Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

Проживал он на острове Дарин, но по торговым делам регулярно наведывался на Бахрейн. Прибыв на место, тотчас же посетил шейха. Принял он его «очень дружелюбно». Извинился за то, что не располагает «приличными апартаментами для русского гостя», а только «комнатой в его караван-сарае», которую и предложил занять, пока не приищет для него помещение получше.

Прежде всего, вспоминал Н. Богоявленский, «нужно было достать мои вещи из таможни», которой заведовал один индус, английский подданный. «В то время как я встречался с шейхом Вахабом», замечает Н. Богоявленский, английский вице-консул на Бахрейне, г-н Гаскин, которому незамедлительно донесли о прибытии москопа, послал сказать таможне, чтобы багаж пришлого русского «без досмотра не пропускать». Однако в дело вмешался шейх Вахаб, и «вещи свои я получил без вскрытия» (9).

Дальше последовали перипетии с поиском жилья. Комната, предоставленная в его распоряжение шейхом Вахабом в караван-сарае, была, по словам, Н. Богоявленского, вполне приличной. Притом для проживания не только на Востоке, но и в любом городе Европы. Но нет, через два дня шейх Вахаб привел его в большой дом, совершенно пустой, и заявил, что дом этот — в полном распоряжении русского гостя. Подыскал же он его вот как. Весть о прибытии на Бахрейн москопа, повествует Н. Богоявленский, разнеслась по острову «очень быстро и широко». И ни для кого из местных жителей не было секретом, что шейх Вахаб подыскивает для него жилое помещение. Тут-то и выяснилось, что «то, что легко могло бы быть сделано для кого угодно, для русского оказалось очень трудным». И все из-за интриг английского дипломата. Владелец дома, некий перс, служивший в местном агентстве английской пароходной компании «British India Steam Navigation», по настоянию английского вице-консула, отказал шейху Вахабу в просьбе «отдать пустой дом внаймы» на три недели. Тогда шейх Вахаб просто-напросто купил его. Более того, — «с надбавкой в цене против того, что он стоил самому владельцу». При прощании с Н. Богоявленским сказал, что дом этот, отныне и во веки веков, — «обитель москопов», и всегда будет готов к приему русских людей, приезжающих на Бахрейн (10).

Из-за козней того же английского вице-консула, как стало известно русскому ученому, его долго отказывался принимать под разными предлогами правитель Бахрейна шейх ‘Иса. «Факт моего несостоявшегося свидания с шейхом, — пишет Н. Богоявленский, — послужил предметом для разного рода толков и разговоров среди на-

селения Бахрейна, иногда в форме, обидной для русского человека». Гадкие слухи о нем, как указывает в отчете Н. Богоявленский, «усиленно распространялись людьми английского вице-консула».

На четвертый день пребывания на острове шейх ‘Иса, по настоятельной просьбе шейха Вахаба, все же проявил «знаки внимания» к русскому ученому — прислал к нему визиря, чтобы тот передал ему приветы и выразил готовность содействовать его научным занятиям на Бахрейне. После этого толки о негативном отношении шейха ‘Исы к русскому путешественнику сразу же прекратились, сообщает Н. Богоявленский.

Однако шейху Вахабу это показалось недостаточным. Он «постарался парализовать английское влияние на правителя Бахрейна» и, несмотря на все козни англичан, на их настоятельные рекомендации шейху «не привечать у себя русского ученого», устроил ему «свидание с шейхом ‘Исой». Он полагал, что встреча с шейхом ‘Исой, который, с его слов, «сам по себе ничего против русских не имеет, сделает небольшую брешь в монополии английского влияния на Бахрейне», что, в свою очередь, позволит другим русским, которые пожалуют на Бахрейн, «быть менее зависимыми от расположения к ним английских властей» (11).

При свидании с шейхом ‘Исой, отмечает Н. Богоявленский, ему, как представителю России, «оказано было максимум почета», предусмотренного местным протоколом при приеме правителем иностранных гостей. Визирь шейха послал за ним верховых животных и встретил «еще на улице, вдалеке от дворца». Препроводил до входа во дворец и «передал в руки сына шейха и его наследника». Поприветствовав гостя, принц лично ввел его в приемную комнату дворца, где уже находился шейх ‘Иса. После обмена приветствиями шейх предложил Н. Богоявленскому «арабский кофе; затем последовал чай». Во время беседы шейх говорил о «о желательности захода на Бахрейн русских торговых судов» (12).

