Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

потребности персидского рынка, все более и более расширял круг своих клиентов» (247). Англия же, напротив, их теряла.

Вцелях успешной борьбы с «русской конкуренцией» Глэдо-Нью- комен предлагал «разить Россию ее же оружием». Иными словами, использовать ее же «стиль и методы ведения торговли», а именно: льготный фрахт и сниженные железнодорожные тарифы, субсидии торговым партнерам, «устройство складов запасных товаров во всех торговых центрах-распределителях» и т.п. (248). Методы русской торговли, как видим, резюмирует А. Адамов, Глэдо-Ньюкомен нашел «продуманными и эффективными» (249).

На должность британских консулов в Южной Персии Глэ- до-Ньюкомен рекомендовал назначать «лишь тех лиц, которые, помимо отличного знания языков, персидского и арабского, были бы хорошо знакомы с торговлей, и в силу этого могли бы давать своему правительству … точные сведения о рынках и товарах».

Среди других соображений главы английской торговой экспедиции фигурируют и такие, как «открытие должности коммерческого атташе в Тегеране» (250).

Способствовало бы «борьбе с русской конкуренцией», считал он, и «искоренение грабежей на дорогах путем организации на юге Персии … жандармской бригады, которая, по примеру русской Казачьей бригады на севере, должна состоять под командой и управлением английских офицеров». В тех же целях, полагал он, можно было бы «предоставлять персидскому правительству ассигнования на содержание дорожных стражников», а также, опять-таки по примеру русских, «поощрять вождей кочевых племен, обязующихся охранять транспортные караваны и отвечать за пропажу товаров на своих территориях» (251).

Впоездке по провинциям Южной Персии экспедицию сопровождал английский политический резидент в Персидском заливе, что также указывает на важность стоявших перед ней задач и целей. 9 мая в Бендер-Аббасе состоялась деловая встреча участников экспедиции с местными торговцами. По ее завершении экспедиция отбыла

вИндию, на канонерке «Лоуренс» (252).

Вопрос об открытии русского консульства в Кувейте

«Ввиду согласия шейха Кувейта на учреждение английского консульства, — телеграфировал в МИД (12.12.1903) посланник в Тегеране Петр Михайлович Власов, — не признаете ли Вы, Ваше Си-

ятельство, целесообразным поручить нашему генеральному консулу

вБушире, собирающемуся посетить Мохаммеру, а заодно и Кувейт, попытаться добиться от шейха Кувейта и нам права иметь там своего агента» (253).

Реагируя на телеграмму П. М. Власова, МИД уже на следующий день (13.12.1903) направил соответствующий запрос И. А. Зиновьеву, российскому послу в Константинополе. «С учетом открытия

вКувейте английского консульства, — говорилось в ней, — не представляется ли и нам необходимым поторопится с усилением нашего консульского представительства в Персидском заливе, и, в частности, на Аравийском его побережье» (254).

Отвечая на запрос МИД, И. А. Зиновьев писал: «Что касается российского консульского агента в Кувейте, то вопрос этот представляется весьма щекотливым, … и потому я полагал бы не спешить с его разрешением. Англичане … давно обратили внимание на Персидский залив и, благодаря последовательным усилиям, успели создать себе весьма прочное положение на всем протяжении Аравийского побережья Залива. Они вошли в соглашения со всеми побережными шейхами, и весьма ревностно оберегают их от влияния других держав, … даже Турции, номинальная власть которой простирается на значительную часть означенного побережья». Сношениями с шейхами ведает английский резидент в Бушире, который, «опираясь на английские морские силы в Персидском заливе, держит шейхов в повиновении, разбирает возникающие между ними споры, оберегает их интересы и снабжает некоторых из них субсидиями» (255).

Что касается конкретно Кувейта, отмечал И. А. Зиновьев, то шейх Мубарак Аль Сабах «нуждается в покровительстве Англии». Притом «как для противодействия попыткам вмешательства турецкого правительства в его дела, так и в видах обеспечения защиты Кувейта от враждебных действий со стороны соседних арабских племен». Такое покровительство «не раз и с успехом было оказано ему в последнее время английским правительством». Данное обстоятельство «заставляет полагать, что во всех сколько-нибудь существенных вопросах, касающихся его удела, он принимает во внимание мнение этого правительства». По всей видимости, делится своими соображениями посол, и в случае постановки вопроса «об учреждении русского консульского агентства в Кувейте, он не возьмет на себя его решение, и обратится за советом к английским властям». Реакция англичан предсказуема.

