из электронной библиотеки / 86745101958513.pdf

проектно-конструктивное сознание. В этом контексте современная рациональность – это, в первую очередь, восприятие рамочных условий проблемной ситуации, в которой мы все существуем с учетом плюрализма различных позиций. Мы полагаем, что рациональность здесь выступает в качестве важнейшего момента обеспечения осевого цивилизованного сознания, и ее следует рассматривать как одну из форм мироотношения человека, которая не подавляет собой другие формы сознания. При этом необходимо учитывать то, что невозможно «дистиллировать» сознание от всех нерациональных моментов: рациональность должна быть понимаема как некоторая реализуемая на том или ином историческом этапе установка, как некий идеал, который, в принципе, не может быть реализован полностью.

Современное понимание рациональности как бы «подстерегают» ряд опасностей. С одной стороны, «рациональность без берегов», признание существования рациональностей разного масштаба, отождествление рациональности и эффективности, а с другой стороны, мы наблюдаем концепцию, согласно которой все по-своему рационально при равенстве всех форм «рациональности» в плане смешения ее с эффективностью. Нам представляется, что в последнем случае существует подспудная угроза для самого рационализма и внутреннего его перерождения.

Все сказанное подводит нас к мысли, что, с одной стороны,

рациональность должна быть сохранена как основополагающая ценность науки и культуры, связанная со свободой и гуманизмом, а с другой стороны,

нельзя слишком ослаблять ее рамки, универсализировать ее. То есть,

рациональное начало необходимо сохранять при жестком осознании его специфики и его границ. Это особенно важно в условиях кризиса рациональности, который очевиден сегодня и может быть определен как неспособность рационального ответа людей, обществ и народов на вызов реальности. Несмотря на то, что в настоящее время трудно найти предпосылки для «золотого века рациональности», какими, скажем, были Новое время и Просвещение, регулятивная роль классических представлений

141

о рациональности, побуждающих к поиску новых, неклассических ее форм,

должна быть сохранена. Это тем более важно, что, образно говоря, она, как непреходящая ценность культуры, выработанная в результате трудной и сложной эволюции последней, позволяет осветить ясным светом разума потаенные уголки природы, общества и человеческого сознания.

Глубинные черты кризиса классического рационализма, сциентизма и гуманизма наиболее наглядно нашли свое выражение в контурах

философского постмодернистского проекта.

Его суть состоит в тотальной критике классического рационализма

(фундаментализма, объективизма, истинности) и в переходе к некой лингвистической парадигме философии, основанной на релятивизме,

субъективизме и антитеоретизме. Надо сказать, что четкость определения идейных и концептуальных инноваций постмодерна затруднены из-за компилятивности мысли, ультрадиалектических формулировок, вычурности стиля с множеством неологизмов, метафоричности и тематической широты

публикаций.

Объективными средствами реализации замысла выступает текст

(контекст как новый язык философии) и принцип деконструкции, автор которой Ж. Дерида, начинает ревизию философского рационализма с разрушения устоявшейся типологии, иерархии философских проблем. При этом сознательно размываются грани между философской литературой и критикой. В результате происходит некое уравнивание философской и поэтической рефлексии. Деконструкция выступает наиболее радикальным методом философской критики, для которой предшествующая философия – это письменность. Согласно философии постмодерна, и писатели, и логики, и

физики создают и пересоздают системы описания объектов, то есть занимаются по существу одним и тем же под лозунгом: «Только то, что написано, дает мне существование, ибо оно называет меня».

Постмодернизм критикует рационализм в первую очередь за инструментальность и малую коммуникативность. В отличие от

142

рационального, «новый» философский разум утверждает парадигму лингвистического поведения (Р. Рорти) с присущей ему и характерной для него общей установкой на «размывание контуров», переломы, просветы, края, вырезы, трещины, отрывы. Новая рациональность – это иррационализм, сформулированный на основе информационной культуры и выросший на почве признания символических и виртуальных реальностей, третьим типом реальности (наряду с материальной и идеальной типами реальности).

