я предлагаю в данном контексте использовать дополнитель­ ное уточнение в виде понятия «топоса».

Таким образом, мы получаем дидактическую возмож­ ность выделять различные множества интеллектуальных объ­ ектов (топосы), характеризующихся неким специфическим свойством.

Например, так можно будет говорить о «топосе плоскости мышления», в который войдет все множество «связных интел­ лектуальных объектов», о «топосе пространства мышления», который объединит все множество «специальных интеллекту­ альных объектов», или, например, просто о топосе всех интел­ лектуальных объектов, то есть о «внутреннем психическом про­ странстве».

Данные в этом разделе определения необходимы для того, чтобы попытаться раскрыть существо фундаментального па­ радокса, лежащего в основе наших отношений с реальностью.

Видение отношений

31 Мышление, возникшее, как кажется, для того, чтобы мы могли видеть отношения отношений (и, следуя указанию Людвига Витгенштейна — «Не думай, смотри!», — обнаружи­ вать то, что происходит на самом деле), приводит как раз к об­ ратному эффекту.

Там, где мы должны были бы видеть действительные «си­ туации» (положения вещей), «факты» реальности и то, что происходит на самом деле (то есть, те самые отношения от­ ношений), мы, напротив, упираемся в стену «представлений» и бесчисленные «языковые игры».

Какова механика этих спонтанно возникающих завалов, препятствующих нашим контактам с реальностью и действи­ тельному пониманию?

Пытаясь ответить на этот вопрос, давайте представим себе, пусть и с изрядной долей условности, жизнь нашего да­ лекого предка в доязыковую эпоху.

То есть, мы в нашем мысленном эксперименте имеем человекообразную обезьяну — особь нашего с вами биоло­ гического вида, — которая живет в стае (племени), уровень культуры которого не достиг еще состояния, когда на смену

https://t.me/medicina_free

естественным поведенческим реакциям индивидуумов прихо­ дят реакции, регулируемые «сигналами сигналов».

Грубо говоря, допустим, что все наши «подопытные» об­ ладают интеллектуальными объектами недифференцирован­ ного топоса внутреннего психического пространства.

32 Социальная организация такого племени, судя по данным современной антропологии [Р. Данбар], выглядела примерно следующим образом: семьи, состоящие из 20-25 близких родственников, объединены в племя (стаю) общей численностью порядка 150-230 особей.

Единичная семья состоит, условно, из главы семейства, не­ скольких его самок-жен и их отпрысков. Старшие сыновья уже тоже обзавелись самками-женами, которые производят внуков (часть половозрелых дочерей главы семейства, в свою очередь, перешли в другие семьи данного или даже другого племени).

Мы будем рассматривать особь второго поколения — одно­ го из младших сыновей, не достигшего еще возраста, когда ему позволено думать о своем матримониальном положении.

Согласно условиям нашего мысленного эксперимен­ та, языковые навыки в данном племени находятся на самом примитивном уровне — какие-то знаки-звуки используются в целях коммуникации, но они не составляют еще языка, вы­ ходящего за пределы самых простых формул «порождающих грамматик» [Н. Хомский].

Мозг представителя нашего племени должен быть устро­ ен таким образом, чтобы в этом племени выжить, а желатель­ но еще и достичь каких-то высот социальной иерархии (реали­ стичный план — обзавестись своим собственным семейством на 20-25 особей).

Очевидно, что для этих целей особь должна иметь воз­ можность держать в голове все свои отношения (реальные и действительные) с другими членами племени. Но языка-то, который мог бы упростить ей эту задачу, нет.

То есть, я (эта особь) не могу пойти простым и понятым современным людям путем: разделить всех игроков этой со­ циальной группы на классы, обозначить их («вождь», «гла­ вы семейства», «дети вождя» (наследники), «жены вождя», «жены глав семейств», «дочери вождя», «дочери других глав

https://t.me/medicina_free

590 реальность мышления

семейств», «близкие родственники» и т. д., и т. п.), рациональ­ но определить их роль, место и значение в социальной иерар­ хии племени.

