Глава III. Особенности восприятия гражданами ценностей современной политической системы россии

1. Процесс политической ресоциализации российских граждан

Процесс политической ресоциализации граждан, проявляющийся в изменениях ценностных структур массового сознания россиян, отражает специфику цивилизационного поиска обществом более или менее жизнеспособных форм развития. Переход к такому способу управления, при котором граждане наделены правом участия в смене правящей элиты в ходе нормативных, законодательно закрепленных процедур и через устойчивые социально-политические институты в России осложнен: исторически ограниченным сроком формирования политической культуры (многие демократические ценности еще не смогли стать элементом внутренней культуры и потребностей человека); тем, что политический процесс в стране практически не оставляет возможности для активного участия в политической жизни "рядовым гражданам" (93 % респондентов считают, что в нашей стране "учитываются интересы лишь нескольких крупных групп людей")¹⁰⁹; демократия "по-российски" слабо воспринимается обществом как инструмент решения острых социальных проблем. Синтез транзитологических моделей (прил. табл. 12) позволяет говорить о том, что специфика переходного периода, основным содержанием которого является трансформация политического режима в России, определяется незавершенностью и смещенностью фаз транзита, протекающих с разной интенсивностью. Следующая за либерализацией (появление новых политических принципов и правил) и демократизацией (их институциональное и процедурное оформление) фаза ресоциализации предполагает разрушение ранее принятых ценностей и моделей поведения личности с дальнейшим усвоением ценностей, радикально отличающихся от предыдущих.

Во-первых, либерализация политики опередила реальное реформирование других сфер общественной жизни (до сих пор не созданы определенные социальные и экономические условия, позволяющие с большей или меньшей степенью эффективности использовать конституционно провозглашенные политические, гражданские и иные права и свободы).

Во-вторых, возникновение и становление нового режима было результатом насильственного ниспровержения прежней системы правления (Беловежское соглашение 1991 г. вряд ли можно расценить как заключение пакта на основе прагматических компромиссов). Чрезвычайные методы, нацеленные на сохранение власти в настоящем и увеличение влияния в будущем (октябрь 1993) привели к тому, что вместо восприятия норм демократического процесса российская оппозиция копила потенциал конфронтации.

В-третьих, несмотря на то, что функционируют парламент, политические партии, выборы "ни общественное мнение, ни система принятых политических решений не отражают равных возможностей, терпимости и общественного контроля, которые подразумеваются в демократических обществах"¹¹⁰. Во многом подобное положение объясняется непрочностью основных либерально-демократических институтов (партии, за исключением КПРФ остаются организациями - клубами, лобби, не имеющими значимого регионального представительства; парламент и суды не играют роли противовесов президентской власти, СМИ превратились в индустрию, и их независимость относительна). Демократические настроения и устремления не сложились в организационную политическую силу, не смогли заставить власть считаться с собой. Не сумев создать единый демократический фронт, силы демократической ориентации оказались разобщенными и фактически проигравшими парламентские выборы 1995/1999 гг. и отсутствующими как особая сила на президентских выборах 1996/2000 гг. До сих пор в российской политике сосуществуют демократические и авторитарные элементы, за период 1991-2001 годов невозможно выявить точный алгоритм движения к демократической консолидации или отказу от демократии. Оценивая политический режим в России, авторы чаще всего, характеризуют его, как, своего рода, гибридную модель¹¹¹. Можно отметить, что при всем многообразии подходов к данному вопросу, их объединяют следующие положения:

• представление о режиме переходного периода как о неопределенном, соединяющим в себе черты демократии и авторитаризма с преобладанием элементов последнего;

• в качестве факторов, способствующих авторитарным тенденциям, рассматриваются доминирование исполнительной власти над представительными органами, превалирование неформальных (клиентелистских) социально-политических связей и практик, несформированность гражданского общества и др.

