Отношение к родителям

Одно из наиболее предсказуемых изменений, какие происходят после проведения первичной терапии — это изменение отношения пациента к родителям. Когда сын или дочь, независимо от возраста, перестает бороться за родительскую любовь, родители начинают бороться за любовь детей. Чем более нормальным становится поведение отпрыска, тем в большее отчаяние приходят родители. Надо помнить, что невротический ребенок — это защита для родителей. Они использовали его для того, чтобы подавить свою первичную боль. Он был их контрастом, позволявшим чувствовать свою значимость. Можно было третировать сына, чтобы чувствовать свое превосходство. Надо иметь послушную дочь, способную позаботиться о матери. Если ребенок не звонит, не пишет и не приезжает, то родитель начинает чувствовать свою первичную боль, пустоту своей невостребованной жизни. И родители начинают борьбу, стремясь вернуть ребенка в привычное для себя лоно. Ибо именно невротический родитель является в действительности малым ребенком, нуждающимся в совете и комфорте и во всех прочих вещах, которые он когда-то не получил от своих родителей.

Но как получается, что дети становятся, по сути, симптомами невроза собственных родителей? Дело в том, что поскольку дети совершенно беззащитны, то родители могут ничего не опасаться в общении с ними. Это означает, что родитель с большей вероятностью проявит склонность излить на ребенка подавленные чувства, при том, что ребенок не представляет для родителя ни малейшей угрозы. Мне кажется, что самый верный способ понять, что представляет собой человек — это посмотреть, как он относится к своим детям. Если родителю с детства внушали, что все, что он делает — плохо и никуда не годится, то всю свою родительскую энергию такой человек направит на то, чтобы доказать свою вечную правоту (заставляя ребенка чувствовать себя «неправым») и ценность (заставляя ребенка почувствовать его никчемность). Или отношение родителя может быть иным, но не менее деструктивным. Родитель может заставить ребенка быть важным и значительным с тем, чтобы самому, наконец, почувствовать себя незначительным. В любом случае, будь то беспощадная критика или мягкое или твердое утверждение, результатом является использование беспомощного ребенка как инструмента зализывания старых родительских обид. Конечным результатом этого процесса является отказ ребенка от понимания собственных потребностей (происходит расщепление сознания) и появление насильственного, компульсивного желания удовлетворять потребности родителя.

С родителями пациентов, прошедших первичную терапию, происходят порой очень драматичные вещи. По большей части родители впадают в депрессию, испытывают гнев или просто заболевают. Мать одной двадцатилетней пациентки заболела так серьезно, что ее пришлось госпитализировать, и улучшение не наступило до тех пор, пока дочь не приехала в больницу, где лежала мать. Мать одного женоподобного до того мужчины была просто в ярости от агрессивного поведения сына и постоянно спрашивала: «Что сталось с моим милым сыночком?» Одна мать впала в депрессию оттого, что дочь перестала приезжать к ней каждую неделю, решив уехать на работу. Мать проживала свою жизнь через жизнь дочери, и сама мысль о том, что теперь она останется одна, повергла ее в невыносимый ужас.

Пациентам, прошедшим курс первичной терапии, становится исключительно трудно переносить нереальность родителей, и они стараются как можно меньше с ними общаться, чтобы избежать неминуемого конфликта. Невротические родители не проявляют заботы о своих реальных детях, так как превращают их в орудие, средство, приглушающее их собственную боль. Один пациент говорил: «Я был, по сути, сиротой, у меня не было родителей. Те, кто считал себя моими родителями, были таковыми для придуманного ими, фальшивого «меня», но никому из них не было никакого дела до меня, как реальной личности».

Трудности начинаются уже в процессе первичной терапии, когда больной впервые осознает и ощущает, чего он хочет, и очень часто убеждается в том, что это вовсе не то, чего хотят родители. Это трагический и трудный период как для пациента, так и для родителей. При этом не надо думать, что пациент проявляет расчетливую жестокость. Он не собирается мстить родителям за их прегрешения. Но он надеется, что они увидят свою неправоту и станут любящими родителями, но, к сожалению, такая надежда редко сбывается. Теперь пациент может позволить родителям быть такими, какие они есть. Он отныне будет жить своей жизнью, а это, собственно говоря, единственная роскошь, которую может позволить себе каждый из нас. Я вспоминаю об одной женщине, которая всю жизнь была посредником между вечно ссорившимися матерью и отцом. Когда она отказалась от роли миротворца, то с удивлением увидела, что родители сумели поладить без ее помощи.

Иногда случается так, что ребенок становится более ценным в глазах родителей, ибо теперь за его любовь надо бороться им. Пока ребенок и его покорность были чем-то само собой разумеющимся, его не ценили. Обычно после прохождения первичной терапии больные отмечают, что родители начинают чаще звонить и приезжать в гости. Родители не понимают, что если сын — а это может быть сорокалетний мужчина — позволяет им жить их собственной жизнью — какой бы хорошей или плохой она ни была — то это и есть проявление его реальной любви. До прохождения лечения пациенты полагаются на количественные показатели меры любви: количество приглашений, количество телефонных звонков и стоимость подарков. Когда ребенок перестает обращать внимание на количество, но придает большее значение качеству чувства, то невротические родители часто не понимают, как им реагировать, потому что никогда прежде не принимали в расчет чувства своего ребенка.