Иными словами, у меня нет никаких внутренних пред­ писаний — мы в «доязыковой человеческой стае», — ко­ торые бы направляли бы меня в рамках этой социальной общности. А значит мне приходится держать в голове не ра­ циональные абстракции, а все свои действительныеотношения с этими особями (судя по всему, за это как раз и отвечали от­ делы мозга, получившие название «дефолт-система мозга» [М. Рейчел]).

33 То есть, для каждой особи племени я образую в своем мозгу соответствующий интеллектуальный объект, который, по существу, является результатом накопленных мною опытов отношений с соответствующими «субъектами».

Допустим, к вождю меня допускали всего дважды за всю мою жизнь и каждый раз это было обставлено самым затейли­ вым образом — толпы соплеменников били в бубны, кричали, родители пригибались и т. д. Было страшновато. А вот со свер­ стником из соседнего семейства я вижусь каждый день, при­ чем, мы вполне можем подраться и, в худшем случае, самка из этого семейства на меня рявкнет.

В моем собственном семействе тоже все непросто — его глава в полном праве сделать со мной все, что ему заблагорас­ судится, и никто даже не пикнет, глазом не поведет. Однако, если крупный самец из другой родовой группы решит задать мне взбучку, то глава моего семейства с большой вероятно­ стью меня отобьет.

Самки в моем семействе тоже взаимодействуют со мной по-разному — одна делится пищей больше других, вычесы­ вает моих блох чаще. Другие — тоже могут, но больше вни­ мания уделяют другим сверстникам моей семейной группы. При этом, если самец из другого семейства проявит какой-то интерес к этим самкам — он сильно пострадает от главы моего семейства.

Когда охотники племени возвращаются с добычей я, как бы мне ни хотелось есть, должен выждать, пока другие особи племени проведут с ней какие-то действия.

https://t.me/medicina_free

Причем, есть особи моего племени, которые хоть и бу­ дут составлять мне конкуренцию в борьбе за лакомый кусок пищи, серьезной угрозы для меня не представляют, а есть та­ кие, кому переходить дорогу явно не стоит (отпрыски вождя, например). Внешне они вроде бы ничем не отличаются от тех, с кем я могу вполне помериться силами, но вот, оказывается, что они какие-то другие, что обусловлено даже не их поведе­ нием, а тем как на мои действия в их адрес реагируют другие представители племени.

Есть территории, на которые мне нельзя заходить, пото­ му что там целая группа особей придет в негодование, и я так просто от них не отделаюсь — неделю потом раны зализывать.

Самочки, которые вызывают у меня известный интерес, полностью подчиняются крупным и опасным самцам («гла­ вам семейств»), которые часто взаимодействуют с «вождем» (если бы я, конечно, мог всех их так назвать, пользуясь язы­ ком, которого у меня нет).

Короче говоря, хоть репертуар ситуаций, в которых я оказываюсь, и не столь уж многообразен, но о сложносо­ чиненных взаимоотношениях членов моего племени я дол­ жен бытьв курсе. Я должен уметь мгновенно распознавать соответствующую конфигурацию, оказываясь в той или иной ситуации.

Да, мне следует постоянно держать это в голове и каждый раз заново рассчитывать диспозицию отношений — кто и как будет себя вести в той или иной ситуации, кто конкретно стал участни­ ком этой ситуации, кто еще может стать, на какой территории она проходит (территория всегда связана с кем-то) и т. д., и т. п.

При этом, ориентироваться в этих джунглях социаль­ ных отношений мне приходится, используя весьма при­ митивные средства различения — «опасно/безопасно», « приятно/неприятно», «угроза/безразличие», « больно/ терпимо» и т. д., без всяких языковых средств, наподобие — «Ты меня уважаешь?!» или «Когда в комнату входит дама, положено вставать!».

34 В конечном итоге, все, с чем я имею здесь дело, это во­ все не «идеи», не «представления», а мои непосредственные отношения с другими представителями племени. Отношения,

https://t.me/medicina_free

которые я чувствую буквально физически. И если бы сейчас тут обнаружился волшебным образом Людвиг Витгенштейн, то ему бы даже не пришлось бы говорить мне: «Не думай, смо­ три!». Ведь только этим я и был бы занят!

