dementev_v_v_teoriya_rechevyh_zhanrov

•обыгрывание грамматической категории рода глагола:

Сын спрашивает отца:

—Как можно отличить зайца от зайчихи?

—Берешь зайца или зайчиху за уши и опускаешь на землю. Если побежал, — значит, заяц, а если побежала, — значит, зайчиха (1972,

№35).

Обыгрывание жанрово-ролевых аспектов общения:

• я-темы и ты-темы:

Знаменитая киноактриса:

— А теперь хватит говорить обо мне. Поговорим о вас. Расска- жите мне, пожалуйста, как я вам понравилась в последнем фильме (1973, № 1);

• ритуальные приветствия / прощания, благодарности и т. п.:

Мсье Дюран обнаружил маленький ресторан, где он прежде ни- когда не обедал. Расплатившись, Дюран направился к хозяину ре- сторана:

—Мсье, мне хотелось бы обнять вас!

—Вам так понравилась моя кухня?

—Нет, кухня отвратительная. Я хотел бы обнять вас на проща- ние: моей ноги здесь больше не будет (1975, № 35);

•манипуляция:

—Не стыдно ли вам попрошайничать? Вы достаточно сильны, чтобы работать!

—Я это знаю, мадам. И вы достаточно красивы, чтобы сниматься в кино, но предпочитаете скромную жизнь...

—Подождите, я поищу что-нибудь для вас на кухне... (1970,

№ 27);

•интенциональные диады: «похвала ~ осуждение»:

Джек с друзьями все время играл на гитаре и пел.

—Как было бы хорошо, если вас показывали бы по телевиде- нию, — вздохнула его мать.

—Вот видишь! — воскликнул Джек. — А раньше ты все время ворчала...

—Да, но тогда я могла бы вас выключить! (1978, № 14);

— Я просто не представляю себе, как мы будем обходиться без вас, — вздохнул он, — но, во всяком случае, с первого числа мы сде- лаем такую попытку (1973, № 13);

• колкости:

Ссора двух голливудских звезд:

—Не строй из себя леди! Ты же не знаешь даже, кто были твои мать и бабушка!

—Действительно, о моей бабушке говорят разное. Может быть, даже моя бабушка — это ты? (1974, № 3.)

•Наконец, могут обыгрываться гендерные жанрово-ролевые особенности даже такой специфической коммуникации, как... расска- зывание анекдота!

На корабле.

— Успокойтесь, господа, успокойтесь! Только без паники! Ника- кой опасности, никакого кораблекрушения нет! Я посадил в шлюпки женщин и детей только для того, чтобы рассказать мужчинам один новейший пикантный анекдот! (1974, № 26.)

Как хорошо видно, выделенные здесь типы анекдотов с трудом могут претендовать на полную адекватность, как и на последователь- ность использования единых принципов классификации при выделе- нии типов.

Собственно, перед нами стояла другая задача: мы хотели про- демонстрировать, что даже анекдоты, публикуемые в подцензурном партийном издании, в условиях сверхжестких идеологических огра- ничений, когда свобода слова забрана сразу несколькими цензурными решетками, — даже такие анекдоты распределить по ограниченно- му числу типов нисколько не легче, чем анекдоты в целом. Иными словами, в УРШ представлено почти полное типо- логическое многообразие анекдотов (разумеется, за исключением от- крыто антисоветских, которых просто не могло быть; но, как видим, косвенным, неявным образом вполне антисоветские идеи выражались совсем нередко), соответствующее многообразию самой жизни.

Принципы записывания анекдотов в 70-е гг.: проблема адекватности

В данном разделе мы возвращаемся к идее о том, что на рубе- же XX–XXI вв. изменилось представление об анекдоте и его месте

в жизни. Во-первых (данная точка зрения здесь не обсуждается), анекдот стал менее популярным жанром и даже стал ассоциировать- ся с непрестижными формами общения и низким уровнем жизни — ср. тиражируемый в некоторых новых изданиях образ малосимпатич- ных «совков»-неудачников, травящих анекдоты на кухне хрущевской квартиры под дешевую водку и плохую закуску.