Вообще, заключает посол, «кажется сомнительным, чтобы соперничество наше с Великобританией на поприще политического

влияния на Аравийском побережье Персидского залива могло привести к благоприятным для нас результатам. … Наша деятельность

вэтих краях должна, по моему мнению, иметь целью наблюдение за действиями англичан и заботу о результатах нашей торговли» (256).

Шейх Мубарак Аль Сабах, докладывал в двух других депешах по данному вопросу И. А. Зиновьева (от 24 и 28 января 1904 г.), «плотно сблизился с англичанами», «вошел с ними в тайное соглашение» и «дорожит их покровительством». В случае решения «дать ход предложению об учреждении в Кувейте нашего консульства мы не

всостоянии будем обойтись без участия Англии». А потому нельзя, как мне кажется, не задаться вопросом, «настолько ли значительны коммерческие выгоды России в Кувейте», чтобы побудить нас, апеллируя к англичанам относительно нашего консульства в Кувейте, «признать тем самым факт преобладающего влияния Англии в этой стране, или, скорее, ее протектората?!» (257).

Надо сказать, что, несмотря на соображения И. А. Зиновьева относительно «бесперспективности политического соперничества» с Англией в бассейне Персидского залива вообще и в Прибрежной Аравии

вчастности, министр иностранных дел России В. Н. Ламздорф, настаивал на расширении русской консульской сети в районе. Настоятельно рекомендовал И. А. Зиновьеву «ускорить подготовку заключения по вопросу об открытии российского консульского поста на Аравийском побережье Персидского залива» (258). В то же время поручил соответствующим департаментам МИД тщательно проработать вопрос об учреждении «консульского поста в Бендер-Аббасе, со штатом, достаточным для служебных командировок в Линге и Маскат» (259).

Необходимость этого, как считал граф В. Н. Ламздорф, с точки зрения отечественных интересов в данном районе мира, обосновывалась следующими, изложенными в соответствующей записке МИД, соображениями. Во-первых, местоположением и ролью Бендер-Аб- баса и Маската, как «двух важных передовых пунктов Персидского и Оманского заливов» по отношению к представлявшему для России в то время повышенный интерес южному побережью Персии. Во-вто- рых, «наступательной деятельностью» там англичан, направленной на подготовку почвы для постепенного захвата в свои руки всего района Персидского залива. И, наконец, убежденностью в том, что Российской империи, как крупной мировой державе, «должно мирными средствами парализовать деятельность англичан» по превращению Персидского залива в «британское озеро», и сохранить воды этого залива открытыми для всех наций (260).

Цель политики России в зоне Персидского залива состояла в том, чтобы, с одной стороны, упрочить «экономическую связь с Южной Персией», а с другой — создать плацдарм для политико-диплома- тической и торгово-коммерческой деятельности собственно на Аравийском побережье Персидского залива (261).

С точки зрения развития «русской торговли» в Прибрежной Аравии, российские дипломаты рекомендовали обратить внимание на Кувейт, его динамичные и тесные торговые связи с Персией, ключевыми портами Южной Аравии, Индией и Месопотамией. Согласно сведениям, содержавшимся в отчете, подготовленном капитаном Ноксом, английским политическим агентом в Кувейте, «торговый оборот Кувейта за период с 31 марта 1904 г. по 31 марта 1905 г. составил 1 539 525 фунтов стерлингов: ввоз — 997 637 фунтов стерлингов и вывоз 541 889 фунтов стерлингов» (261*).

Национальный вопрос в Аравии

Обострение соперничества Англии в Персидском заливе с Россией, Францией и Германией проходило на фоне усиливавшихся антитурецких настроений арабов Аравии, их тяги к независимости. «Национальный вопрос в Аравии», как он фигурирует в документах АВПРИ, его появление в повестке дня политической жизни Аравийского полуострова знаменовало собой «пробуждение нации», «нарождавшуюся тягу арабов Аравии к самостоятельности и независимости», к освобождению от ярма владычества Османской империи (262).

Изучение документов АВПРИ и специальных исследований, посвященных данному вопросу, дает основание говорить о глубоких и искренних симпатиях Российской империи к арабам вообще и арабам Аравии в частности. «В числе наших союзников и друзей, — отмечалось, к примеру, в двухтомном труде, посвященном анализу внешней политики России в контексте ее военно-морской деятельности в зоне Персидского залива, — мы называем арабов… Вопрос об арабах, составляющих одну из наиболее важных проблем “восточного вопроса”, требует величайшего внимания со стороны русской дипломатии» (263).

