1 курс / Психология / тренин_навыков_терапии_и_принятия_ответственности
.pdf50 |
Глава 1 |
Это может привести к недосыпанию, уходу от проблем или избеганию кол лег по работе или самой работы; все это — типичное поведение при том, что мы называем “депрессией”. Опасность заключается в том, что когда люди сливаются с вербальным содержанием, это содержание может почти полностью доминировать над их поведением, ограничивая другие возмож ные источники влияния.
У чрезмерного развития речи есть несколько важных контекстуаль ных источников. Изначально речь зарождается в контексте буквальности, который является социальным/вербальным контекстом, устанавливающим определенные звуки, которые мы слышим (произнесенное слово “лимон”),
иопределенные картинки, которые мы видим (изображение лимона), как слова или мысли со значением. Социальное общество расширяет этот набор. Например, большинство детей с ранних лет подвергаются требова ниям оправдывать и объяснять свои действия. Это помогает социальному/ вербальному обществу получить доступ к детским навыкам рассуждения и
удерживать действия детей в рамках того, что может быть словесно оправ дано в культурном обществе. Как следствие этого ожидается, что и дети,
ивзрослые должны иметь причины для оправдания и объяснения своих
действий. Они часто принимают форму словесных утверждений причин но-следственных связей, например “Я остался в постели, потому что у меня
была депрессия”.
Ксожалению, этот контекст буквальности имеет тенденцию поддер живать идею о том, что причины являются буквальными. Например, мы думаем, что депрессия вызвала пребывание в постели. В конце концов, это
представление о буквальной причине — это то, на что, похоже, направ лены ответы на вопросы “Почему?” По сути, вербально сконструирован
ные ответы на вопросы “Почему?” считаются истинными только потому,
что вербальное сообщество так к ним относится. В конце концов, при чины, которые начинаются как объяснения поведения, контролируют наше
поведение благодаря этому социальному контексту объяснения. Наша жизнь становится опутанной все более широкой сетью словесных фор мул, поскольку мы анализируем и классифицируем каждый аспект нашей жизни.
Кроме того, многие ответы на вопросы “Почему?” указывают на личные переживания, которые люди не могут контролировать. Например, люди
могут сказать, что пропустили встречу, потому что забыли, или избегают заданий, потому что боятся. Такие формулировки редко оспариваются.
Невежливо спрашивать “Почему ты забыл?” или “Почему не сказать, что
ты просто почувствовал страх и не сделал это?”, хотя эти вопросы вполне
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Фокус на ACT. Шесть аспектов терапии |
51 |
уместны. Контекст объяснения причин быстро перерастает в контекст эмпирического контроля. Логичным следующим шагом будет попытка устранить неприятные частные переживания, чтобы получить больше поведенческого контроля, например избавиться от забывчивости и страха.
Доминирующая западная культура учит нас, что частные переживания
необходимо контролировать. Например, вспомните отца, который говорит своему сыну: “Не бойся. Боятся только дети”.
Таким образом, когнитивный синтез связан с поддерживаемыми куль турой сообщениями о причинно-следственной связи частных событий, об их опасном характере, необходимости контролировать их и нашей пред полагаемой способности делать это. Например, человек, который думает:
“Я развалюсь”, будет верить, что эта мысль является частью процесса бук вального “разваливания”, — мысли являются причинами. Нас учат, напри
мер, тому, что “Беспокойство — это плохо”, как будто чувства сами по себе опасны. В детстве нам говорят: “Перестань плакать, или я дам тебе повод для слез”, как будто контроль над своими эмоциями — это разумное и оче видное решение. Было бы интересно, если бы, будучи детьми, мы могли ответить и показать невозможность выполнения этой просьбы, сказав
что-то вроде “Перестань беспокоиться из-за моего плача, или я сделаю так, что тебе будет из-за чего беспокоиться”.
Дело в том, что обсуждаемые здесь виды культурных посланий служат
лишь для того, чтобы наши мысли имели еще более чрезмерное влияние и
доминировали над нашими действиями.
Негибкое внимание
Мы проживаем свою жизнь в настоящем моменте по простой причине: жизнь может происходить только здесь. Несмотря на это, слияние и избе гание, как правило, усиливают внимание к концептуализированному про шлому и будущему в форме руминации и беспокойства соответственно. Это проблематично, поскольку снижает нашу способность к постоянному, гибкому осознанию того, что дает внешняя среда, и тем самым уменьшаем свои знания о том, что мы чувствуем, думаем, ощущаем и помним в дан ный момент. Это делает нас менее чувствительными к возможностям, при сущим нашему окружению, и может проявляться в таких проблемах, как алекситимия — неспособность понять, что мы чувствуем или ощущаем.