Так что же такое это его «смотри»? Дело, конечно, не в зрении, а в моей способности усматривать что-то (некие от­ ношения, действия сил) самим моим существом, потому что я сам — этим своим существом — в данных отношениях, в этой реальности и нахожусь.

Я не изъят из этих отношений (этого непосредственного взаимодействия), я не могу посмотреть на них как бы «со сто­ роны» или дать им какую-либо другую оценку, кроме той, ка­ кими являются в ней мои собственные реакции.

Наконец, я даже не могу о соответствующих отношениях размышлять, если они не происходят здесь и сейчас. Но, с дру­ гой стороны, я постоянно о них думаю — потому что эти ситуа­ ции вокруг меня постоянно. Реальность этих отношений (того, что происходит на самом деле) неотступна.

Это сложно представить, и любая подобная фантазия даст лишь слабое и умозрительное представление о том, что может испытывать и как воспринимает реальность подобная особь. Но попытайтесь все-таки вообразить перманентную напря­ женность социальной реальности нашего героя...

Он постоянно находится в кругу своих сородичей, правила между ними не определены и не формализованы, хотя все как бы «в курсе». Но это «в курсе» — вовсе не формальное понима­ ние того, как и что устроено в нашем обществе (кто начальник, кто дурак). Об этом нельзя прочитать в книге, об этом нельзя у кого-то спросить. Это лишь фактическое ощущение реаль­ ных, действующих прямо здесь и сейчас отношений.

Причем, отношений не в смысле, как они, участники этого нашего мысленного эксперимента, друг к другу «относятся», а в смысле разворачивающейся ситуации — сил внутри нее.

Если я допущу ошибку, чего-то не учту, то меня сразу на­ стигнут последствия — физическое наказание, лишение пищи, даже изгнание, которое, возможно, равносильно смерти.

То есть, я должен постоянно учитывать все нюансы любой ситуации, в которой оказываюсь, и постоянно думать о том, чем она может для меня обернуться, если, вдруг, я что-то еде-

https://t.me/medicina_free

лаю не так. А так же о том, что я должен сделать, чтобы она разрешилась желаемым образом.

При этом, я не смогу попросить прощения или извинить­ ся, если что-то пойдет не так, сослаться на то, что «я не знал», на свою «неопытность» или на что угодно еще.

Любая моя ошибка в этой социальной коммуникации, любой мой баг в распознавании отношений элементов лю­ бой ситуации — тут же станет причиной моего самого что ни на есть всамделишнего (а не какого-то там «душевного») страдания.

35 Все интеллектуальные объекты, которыми пользуется наш вымышленный доязыковой персонаж, принадлежат к топосу его внутреннего психического пространства (ничего дру­ гого в нем, по большому счету).

То есть, весь его «внутренний мир» — это состояния, ко­ торые в нем возникают (то, что данная особь, грубо говоря, испытывает). Совокупность этих состояний (этих интеллекту­ альных объектов данного топоса) результируется неким виде­ нием ситуации (положения вещей), отношений, действующих в ней сил.

Впрочем, здесь важно отметить, хотя у нашего героя и нет еще «связных интеллектуальных объектов», но однако же многие его интеллектуальные объекты очевидно содержат неизвестное «х», хотя и на очень примитивном уровне орга­ низации.

Точнее, впрочем, было бы сказать, что это его интеллек­ туальная функция содержит в себе это неизвестное. Так или иначе, но именно указанное «х» провоцирует исследователь­ скую активность особи, ее ориентировочные реакции и, вооб­ ще говоря, полную ее погруженность в реальность социальных отношений.

То же, что такая особь находится в реальности — в том, что происходит на самом деле (причем, никогда и не выклю­ чается из нее, за исключением периода сна), я думаю, вполне очевидно.

Надо полагать, что всякий из нас был таким доязыко­ вым персонажем в своем раннем детстве. Реальность наша, впрочем, характеризовалась меньшей напряженностью, да

https://t.me/medicina_free

и зрелость нашего мозга еще оставляла желать лучшего, но подобный опыт — видения отношения сил — у каждого из нас определенно есть*.