Коммерсанты-бахрейнцы, рассказывает Н. Богоявленский, как шейх ал-Вахаб, так и другие торговцы, с которыми он встречался, выражали готовность к развитию связей с Россией. Интересовались ее отношениями с Турцией, а главное — жизнью мусульман в России. Спрашивали, «живут ли магометане в Москве и имеют ли они мечети?!». Все эти вопросы, как выяснилось, появились у них в связи с тем, замечает Н. Богоявленский, что англичане пустили на Бахрейне слух, что русские, дескать, «душат ислам» в своих землях, «насильно обращают мусульман в христианство» (13).

Пребывание на Бахрейне показало, говорится в отчете Н. Богоявленского, что остров плотно контролировался англичанами, «никак не желавшими видеть на нем русских». Английский консул даже брал на себя разбор тяжб бахрейнцев, и выдавал им — в случае выезда с острова — специальные, «особого образца разрешения» (14).

В беседах со мной, сообщает Н. Богоявленский, шейх Мухаммад ‘Абд ал-Вахаб, касаясь вопроса о влиянии Англии в бассейне Персидского залива, сказывал: «Ничего нет удивительного в том, что арабы боятся англичан. Они уже здесь почти сто лет. Их все тут знают. У них есть и пушки, и военные суда. Других же европейцев, которые помогли бы арабам, если бы те воспротивились делать так, как хотят англичане, здесь нет. Вот если бы сюда стали заходить русские корабли, то арабы, мало-помалу, перестали бы бояться англичан … Россия же далеко. Ни войск, ни военных судов у нее в Заливе нет.

Иесли какой-либо шейх поступит против воли англичан, то они сейчас же могут сделать с ним все, что захотят. Русские же совершенно не могут помочь арабам, так как силы их очень далеко» (15).

На основании встреч и бесед, состоявшихся у него на Арабском берегу Персидского залива, резюмирует Н. Богоявленский, он вынес несколько впечатлений:

—во-первых, что «местное население относится к России с большой симпатией», и выражает «очевидное недовольство Англией»; что «всеобщим желанием арабов является присутствие в водах Персидского залива русской военной силы в виде военного судна».

Ивсе для того, чтобы «не быть вполне во власти Англии»;

—во-вторых, что среди арабов «обаяние России, как могучей державы, очень велико»; и что обаяние это кратно усилил заход в Персидский залив крейсера «Варяг». Впечатление на все Аравийское побережье русский корабль «произвел, можно сказать, прямо ошеломляющее, как своей величиной, так и четырьмя трубами, и электрическими огнями, которых не было у британских военных судов, стоявших в Персидском заливе». До появления в водах этого залива русских кораблей арабы были уверены в том, что «у русских много войска, но военных судов нет совсем». Это, конечно же, не осталось незамеченным англичанами. И они задались мыслью восстановить пошатнувшийся имидж их флота в глазах арабов Прибрежной Аравии. «Завели электрические огни на своих судах, которые до прихода “Варяга” их не имели». Прислали в Залив «крейсер “Амфитрину”, похожий на “Варяга”, и величиной, и четырьмя трубами, и электрическими огнями. Но успеха, как кажется, не имели»;

— в-третьих, что арабы настроены на то, чтобы «войти в более тесные … отношения с русскими», что видно из следующих фактов:

1.Желания шейха Мубарака, правителя Кувейта, «иметь постоянные сношения с российским генеральным консулом в Бушире»;

2.Поведения шейха ‘Абд ал-Вахаба, «который своим открытым …доброжелательством к русским» вызвал «явно враждебное отношение к себе» со стороны английских властей на Бахрейне и турок в Эль-Катифе;

3.Готовности многих крупных местных коммерсантов к содействию «русской торговле» в крае. Среди них особо следовало бы назвать, указывает Николай Васильевич Богоявленский, бахрейнского купца Хаджи Джум’а, «которому г-н Гаскин, английский вице-кон- сул на Бахрейне, несколько раз открыто высказывал свое неудовольствие по поводу частых бесед его с пришлым русским» (16).