По замечанию В.Я. Гельмана¹¹², важнейшей характеристикой перехода, выделяющей его среди других изменений политического режима, является неопределенность элементов политического режима в процессе перехода. Ситуация неопределенности связана с отсутствием консолидации политического режима, т.е. с действиями одних акторов по изменению тех или иных его элементов против воли других акторов. Конфликт акторов по поводу институтов и контроля над ресурсами, таким образом, задает направленность и исход перехода. Следуя логике развития трансформационного процесса как изменения неопределенности перехода, по мнению автора, можно интерпретировать его динамику следующим образом:

• на этапе либерализации прежнего режима возникает неопределенность, вызванная изменением композиции акторов и их стратегий, а также возникновением новых институтов;

• на этапе крушения прежнего режима неопределенность возрастает, достигая пика в момент прекращения функционирования всех или большинства формальных институтов прежнего режима;

• между крушением и установлением нового режима может иметь место промежуток времени, в течение которого неопределенность максимально высока – неопределенными являются как формальные институты, так и стратегии и ресурсы акторов политического режима;

• на этапе установления нового режима, начало которого определяется началом функционирования всех или большинства его формальных институтов, неопределенность начинает снижаться;

• на этапе консолидации нового режима неопределенность перехода исчезает, а композиции акторов, их стратегий и институтов приобретают устойчивый характер.

Неопределенность переходного периода отражается на состоянии ценностного сознания общества, восприятии гражданами ценностей современной политической системы России. Навязанность перехода («революция сверху») – смена режима в результате конфронтации внутри правящей элиты, либо между правящей элитой и контрэлитой при отсутствии мобилизации масс, ставит население в условия вынужденной адаптации к политическим преобразованиям. Неконсолидированная атрибутивная демократия, при которой нормы, принципы, процедуры и институты используются властными структурами для сохранения своих полномочий, обусловливает низкий уровень ресоциализации российских граждан.

Реальная же демократизация происходит по мере освоения элитами и народным большинством демократических ценностей, установок, культурно-идеологических и социальных норм, политических принципов и процедур. В силу низкой интегративной и нормативной значимости демократических ценностей для масс, и в связи со спецификой традиционной российской политической культуры (глубокий внутренний раскол, конфликт ценностей) правильнее говорить не о переходе от традиционной политической культуры к демократической, а о формировании демократической субкультуры, как одной из субкультур современного российского общества.

Усвоение новых ценностей массовым сознанием и, следовательно укоренение политических институтов - процессы не линейные и не однонаправленные, а скорее цикличные, волнообразные, поэтому вектор изменений в ценностных структурах общества определяется следующими противоречиями, характерными для функционирования посткоммунистических политических систем:

- между радикальными социально-экономическими и идейно-политическими изменениями с одной стороны, и требованиями стабильности в общественной и политической сферах - с другой;

- между потребностью в установлении плюралистической и демократической политической системы и узкими экономическими и социокультурными предпосылками;

• между моделью реформ и возможностями общества;

• между потребностью модернизации и либерализации и потребностью в возврате к традиционным нормам;

• между отсутствием демократических традиций и вторжением "готовых образцов";

• между решениями, интересами элиты и запросами, интересами значительной части населения;

• между стремлением установить правовое государство и демократические институты и сильной тенденцией к персонализации власти;

• между поступающими изнутри, равно как и из внешнего мира, требованиями роста и реструктуризации экономики и социального обеспечения и снижением существующего ранее объема социальных льгот и уровня жизни;

• между гражданскими, политическими правами и социально-экономическими свободами (традиционные либерально-демократические ценности, как, например, свобода, не имеют для повседневной жизни граждан большого значения, если они не наполнены реальным, конкретным содержанием, если нет гарантии для реального участия граждан в управлении обществом).

Кроме этого, отечественные и зарубежные исследователи¹¹³ указывают на то, что между изменениями в социально-экономическом окружении и изменениями в структуре политических ценностей наблюдается существенный временной разрыв. Канадский социолог Скотт Фланаган высказал предположение о существовании в общественном сознании ценностной плоскости авторитаризма/либерализма и выдвинул идею, о том, что изменение ценностей, причиной которого является смена одного поколения другим, происходит только в обозначенной плоскости. До момента наступления "генерационной революции" в ценностной системе происходит "наложение" - новые ценности не органично вплетаются в существующие, а накладываются, как пласт, на устоявшиеся нормы и ценности.