Всестороннее рассмотрение деятельности Российской империи в зоне Персидского залива, снятие четкого документального отпечатка с ее политико-дипломатического и торгово-коммерческого следа в Аравии в конце XIX-начале XX веков представляется неполным без

отражения отношения России к «национальной идее арабов», к на- ционально-патриотическому движению на Аравийском полуострове.

Среди главных событий-предвестников «пробуждения нации» на Аравийском полуострове со всем основанием, думается, можно было бы назвать выступление ‘Абд ал-‘Азиза Аль Са’уда, будущего основателя Королевства Саудовская Аравия, при поддержке правителя Кувейта шейха Мубарака Аль Сабаха, против эмира Неджда Ибн Рашида, союзника Турции и ее опоры в Аравии.

Документы Архива внешней политики Российской империи рассказывают, что в 1902 г. процесс «пробуждения национального сознания» затронул уже несколько крупных районов Аравийского полуострова и Месопотамии. Четыре области, информировал в июне 1902 г. российский МИД генеральный консул в Багдаде, Ирак Арабский, Неджд, Хиджаз и Йемен, «все более и более деятельно стараются подвизаться на исторической сцене, побуждаемые к тому пробудившимся сознанием своих сил» (264).

Принимая во внимание тот факт, докладывал И. А. Зиновьев (11.05.1906), что, «помимо Багдадского и Бассорского вилайетов, арабское восстание охватило и области, лежащие в центре Аравийского полуострова, и что турецкая армия не в состоянии подавить мятеж в Йемене», … можно прийти к заключению, что турок ожидают тяжелые времена. Для Турции ширящееся, день ото дня, национальное движение арабов чревато последствиями, «весьма прискорбными для ее положения в Азии» (265).

По сведениям российских дипломатов, «нить антитурецкой коалиции на севере и северо-востоке Аравии шла через шейха Мубарака дальше на юг, в племена мунтафиков, с шейхом которого у правителя Кувейта был уговор о взаимной поддержке в политических делах» (266).

Стремление арабов Аравии к приобретению национальной независимости старалась использовать в своих политических целях Англия. Поддерживая шейхов, стоявших в оппозиции турецким властям, деньгами и оружием, и ратуя, на словах, за самостоятельность их уделов, на деле она стремилась лишь к тому, чтобы, «обуздав национальное движение» арабов Аравии и «выдавив с полуострова» с их помощью Османскую империю, занять ее место.

Среди соображений и предложений наших дипломатов времен российской «политики дела» в Аравии по оказанию помощи арабам Аравии в их борьбе за национальную независимость обращает на себя внимание «План Машкова». В августе 1896 г. он был пред-

ставлен на рассмотрение русского посла в Константинополе консулом в Багдаде Виктором Федоровичем Машковым. В нем предлагалось — с помощью России и под руководством влиятельного среди арабов Верхней Аравии и Месопотамии лица — объединить арабские племена. Подчеркивалось, что такой межплеменной союз, вооруженный и сплоченный, представлял бы собой силу, с которой, определенно, вынуждена была бы считаться и Англия, стремившаяся к тому, чтобы подмять под себя турецкие владения в Аравии и Месопотамии. Для осуществления этой задачи нужна была «сильная личность», одинаково уважаемая, как отмечал В. Машков, всеми арабскими племенами, способная «собрать бедуинов под свое знамя», и, взяв на себя инициативу, «направить их удары». Таким человеком, по мнению В. Машкова, мог бы стать бывший офицер «инородческого эскадрона Его Величества Государя Императора Российского конвоя» Магомет-паша Дагестани, племянник легендарного Шамиля. «Перейдя в турецкую службу», сообщал

В.Машков, Дагестани дослужился до чина бригадного генерала, был дворцовым комендантом и командиром расформированного впоследствии знаменитого «черкесского конвоя султана». Турецкие царедворцы, «завидовавшие его близости к султану и влиянию на него», сумели, «с помощью интриг и наветов», удалить Дагестани из дворца и «отправить в почетную ссылку», в Багдад.