Во время пребывания на Бахрейне, повествует Н. Богоявленский, его протеже, шейх ‘Абд ал-Вахаб, приказал своему доверенному лицу на острове делать для русского гостя все, что тому потребуется в его научной работе. И действительно, пишет Н. Богоявленский, «все, в чем я только нуждался, доставлялось мне тотчас же», и, что не мене важно, — по тем же ценам, что и для местных жителей, а не для европейцев, то есть по ценам самым, насколько можно, низким.

Ежедневно, отмечает Н. Богоявленский, шейх ал-Вахаб заходил

кнему сам, «а иногда и два раза в день, … чтобы справиться, все ли в порядке». Экстраординарное, как его называет Н. Богоявленский, гостеприимство шейха ал-Вахаба, оказанное ему, первому русскому человеку, прожившему какое-то время на Бахрейне, несмотря на явное противодействие англичан, «почти хозяев на острове», он рассматривает как проявление уважения к тому обаянию и престижу, которым начинало пользоваться в Персидском заливе Государство Российское (17).

Из документов АВПРИ следует, что Николай Васильевич Богоявленский собрал первую в Российской империи «коллекцию разных зоологических материалов из Персидского залива» (18).

Интересные заметки оставил Н. Богоявленский и о приеме, оказанном ему султаном Маската Файсалом ибн Турки. Изложил их в письме на имя русского генерального консула в Бушире Г. В. Овсеенко (07.07.1902). «По получении переданного мной рекомендательного письма от нашего консула в Бушире, — вспоминал Н. Богоявленский, — султан прислал на пароход, на котором я прибыл в Маскат, своего чиновника, который и препроводил меня в от-

веденное мне помещение. Свидание мое с султаном состоялось в тот же день. Встретил он меня в комнате, предшествующей приемной, провел в приемную и завел беседу. Разговаривал весьма дружелюбно. Просил передать привет (салям) российскому генеральному консулу в Бушире». Во время недельного моего пребывания в Маскате ежедневно интересовался, через своего чиновника, все ли в порядке, как обстоят дела, и нет ли в чем надобности.

Посетил Н. Богоявленского, с его слов, и визирь султана, просивший передать русскому генеральному консулу в Бушире, что «султан Маската и он, его визирь, питают чувства симпатий и дружбы к России».

При прощальном моем визите к правителю Маската, рассказывает Н. Богоявленский, «султан, провожая меня, спустился со второго этажа, где находилась приемная, на первый; довел меня … по коридору до того места, где … сидит военная стража, охраняющая наружный вход, и там уже простился со мной окончательно».

Этим, говорит Н. Богоявленский, «и закончилось мое пребывание в Маскате, где я провел семь дней, и на берегу Аравии» (19). Покидая Маскат, обратил внимание на начертанные на скале, у моря, названия военных судов, когда-либо посещавших Маскат. Оставили их и русские моряки. Следуя традиции, они вывели на этой «мемориальной скале», белой краской, названия заходивших в Маскат кораблей Военно-морского флота России.

История свидетельствует, что Маскат, являясь крупным торговым портом Южной Аравии, представлял собой «лакомый кусочек» и для «хищных людей моря», как арабы Аравии называли пиратов, и для шаек «хищников пустыни», как горожане отзывались о разбой- никах-кочевниках. В 1897 г., сообщает Н. Богоявленский, бедуины подвергли Маскат тотальному, можно сказать, грабежу. Небольшими группами, человек по 5–10, под видом мирных жителей, явившихся, дескать, в Маскат, чтобы поторговать, они открыто прошли через въездные ворота вовнутрь города. Укрылись в нем, и, собрав мощный кулак, человек в триста, в «условленную ночь перебили весь гарнизон». После чего отворили ворота, впустили в город около полутора тысяч бедуинов, и учинили разбой. Продолжался он неделю. Султан все это время укрывался в крепости.

