17) Понятие этнического неравенства и этнической стратификации. Специфика этносоциальной стратификации в современном обществе.

Этническая стратификация понимается как универсальное этническое неравенство. Этническое неравенство присутствует в любом этническом пространстве. В дооктябрьский период любой «инородец», принявший православие, во всяком случае, формально, по документам становился русским, причем это относилось даже к евреям – наиболее дискриминируемой этнической группе в России. Иными словами, предписанный этнический статус можно было изменить, переменив веру, и «русскость» попадала в ранг уже не аскриптивных статусов, а достигаемых.

Таким образом, этническое неравенство, а следовательно и этническая стратификация, в Российской империи, хоть и существовали как в любой политэтнической среде, но по своим последствиям заметно уступали значимости неравенства религиозного, не говоря уже о сословном.

С середины восьмидесятых годов по мере расшатывания идеологического «каркаса» Советского государства происходят стратификационные изменения: этничность в форме этнического статуса становится существенным элементом социальной дифференциации, в то время как неравенство теряет свое значение в обретении более высокой социальной позиции.

Принято считать, что в современном обществе этничность как показатель социального статуса сама в чистом виде не выступает, однако именно в период системной трансформации в нашей стране она приобрела самостоятельное значение.

В СССР партийная элита – высший слой социальной иерархии состояла преимущественно из русских или русифицированных представителей других народов СССР. Поэтому этнический статус русского был наиболее высоким, причислять себя к русским – было престижно.

В пост-советском пространстве на фоне снижения статуса русского возрастает статус представителя титульного народа, причем это относится не только к государствам СНГ, в большинстве своем ориентированных на модель этнонационального государства, но и к национально-территориальным образованиям России. Характерно, что во втором случае статус члена титульной общности несоизмерим со статусом русского, причем независимо ни от численного соотношения титульного народа и русского населения в том или ином субъекте РФ, ни даже от того, что русские являются титульным народом государства в целом.

Таким образом, выстраивается новая этническая стратификация, осбенно болезненно воспринимаемая в тех случаях, когда на более низкие ступени иерархии по этническому признаку попадает не численное, а лишь номинальное «национальное меньшинство», как,например, в Латвии или в Эстонии.

Именно поэтому статусные изменения, сама социальная стратификация, рассматриваемая под углом зрения этничности, может стать основой межэтнического конфликта, ибо в основе любого из них лежит желание изменить существующее этническое неравенство и соответствующую ему систему власти, престижа и привилегий.

18) Институциональное содержание этничности. Особенности институционализации этничности в период советской власти и после распада СССР.

Имея ввиду предмет наших основных рассуждений – социальные проблемы этничности, нас интересует прежде всего внутренне устройство института, потому что именно в этом значении можно говорить об институцианализации этничности. Важно подчеркнуть, что наличие общеразделяемой системы ценностей является необходимой предпосылкой стабильности и интеграции любого общества.

Этничность, точно также как и семья, может быть отнесена к числу социальных институтов, хотя соединяет в себе черты как социального института, так и социальной общности. Этническая самоиндетефикация свидетельствует о том, что этнофор готов солидаризироваться с ценностями данной культуры. В процессе взаимодействия друг с другом, общения с друзьями, родственниками происходит усвоение на индивидупльно-личностном уровне определенной совокупности потребностей, идеалов, мотивов деятельности, иными словами, институцианализация: этнофор интегрируется в свое этнокультурное пространство.

В период актуализации этночиности(этнической мобилизации) этнообусловленные социальные нормы и предписания становятся важным регулятором поведения людей, а этничность в культурно-символическом смысле образует ценностно-нормативное ядро социальной интеграции и контроля, таким образом, полностью реализуя свою интегративную функцию.

В СССР инстуционализаия этничности шла как на содержательном уровне (этнонациональные образы и нормы поведения выступали противодействием полному «растворению» в составе советского народа), так и на формальном (негласное закрепление квот для так называемого коренного населения в сфере управления национально-территориальными образованиями СССР привело к образованию этнонациональных элит, выступивших инициатором дезинтеграции Союзного государства).

С начала перестройки этничность еще больше инстуцианалзируется и постепенно сменяет традиционную советскую идеологию в качестве основного института регуляции и контроля. Новая государственная идеология в каждом из вновь образованных пост-советских государств строится кроме России строится на внедрении в массовое сознание идеи именно этнической солидарности, а не консолидации на основании надэтничсеких ценностей, способных сплотить людей независимо от этнического происхождения.