«Отличаясь, равно присущим черкесам и арабам, гостеприимством, щедростью, твердостью слова, удалью и отвагой, Дагестани снискал себе необычайную популярность в крае». Не к турецким властям, а к нему лично, по словам В. Машкова, «часто обращались арабы из отдаленных мест в Аравии за разрешением их споров». «Довольно было одних слухов, что Магомет-паша назначается начальником какой-нибудь военной экспедиции, чтобы волнение тут же улеглось». Его уважали и боялись. Магомет-паша, утверждал

В.Машков, был именно тем человеком, который, сохраняя добрые чувства по отношению к России и с пониманием относясь к «свободолюбивым устремлениям арабов», мог бы, при поддержке со стороны России, «сплотить и двинуть арабов» к их цели — к обретению национальной независимости. Этот человек, писал В. Машков, «обладал, подобно своему знаменитому родственнику, нашему искусному противнику Шамилю, большими природными военными дарованиями» (267).

Примечания

Юрий Николаевич Щербачев (1851–1917) — российский дипломат, камер-юнкер Двора Его Императорского Величества (с 1876 г.), действительный тайный советник (с 1908 г.), представитель древнего дворянского рода, ведущего начало от Федора Салты, выходца из Золотой Орды.

По окончании юридического факультета Московского университета (1872) поступил в Министерство иностранных дел (1873). Служил секретарем консульства в Сараеве (1874), Сире (1874) и Константинополе (1875–1883); 1-м секретарем посольства в Копенгагене. В 1897 г. в чине действительного статского советника был назначен советником посольства в Константинополе, а в ноябре 1902 г. — чрезвычайным посланником и полномочным министром в Греции. В 1910 г. вышел в отставку.

Историк, действительный член Историко-родословного общества и Московского Археологического общества. Автор увлекательных записок «Поездка в Египет» (1883).

Убит бандитами в собственном имении Катрино Харьковского уезда. Матерью Ю. Н. Щербачева была Екатерина Михайловна Щербинина, дочь приятеля А. С. Пушкина, полковника Михаила Андреевича Щербинина (268).

ЧАСТЬ VII

МОХАММЕРА

Качели судьбы

Пески истории

Шейх Мохаммеры, сообщал в 1897 г. посетивший это арабское княжество титулярный советник А. Адамов, — «полунезависимый от Персии правитель». До недавнего времени властвовал в Мохаммере шейх Маз’ал, «известный богач, … отличавшийся также непомерной скупостью». Рассказывают, что родню свою он «держал в черном теле», что и послужило одной из причин его убийства (23 мая 1897 г.)». Произошло это, когда он «возвращался во дворец с загородной прогулки на лодке». Организовал убийство шейх Хаз’ал, его родной брат, который и стал властвовать в Мохаммере. Чтобы утвердиться в качестве правителя, новому шейху пришлось не только изъявить покорность шаху Персии и «послать в Тегеран богатые подарки, но и выдержать борьбу со сторонниками своего брата» (1).

В информационно-справочном материале о Мохаммере, подготовленном первым русским консулом в Басре Александром Алексеевичем Адамовым (24.02.1902), содержатся следующие сведения об этом княжестве.

«Мохаммера, отошедшая к Персии по Эрзерумскому трактату 1847 г. и расположенная на канале Хаффар, соединяющим Карун с Шатт-эль-Арабом, до настоящего времени остается в тесной связи с турецкой Бассорой». Население Мохаммеры «состоит в основном из арабов-шиитов».

Еще в XVII столетии арабское племя ал-ка’аб, «откочевавшее с Аравийского побережья Персидского залива, поселилось первоначально между реками Тигром и Евфратом, но вскоре, вытесненное мунтафиками, двинулось к юго-востоку и осело в устье реки Карун».

Анархия, «воцарившаяся в Персии со смертью Надир-шаха (1747), помогла ка’абам забрать в свои руки окружающие земли и стать вполне независимыми от Персии». Могущество их, вес и влияние в крае заметно усилились «во время правления шейха Сальмана из семейства Аль Бу Насир, который прославился не только как отважный пират, но и как искусный администратор». Он способствовал «росту благосостояния удела ка’абов». Активно занимался «проведением новых оросительных каналов; покровительствовал земледелию и торговле».

Со смертью этого шейха (1766), отмечает А. Адамов, племя бану ка’аб «начало терять свое влияние, хотя еще у правнука Сальмана, шейха Мубадира, правившего с 1828 по 1831 гг., насчитывалось до 15 тысяч человек пехоты и не менее 7 тысяч кавалеристов».

Сам город Мохаммера, к слову, был заложен в 1812 г., шейхом Йусуфом ал-Ка’аби. Арабское название свое, Кут-эль-Мохаммера, носил до 1925 г., когда Реза Пехлеви переименовал его в Хорремшехр.