Лингвистическая картина мира

36 Впрочем, вряд ли наш мысленный эксперимент до­ статочно корректен. Сложно представить, что племя, не об­ ладающее вообще никаким коммуникативным языком, мо­ жет достигать численности двухсот особей. Удерживать такое количество связей (отношений и взаимоотношений) никак не обозначая их — невыполнимая задача (ресурсов нашего мозга, его дефолт-системы для этого явно недостаточно).

Скорее всего, племя, численность которого соответствует «числу Данбара», уже обладало языком, пусть и весьма при­ митивным. Какую же задачу решал язык?

Прежде всего, упрощение. С одной стороны, он, конеч­ но, упрощал способ передачи накопленных знаний от одной особи к другой и от поколения к поколению, а с другой сторо­ ны — номинации очевидно упрощали товарищам по племени социальное взаимодействие.

В конце концов, что такое слово? Всякое слово — это, по существу, свернутая в нем функция (некий элементарный нар­ ратив).

Проще говоря, каждое слово предполагает действие — то, что с референтом этого слова, так или иначе, следует или мож­ но сделать. «Стол» — это то, за чем едят, «стул» — это то, на чем сидят, а «вожак» — это тот, кого все слушаются.

То есть, там, где раньше, я должен был усматривать мно­ жество действительных отношений реальности, погружаться

вних, чтобы прочувствовать ее и принять таким образом ре­ шение о своем последующем действии, теперь я могу обой­ тись малой кровью — у меня есть слово («сигнал сигнала», что буквально означает возможность внутрипсихически побудить

всебе определенное состояние).

* Не случайно, до возраста примерно трех лет человеческий ребенок даже уступает дете­ нышу шимпанзе в способности решать когнитивные задачи. И лишь с трех лет, осваиваясь с языком, ребенок человека осуществляет резкий скачок и обгоняет в шимпанзе в интел­ лектуальном развитии.

https://t.me/medicina_free

Это позволяет мне сэкономить уйму сил, что, надо ска­ зать, для эволюции является чуть ли не главным принципом отбора. Поэтому можно не сомневаться, что центры вока­ лизации начнут быстро и планомерно трансформироваться в центры речи Брока и Вернике, глотка превратится в «ре­ чевой аппарат», а сам способ восприятия действительности особи сменится с аналогового (быть в непосредственных отношениях с чем-то) на виртуальный (уметь представлять себе, что и как).

37 По сути, с появлением языка я могу существенно упро­ стить свою жизнь: мне больше не надо иметь индивидуальные отношения (ощущаемые мною как «мои состояния») с теми или иными явлениями реальности, мне достаточно лишь их правильно классифицировать (обозначить)* и я тут же буду знать, какую свернутую в этом слове функцию можно (или следует) реализовывать.

Иными словами, приспособление языка к моему суще­ ствованию облегчает мне мое функционирование в реально­ сти, делает вопрос принятия решений более быстрым и, ска­ жем так, техническим процессом.

Цена этого, столь полезного новшества, позволяющего нам сбиваться в огромные, хорошо организованные стаи, мо­ гущие и захватить всю планету, и стартовать в космос, невели­ ка — разрыв с реальностью.

Если раньше я перманентно находился в отношениях с ре­ альностью и должен был их — эти отношения — ощущать, что­ бы принимать правильные решения, то теперь я могу восполь­ зоваться ресурсами языка, который, ко всему прочему, хранит в себе опыты миллионов других людей и знание о миллионах вещей, получить которые в своем индивидуальном опыте

* Здесь следует отметить, что когда ребенок только осваивает речь, слова, которые он ис­ пользует, воспринимаются им, по существу, как имена собственные конкретных предметов. Однако, достаточно скоро ребенок научается использовать слова, генерализуя соответству­ ющий функционал, предполагаемый словом, в отношении значительного числа схожих объектов. Так, например, ребенок изначально считает, что «куклой» является только его кукла, но скоро он обнаруживает, что «кукла» — это слово, которое обозначает широкий круг предметов — что, грубо говоря, «кукол» много и они бывают разные, хотя и объеди­ нены некими общими признаками.

https://t.me/medicina_free

я бы, конечно, никак не смог — ни жизни бы не хватило, ни интеллектуальных ресурсов.