Постмодернистская интерпретация текста – это его сплошная метафоризация, приводящая к потере разграничения между фундаментальной теоретической работой и экстравагантной теоретической языковой игрой, в результате чего язык философии приближается к естественному языку. Тем самым формируется многомерное смысловое пространство, своеобразный «текст без границ». Деонтологизация мира знаний и знаний о мире приводит постмодернистов к деконструкции истины и объективности. Провозглашается отсутствие «привилегированных дискурсов», в силу чего каждое общество вырабатывает свое собственное понимание истины и ее критериев, исходя при этом из своей собственной исторически сложившейся культуры. Подобная установка ориентирует на неограниченный плюрализм и тотальный либерализм в выборе дискурсов с ориентацией на свободу, толерантность и прочие возможности.

Мы, в свою очередь, полагаем, что сама культура оказывает определенное и немалое воздействие на изменение представлений о рациональности, о ее предметности и онтологии. Неклассическая рациональность находит свое проявление в том, что «пафос адекватности «вписывания» в реальное положение дел, подлинность его существования, то есть принципиальная реалистическая установка рационального сознания, сохраняется, но существенным образом трансформируется. Она оказывается не просто интенцией на предмет познания «сам по себе», но по возможности – наиболее точной рефлексивной фиксацией той реальной позиции, в которой оказывается субъект в своем личностном отношении к миру, в который он включен.

143

Способность нашего разума к овладению условиями существования,

провозглашенная в классической интерпретации рациональности,

продолжает оставаться основополагающим принципом рационального сознания. Тем не менее, способ его достижения не представляется нам предуготовленным. Напротив, он (способ) трактуется как зависящий в целом от усилий самого человека. Сказанное в какой-то мере подрывает квазиприродную трактовку социокультурных процессов и процесса познания, показывая, что мир творится человеком и что, следовательно,

рациональный способ его освоения может сделать этот мир лучше, а

рациональное познание надежнее, не покидающим «твердую почву» под собой. В данном контексте нам импонирует своеобразная формула рациональности социального действия и социального познания, высказанная В.С. Швыревым: рациональность надо понимать как некое пространство диалоговой коммуникационной метарациональности, ориентированной на организацию конструктивного социального взаимодействия различных претендующих на рациональность позиций.

Разрушительные процессы для самих оснований европейской культуры связаны, как известно, с бурным прогрессом современных информационных технологий – таких как: развитие электронных средств хранения и обработки информации, усиление влияния электронных средств массовой информации,

создание мощных коммуникативных систем типа сети Интернета и многих других технологий. Это было обусловлено целым рядом особенностей современной культуры, в частности, – ориентацией на разумные принципы организации жизни общества, на научную рациональность, на демократические институты и либеральные ценности.

К сожалению, приходится констатировать, что развитие выше названных технологий не способствовало в полной мере укреплению и многократному усилению данных институтов и соответствующих культурных ориентаций. Наряду с положительными тенденциями, которых нельзя не признавать, новые информационные технологии влекут за собою и

144

порождают, по сути, разрушительные процессы для самих оснований европейской культуры. Это в определенной мере связано с той стремительностью и с той масштабностью, с которой данные технологии ворвались, можно говорить, во все сферы жизни общества (в

промышленность, науку, образование, в структуру управления, наконец, в

быт). Тем самым они обрели статус повседневной реальности бытия современного человека и мощно стали изменять, модифицировать эту реальность.

Сказанное подводит нас к мысли относительно того, что оценки социокультурных последствий внедрения данных технологий, которые имеют место в настоящий период и которые реализуются стихийно,

объективно являются, по большей части, эмоционально перегруженными и тенденциозными. Нам представляется, что такие оценочные суждения не должны быть однозначными. Более того, новые информационные технологии, являясь продуктом развития рациональной науки и потребности общества в свободном обмене информацией, далеко не в первую очередь стимулируют развитие либерально-рациональных европейских ценностей.

Прежде всего, они порождают феномены, которые выхолащивают смысловое содержание данных ценностей. Это можно подтвердить примером технологии манипулирования политическим сознанием масс, что обессмысливает демократические институты, а также можно сослаться в данном отношении на наглядный пример постмодернистской дискредитации самой идеи рациональной организации жизни. При этом человек как индивид лишается возможности для самостоятельного критического формирования структуры своих представлений о ряде релевантных аспектов реальности. В

результате под вопросом остается одна из стержневых и основополагающих идей всей европейской культуры – идея свободного волеизъявления и идея личности.