Обращает на себя внимание противоречие между иллюзорной оценкой терминального потенциала демократии и ее инструментальными возможностями. "Странам, вставшим на путь свободы, кажется, что демократия (т.е. партии, выборы и парламенты) укажет им, куда идти дальше", - отмечает Р.Дарендорф. Вместе с тем, "ее цель - обеспечить тем, кто правит поддержку народа, по крайней мере, на старте; и демократия должна давать возможность править… демократия - это правительство со своим собственным курсом"¹¹⁴.

В условиях разочарования в реформах и девальвации демократических ценностей - демократия и правовое государство, свободный рынок и предпринимательство - лишь набор инструментов, а не цель развития. Естественно, исследовать весь комплекс противоречий детерминирующих ресоциализацию граждан российского общества не представляется возможным, поэтому мы остановимся на тех, которые задают направления усвоения новых политических ценностей (противоречия, связанные со спецификой восприятия демократии, оценками трансформирующегося режима, ценностной дифференциацией населения и ценностным размежеванием элитообразующих и массовых групп).

Само по себе ценностное обоснование демократии остается спорным вопросом. С одной стороны, демократия рассматривается как ценность (независимо от ее экономического и социального влияния), как реальное воплощение в государственном устройстве важнейших общечеловеческих ценностей (свободы, равенства, социальной справедливости, уважения прав личности, отказа от насилия как средства государственной политики и формы политической борьбы, гуманности, терпимости к инакомыслию, осознанного уважения и соблюдения законов)¹¹⁵. С другой стороны, непосредственные жизненно важные интересы граждан обычно лежат вне политической сферы, и их реализация непосредственно не связана с демократией.

Политическая свобода может даже препятствовать осуществлению тех или иных интересов. В таких случаях граждане, как правило, предпочитают ограничивать свою свободу ради других целей (экономической эффективности, укрепления безопасности и порядка). То есть расширение возможностей граждан в политической сфере, несовпадающее с формированием умений ими пользоваться и идущее параллельно с сужением социальных ресурсов большей части населения - в итоге девальвирует демократические ценности как систему политических ценностей, на которых базируется политическая культура демократически ориентированных субъектов политической жизни общества. Политические ценности демократии подразделяются на субкардинальные, кардинальные и технологические, последние наделяют ценности первых подгрупп общепризнанным статусом, воплощая их в политической жизни. Так как политическое участие в современной России характеризуется низкой вовлеченностью граждан в политический процесс, можно предположить, что в сознании россиян господствует восприятие демократии как нормативной, а не инструментальной основы жизнедеятельности общества.

Статус демократии в ценностной иерархии россиян определяется соотношением декларированного, желаемого, возможного и востребованного уровней восприятия. Применение обозначенного подхода обосновывается противоречивостью динамики массового сознания, обусловленной цикличностью смены общественных настроений, неравномерностью ценностных изменений у различных социальных и демографических групп населения.

На декларируемом уровне демонстрируется внешняя лояльность, преимущественно позитивное отношение к демократической политической системе, с одной стороны, и негативные оценки реального общественного устройства современной России, с другой. По данным исследования РОМИР, проведенного в декабре 1999 года, 45,2 % жителей России совершенно согласны с тем, что наша страна должна быть демократической. Скорее согласны с этим еще 21,8 % опрошенных. И да, и нет, - считают 12,7 % граждан. Скорее не согласны с этим утверждением 6,5 % респондентов, а совершенно не согласны - 3,8 %; 10,1 % участников опроса затруднились. (В 1995-1996 годах 58 % респондентов считали, что наиболее подходящей для нашей страны системой правления является демократическая политическая система; 59 % опрошенных соглашались с тем, что при демократической системе, может быть и существуют проблемы, но она лучше, чем другая форма правления)¹¹⁶. Вместе с тем, ситуация в стране описывается как "утрата порядка и нарастание анархии" (48,4 %), "сохранение прежнего политического порядка под новыми названиями" (14,3 %) и лишь 15,5 % респондентов в марте 1998 года считали, что в России "развивается демократия" (в группе до 29 лет эту точку зрения разделяли 22,8 %). В определении ступени развития, которую занимает сегодняшняя Россия были высказаны полярные мнения - "нормальное правовое общество" - 0,8 %; "ситуация полного хаоса" - 23 % (31,1 % в группе от 50 лет и старше)¹¹⁷.

