белл

94ЭПОХА РАЗОБЩЕННОСТИ

Впоследней трети XIX века во Франции стало модным одно новое направление в искусстве, пришедшее из Японии. Если, на-

метной, он все же стал. В общем, как я и говорил, в этом вопросе все зависит от конкретного контекста.

Иноземцев: Говоря об идентичности, нельзя не затронуть и существующих в современном мире противоречий и конфликтов. Хорошо известно, что каждая идентичность предполагает противопоставления себя «иным», «другим», и потому сама по себе становится возможным источником для противоречий и напряженности. И чем более раздробленными и фрагментированными становятся эти идентичности, тем более частыми оказываются и конфликтные ситуации. Хотя в последнее время много говорят о «столкновении цивилизаций», это «столкновение» чревато меньшими жертвами, чем постоянные конфликты внутри отдельных государств или регионов, обусловленные религиозными, этническими и другими факторами. На этом фоне конфликты между отдельными национальными государствами, на которых традиционно фокусируется внимание политологов, становятся не такими уж актуальными. Насколько они вероятны сегодня, если учитывать нарастание рационализма в действиях политиков? Какими факторами обусловлены такие конфликты? Что в будущем может способствовать нарастанию конфликтности в отношениях между суверенными государствами? Насколько опасна эта конфликтность для современного нам мира? Чем чреваты такие конфликты?

Белл: Сегодня в мире есть только один регион, где межгосударственные конфликты играют серьезную роль. Если вы посмотрите на Азию, то увидите жесткую конкуренцию, но не серьезные основания для конфликта. Возможно, конфликтный потенциал могли бы обрести отношения между Японией и Китаем, но сам масштаб такого конфликта, по сути, исключает его возможность.

ВЛатинской Америке тоже не видно предпосылок для межгосударственных конфликтов. Аргентина, Бразилия, Парагвай, Эквадор, Чили – у всех этих стран есть свои проблемы, но они не решат их за счет своих соседей, и понимают это. В Европе также нет оснований для межгосударственных столкновений. Так что сегодня есть лишь один регион, где эти конфликты еще реальны. И этот регион – Африка.

Реалии Африки – это недееспособные государства, границы которых были произвольно проведены бывшими колонизаторами.

Втакой ситуации существует масса поводов для конфликтов, но

главной их причиной мне видится контроль над ресурсами, способными обеспечивать финансовую состоятельность неэффективных правителей. Где в Африке в последние десятилетия фиксировались конфликты, в которые были вовлечены несколько государств? В Анголе, Намибии, Сьерра-Леоне, вокруг Руанды. Какова причина многих из них? Борьба за контроль над регионами добычи алмазов и золота. Захват этих территорий, как и сотни лет назад, рассматривается в качестве простейшего способа обогащения. Для реализации этого способа есть не только желание, но и возможности. В Анголе, Руанде, Эфиопии и других странах гражданские войны, закончившись, оставили без дела целые армии, которые сейчас могут быть использованы в сопредельных регионах.

Еще одним фактором является региональная дестабилизация, которая сопровождает даже внутригосударственные конфликты. После геноцида в Руанде возник пограничный конфликт между Угандой и Конго. Сегодня мы видим то же самое в Центральной Африке. В Судане арабы проводят геноцид местного населения в Дарфуре; представители негритяного населения бегут в Чад, что провоцирует напряженность на границе Судана и Чада. Поэтому можно сказать, что даже в Африке межгосударственные конфликты провоцируются произвольными границами или становятся следствием перерастания гражданских войн в региональные противостояния.

Все это не может не удивлять – ведь на протяжении последних двухсот лет мир видел десятки, если не сотни войн, в числе которых были и две мировые войны, отличавшиеся нечеловеческой жестокостью. Первая мировая война разрушила само представление о природе человека, сложившееся к концу XIX столетия, и устранила все условности в ходе ведения войны. Вторая мировая война стала еще более разрушительной и жестокой – кому, как не русским, помнить об этом… Сегодня войн подобной интенсивности и ожесточения уже не встретишь. Почему? Во многом из-за нарастания экономического взаимодействия между государствами. Это взаимодействие порождает конкуренцию, но – вопреки марксизму – не ведет с неизбежностью к обострению вооруженного соперничества.