Аналитики отмечают, что к «развалу» личности, к дезинтеграции субъекта познания, его деятельности ведут в своих негативных последствиях

145

компьютерные технологии, в значительной мере виртуализирующие объективный реальный мир и «вольно» или «невольно» тем самым

«подпитывая» паранауку (от греч. около, при) маргинальное (околонаучное)

знание, генезис которого восходит к истории культуры, существующее на границах с наукой и выступающее «превращенной формой науки». Очевидно то, что к настоящему моменту в науке фактически разрушается достаточно сбалансированная экспертная система, сложившаяся в коммуникациях научных сообществ еще в ХIХ столетии и позволяющая не засорять науку сомнительной информацией. Разрушение экспертной системы затрудняет отсев псевдонаучной информации, паранаучной продукции. Интернет ведет к размыванию устоявшихся научных парадигм в конкретных областях науки, а

также к не всегда оправданному их умножению. Можно говорить о том, что в науке недопустимо возрастают рациональные, но по своей сущности несовместимые структуры, что позволило ученым констатировать такое явление, как «дефект рациональности». В большом массиве немаркированной информации Интернета ученый-исследователь перестает быть субъектом познания, теряя саму способность критически отличать

«науку в собственном смысле» от девиаций.

Вектор современного социального и культурного движения направлен на дезинтеграцию самого человека как культурного феномена и связанных с этим феноменом традиционных для европейской культуры ориентиров.

Именно в этом отношении к феномену «человека» наиболее ярко

«высвечивается» разрушительная роль новых информационных технологий.

Тем не менее, все же не следует преувеличивать собственно разрушительной антигуманитарной и антирационалистической составляющей новых изменений, привносимых новыми технологиями в социокультурную среду.

В контексте сказанного в качестве важнейшей задачи нам видится задача философского и критического осмысления происходящего. Требует осознания, прежде всего, сам факт привносимых изменений, того очевидного обстоятельства, что названные технологии превращаются все более в

146

мощный техногенный фактор, постоянно перестраивающий нашу социальную и культурную действительность. В таком контексте именно от человека, от нас самих, от нашего желания и умения жить в постоянно меняющемся мире зависит сохранение гуманитарных и рационалистических ориентиров и импульсов в меняющейся среде, в динамике общества. Нужно научиться жить в меняющемся мире, в том числе и под влиянием новых информационных технологий.

В современном постиндустриальном обществе в качестве мировоззренческой парадигмы, основным методом нелинейного образа мышления и нелинейного подхода в адекватном описании как природных,

так и общественных процессов выступает синергетика. Она рассматривается как современная направленность научной рациональности. И в отличие от классической научной рациональности, которая основана на линейном мышлении и изучает свойства закрытых систем, изучает свойства открытых систем. Последние обладают способностью осуществлять непрерывный обмен веществом, энергией, информацией с окружающей средой, в силу чего они (системы), могут производить непрерывный выбор альтернатив своего развития. В случайных явлениях самоорганизации синергетика стремится выявить некие общие закономерности, положив в основу данного миропонимания понятия хаоса и порядка. Если порядок рассматривать как состояние стабильности, устойчивости и повторяемости отношений между элементами системы, то хаос выступает как состояние неустойчивости и неповторяемости отношений между ними. Диалектическая концепция Гегеля и Маркса рассматривала развитие именно как процесс последовательного перехода от одного порядка к другому, а хаос – как побочный продукт этого процесса, что значительно обедняет и упрощает само понимание самоорганизации системы. Синергетический подход, напротив, раскрывает хаос в качестве закономерного этапа социального эволюционного процесса.

С позиций синергетического подхода универсальная схема эволюционного процесса включает несколько этапов. Для первоначального

147

этапа развития характерно медленное, достаточно предсказуемое, с учетом случайных флуктуаций, изменение свойств системы. Далее – под воздействием внешних факторов, внешней среды, оказывающих решающее влияние, система начинает стремительно изменяться, терять свою устойчивость. Открываются множественные направления и пути ее развития.

Вследствие этого даже незначительная флуктуация внешней среды может направить эволюционное развитие системы в совершенно иное направление.

В этих точках бифуркации максимально раскрываются потенциальные возможности системы и выбор оптимального пути ее последующего развития.