Когда концептуализированное прошлое или будущее преобладает над осознанием настоящего момента, поведение, как правило, контролиру
ется обусловленными мыслями и реакциями, что приводит к повторению
52 |
Глава 1 |
поведения из прошлого. Новые возможности закрыты. Мечты занимают место эффективных действий. Разбор каждой мелкой обиды стоит на пути к близости и связи в настоящем моменте. Внимание становится более жест ким и запрограммированным, что еще больше снижает здоровые вариации
поведения.
Концептуализированные “я” и окружающие
Можно сказать, что человек является центром внимания вербальных процессов. С самого раннего возраста детям задают множество вопросов
осебе, например сколько им лет, что им нравится, кем они хотят стать, когда вырастут, и что им нравится в школе. Детей заставляют отвечать на вопросы “Почему?”, как будто ответы уже есть, и только застенчивость
или нежелание мешают им давать полные ответы. На самом деле поначалу детям практически нечего сказать о таких вещах. На вопросы “Почему?” они часто честно отвечают “Просто потому что”, а другие сложные вопросы
осамопознании могут вызвать столь же честное “Я не знаю”. Со временем, однако, дети учатся рассказывать связанные истории для объяснения сво его поведения, которые будут понятны другим. Прошлое формулируется
иописывается. Будущее предсказывается и оценивается. В рамках этого
процесса рассказывания историй формируется концептуализированное
“я”, или “я” как содержание: личность и ее атрибуты описываются и анали зируются. Поскольку дети быстро усваивают, что изменение историй без уважительной причины не одобряется, истории со временем становятся постоянными. Концептуализированное “я” создает стабильность в поведе
нии, как в хорошем, так и в плохом. К тому времени, когда клиент приходит на терапию, этот процесс сплетает паутину категорий, интерпретаций, оце
нок и ожиданий относительно “я”. Часто эти основанные на “эго” истории
осебе становятся событиями, которые нужно защищать, что еще больше мешает изменениям.
Укаждого из нас есть истории о том, что мы сделали и что нам нра
вится, почему у нас есть проблемы и что могло бы стать их решением, какие мы и чем мы отличаемся от других. Как правило, в них есть доля правды. Проблема заключается в том, что правда, о которой мы говорим, не обяза тельно является полезной или нужной; скорее это правда, которую можно
оправдать, поскольку она отражает соответствие между словесными фор мулировками и якобы объективными фактами. Другими словами, эти
истории считаются правдивыми, потому что они “правильные”, а не обяза тельно потому, что они помогают жить.
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Фокус на ACT. Шесть аспектов терапии |
53 |
Рассмотрим клиентку, которая приходит со словами “Я — агорафоб. Я в таком состоянии уже двенадцать лет, с тех пор как мой муж избил меня, а потом бросил с двухлетним ребенком. Мои родители пытались помочь,
но они были настолько критичны, что от этого стало только хуже. С тех
пор я испытываю тревогу. Из-за нее я не могу нормально жить, и я слиш
ком боюсь, чтобы справиться с ней. Я постоянно думаю о тревоге”. Все эти события могут быть на сто процентов правдой, но важнее то, что человек слился с историей, сфокусированной на себе, и пытается решить проблемы
врамках этой истории. Вместо того чтобы быть гибким, сложным челове ком, человек превратился в карикатуру, созданную им самим: “Я — агорафоб”. Вместо того чтобы сказать что-то вроде “Я чувствую страх”, она как будто говорит “Я — диагностическая категория”. В утверждении “Я слиш ком боязлива” слово “слишком” подразумевает, что “какая я” нелегитимно.
Проблема в том, что реальных решений в рамках этой истории может не существовать, и все же история настолько хорошо прописана, что все возможные выходы из нее будут восприниматься как недействительные.
Концептуализированное “я” стало узким и похожим на клетку, и негибкие
модели поведения являются неизбежным результатом этой истории.
Мы создаем истории не только о себе, но и о других. Точно так же, как мы можем запутаться в концептуализированном “я”, мы можем запутаться
вконцептуализированных других. Мы можем настолько запутаться в своих историях, оценках и суждениях о людях, что будем не в состоянии
гибко реагировать на них или точно сопереживать их опыту. Этот процесс лежит в основе объективизации, дегуманизации и предрассудков; более того, слияние с неточными историями о намерениях, чувствах и мыслях других людей часто является одной из причин межличностных трудностей. На базовом уровне эти истории о себе и других препятствуют нашей спо собности формировать отношения сотрудничества и заботы.