Во-вторых, изменилось представление о записи анекдота: за- служивает внимания сам факт, что анекдот стал ассоциироваться с тем, что записывают и читают, и восприниматься как письменный жанр. Сегодня, пожалуй, уже сложился отчетливый образ такого но- вого «потребителя» анекдотов — современного русского человека, желающего посмеяться и идущего для этой цели не на коммунальную кухню, а в киоск, где продают развлекательные издания, специализи- рованные журналы и даже с борники анекдотов. Появи- лась уже целая индустрия, а следовательно, правила записи анек- дотов.

Как мы уже говорили, текстовая структура анекдотов, опублико- ванных в рубрике «Улыбки разных широт», резко отличается, с одной стороны, от устного рассказывания анекдотов, с другой — от манеры записи анекдотов в постсоветских сборниках анекдотов и других из- даниях.

По нашему мнению, изучение манеры записи анекдотов в рубрике «Улыбки разных широт» поможет понять и некоторые особенности РЖ собА — письменного речевого жанра.

В целом при записывании анекдотов можно выделить три ориен- тира, определяющих формальные особенности текста:

1)записывание, ориентированное на нарратив — это полное аб- страгирование от особенностей РЖ расА и устной речи в целом;

2)на формальные особенности РЖ расА — это отражение в пись- менном тексте как особенностей устного непосредственного общения (т. е. ситуации рассказывания анекдота), так и структурных особен-

ностей собственно РЖ расА (согласно А. Д. и Е. Я. Шмелевым, основу РЖ расА составляют следующие структурные элементы: метатексто- вый ввод; изобразительные / иконические элементы вербальной и не- вербальной коммуникации; зачиновый глагол в форме наст. вр., несов.

вида [2002]);

3)на некую промежуточную манеру — она исходит из того, что целью коммуникативной ситуации «составитель ~ читатель» являет- ся рассмешить читателя посредством данного письменного текста;

для успешного же достижения этой цели не годится текст ни «совер- шенно письменный», ни механически записанный «совершенно уст- ный» — текст РЖ собА должен обеспечивать оптимальное зрительное восприятие, при этом включать некоторые особенности ситуации эф- фективного устного рассказывания анекдотов, в частности изображе- ние и разыгрывание вместо описания.

Мы полагаем, что, когда А. Д. и Е.Я. Шмелевы говорили о рез- кой противопоставленности РЖ расА и собА, они не принимали во внимание третью манеру: она еще только начинала складываться в конце 80-х — начале 90-х гг., когда (насколько нам известно) было осуществлено исследование Шмелевых; все же существовавшие до этого времени публикации типа УРШ (а также их суррогатная уст- ная замена — озвучивание в телепередачах «Кабачок “13 стульев”», «Утренняя почта») были действительно резко противопоставлены

РЖ расА. По нашему мнению, в 80-е гг., когда данная манера начала складываться, на нее наложила определенный отпечаток манера за-

писи анекдотов в УРШ.

Конечно, в 70-е гг. дистанция между человеком и официальным словом была всегда. В каком-то смысле она особенно чувствовалась в случае анекдотов. Нет никаких сомнений в том, что официальная риторика и идеология активно не жаловали РЖ расА, как и всю устную анекдотную культуру: отрицался сам факт существования РЖ расА как «свободного» (т. е. антисоветского) жанра, а значит, безусловно отри- цалась какая-либо связь всего того, что может быть опубликовано на страницах легального подцензурного издания, с нелегальными «не- печатными» текстами.

Можно назвать по крайней мере три способа решения этой нелег- кой идеологической задачи. Во-первых (в отличие от рубрики «Про- сто анекдот»), составители УРШ как бы исходили из того, что рус-

ский / советский РЖ расА не существует, а все в УРШ — не более чем импортный юмор, перепечатываемый из зарубежных журналов.

Во-вторых, анекдот в УРШ представлялся как жанр принципи- ально чисто литературный, т. е. письменный художественный, по от- ношению к которому возможные ситуации его устного рассказыва- ния выступают как факультативные, а вовсе не первичные и базовые (ср. с приведенной точкой зрения К. Ф. Седова). Показателен следую- щий пример, где анекдот в рубрике «Просто анекдот» сравнивается с рассказом:

Встречаются два писателя.