Данные позволяют сделать следующий вывод: во-первых, вопреки распространенному мнению ситуация в России не отождествляется большинством населения с демократией, так как критерием оценки эффективности демократии (ее адекватности кризисному этапу развития) выступает способность демократических институтов обеспечить порядок.

В Тульском регионе (данные 2001 года) в общей сложности 35 % респондентов считают демократию совместимой с установлением порядка в обществе; 25 % в той или иной степени отрицают такую возможность; 23,7 % занимают промежуточную позицию. В сравнении с общероссийской динамикой, несмотря на временной разрыв между проводимыми исследованиями, прослеживается тенденция формирования более реалистического восприятия населением потенциала демократии в России.

Характерно, что в сознании россиян сохраняется сочетание приверженности нормативной демократии и тяготение к "сильной руке" (так, в 1995 году 73,1 % соглашались и 13,3 % были не согласны с тем, что демократические процедуры - выборы, парламент, свобода печати - пустая видимость, все равно нами управляют те, у кого больше богатства и власти). Однако демократические процедуры как очень важные для организации в обществе нормальной жизни определяли 56 % (13,6 % считали возможным обойтись без них). В пользу необходимости России сильной личности, которая сумеет навести порядок в обществе высказалось 69,6 % (против 13,3 % не согласившихся с этим), тогда как 87,8 % (против 2,3 %) на необходимость научиться уважать закон и правопорядок¹¹⁸. Обозначенная особенность проявляет себя и на региональном уровне.

Желаемый образ демократии отличается от декларированного тем, что отражает возможности, которыми хотелось бы располагать тем или иным группам населения. Восприятие демократии на этом уровне связано, прежде всего, с тем, насколько сузилось или расширилось пространство удовлетворения и реализации основных потребностей и интересов населения. Именно здесь прослеживаются противоречия, связанные с разновременной социализацией поколений, поэтому образ желаемой демократии - это синтетическая модель старого и нового. Согласно результатам исследования аналитического центра ИСПИ РАН (декабрь 1998), посвященного процессам ценностной самоидентификации, 38 % россиян хотели бы жить в социалистическом обществе (идеальный конвергентный образ составляют ценности: коллективизм, справедливость, порядок, нравственность, народовластие); 22 % - в капиталистическом (идеальный конвергентный образ - частная собственность, соблюдение прав человека, свобода, технический прогресс, уровень жизни); 10 % указали на какое-то другое общество и 30 % затруднились дать ответ.

Дифференциация по социальным группам позволяет выделить следующие тенденции: возрастная группа до 29 лет ориентирована на капиталистический путь развития (41 %),тогда как чем старше возрастная группа, тем выраженнее приверженность к социалистическому строю (в группе от 60 лет и старше 65 %.) Гендерный анализ демонстрирует, что мужчины в целом более чем женщины направлены на капитализм (26 % и 19 % соответственно) и меньше на социализм (34 % и 40 % соответственно). Наибольшей популярностью социализм пользуется у пенсионеров (63 %), руководителей государственных организаций, предприятий (56 %), безработных (48 %), а капитализм у предпринимателей (53 %), занимающихся индивидуальной трудовой деятельностью (46 %), студентов (45 %). При этом, чем ниже образование, тем выше процент желающих жить при социализме (55 % с неполным средним, 24 % с незаконченным высшим). Среди лиц с высшим образованием 36 % - сторонники социализма, 32 % - капитализма.

Среди молодежи, где доминируют симпатии к капиталистическому строю, образ "капитализма" качественно лучше, чем среди пожилых людей. Например, по мнению респондентов в возрасте до 29 лет, капитализм - это свобода (43 %), высокий уровень жизни (42 %), технический прогресс (46 %). В группе старше 60 лет, так думает о капитализме соответственно 23 %, 18 % и 21 % опрошенных. Содержание понятия "социализм" в этих крайних возрастных группах тоже значительно разнится. Например, для 74 % опрошенных молодых людей, социализм - это власть узкой группы людей, среди пожилых так определяют социализм только 9 % опрошенных; подавление личности - соответственно 77 % и 14 % респондентов.