Отсутствие контакта с ценностями
Ценности — это выбранные качества бытия и деятельности, которые отражаются в текущих моделях поведения. В конечном счете ценности — это выбранный и осмысленный образ жизни; это компас, по которому мы можем ориентироваться. Свободно выбранные ценности, как правило, не подлежат оценке; скорее они служат стандартом, по которому можно оце нивать другие вещи.
Определение ценностей — это частично вербальный, но не полностью логический или рациональный процесс, поскольку он включает в себя
54 |
Глава 1 |
выбор, предположение, создание и постулирование, а не просто взвеши вание или принятие решения. Обычно мы не так ставим жизненные цели.
Часто мы ставим цели несколько бездумно или создаем их, используя оце
ночные соображения (например, составляя списки плюсов и минусов,
а затем выбирая “лучшие” цели). Хотя это может быть полезно, многие из этих причин связаны с психологическими процессами, которые в конечном итоге не важны или даже мешают (например, быть правым, избежать боли или угодить другим), а не связаны с выбранным жизненным путем.
Людям, чье поведение связано с избранием переживаний, будет трудно установить контакт с тем, что действительно важно в их жизни. Забо титься — это больно, и если история жизни человека наполнена поте рями, сожалениями или неудачами, ему может быть легче избегать заботы. Выросшие в хаосе люди, жизнь которых была непредсказуемой и часто
разочаровывала, могут избегать построения ценностного будущего, чтобы избежать новых потерь и боли. Возможно, у них так и не сформировался
поведенческий набор вербального конструирования ценностных качеств или такие ценности были подавлены болью. В любом случае ценностное
отношение отсутствует или слабо выражено.
Бездействие, импульсивность и избегание
Со слиянием, избеганием, привязанностью к концептуализированному “я” и потерей гибкого внимания связана неспособность выработать более важные привычки, основанные на ценностях. Импульсивность или жест кое упорство проявляются вместо стремления к непрерывному построе нию все более и более масштабных моделей личностно значимых действий.
Краткосрочные цели, такие как стремление чувствовать себя хорошо, быть правым и защищать концептуальное “я”, могут стать настолько домини рующими, что долгосрочные желаемые качества жизни (т.е. ценности) отходят на второй план. Люди теряют связь с тем, чего они хотят в жизни,
помимо облегчения психологической боли.
Люди могут быть поглощены защитой от тревоги, борьбой с депрессией или защитой своей самооценки, вместо того чтобы сосредоточиться на целях и ценностях, которые могут иметь больший смысл, глубину и жиз ненную силу. В таких ситуациях люди метафорически заняты затачива нием топора и не имеют возможности использовать его для рубки деревьев и строительства дома, в котором хотели бы жить. Это часто приводит к возникновению моделей действий, которые оторваны от желаемых качеств бытия и деятельности людей — от их ценностей. Иногда это проявляется в
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Фокус на ACT. Шесть аспектов терапии |
55 |
виде слабого общего направления жизни или неспособности брать на себя обязательства и выполнять их. Например, люди могут неэффективно зани маться работой, отношениями, здоровым образом жизни, отдыхом и досу гом или значимыми духовными практиками. Часто такая модель поведения проявляется в виде отсутствия жизненных сил и ощущения, что человек
вычеркнул себя из жизни.
Использование процессов негибкости
В ACT эти шесть процессов негибкости в значительной степени опреде ляют оценку. В настоящее время существует огромное количество оценоч ных устройств, позволяющих системно измерять специфическую негиб
кость в конкретных областях содержания, но на протяжении всей этой книги мы также будем упоминать особенности поведения клиентов, кото рые отражают эти специфические процессы негибкости без использования формальных оценочных устройств. Поскольку синдромы и протоколы,
направленные на них, становятся все менее важными в терапии, основан ной на доказательствах, появляется новая модель оценки и описания слу чая, основанная на процессе. В терапии, основанной на процессе [Hayes et al., in print], сохраняется связь с доказательствами, что способствует облег чению страданий и построению благополучной жизни. Оценка процессов негибкости может внести значительный вклад в этот подход.