Я хорошо помню, как еще в середине 30-х годов читал одно эссе Л. Троцкого, написанное им до изгнания из Советского Союза.

Внем говорилось, что в следующей мировой войне противниками будут Великобритания и Соединенные Штаты. Почему? Троцкий считал их главными экономическими игроками в мире и был уверен, что между ними неизбежно должно возникнуть жестокое соперничество. Столкновение же экономических интересов, полагал он, ведет к политическому противостоянию и войне. И это Троцкий – ведущий марксист своего времени! Что не было принято им во внимание? Прежде всего, соотношение экономических и политических составляющих власти и, конечно, роль культуры.

Впрежних версиях марксизма экономические факторы абсолютизировались и противоречия экономических интересов считались чуть ли не единственной причиной войн. В результате сегодня мы имеем необычную ситуацию: в мире переплетенных экономических интересов и глобальной конкуренции конфликты между отдельными государствами сведены к минимуму.

Иноземцев: Полностью с Вами согласен. Но тогда встает другой вопрос: если с ростом экономической взаимозависимости условия для возникновения вооруженных конфликтов пусть и не устраняются, но становятся менее значимыми, то почему именно сейчас мы так часто слышим рассуждения о нарастающих угрозах, о состоянии «небезопасности», а то и о перманентной войне? Да, в Африке тлеет масса конфликтов, происходят столкновения на этнической почве на Ближнем Востоке, никак не получает разрешения палестино-израильский конфликт, идет война на российском Северном Кавказе, возникают непризнанные государства… Но всего несколько лет назад, хотя все знали о существующем положении вещей, никто не считал, что подобные факторы могут стать доминирующими над всей мировой политикой. Ведь большинство этих конфликтов не угрожает политической стабильности или экономическому благополучию западных обществ. Отчего тогда такая истерика? По какому поводу?

Белл: Здесь следует учитывать качественно новые явления. Существует глобальная военная угроза – и она исходит от ядерного оружия. Его не принимали в расчет вплоть до самого окончания Второй мировой войны, но сегодня ядерные арсеналы располза-

ются по всему миру, и это нельзя считать нормальным. Северная Корея – небольшая, нищенски бедная страна с тоталитарным режимом – и та имеет атомную бомбу. Пакистан обладает ядерным ору- жием. И Индия тоже. Ядерное оружие есть у Бразилии и Израиля50.

И всегда есть опасность, что кто-то может им воспользоваться. Нельзя исключать неожиданностей.

Сегодня безопасность не обеспечивается большими сухопутными армиями и масштабами территории воюющих стран. Отчасти огромные потери в Первой и Второй мировых войнах обусловливались позиционными сражениями, в которых целые армии истребляли друг друга – а заодно, по мере своего продвиже-

ния вперед, уничтожали и целые города. В последние годы «холодной войны» главная опасность определялась тем, что Советский Союз мог использовать свой ракетный потенциал с целью уничтожить американские ядерные ракеты, если бы «излишнее» их количество было размещено на территории Западной Германии.

Таким образом, даже на излете «холодной войны» России и США не нужно было иметь больших сухопутных армий – главную роль играла угроза применения ядерного оружия. А сегодня ситуация стала гораздо более сложной: появились небольшие и слабые государства, а порой и страны-изгои и недееспособные государства, которые способны получить доступ к ядерному оружию. В таких условиях безопасность становится реальной проблемой. И ядерное распространение тоже становится реальной проблемой. И запасы ядерного оружия, накопленные и до сих пор не утилизированные в России и Соединенных Штатах , представляют собой вполне реальную угрозу для всех.

Конфликты приобретают совершенно иной характер. Становятся возможными угрозы небольших стран в адрес великих держав. Северная Корея сегодня способна угрожать Японии.

Разумеется, если она реализует такую угрозу, ее, скорее всего, сотрут с лица земли, но при этом она сможет нанести серьезный ущерб своим непосредственным соседям.

