Глава 2. Мифологизация проблем этногенеза...

и нравы, и никто не в состоянии конкурировать с ними в умении пользоваться теми скудными благами природы, которыми наделена пустыня» [66].

Вмаргинальных зонахимел место иной порядок вещей. Прежде всего здесь была выше плотность населения, поскольку наряду с кочевниками-скотоводами в оазисах и речных доли­нах, предгорных и низкогорных районах проживали значитель­ные группы земледельческого населения. Вследствие этого эко­номическая структура общества была многоукладной и характери­зовалась многообразием форм взаимодействия различных типов хозяйства — от оседлого земледелия до кочевого скотоводства. Здесь в большей мере наблюдалась ориентация производимого продукта на сферу обмена и имел место паритет рыночных и на­турально-потребительских тенденций.

В результате этого преобладали межгрупповые отношения и значительно большую роль играли синхронные горизонтальные инфосвязи и товарные отношения. В частности, циркуляция обще­ственного продукта осуществлялась не столько по вертикальным каналам, сколько по горизонтальным, что было обусловлено как более развитыми и интенсивными формами обмена, так и посто­янной трансформацией и изменчивостью хозяйственных занятий населения маргинальных зон.

Помимо этого ежегодно часть номадов оседала и утрачива­ла кочевые традиции и стереотипы. В результате этого в мар­гинальных зонах наблюдались огромное множество различных вариантов и переходных типов от кочевничества к полной осед­лости. Очевидно, что маргинализация прежних кочевников бы­ла постоянно действующим фактором общественного развития на периферии номадных ареалов, что обусловливало неустойчивость социально-экономической ситуации в этих районах.

Вследствие такого характера развития информационных свя­зей процессы этногенеза интенсивнее происходили в хозяйственно и культурно однородных ареалах, нежели в более сложно органи­зованных маргинальных зонах, поскольку в первых значительно быстрее складывалась культурная общность, порожденная одно­типной экономикой, единым образом жизни и особым способом производства в сходных условиях среды обитания.

94

Научное знание и мифотворчество...

Главп 2. Мифологизация проблем этногенеза...

95

В маргинальных зонах в процессе постоянной трансформации хозяйственных занятий и перманентного притока оседающих кочевников-скотоводов, их маргинализации и утраты ими пре­жних стереотипов, несинхронности процессов адаптации к осед­лому образу жизни и овладения приемами технологии земле­дельческого труда, складывание культурной общности происходи­ло значительно медленнее либо могло вовсе не происходить.

А. Хорошхин заметил в этой связи, что «...киргизы приста­ют к полукочевым узбекам каждогодно и через несколько лет, кроме привычек, некоторых обычаев, утрачивают многия статьи туалета записных кочевников, а отчасти и свой резкий казацкий (киргизский) акцент меняют на более мягкую речь узбеков-полукочевников» [67].

Иначе говоря, в номадных ареалах гораздо быстрее происхо­дил конвергентный процесс накопления однотипных культурных признаков, нежели в маргинальных зонах, что позволяет рассмат­ривать их в качестве своего рода «этнических сгустков». Именно на этой основе произошло формирование культурной общности кочевников-казахов. «Киргизы, — писал В. В. Радлов, — подлинно кочевой народ, скитающийся круглый год по степям... Нравы, обычаи, образ мышления, словом, вся жизнь и деятельность киргизов тесно связаны с этими переездами ради животных» [68]. Выдающийся русский этнолог Н. А. Аристов справедливо отмечал, что казахи «больше всех тюркских народностей сохранили скотоводческий и ко­чевой образ жизни» [69].

В этой связи А. Словохотовым было точно замечено, что «быт кочевника в своем крайнем развитии представляет такую своеобразную и отлитую в определенную форму культуру, так крис­таллизуется, что кочевник не может понять другой образ жизни... чем тот, с которым он свыкся веками. До поры, до времени он сопро­тивляется всякому стремлению изменить образ его жизни точно так же, как пионер оседлости... не понимает жизни кочевника...» [70]. Вследствие этого В. В. Радлов справедливо указывал на то, что «понимать историю кочевого народа — вообще трудная задача для всякого, кто знаком с воззрениями оседлых народов» [71].

Поэтому закономерно, что кочевничество характеризует­ся весьма специфическим взглядом на культуру. «Нечего гово­рить, — подчеркивает А. Словохотов, — что кочевой быт создал целую структуру кочевого человека...» [72]. В этом плане интерес-

но привести слова А. Вамбери о том, что «...ничто не могло бы мне дать более ясного понятия о кочевой жизни; когда я впоследствии спросил у одной киргизской женщины о причинах, побуждающих их перекочевывать с места на место, она отвечала со смехом: «Мы не так ленивы, как вы... нам не усидеть по целым дням на одном месте! Человек должен двигаться, потому что посудите сами: солнц е, месяц, звезды, вода, животные, птицы, рыбы — все движется, только земля и мертвые остаются на месте». «Говоря о кочевой жизни, — сви­детельствуют очевидцы, — редкий киргиз не скажет: «Только де­рево стоит на одном месте и питается тем, что находится вокруг него; на то оно и дерево; вольная птица летит туда, где ей луч-иле» [73].

Таким образом, налицо противопоставление кочевниками сво­ей культуры и ценностных стереотипов восприятию мира оседло-земледельческими народами. На наш взгляд, это является ярким свидетельством особости и непохожести кочевой культуры и но­мадного образа жизни, осознания их этничности. В этой связи В. В. Бартольдом очень точно было замечено, что принадлеж­ность к определенному культурному типу была в глазах кочевни­ка важнее, чем признак национальности и языка. «Проявляющиеся всюду противоречия, — пишет по этому поводу Р. Капо-Рей, — возникают поэтому не между людьми различных рас, ни даже между различными социальными классами, а прежде всего между группами населения, ведущими различные образы жизни». «Следовательно, ~~ заключает он, — образ жизни не является следствием принадлеж­ности к той или иной расе, но наоборот, накладывая на людей оп­ределенный отпечаток, который передается по наследству, он сам создает этнические группы» [74].

Важным механизмом этногенетического процесса в доиндус-триальную эпоху являлась этнизация хозяйственно-культурных типов, под которой понимается «такое явление, когда конкрет­ный хозяйственно-культурный тип несет важные этнодифференци-рующие и этноинтегрирующие свойства...» (Я. В. Чеснов) [75]. Этнизацией, считают ученые, является процесс, когда особен­ности ведения хозяйства и функционирования культуры в специ­фических условиях среды обитания влекут за собой накопление особых черт, свойств и признаков, которые в конечном счете и определяют неповторимую комбинацию этнических стереоти-

96

Научное знание и мифотворчество...