Шесть основных процессов гибкости в ACT
ACT направлена на каждый из основных процессов негибкости, описан
ных выше, с общей целью повышения психологической гибкости — спо собности более полно контактировать с настоящим моментом и, исходя из ситуации, изменять или сохранять поведение для достижения ценност ных целей [Hayes & Strosahl, 2004]. Психологическая гибкость формируется благодаря шести позитивным процессам, показанным на рис. 1.2. Каждая из этих областей концептуализируется как позитивный психологический
навык, который формируется, моделируется и поддерживается в терапии.
Все методы ACT направлены на развитие этих свойств гибкости, поэтому данную модель можно рассматривать как модель самой терапии. Как вы можете видеть, она тесно связана с моделью психопатологии и страдания,
изображенной на рис. 1.1.
Эти процессы заслуживают внимания не только потому, что они явля ются положительной параллелью психопатологическим процессам, но и
56 |
Глава 1 |
потому, что их можно масштабировать до уровня пары или группы. Это одна из причин, по которым процессы гибкости так тесно связаны с тера певтическими компетенциями в ACT: модель предполагает, что на уровне вмешательства эти процессы должны проявляться во взаимодействии между терапевтом и клиентом. Говоря иначе, процессы гибкости в ACT представляют собой модель эффективных терапевтических отношений и эффективных вмешательств.
Процессы изменения ответственности
и поведения
Гибкое внимание к настоящему
Ценности
Нацеленное
действие
Гибкое перспективное общение (“я” как содержание)
Процесс осознания и принятия
Рис. 1.2. Шестиугольная модель психологической гибкости [Steven С. Hayes]. Воспроизводится с разрешения
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Фокус на ACT. Шесть аспектов терапии |
57 |
Принятие
Принятие частных событий является альтернативой избеганию пере живаний. Оно включает в себя активное и осознанное принятие частных событий, связанных с нашей историей, без ненужных попыток изменить их частоту или форму, особенно если это может нанести психологический вред. Например, клиентов, страдающих от тревоги, учат чувствовать тре вогу полностью и без защиты и прекращать борьбу с этой формой психо логической боли.
В ACT принятие не является самоцелью. Скорее оно развивается как метод усиления действий, основанных на ценностях. Принятию способ
ствуют упражнения, которые поощряют богатое, гибкое взаимодействие с ранее избегаемым опытом. Например, эмоции превращаются в описывае
мые объекты, сложные реакции разбиваются на эмпирические элементы,
авнимание уделяется относительно узким аспектам избегаемых событий.
Вопределенной степени это похоже на упражнения по воздействию, но их цель — повысить готовность и гибкость реагирования, а не обязательно уменьшить эмоциональное реагирование.
Когда принятие масштабируется до уровня терапевтических отноше ний, терапевту важно его моделировать, когда его собственные трудные моменты проявляются в терапии. Принятие также можно распространить на пары, семьи и другие группы, поощряя сострадание к другим, поэтому существует естественный союз между ACT и терапией, ориентированной на сострадание.
Когнитивное разделение
ACT является одним из видов когнитивно-поведенческой терапии, но, как и другие подходы третьего поколения КПТ [Hayes, 2004], она не при нимает один из основных постулатов традиционной КПТ: изменение иска женных или нереалистичных мыслей является необходимой частью глубо кого изменения поведения. Это основное утверждение традиционной КПТ получило ограниченную эмпирическую поддержку [Chawla & Ostafin, 2009]. С точки зрения RFT это неудивительно. Проблема заключается в следую щем: усилия по изменению реляционных сетей (т.е. моделей мышления) обычно расширяют эти сети и делают событие, на котором сосредоточен
человек (например, мысль или эмоцию), еще более важным. С технической точки зрения реляционный контекст обычно также является функциональ ным контекстом.
58 |
Глава 1 |
Как правило, клиенты чрезмерно сосредоточены на негативном личном
опыте. Они, по сути, сузили свой поведенческий набор. Сосредоточение еще большего внимания на этих областях может не принести максималь ной пользы. Работать над постоянным и тщательным изменением когни тивного содержания довольно трудно, поскольку мысли являются часто
автоматическими, а в клинически значимых областях, как правило, устояв шимися. Их изменение может занять много времени, и даже когда попытка “успешна”, они не исчезают, о чем свидетельствует тенденция старых вер-
бальных/когнитивных сетей вновь появляться в стрессовых ситуациях
[K.G. Wilson & Hayes, 1996].