Согласно синергетическому подходу, все живые системы – это неравновесные системы большой сложности, имеющие разную динамическую структуру. При этом они устойчивы не в статике, а в постоянном динамичном развитии. На природном уровне такие процессы регулируются и уравновешиваются природными законами – в отличие от социального уровня, где принципиальную роль играет сознательный выбор с моральными принципами и ценностными ориентациями индивидуума. При этом сама поведенческая направленность человека как существа,

наделенного разумом и свободой волеизъявления, не прямо детерминирована законами природы. При помощи рациональности социальная система как часть Универсума осуществляет векторность своего развития, обеспечивая посредством нравственности свое равновесное и устойчивое состояние. В

контексте синергетики человек рассматривается как некая самоорганизующаяся суперсистема, в связи с чем его сущность можно представить в качестве единства взаимосвязанных составляющих:

космологической, биологической, социальной, духовно-нравственной и экологической.

Как известно, синергетика является одной из междисциплинарных моделей, которую пронизывает парадигма элевации: эволюционно ранние процессы рассматриваются с учетом эволюционно поздних, прошлое – через

148

призму будущего. В этом существенная специфика предмета синергетики.

Благодаря способности неравновесных образований – продуктов самоорганизации к активному сохранению посредством внешнего и внутреннего управления, конкуренции за свободную энергию, необходимую для антиэнтропийной работы, и отбору в соответствии с потребностями экологической ниши, эволюционный процесс может быть преемственным и последовательным. Согласно тенденциям постнеклассической методологии,

все категории подобного рода, как то: субъект, цель, информация,

оптимальность, ценность и пр. – вовлекаются в интегральную системно-

синергетическую модель, и в современной версии синергетика как наука о самоорганизации, превращается в науку об устойчивом неравновесии, что соответствует тезису А.П. Назаретяна о «развитии как функции сохранения»87.

Системно-синергетическая модель способствует совокупному решению, по крайней мере, трех концептуальных задач.

1.Свободному от теологии пониманию векторности эволюции.

2.Единой трактовке эволюционных новообразований (жизнь, общество,

культура и пр.) с богатым потенциалом теоретических обобщений – выявления малоизвестных механизмов и закономерностей.

3. Субъюнктивизации эволюционного мировоззрения, т.е.

превращению футурологии и истории в совокупную сослагательную науку,

обеспеченную соответствующим аппаратом, – осуществляется разработка сценарного подхода к анализу неравновесных систем, нацеленного на исследование будущего (футуросинергетика).

Поскольку в каждой критической (полифракционной) фазе социального или природного развития образуется целое множество альтернативных вариантов, то методы футуросинергетики находят широкое

87 Назаретян А.П. Агрессия, мораль и кризисы в развитии мировой культуры. Синергетика исторического процесса / А.П. Назаретян. – М.: Прогресс, 1986. – С.160.

149

применение для построения «ретропрогнозов», для исторически не реализовавшихся, несостоявшихся сценариев.

Таким образом, синергетическое моделирование позволило доказать,

что даже в точках неустойчивости может происходить отнюдь не «все, что угодно», и количество реальных сценариев всегда ограничено. И поскольку события уже вошли в один из порядков, постольку система необратимо изменяется в направлении соответствующего конечного своего состояния.

Это квазицелевое состояние (аттрактор) подчиняет себе последующие события, что не позволяет системе вернуться в исходную свою фазу или же осуществить переход к иному, скажем, более благоприятному аттрактору.

Одним из открытий синергетики является то, что многовариативность сценариев социального и природного развития в каждой критической точке ограничена. Это позволяет осмысливать прошлое в сослагательном наклонении «что будет, если…», «что было бы, если бы?..», а в перспективе даже «просчитывать» на компьютерных программах пространственно-

виртуальные, исторически возможные миры на всем протяжении социальной, биологической и космофизической эволюции. Это достаточно значимо потому, что сценарный анализ переломных эпох открывает еще не до конца особо ценные, большие возможности не только для исторической теории (так как без сослагательного наклонения нельзя корректно поставить вопрос о причинности), но и для практики в целом. Так, например, четкое представление о вероятных контекстах каждого реализовавшегося сценария помогает обобщить исторический опыт кризисов, исследовать факторы их углубления и разрешения. И, что особенно важно, – использовать полученные выводы для прогнозирования очередных возможных кризисов,

для выработки и внедрения реалистических стратегий, наконец, – для диагностики утопических проектов, которые невозможно (в отличие от реалистических) воплотить в жизнь, в практику.

Обращение к синергетике помогает также сформулировать критерии возрастающей эффективности «послекризисных систем», которые вне этой

150