 2000.

– С. 255-256.

170