Более того, клиенты обычно готовы попытаться подавить или устранить негативные мысли и чувства и, вполне возможно, уже пытались это сде
лать; однако это часто имеет парадоксальные последствия: увеличиваются частота и интенсивность этих переживаний, а также способность клиентов
регулировать свое поведение [Wenzlaff & Wegner, 2000]. Хотя техники ког нитивных изменений обычно не предназначены для подавления, эта тен денция делает такие стратегии рискованными. Действительно, существует
очень мало данных, свидетельствующих о том, что когнитивные споры и изменения полезны или являются ключевыми в достижении цели.
На сегодняшний день исследования показывают, что эти методы относи
тельно инертны, а в некоторых случаях даже вредны [Dimidjian et al., 2006].
RFT предлагает другой подход: нам не нужно менять содержание мыс лей, чтобы изменить их функции в нашей жизни. Социальные и культур
ные контексты грамотности, обоснования и эмоционального контроля
обычно определяют функции мыслей в поведении. В таких контекстах вли
яние мыслей на действия похоже на автоматическое; мысли или чувства, кажется, вызывают действия так же, как один бильярдный шар, ударя ясь о второй, заставляет второй шар двигаться. В культурно нормативном сценарии, чтобы изменить действие, мы должны изменить мысль. Однако при контекстуальном взгляде мы можем увидеть, что эффекты мышления только кажутся автоматическими: они кажутся причиной действий, но на самом деле таковыми не являются. Скорее конкретные мысли связаны с конкретными действиями или мыслями только в определенном контек
сте. Таким образом, создавая другие контексты (например, через разрядку
или принятие), можно изменить воздействие мыслей без необходимости менять их форму. Нет необходимости менять определенные мысли. Дей ствительно, исследования показывают, что контекстуальные стратегии могут быстрее привести к устойчивому изменению поведения, чем страте гии, направленные непосредственно на содержание мыслей и чувств [Levin, Hildebrandt, Lillis, & Hayes, 2012].
Рекомендовано к покупке и изучению сайтом МедУнивер - https://meduniver.com/
Фокус на ACT. Шесть аспектов терапии |
59 |
С точки зрения ACT, когда клиенты борются со своим личным опытом так, как будто от этого зависит их жизнь (как это происходит, когда мысли воспринимаются буквально), и создают истории для оправдания и объ яснения своих действий, результатом может стать усиление страданий и ригидность реагирования. Основная причина такого эффекта заключается в том, что эти самые усилия создают повсеместные и жесткие контексты буквальности, обоснования и эмоционального контроля. Именно на эти контексты направлены методы ACT.
Разделение (defusion) дословно означает “отменить слияние” и относится
к процессу создания небуквальных контекстов, в которых речь можно рас
сматривать как активный, непрерывный, реляционный процесс, истори ческий по своей природе и присутствующий в текущем моменте. В менее
технических терминах это означает наблюдение за мыслями с беспри страстным любопытством. Речь и мысль всегда можно наблюдать в дан ный момент как речь и мысль: мы можем наблюдать за тем, что говорит ум, а не быть его рабом. Слово рассматривается просто как слово, а не как то, что оно, как кажется, означает. Создание такого небуквального контекста ослабляет связь между словами и действиями, позволяя проявлять боль шую гибкость в поведении. Нам не нужно руководствоваться словами или позволять им диктовать наше поведение.
Способность разделять — это, пожалуй, одна из самых уникальных
особенностей ACT. Было разработано множество техник разделения для
самых разных клинических ситуаций. Например, можно беспристрастно наблюдать за негативной мыслью; повторять ее вслух, пока она не станет лишь звуком, лишенным смысла; обращаться с ней, как с событием, наблю даемым извне, придавая ей форму, размер, цвет, скорость, вид или другие физические атрибуты. Результатом разделения обычно является сниже ние правдоподобности мысли или привязанности к ней, а не немедленное изменение ее частоты. Кроме того, разделение — это не процесс устранения мыслей или даже изменения их воздействия. Суть в том, чтобы более осоз нанно относиться к мыслям, что повышает гибкость поведения, связанную с выбранными ценностями, а не в том, чтобы поощрять бездумность, пола гаться на интуицию или устранять рациональность.
Все техники разделения призваны улавливать языковые процессы и ста вить их под контекстуальный контроль, чтобы при необходимости на них можно было смотреть, а не отворачиваться от них. Применительно к тера певтическим отношениям разделение способствует созданию открытого, не осуждающего пространства в терапии, в котором все мысли открыты для изучения. Это означает построение отношений, в которых нет осуждения