Поэтика финала в рассказах Владимира Сорокина 1990-х и 2000-х годов.

М.В. Горбунова

(ПГГПУ)

Финал – это значимая, наиболее яркая часть в композиции текста, изучение которой может привести к разгадке смыслов, заложенных в основу произведения. В нашей работе финал изучается как одна из важных частей композиции, наиболее семантически нагруженная. В творчестве В. Сорокина проблема финалов связана, прежде всего, с их дискретностью и парадоксальностью, что особенно наглядно проявляется в малой форме, в жанре рассказа.

Для того чтобы изучить поэтику жанра рассказа у В. Сорокина через призму поэтики финала в аспекте творческой эволюции автора, мы провели анализ рассказов, написанных на разных этапах творчества В. Сорокина. О творческой эволюции В. Сорокина писала М.П. Абашева статье «Сорокин нулевых: в пространстве мифов о национальной идентичности»: «Вектор, формирующий эволюцию В.Сорокина в ХХI в., определяется не столько переменами в индивидуальной авторской поэтике, сколько ее тесным взаимодействием с идеологическим, политическим, культурным контекстом, почти одновременным акту письма. Изучение механизмов этого взаимодействия может прояснить и суть динамики прозы писателя, и смысл самих этих контекстов» [1: 202], - эта мысль станет отправной точкой для нашей работы. Рассказ «Заседание завкома» из сборника «Первый субботник», изданного в 1992 г., характерен для поэтики финалов рассказов раннего периода, рассказ «Черная лошадь с белым глазом» из сборника «Моноклон» 2010 года показателен для сегодняшнего Сорокина.

Автор учебника «Русская постмодернистская литература» И.С. Скоропанова определяет поэтику раннего В. Сорокина следующим образом: «(Сорокин) подвергает деконструкции основные жанры и стили советской литературы, эстетику социалистического реализма; соединяет язык литературы социалисти­ческого реализма с языком «фи­зиологического» натурализма, сюр­реализма, абсурда, добиваясь впечатле­ния шока»[2: 127]. Подтверждением этому может служить то, что рассказ «Заседание завкома» условно можно разделить на две составляющие: первая – наиболее объемная, описывает собрание заводского комитета профсоюзной организации, на котором рассматривается дело о наказании «пьяницы и дебошира» Витьки Пискунова. Сначала рассказ строится как воспроизведение скучнейшего заседания с зачитыванием докладных и прочими деталями, погружающими нас в «советский» дискурс. Вторая часть – это собственно финал, который и заключает в себя кульминацию. Именно здесь в «тело» рассказа врывается абсурд и рассказ завершается полным распадом того традиционного текста, с которого все начиналось. Обратим внимание на приемы, с помощью которых совершается резкий финальный удар.

1. Алогичное сцепление – внезапное столкновение разных элементов, принципиально несовпадающих картин, дискурсов, миропониманий, культур.

«Уборщица вздохнула и, подняв ведро, двинулась за ним. Но не успела она коснуться притворившейся двери, как дверь распахнулась и милиционер ворвался в зал с диким, нечеловеческим ревом. Прижимая футляр к груди, он сбил уборщицу с ног и на полусогнутых ногах побежал к сцене, откинув назад голову. <...>

– Про… про… прорубоно… прорубоно… – ревел он, тряся головой и широко открывая рот». [3: 34]

2. Фантасмагорический акционизм – герои сходят с ума, с ними случается приступ и это уже не люди, а роботы, машины не способные мыслить и чувствовать, они готовы только совершать ужасные действия. Так как давление тоталитарного дискурса для В. Сорокина является принудительным, то и на первый план в финале выдвигается насилие и тирания.

«Пискунов держал трубу, схватив ее двумя руками. Черногаев стал бить кувалдой по торцу трубы. Труба прошла сквозь тело уборщицы и ударила в стол. Пискунов взял вторую трубу и приставил к спине уборщицы...» [3: 37]

3. Лингвистический хаос – освобождение энергии языка, при этом, на первый взгляд, язык может показаться совершенно бессмысленным собранием букв, слов, фраз. Однако с помощью этого приема Сорокин одновременно и деконструирует, разрушает текст, и создает его – новый, парадоксальный, в котором смешиваются слова разных стилей: профессионализмы, окказионализмы, жаргонизмы, слова, с ярко выраженным коннотативным компонентом. Используя этот прием, Сорокин переосмысливает власть авторитарной речи и идеологии. В финале рассказа члены профкома, милиционер и фрезеровщик заваливают уборщицу на стол («прорубоно»), сдирают с нее одежду, вбивают ей в спину железные трубы («прободело», «убойно» и «вытягоно») и заполняют отверстия в теле червями («нашпиго», «набиво» и «напихо червие»).