Отсюда и меняющееся отношение к межгосударственным конфликтам. Те, что не представляют опасности для других – как, например, пограничные столкновения в Африке, где у соперничающих стран нет высокотехнологичного оружия, не говоря уж об атомных бомбах, – вообще могут не приниматься в расчет. Зато проблемы, возникающие в отношениях между ядерными или так называемыми «пороговыми» странами, представляют собой источник вполне очевидной, непосредственной опасности.

Иноземцев: Однако даже сейчас, когда технологии производства ядерного заряда известны достаточно хорошо, возможностями его фактического изготовления обладают только национальные государства, а не группы частных лиц и даже не корпорации. Много говорят и пишут о том, что ядерные заряды могут быть похищены террористами из арсенала великих держав; на эту тему сняты десятки художественных фильмов, причем некоторые из них похожи на подробное руководство к действию. Но, к счастью, пока ни один из их сценариев не реализован на практике.

Итак, если считать, что изготовителем ядерной бомбы может быть лишь суверенное государство, существует ли способ если и не призвать его к ответу, то реализовать комплекс мер, которые сделали бы производство ядерного оружия невозможным или хотя бы невыгодным? Можно ли сделать эти страны тем или иным образом подотчетными международному сообществу или специальным институтам; выработать своего рода «кодекс поведения» и следить за его соблюдением всеми без исключения «игроками», действующими на мировой арене?

Можно было бы, например, инициировать программы выкупа создаваемого ядерного оружия; предоставлять соответствующим государствам экономическую помощь в обмен на демонтаж ядерных реакторов и центрифуг; наконец, обеспечивать международные гарантии безопасности тем из них, кто – как, например, та же Северная Корея или Иран – имеет основания опасаться вторжения извне (пример Ирака в последние годы у многих стоит перед глазами). Ведь инстру-

100 ЭПОХА РАЗОБЩЕННОСТИ

ментарий межгосударственного диалога, как и диалога в рамках международных организаций, отлажен достаточно хорошо. «Холодная война» закончилась мирно в том числе и по этой причине. Конечно, если с одной стороны находится государство или группа государств, а с другой – террористическая организация, вполне можно допустить, что диалога не получится. Но не уметь договариваться на межгосударственном уровне?! Это уже деградация какая-то…

Белл: Здесь, на мой взгляд, существует одна маленькая проблема, которая легко может превратиться в большую. Я имею в виду, что каждая из ядерных стран может передать или продать свои технологии или оружие непредсказуемым в своем поведении группам. К своему удивлению, Соединенные Штаты не так давно обнаружили,

что руководитель ядерной програм-

Если чеченцы, или косовары, или иные повстанцы, выступающие за выход из состава тех или иных национальных государств, получат доступ к ядерному оружию… А перспектива такая вполне реальна. Поэтому считаю проблему распространения крайне актуальной. Иран уже перешел в категорию «пороговых» государств.

Сегодня Израиль остается на Ближнем Востоке единственной страной, обладающей ядерным оружием – и при этом открыто конфликтующей со всеми остальными. Но тогда почему эти прочие не могут претендовать на ядерный статус? Могут, конечно. И как контролировать их? Beдь неизвестно, не захотят ли они поделиться своими запасами с другими правоверными. Когда Израиль разбомбил иракский ядерный реак-

гласно осудил действия Израиля.

него имелось. Так что Израиль оказался тогда прав.

Добавлю: сегодня нередко забывают, что некоторые виды ядерного оружия способны убивать тысячи людей, оставляя при этом здания и инфраструктуру неповрежденными. Эти типы вооружений были созданы в самом конце ХХ века, и никто не знает, будут они ког- да-то применены или нет. Поэтому межгосударственные конфликты в ядерную эпоху, сколь бы похожими на прежние они ни казались, имеют совершенно иное измерение.

Иноземцев: Небольшой вопрос, коль скоро мы много говорили о религиях и идеологиях. Как Вы считаете, те сепаратисты, о которых Вы упоминали, или террористические группы, о которых тоже заходила речь, – они как-то связаны с современным возрождением религиозных движений, с идеологиями национализма и исключительности или скорее нет?