38 Кроме того, использование языка, само по себе, приво­ дит к чрезвычайному усложнению действительности, то есть среды моего обитания. И если раньше моей средой обитания были однообразные саванны и небольшие социальные общ­ ности доязычных людей, то сейчас ею стала информационная среда — мир интеллектуальной функции.

Это только кажется, что мы продолжаем жить в физиче­ ском мире, мы теперь с ним лишь соотносимся. С момента усвоения языка, мы живем уже — целиком и полностью — в мире своих представлений, в мире виртуальных «сигна­ лов», которые лишь сопряжены в нас с «сигналами» дей­ ствительного мира.

Мир, с которым я имею дело, — это не то, где я физиче­ ски обитаю, с чем я, на самом деле, нахожусь в отношениях (отношениях реальности), а то, чем я пользуюсь, принимая решения о последующих своих действиях. Это мой индивиду­ альный мир интеллектуальной функции, это моя лингвисти­ ческая картина мира, и «границы моего языка определяют границы моего мира» [Л. Витгенштейн].

Впрочем, было бы ошибкой думать, что этот мир нереален. Нет, он, конечно, реален — как все, что происходит. Но это, в не­ котором смысле, реальность другого рода. Впрочем, здесь важ­ но понять — то, что некая реальность кажется мне реальностью «другого рода», не значит, что она какая-то другая.

Нет, это та самая реальность, поскольку провести в реаль­ ности как таковой какие-то границы совершенно невозможно. Я лишь, в силу своего собственного устройства, как-то иначе воспринимаю эту его условную «часть».

То, что летучие мыши, дельфины и землеройки воспри­ нимают мир с помощью эхолокации, а я, например, посредствам своих специфических органов чувств (и потому мы вос­ принимаем его по-разному), не значит, что мы имеем дело

сразными мирами.

Сдругой стороны, нельзя сбрасывать это обстоятельство со счетов. Миру, надо полагать, безразлично, как мы его вос­ принимаем. Однако, для нас самих это весьма существенно —

https://t.me/medicina_free

летучие мыши легко передвигаются в темноте, а вот у нас с вами с этим очевидно возникнут проблемы.

39 Перебравшись из доязыкового мира в мир «лингви­ стических картин» мы что-то потеряли, а что-то приобрели. Потеряли мы, прежде всего, контакт с фактической реально­ стью, но обрели зато массу дополнительных опций. Мы мо­ жем предполагать взаимосвязи, в которых не находимся непо­ средственно, достигать значительной определенности там, где раньше это было совершенно невозможно (в конце концов, наши самолеты летают), а также схватывать объемы данных в куда больших масштабах, поскольку пользуемся «сигналами сигналов» (связными интеллектуальными объектами).

Математика, физика, химия, биология — нечто, что воз­ можно именно потому, что реальность «сигналов сигналов» (связных интеллектуальных объектов) действительно про­ исходит. «Сигналы сигналов» находятся в отношениях друг с другом — в реальных, самых настоящих, действительных.

Единственный «сигнал сигнала», равно как и один нейрон или «онтологическое ничто» само по себе, невозможен. Поэто­ му всякий знак («сигнал сигнала») определяется его толкова­ нием — то есть, его отношениями с другими знаками системы.

И всякий раз возникая в нас, этот знак («сигнал сигнала») не просто дан нам, а поднимается как бы из пены его отноше­ ний с другими «сигналами сигналов» и с другими «сигнала­ ми», как результирующее их отношение в данном аспекте.

40 Собственно, это и приводит к возникновению фунда­ ментальной путаницы: и вещи «положения вещей» — есть результат отношений, и все, что я думаю, используя аппарат моей лингвистической картины, есть результат отношений.

Причем, последние мне понятнее, потому что у меня куда больше «фактов» реальности моей лингвистической картины, чем каких-либо иных фактов.

Кроме того, «факты» реальности моей лингвистической картины мне подручны, да и отношения между ними куда бо­ лее устойчивы. А вот все прочие «факты» реальности, подобно квантовому миру: запутанны, парадоксальны, странным обра­ зом дополнительны и не поддаются полному определению.

https://t.me/medicina_free