Во времена правления шейха Самира, брата и преемника шейха Сальмана, продолжает А. Адамов, «племя мухасейн, жившее в окрестностях Мохаммеры, подчиненное племени бану ка’аб и входившее в его состав, начало, мало-помалу, усиливаться. Да и сама Мохаммера, находившаяся под управлением наместника шейха Самира, шейха Хаджи Джабира-хана из племени мухасейн, разрослась настолько, что стала конкурировать с соседней Бассорой». Это, замечает А. Адамов, «не могло не обеспокоить турок». В 1837 г. турецкие войска, «базировавшиеся в Бассоре», напали на Мохаммеру, разграбили город и захватили весь удел ка’абов. «Оккупация продолжалась недолго, и в 1841 г. Мохаммера отошла Персии».

В 1847 г. англо-русская разграничительная комиссия, «признала за Персией право не только на Мохаммеру, но и на весь левый берег Шатт-эль-Араба, от устья до местечка Дейеджи на канале Юсуф, расположенном милях в десяти ниже Бассоры». Утвердиться там Персии «помог шейх Джабир-хан, который, как истинный шиит, был враждебно настроен против суннитов-турок». За помощь, оказанную персам, шах назначил его «персидским губернатором Мохаммеры». Верховный же вождь племени бану ка’аб, шейх Самир, как следует из справки А. Адамова, за помощь «восставшему против персов бахтиярскому ильхану Мамед Таги-хану навлек на себя гнев шаха», вынужден был бежать и укрыться во владениях Турции. Так, пишет А. Адамов, и пало «могущество рода Аль Бу Насир, правившее арабами бану ка’аб». После этого «подняться они так и не смогли».

«Ловкий же Джабир, при поддержке персов и подпавшего с их помощью под его власть племени бану ка’аб сделался самым могущественным из всех тамошних шейхов, и распространил власть свою на большую часть прикарунской территории: к северу — до местечка Вейс, лежащего на р. Карун, выше Ахваза; и к юго-востоку — до Персидского залива».

В1881 г. «сан Джабира-хана» наследовал его сын, шейх Миз’алхан. Он «искусно продолжил политику отца в отношении Персии, за что в 1889 г. был пожалован шахом почетным титулом. Собирал подати и повинности с подчиненных ему арабских племен, и являлся, по сути, … полунезависимым арабским шейхом».

В1897 г. шейх Миз’ал-хан «был убит, во время загородной прогулки, слугой-негром Сувейидом», подосланным братом правителя, шейхом Хаз’алом. Главной причиной убийства явилось «желание бездетного Миз’ала назначить своим преемником, в обход брата Хаз’ала, племянника своего ‘Абуда ибн ‘Ису».

Благодаря «щедрым подаркам, направленным в Тегеран, и подкупам персидских чиновников в крае», информирует русский консул, шейху Хаз’алу «удалось оправдаться в глазах шахского правительства». Помог ему в этом и назначенный в Мохаммеру, в 1890 г., «английский вице-консул МакДоналл (MacDonall), бывший начальник английской телеграфной станции в Фао».

«Боязливого, подозрительного и недалекого шейха Хаз’ала, — как его характеризует А. Адамов, — немедленно же забрали в руки два его ближайших советника: Мирза Мамед Али и Мирза Хамза. Первый из них — хитрый пройдоха, который из приказчиков богатого бассорского купца, персиянина ‘Абду Неби, сам сделался, благодаря женитьбе на дочери своего хозяина, влиятельным торговцем. За услуги шейху Миз’алу получил от него титул вакиль ат-туджа- ра [помощник по торговым делам]». Преуспел, и при шейхе Хаз’а- ле «стал ра’ис ат-туджара [главой общины торговцев]». Вошел в тесные отношения с английской фирмой «Lynch Brothers». Действуя

вее и своих интересах, «убедил шейха Хаз’ала отказаться — взамен задатка в 7000 рупий и ежегодной, в течение пяти лет, уплаты 4000 кранов — от использования в торговых целях двух его пароходов “Карун” и “Иран”». Во времена Миз’ал-хана, как явствует из справки А. Адамова, эти пароходы «создавали конкуренцию» пароходу «Маламир» братьев Линч. После соглашения с шейхом Хаз’алом «единственным представителем» речного пароходства по Каруну сделалась компания братьев Линч.