Глава 3. События и люди Казахской степи...

205

и исключительно положительные характеристики, а при описании исторических событий, связанных с деятельностью хана Абылая, большей частью ограничиваются лаконичными упоминаниями его имени либо же предпочитают вообще обходить эту фигуру пол­ным молчанием [103].

В традиционной практике реинтерпретации людьми истории своих стран существует несколько вариантов создания исторических фигур-знаков. Один из них — это,, образно говоря, «отрубить голо­ву» неудобному для возвышения своего знака выдающемуся лицу и тем самым резко снизить в глазах общественности его действи­тельный статус. Второй способ сводится к тому, чтобы прибегнуть к виртуальному маскараду знаменитых людей и искусно обрядить своего исторического протеже в рыцарские доспехи другого обще­народного героя. И, наконец, суть третьего способа заключается в том, чтобы интеллектуально вырасти самому и создать на бумаге не один гигантский серый портрет, а целую портретную галерею ярких выразительных лиц, среди которых каждый мог бы при же­лании отыскать своего собственного исторического кумира.

Для новейшей историографии всех молодых постсоветских го­сударств наиболее предпочтительными пока еще остаются два первых способа сотворения знаковых исторических фигур, что на­глядно демонстрирует сложившаяся в нашей стране за последние 10—15 лет ситуация с освещением в СМИ и некоторых изданиях по истории Казахстана политических биографий ханов Абулхаира и Абылая. Вопреки искусственному взаимному противопоставлению этих двух выдающихся людей в исторических сочинениях новояв­ленных мифотворцев от науки, в реальной земной жизни они бы­ли тесно связаны между собой, причем далеко не одним только генеалогическим родством, но и большой общностью их личных и политических судеб. Несмотря на большую разницу в возрасте, темпераменте и характере между Абулхаиром и Абылаем, оба степных лидера отличались хорошим взаимопониманием с обеих сторон, обладали сходными интересами и взглядами, придержи­вались одной общей для них тактики поведения с правителями и чиновниками сильных иностранных государств (двухвекторная по­литика Абулхаира между Россией и Джунгарией в 1746—1748 гг. и такой же политический курс Абылая между Россией и империей Цинов в 1758—1780 гг.), имели общих династических соперников

внутри Степи (клан султана Барака), состояли между собой в сва­товстве (Абылай был женат первым браком на Карашаш — пле­мяннице Абулхаира) и в трудные моменты жизни для одного либо другого из них старательно поддерживали друг друга (Абулхаир способствовал в 1742 г. освобождению Абылая из джунгарского плена, а Абылай спас его сына Ералы от нападения на него султа­на Барака в 1750 г. и помог сыновьям убитого хана в исполнении акта кровной мести убийце их отца, выяснив и указав им тайное место нахождения правителя найманов). Подробную информацию о большом сходстве и определенных различиях в образе мыслей и политическом поведении этих двух исторических фигур дает по­мимо всех прочих аутентичных источников обширное эпистолярное наследие правителей Степи, насчитывающее в настоящее время несколько тысяч ханских писем. Среди этого обширного масси­ва нами выявлено в различных архивах бывшего СССР около 120 писем Абулхаира, свыше 80 — Абылая, несколько десятков посланий ханов Абулмамбета и Барака, более 200 — хана Нуралы, около 70 — хана Ералы и множество эпистолярных документов других титулованных лидеров кочевников-казахов.

По казахским народным преданиям, опубликованным еще в дореволюционный период, как Абулхаир, так и позднее Абылай рано остались без родителей и были вынуждены пасти чужой скот на положении обычных рядовых чабанов в хозяйствах богатых скотоводов: первый чингизид — у отца своей будущей супруги Бопай, а второй — сначала у некоего бая Даулеткельды, потом — у влиятельного казахского арбитра Толе-бия. Своим последую­щим возвышением над династическими соперниками в Степи и тот и другой были обязаны исключительно собственным лидерс­ким качествам и талантам, которые у обоих молодых людей яр­ко проявились в годы почти перманентных казахско-джунгарских войн и привели Абулхаира в 1710 г. в западной части казахских земель на ханский престол, а двадцатилетнего Абылая на рубеже 1720—1730-х гг. — к титулу султана Среднего жуза.

Со временем оба чингизида стали обладателями в разные го­ды высшего титула в Степи — «улуг хан», т. е. «главный» или «старший хан» (Абулхаир — в 1719—1748 гг., Абылай — в 1771 — 1780 гг.). Точным подтверждением этому является наряду с прочими историческими документами XVIII в. одно из писем

206

Научное знание и мифотворчество...