Попытка внедрения «русской идеи» неизбежно встретит со стороны представителей национальных меньшинств вполне понятное неприятие и обвинение в национального большинства (русских) в шовинизме и этноцентризме. Между тем, этничност постепенно, чаще всего неосознанно, и для русских становится базовой ценностью, чему, в частности, способствует высокий уровень структурированности политического сознания.

19) Понятие социального конфликта и социального противоречия. Этнический конфликт как частная форма социального конфликта.

Социальный конфликт существует в том случае, когда две или более количество сторон убеждены в том, что цели их деятельности несовместимы. Существование конфликта обусловлено существований социальных неравенств.

С точки зрения Р. Дарендорфа для регуляции конфликта важны три обстоятельства:

-наличие ценностных предпосылок, то есть каждая из сторон конфликта должна признавать наличие конфликтной ситуации, и в этом смысле ее исходная ситуация заключается в тот, что за оппонентом признается право на существование, что, конечно, не означает признание справедливости его содержательных интересов. Иными словами, регулирование конфликта невозможно, если одна из сторон заявляет, что ее оппонент не имеет право на существование. ( Это Карабахский конфликт, где айзербайджанская сторона фактически отрицает право на существование Нагорно-Карабахской республики)

-важынй момент в регулировании конфликта – степень организованности сторон: чем более они организованы, тем легче достичь договоренности и добиться исполнений условий договора.

-в третьих, конфликтующие стороны должны согласиться относительно правил игры, при соблюдении которых только и возможен переговорный процесс.

Последняя предпосылка регулирования фактически во всех конфликтах этнонационального характера отсутствует, ибо сторона, стремящаяся к отделению (сецессии), уже априори оказывается в неравном положении относительно стороны, представляющей уже существующее государство – субъект международного права. Исходное равенство возможностей может существовать в экономических или политических конфликтах.

В отличии от Р. Дарендорфа, исходящего из неизбежности конфликтов, янглийский социолог Э. Гидденс разделяет противоречие и конфликт. Как он полагает, противоречия далеко не всегда влекут за собой конфликты. Для превращения противоречия в конфликт необходимо осознание противоположности интересов и соответствующая мотивация поведения. Под конфликтом он имеет в виду «реальную борьбу между действующими людьми или группами независимо от того, каковы истоки этой борьбы, ее способы и средства, мобилизуемые каждой из сторон».

Иными словами, если экстраполировать позицию Э. Гидденса на этническое пространство, в котором действует иерархия групп и отношения неравенства, то оно изначально внутренне противоречиво (это положение мы называем как раз латентной конфликтогенностью), однако собственно конфликт разворачивается лишь в том случае, когда противоположность интересов не только осознается, но и концептуализируется, становится импульсом действия.

Н. Смелсер в своей теории коллективного поведения справедливо обращает внимание на иррациональность коллективных действий, приводящих к конфликту. Напомним, что именно иррациональность является отличительной стороной этничности. Суть его концепции состоит в том, что в развитии коллективных настроений, подготавливающих вспышки насилия и ненависти, одно состояние при определенных обстоятельствах может перейти в другое: ситуация неопределенности приводит к истерической реакции, которая приводит эту неопределенность в абсолютную угрозу, которая в свою очередь может привести к разрушительным массовым действиям. На этом фоне формируется образ врага, который ответственен за возникновение угрозы.

Совершенно очевидно, что так называемая перестройка в СССР и последовавшие за ней процессы политической и экономической трансформации как раз и создали «ситуацию неопределенности», о которой говорит Смелсер. Не случайно образ этнического врага постоянно подпитывает как деятельность национальных движений, так и массовое сознание граждан пост-советских государств.

Этническая мобилизация почти всегда развивается на фоне массовой истерии, одной из важных предпосылок ее возникновения становится обеспечение коллективного, в данном случае, этнического самосохранения, на что обратил внимание еще П. Сорокин в своем объяснении социальной напряженности.

Этнический конфликт является частной формой социального конфликта, а внутренняя противоречивость (латентная конфликтогенность) этнического пространства в случае системного кризиса, то есть внешней (социальной) и внутренней (психологической) неопределенности, с большей долей вероятности перейдет во множество открытых трудно разрешимых конфликтов.