—Как обстоит дело с сатирическим романом, который ты послал

вжурнал?

—Представь себе, редакция зверски его сократила и поместила в разделе «Просто анекдот» (1969, № 3).

Конечно, в данном анекдоте на первый план выходит именно раз- личие жанров романа и анекдота, смешна сама ситуация смешения этих жанров, но весьма показательно, что жанры названы в одном контексте: подразумевается, что предельно уменьшенный по объему сатирический роман — это другой письменный юмори - стиче ский текст, т. е . анекдот. Таким образом, между данными жанрами существуют только количественные различия, а такое положение вещей означает не что иное, как их настоящее гене- тическое сходство.

Действительно, по форме многие анекдоты в УРШ напоминают эссе, новеллы, притчи и другие художественные тексты: характер их структуры строго нарративный, они строятся подчеркнуто неизобра- зительно:

Один крупный биржевой магнат с Уолл-стрита влюбился в ак- трису и в течение многих месяцев ухаживал за ней. Решив на ней жениться, он предусмотрительно нанял частного детектива, чтобы выяснить, с кем общается его невеста, какое у нее прошлое и прочие данные из ее биографии. Через некоторое время он получил отчет от детектива, где сообщалось, что мисс Блэнк пользуется прекрас- ной репутацией. Ее прошлое безупречно, она встречается только с уважаемыми людьми. Лишь в последнее время она начала бывать в обществе одного бизнесмена, у которого весьма подозрительная репутация (1974, № 4).

Третий способ уже прямо касается формы записи анекдотов: складывается впечатление, что в УРШ делалось все, чтобы текст в таком виде было невозможно или максимально неудобно рассказать в ситуации непосредственного устного общения. Для этой цели широ- ко использовались такие присущие письменной, книжной речи осо- бенности лексической, синтаксической и стилистической структуры, как сложные и сверхсложные предложения, например сложноподчи- ненные предложения с последовательным подчинением нескольких придаточных (Это значит, что вы чувствуете себя хорошо только тогда, когда вы себя чувствуете плохо; Потому что, если бы ты

сказала, что четыре, я бы рассказала тебе отличный анекдот),

сложноподчиненные предложения с параллельным подчинением не-

скольких придаточных (вы взяли 25 фунтов, чтобы проголосовать за консерваторов, и точно такую же сумму, чтобы проголосовать за либералов), сложные предложения с разными типами связи (Сын учится безобразно, и я не уверен, кончит ли он школу вообще; Вот так всегда: ждут до последнего момента, прежде чем обратиться к врачу), а также сложные подчинительные конструкции в рамках про-

стого предложения (это замечательное средство для борьбы против облысения), осложнения причастными, деепричастными оборотами, вводными конструкциями, прямой и косвенной речью, выбор лекси- чески и стилистически малоупотребительных, книжных и архаичных единиц.

Показательно, что сложноподчиненные предложения с последо- вательным и параллельным подчинением нескольких придаточных, смешанные типы сложных предложений и даже совершенно нехарак- терные для русской разговорной речи причастные и деепричастные обороты используются в речи не только автора, но и персонажей анек- дота.

Действительно, практически невозможно представить озвучива- ние следующих текстов:

По дороге домой пьяный замечает астронома-любителя, обозре- вающего небо в телескоп, установленный на треноге. Пьяница тоже решил взглянуть на небо и тотчас же увидел падающую звезду.

—Потрясающе! — с восхищением воскликнул он, обращаясь

кастроному. — Вы, наверное, самый лучший снайпер в городе!..

(1977, № 3.)

Разговор отца с сыном:

—Что нового слышно в школе?

—Представляешь, папа, у нас, оказывается, очень завистли-

вый учитель.

—С чего ты взял?

—Вот уже который раз, выгоняяменя из класса, он говорит: «Ах, если бы я был твоим отцом!» (1973, № 8).