Соотношение сторонников социализма и капитализма носит неустойчивый характер и зависит не только от их внутренней динамики, но и от ориентации значительной части населения (40 %), представители которой не хотят или не могут сделать выбор между двумя моделями.

Общая иерархия политических ценностей, которые могли бы лечь в основу политики возрождения России включает понятия, ассоциирующиеся в массовом сознании, как с социализмом, так и с капитализмом. На первом плане, деидеологизированные ценности, от которых зависит решение повседневных проблем россиян (закон - 41 %, порядок - 25 %, справедливость - 22 %, права человека - 21 %). По уровню значимости к ним приближаются понятия, которые набрали 10 и более процентов голосов: мир и свобода по 15 %, социализм - 13 %, державность - 12 %, государственность, частная собственность, согласие по 11 %; народовластие и нравственность по 8 %. Завершают иерархию политических ценностей следующие понятия: народность, нация, по 4 %, братство, интернационализм по 3 %, капитализм и религиозность по 1 %.

Молодежь в большей мере, чем люди старшего возраста ценят "права человека" (60 % в группе до 29 лет и 21 % - от 60 лет и старше), "свободу" - 39 и 21 % и "частную собственность" 32 и 8 % соответственно.

Социологический анализ убеждает, что российское общество, оставаясь расколотым, располагает ценностно-понятийным ядром (оно отражает желаемое восприятие демократии), основу которого составляют ценности более важные, чем ценности демократизации сами по себе, перестройки общества самой по себе (ценности жизни каждого человека, достоинства личности, сохранения гражданского мира и существования общества).

Доступные для индивида права и свободы (независимо от того реализует он их или нет) создают образ возможной демократии, отражающий несоответствие между ее потенциалом и потребностями общества. Формирование посткоммунистической концепции прав человека, которая в явном или неявном виде лежит в основе провозглашаемых политических программ и лозунгов, происходит не только под воздействием факторов политического, экономического и социально-психологического характера. Немаловажное значение имеет то обстоятельство, что граждане, не имея поддержки от горизонтальных структур (отсутствие низовых организаций гражданского общества), продолжают зависеть от определенных услуг со стороны государства¹¹⁹.

Вместе с тем, усиливается разрыв между значимостью для населения социально-экономических (выражают сущность ценностей социально ориентированного общества) и политических прав (образуют ценностное ядро либерального общества). В массовом сознании современной России ценности, характеризующие "социальное государство" превалируют над либеральными. Так 52 % россиян в феврале-марте 1998 года считали право на гарантированное рабочее место и оплату труда наиболее важным; 34 % называли в качестве такового право на бесплатное образование, медицинское обслуживание; 23 % - право на социальное обеспечение и 15 % - право на гарантированный прожиточный минимум. Среди ценностей - прав либерального толка лидирующие позиции занимает право на собственность (25 %), тогда как на важность права на свободу совести и вероисповедания указало 4 % респондентов, столько же на свободу слова. Еще более низкие рейтинговые позиции занимают права на избрание своих представителей в органы власти и на возможность уехать в другую страну (по 3 %). 2 % опрошенных в качестве наиболее важного избрали право на получение и распространение информации¹²⁰.

Анализ позитивного и негативного отношения граждан к новым правам-ценностям (существование которых образует лишь шанс демократизации общества и не подменяет сам процесс), позволяет говорить об ухудшении оценки свободы слова, многопартийных выборов. Без перемен осталось отношение к свободе выезда, улучшились оценки свободы предпринимательства и - в наибольшей мере - права на забастовки, которое одобряют все категории населения, за исключением сельских жителей¹²¹ (табл. 16). Однако общий негативный фон - скорее проявление уже упоминавшегося "диффузного недовольства", чем готовности отказаться от демократических прав и свобод (прил. табл. 13).

Таблица 16.