Tnaea 3. События и люди Казахской степи...

207

хана Абылая русской императрице Екатерине II за 1778 г., со­хранившееся в Государственном Архиве Оренбургской области в оригинальном виде на среднеазиатском (чагатайском) тюрки и в русском переводе. В этой связи широко расхожее в современной исторической литературе утверждение о том, что Абылай якобы обладал званием хана всех трех жузов или же некоего общека­захского хана, не соответствует исторической действительности X.VI—X.VIII вв., т. к. такого титула в монархической номен­клатуре степных статусов никогда не существовало. Согласно репрезентативным данным специального научного исследования крупного специалиста по истории казахских ханств, современного востоковеда Т. И. Султанова, в мусульманских персо- и тюркоя-зычных источниках XVI—XVII вв. для разграничения формаль­ных рангов степных ханов, параллельно управлявших различными родоплеменными группировками казахов, обычно использовались такие уточняющие композитные формулы, как улуг хан, хан-и бузург, хан-и калан — старший хан и кичи(к) хан, хан-и хурд — младший хан, а также келте хан, т. е. мелкий хан. Под первой группой терминов в нарративных источниках той эпохи упоми­нались казахские правители: Гирей (Кирай) (1465—1473/74), Касым (1512—1521), Хаккназар (1538—1580), Таваккул (после 1583-1598), Есим (1598-1613/14, 1627-1628) и Тауке (1680-1715) [104], а под второй и третьей — все остальные ханы.

Такая же ранговая иерархия ханских титулов сохранялась в Казахской степи и в течение всего XVIII в., о чем убедительно свидетельствует постоянное употребление определенных уточняю­щих терминов по отношению к разным статусам степных правите­лей в эпистолярном наследии казахских ханов и султанов той эпохи. В частности, сами казахские кичик- и келте-ханы (т. е. младшие и мелкие ханы), стремясь четко обозначить в письмах к российским властям свое более низкое положение по отношению к верховному правителю Степи, как правило, упоминали его собственное имя в сочетании с термином агамыз или агамны — старший брат. Если же здесь речь шла о нескольких старших и младших ханах, то цс-пользовалась такая терминологическая композиция, как агаларым инелерим (старшие и младшие братья). В свою очередь верхов­ные правители казахов называли в своих письмах современных им казахских кичик- и келте-ханов и султанов словом.инам — млад-

ший брат, а равных себе по статусу предшественников — старших ханов и независимых иностранных государей — термином барадар (бгрэдар), т. е. просто «брат» [105].

Параллельно с вышеприведенными формулами в диплома­тической переписке казахских ханов с царскими чиновниками и правителями других государств употреблялись и общепринятые в Казахской степи официальные обозначения института старшего ха­на, который дословно именовался на литературном чагатайском тюрки как улуг хан (улы хан) или же — кулл ханларнын агласы к,ылыб (главный над всеми ханами). К категории главных, или старших, ханов казахов в эпистолярном наследии правящей элиты степных номадов и российских делопроизводственных докумен­тах XVIII в. отнесены после хана Тауке Каип-хан (1715 — 1718), Абулхаир-хан (1719-1748), Абулмамбет-хан (1748-1770) и АбылаЙ-хан (1771-1780).

В мирное время значение старшего хана в Степи сводилось в основном к праву почетного «спикерства» при проведении разного рода народных курултаев и торжественных ритуалов. В периоды же усиления внешней опасности на границе кочевого ареала старший хан обладал монопольным правом осуществлять координацию военных действий всех казахских ханов и возглавлять народное ополчение трех жузов. В отличие от других обладателей ханского титула стар­шие ханы казахов приобретали это почетное звание большей частью не через вторичную ритуальную процедуру вознесения на белой кошме (хан кутармак, или хан бар даилтан), а в результате всеоб­щего признания за ними приоритетного права на высший статус со стороны старшин, султанов и всех прочих ханов. Разнообразные источники XVI—XVIII вв. свидетельствуют, что старшими хана­ми в Степи становились, как правило, те правители, которые были старше по возрасту современных им ханов, превосходили их сроком давности поднятия на «белой кошме», имели большой опыт управ­ления казахским народом и пользовались значительным личным . влиянием и авторитетом у большинства степняков. По емкому оп­ределению крупного знатока нормативно-правовых традиций каза­хов Кул-Мухаммед-мурзы (Алексея Ивановича) Тевкелева, «по их степному обычаю из действительных же ханов, которой бы орды ни был, за старшего принято почитать всегда того, кой прежде в ханы пожалован. ...Нередко в одной орде бывало у них по два и по три

208

Научное знание и мифотворчество...