Пациент, прошедший курс первичной терапии, может, если захочет, контактировать со своими родителями, но на этот раз без борьбы. Приняв себя, как личность, он способен теперь принять и своих родителей. Он понимает, что невротическое поведение — это пожизненный приговор, и никто не станет выбирать такой стиль поведения по собственной воле. Теперь он хорошо понимает боль своих родителей, потому что и сам прошел через нее. Он знает, что и они, по сути, жертвы.

Быть родителем вообще очень трудно, потому что это требует выковать из ребенка личность, но именно, самостоятельную личность, а не в орудие удовлетворения собственных потребностей. Неудовлетворенные потребности родителя в большой степени оказывают влияние на то, окажется ли он способным быть творческим родителем. Неважно, при этом, является ли сам родитель психологом или психиатром; если родитель даст волю этим погребенным в глубинах подсознания потребностям, то ребенок будет страдать. Насколько сильно будет страдать ребенок, зависит оттого, насколько родители парализовали его чувства, чтобы он смог перенести их отношение к себе. Родитель в таком случае рассматривает ребенка исключительно как орудие удовлетворения своих потребностей и исполнения своих чаяний. Ребенок не принимается в расчет как таковой — как самостоятельная личность; это начинается даже с имени, какое дают ребенку. Например, если мальчику дают имя Парсифаль, то это уже говорит о том, какие надежды возлагают на него родители с самого рождения.

Или, наоборот, родитель преисполнен самых добрых чувств в отношении ребенка, но под давлением своих застарелых потребностей, все время говорит с ним. Одна пациентка, переживая первичную сцену, говорил: «Перестань болтать! Дай моим чувствам отдохнуть, чтобы я сам в них разобрался!» Родитель так много говорил, что лишил ребенка возможности подумать очем-либо самостоятельно. Действительно, в данном случае, стоило только родителю замолчать, а девочке задуматься, как родитель тотчас говорил, что знает, о чем она думает.

Так как невротический родитель видит в ребенке лишь собственную потребность, то в наибольшей степени страдает ребенок такого родителя, который испытывает наибольшие потребности. Разрушительное поведение характерно для родителей, в таких случаях, не потому, что родители неисправимые эгоисты, а потому что навязывают ребенку свои надежды и свои амбиции. Эти надежды не позволяют ребенку стать самим собой; он постоянно занят тем, что исполняет требования своих родителей, удовлетворяет их, а не свои, потребности. Деструктивный родитель, таким образом, это такой родитель, с которым ребенок вынужден «заключать сделку»: «Я сделаю то-то, а ты взамен сделаешь то-то». Это обусловленная любовь, а условием такой любви становится то, что ребенок превращается в невротика.

Пациент, прошедший курс первичной терапии, снова обретает способность ощущать боль, он переживает по поводу несправедливостей и насилия нашего несовершенного мира, но этот ребенок никогда больше не будет невротиком. Его будет глубоко задевать то, что происходит вокруг него, но ему не прийдется отключать часть сознания, чтобы избегнуть переживаний. Короче говоря, он будет реагировать чувствами, а не напряжением. Он остается уязвимым человеческим существом, непосредственно отвечающим на стимулы внешнего мира, но они не подавят и не захлестнут его, так как он всегда распоряжается собой по собственному усмотрению. Я убежден, что только такой человек сможет создать новый мир, в котором можно жить — реальный мир, в котором решаются реальные проблемы населяющих его людей.

Гэри

В описании случая Гэри вы найдете подробности того, как работает первичная терапия. Дневник приведен достаточно полно, но был сокращен в связи с ограниченностью объема книги.

В начале курса лечения Гэри страдал едва ли не манией преследования, настолько параноидным было его поведение. Во время первого группового занятия он повздорил с другим членом группы: Гэри думал, что тот человек и я составили против него заговор, чтобы заставить его почувствовать себя изгоем. Он прикрывал свое чувство неприкаянности гневом и злобой. Мы смогли остановить гнев, это заставило его почувствовать первичную боль и устранило параноидные симптомы. Я прозвал Гэри уличным драчуном, ибо это было его основное занятие, когда он был подростком. Теперь он просто «не может злиться». Это изменение отразилось в его лице и в его речи. Когда он вошел в мой кабинет, то изо всех сил старался произвести впечатление крутого парня. Теперь его внешность и манеру выражаться можно назвать исключительно мягкой и вежливой. До лечения он сильно сутулился, так как страдал от болей в спине, но теперь спина перестала болеть, и он впервые за много лет смог расправить плечи и выпрямить спину.