Речи в УРШ присуща избыточно сть (не только с точки зре- ния норм разговорной речи и естественного непосредственного обще- ния, но и с точки зрения большинства разновидностей письменной речи, например художественного или публицистического стиля): экс-

плицируются слова автора, как правило, наличествует эксплицитный речевой глагол, выбор которого отличается повышенной, присущей книжной речи вариативностью. В каком-то смысле лексическое бо- гатство речи как средство описательности, а не изобразительности тоже призвано противопоставить собА в УРШ и расА в естественном общении:

Моряк, выброшенный на необитаемый остров, поймал попугая и научил его разговаривать. Однажды вечером попугай прилетел к своему хозяину страшно возбужденный.

— Там женщина, — вопил он, — и такая прекрасная! Взволнованный моряк бросился за попугаем, который летел и

кричал:

— Какие глаза, босс! А какая фигура! Наконец попугай сел на ветку и указал клювом:

—Вот она, босс!

—Ах ты, чертов мошенник, — в сердцах выругался моряк, —

ведь это же попугаиха! (1977, № 13.)

За обедом у общих знакомых встретились две подруги, давно не видевшие друг друга.

—О, ты носишь очки! — радостно воскликнула одна. — А зна-

ешь, это очень здорово: они скрывают твои морщины вокруг глаз.

—Что ты! Наоборот, благодаря очкам я великолепно вижу теперь твои, — парировала подруга (1973, № 12).

Эта избыточность становится особенно заметной при сравнении с лаконизмом современных записей анекдотов (можно искать разные причины такого лаконизма — начиная от «лаконизма» самих отно- шений); при этом нет и лексического разнообразия (речевой глагол говорит повторяется 3 раза!):

Двое в подъезде. Она говорит: — Дорогой, выкрути лампочку. Тот выкрутил, она говорит: — Хочешь, в рот возьму? Он говорит: — Ты че, дура, она ж горячая (анекдот скачан с: http://anekdot.ru).

Конечно, данное речевое явление связано с общим состоянием русской культуры, норм речи и представлений о допустимом в ней, в частности с тем, что официальная и неофициальная культура в Рос- сии позднесоветского периода были противопоставлены чрезвычайно сильно. Официоз захлестывал все виды и жанры СМИ; в целом это привело к тому, что любая письменная речь на страницах советских

СМИ воспринималась как официальная и из нее изгонялись любые проявления как личного отношения автора, так и разговорности [Си- ротинина 2003; Хорошая речь 2001; Коньков 2002].

Попутно, по-видимому, так решалась еще одна задача — пред- ставить данный юмор как иностранный не только посредством «не наших» реалий, но и за счет некоторой общей неестественности по- строения текста, который напоминал переводные тексты.

В то же время в УРШ иногда находим анекдоты, по своей струк- туре соответствующие РЖ расА, — например, вполне могли (и могут) быть рассказаны следующие тексты:

Двое полицейских садятся в патрульную машину.

—Эй, Джо, — говорит старший, — я сейчас включу мигалку. Выйди, погляди, работает ли она.

—Работает! — кричит Джо. — Ой, не работает! Опять работает. Ой, опять не работает... (1978, № 7.)

Звонок в дверь. Хозяйка открывает дверь и видит мужчину, кото- рый говорит заплетающимся голосом:

—Мммм-ойщика окон не ввв-вызывали?

—Да, прошу вас.

Через несколько минут опять раздается звонок, и человек в две- рях говорит:

—Мммм-ойщика окон не ввв-вызывали?

—Да, прошу вас, — говорит хозяйка, — там, кстати, один ваш коллега уже работает.

—Дд-да ннн-нет, — пошатываясь, отвечает человек. — Это я вы- пал из окна (1974, № 21).

Данные тексты содержат элементы изобразительности (вклю-

чая речевую маску пьяного: Мммм-ойщика окон не ввв-вызывали?,

дд-да ннн-нет); присутствует и зачиновая фраза со вступительноизобразительным глаголом в форме наст. вр., несов. вида, по мнению

А. Д. и Е. А. Шмелевых необходимая для успешного РЖ расА. Кроме того, находим отдельные признаки разговорности (прежде

всего разговорный порядок слов) в текстах анекдотов в УРШ (почти исключительно — в речи персонажей):

• постпозиция подлежащего: И попался ей в салате маленький червячок;