4. Так же часто применяется автором прием буквализации метафоры. Например, в одном из ранних романов В. Сорокина «Норма» герою пытаются переплавить руки, потому что они у него золотые.

«Через четыре дня переплавленные руки парнишки из квартиры N 5 пошли на покупку поворотного устройства, изготовленного на филиале фордовского завода в Голландии и предназначенного для регулировки часовых положений ленинской головы у восьмидесятиметровой скульптуры Дворца Советов». [5: 336]

В прозе 2000-х В. Сорокин расставляет «замки» по всему тексту, ключ от которых лежит в сознании читателя. Он словно рассчитывает на то, что читатель «вчитывает» в текст внетекстовую реальность, а именно: политическую ситуацию, дату, исторические или актуальные события. Если да, то «замок» открывается и смысл одного «пазла» становится ясен, и так далее, до того момента, пока из них не сложиться понятная картинка, которую можно интерпретировать. Таким образом, принцип дискретности в тексте сохраняется, но реализуется уже не в рамках текста, а во взаимодействии с контекстом.

Проанализируем рассказ, написанный в 2005 году «Черная лошадь с белым глазом». В рассказе повествуется о размеренной жизни семейства Паниных. Днем они все вместе отправляются на сенокос, садятся за общий обед. Отлучившаяся на минуту младшая дочь Даша встречается со странной, черной лошадью.

Следует отметить, что лошадь появляется неожиданно, она пугает и детей, и взрослых, она слепа на один глаз, ее невозможно поймать и оседлать, ее считают дикой. Становится ясно, что лошадь – это аллегория.

Следующая встреча черной лошади и Даши происходит так:

«Она была уверена, что в глазу у лошади все белое-пребелое, как зимой. Но в белом глазу совсем не оказалось белого. Наоборот. Там все было какое-то красное. И этого красного в глазу напхалось так много, и оно все было какое-то такое большое и глубокое, как омут у мельницы, и какое-то очень-очень-очень густое и жадное, и как-то грозно стояло и сочилось, подымалось и пухло, словно опара. Даша вспомнила, как рубят курам головы. И как хлюпает красное горло». [4:21]

Таким образом, лошадь – это ужасный, пугающий символ. Это Красное Горло дискурсивно уже не разрушает и не взрывает деревенский нарратив, а лишь нарушает его.

В различных мифологиях черный конь олицетворял собой хаос, предвещал неминуемую смерть, выступал как знак похорон, и в финале рассказа, читатель уже может понять, что это за символ.

«Отец поднял Дашу, она оторвала листок календаря.

— Ну, читай, чего завтра будет,— как всегда, сказал отец.

— Двадцать два… июня… вос… кресенье…— прочитала вслух Даша.

Отец опустил ее на пол:

— Воскресенье. Завтра ворошить пойдем… Спи!

И он шутливо шлепнул Дашу по попе». [4:23]

Наступило 22 июня, воскресенье, день Красного Горла – начало Великой отечественной войны. Дата становится знаком внетекстовой реальности, появляющейся в финале рассказа, она - главный ключ в разгадке всех символов: черной лошади, ее белого глаза, и привидевшегося Даше «хлюпающего красного горла».

Подводя итог, можно сделать вывод о том, что в 90-е годы В. Сорокин использовал метод соц-арта: он использует и разрушает соцреалистический дискурс – потому и в финале наблюдается лигвистический хаос, буквализация метафоры и полный разрыв с предшествующим духом повествования. В рассказах 2000-х дискретность, парадоксы и сломы уже не концентрируются в финале, а как бы растворяются, расходятся по всему «телу» произведения – с тем, чтобы финал привел к событию, словно бы случающемуся в сознании читателя под воздействием контекстов, которые сопрягает в тексте автор-режиссер.

Литература

1. Абашева М. П. Сорокин нулевых: в пространстве мифов о национальной идентичности // Вестник Пермского университета. 2012. № 1(17) С. 202-209.

2. Скоропанова И.С. Русская постмодернистская литература. М.: 2001. С. 127.

3. Сорокин В. Г. Первый субботник. М: Русслит, 1992. 325 с.

4. Сорокин В. Г. Моноклон. М.: АСТ, 2010. 286 с.

5. Сорокин В.Г. Норма. М: Ад Маргинем, 2002. 393 с.