Белл: За действиями идеологизированных или же религиозных групп в большинстве своем не стоят государства. Могут ли они сливаться с действиями государств или определять их – немно-

102 ЭПОХА РАЗОБЩЕННОСТИ

го иной вопрос. Мне кажется, что для этого им пришлось бы скорее брать под свой контроль имеющиеся государственные структуры. Единственное радикальное идеологическое движение, которое смогло обрести «государственный» статус, – это движение «Хамас». Они выиграли выборы [в Палестинской автономии], и хотя пока им приходится делиться властью с партией «Фатх», они имеют все шансы стать единственной правящей силой. Вероятно, что в Ливане, если «Хизболлах» попытается повторить данный опыт, это вызовет гораздо большее сопротивление. Таким образом, сегодня имеются как мелкие, маргинальные государства – Палестина, Ливан, Северная Корея, – причем часть из них стоит на пороге обладания ядерным оружием, так и идеологические движения, которые могут прийти там к власти. Все вместе становятся серьезной проблемой отнюдь не только для Соединенных Штатов, но и для всего остального мира.

Иноземцев: Правильно; но в последнее время – что, конечно, объяснимо в свете событий 11 сентября – американские официальные лица не столько выражают озабоченность нерешенностью палести- но-израильских проблем, сколько рассуждают о войне с терроризмом, экстремизмом и фундаментализмом. Если послушать выступления президента Дж. Буша или министра оборона Д. Рамсфельда, может показаться, что ничего другого для нынешней администрации вообще не существует. Проблема распространения муссировалась при подготовке вторжения в Ирак, но быстро стало ясно, что никакого оружия массового поражения там не было. В случае с Афганистаном эта тема вообще не стояла на повестке дня. Сейчас, с одной стороны, обсуждается нарастающее насилие в Ираке, которое может сделать эту страну новой тренировочной базой для международных террористов, какой во время советской оккупации был Афганистан; с другой стороны – ядерные амбиции Ирана. При этом и Ирак времен С. Хусейна, и Иран эпохи М. Ахмадинежада объединяются в так называемую «ось зла». Я могу понять, что проблема терроризма и вопросы нераспространения кое-где и пересекаются; однако такие случаи выглядят скорее исключением, чем правилом. Что же является приоритетом для нынешней администрации – борьба с терроризмом или сдерживание распространения ядерно-

го оружия? Ведь проблемы эти – совершенно различного порядка. Неужели это не очевидно?

Белл: Вы правы. Это радикально отличные друг от друга проблемы. На одной чаше весов – те, которые связаны с действиями правительств и о которых мы говорили. Особую опасность среди них представляют в той или иной мере связанные с ядерным оружием. В этом ряду выделяется Иран. И на другой чаше – трудности, оказавшиеся для нас совершенно неожиданными, и здесь выделяются проблема партизанской борьбы, сопротивления [в Ираке], к которому никто в администрации не был готов. Сейчас мы знаем из только что вышедшей книги М. Гордона и Б. Трейнора54, как американские офицеры отдавали команды в Ираке на первом этапе войны. С передовых БТРов сообщали: «Мы

тесь дальше»! – отвечали им. А сегодня знают, что чуть ли не у каждого иракца под одеждой может

оказаться автомат, если не базука. Сопротивление стало реальной проблемой. И мы все ближе подходим к признанию того, что оно постепенно перерастает в настоящую партизанскую войну.

Ситуация в Чечне сочетает в себе черты межгосударственного конфликта и партизанской войны. Некоторые другие районы Кавказа также подвержены этническому сепаратизму. В современных условиях партизанская война привлекает к себе особое внимание, так как никто не знает, какими способами можно одержать

вней победу. Невозможно окружить Ирак – страну размерами с Францию – каменной стеной и быть уверенным в том, что туда не инфильтруются новые террористы. А если усилить борьбу в самой стране, то у них окажется много иных мест, где легко можно переждать очередную военную кампанию. К тому же в ситуации, когда накладываются друг на друга межгосударственный конфликт и партизанская герилья, обычно присутствует и третий компонент

ввиде элементов борьбы за самоопределение отдельных народностей. В результате из-за этнических противоречий страны могут распадаться.