О «шалостях пиратов» у берегов Аравии и Персии упоминали, кстати, и тверской купец Афанасий Никитин, «отпраздновавший в Мошкате [Маскате, весной 1468 г.] шестую за время своего хождения за три моря Пасху», и купчина «гостиной сотни» Семен Марты-

нов Маленький. Возвращаясь «со товарищи» из Индии, в 1695 г., с грузом имбиря, орехов и чая на двух судах, Семен «лично узрел», как он говаривал впоследствии, что представляют собой на деле «пираты мошкатские», лихо захватившие «одно из их судов в Белом [Аравийском] море» (20).

20 декабря 1902 г., извещал графа Владимира Николаевича Ламздорфа русский посланник в Персии Петр Михайлович Власов, он получил от управляющего генеральным консульством в Бушире три письма, адресованных ему командированным в Персидский залив «для зоологических исследований и сбора материалов» коллежским асессором Николаем Васильевичем Богоявленским.

«Посетив Мохаммеру, Кувейт, Бахрейн и Маскат, — докладывал Петр Михайлович Власов, — и, прожив в каждом из этих пунктом известное время, г-н Богоявленский имел чуть не ежедневно свидания с шейхами и султанами оных. Со стороны всех их, равно как и лиц, им подчиненных, он встречал самый радушный прием, самое широкое гостеприимство и самые искренние симпатии к России». Уведомляет, что «обаяние русского имени на всем Аравийском побережье залива Персидского очень высоко», и что арабские шейхи желают «чаще видеть у себя русских, в особенности представителей их могущества — морские боевые силы». Заявляют, что «тяготятся Англией», и в «появлении в их водах русских кораблей черпают силы для борьбы с ней», как и «надежды на то, что они не совсем еще забыты и покинуты на произвол англичан» (21).

Впечатления Н. Богоявленского от встреч и бесед с арабскими шейхами, заключает М. П. Власов, подтверждают сложившееся у нас мнение о необходимости продолжать поддерживать среди арабов Персидского залива престиж России. В том числе и путем «более частого захода в Персидский залив военных судов наших», путем «кратковременной хотя бы остановки их в портах Аравийского побережья» (22).

ЧАСТЬ VI

КУВЕЙТ

Земля людей мужества, достоинства и чести

Кувейт в записках, воспоминаниях и донесениях российских дипломатов, ученых-путешественников, купцов и офицеров морского флота.

Прибрежная Аравия от мыса Ра’с-эль-Хадд (восточная оконечность) до устья Шатт-эль-Араба, отмечал в «Историко-политическом обзоре северо-восточного побережья Аравийского полуострова» посол Российской империи в Константинополе, действительный тайный советник Иван Алексеевич Зиновьев (СПб, Сенатская типография, 1904), «делится в политическом отношении на несколько независимых одна от другой частей. Восточную окраину означенного побережья образует Оман, центром которого служит Маскат».

На запад от мыса Ра’с-эль-Мусандам, «отделяющего Оманский залив от Персидского залива, простирается «Берег пиратов», населенный небольшими арабскими племенами».

Далее, по направлению к северо-западу, «лежит Неджский санджак … составляющий часть Бассорского вилайета» и делящегося «на три казы: Эль-Хаса (Неджд), Эль-Катиф и Эль-Катр. Первые две казы составляют бесспорные владения Турции, тогда как права ее на Эль-Катр оспариваются английским правительством».

Выше Эль-Хасы находится Кувейт, граничащий с Бассорским вилайетом.

К перечисленным местностям «следует прибавить небольшую группу островов, известных под общим именем Бахрейн».

Кувейт расположен на побережье обширной бухты, «обозначенной на английских картах названием Grane (Грейн, Крейн или Карнейн у арабов; происходит оно от арабского слова «карн», что значит «рог»).

В самом городе Эль-Кувейт «насчитывается от 15 до 20 тысяч жителей, и среди них — до 4 000 мореходцев». Это свидетельствует о том, что «морские промыслы и морская торговля» составляют главные направления коммерческой сферы деятельности Кувейта.

«Своим благосостоянием», равно как ролью и местом в системе торговли края, Кувейт обязан тому, что «его бухта служит естественным портом для Неджда и Джабаль Шаммара, и что через него пролегает один из путей, по которому мусульманские паломники следуют в Мекку и обратно. Из движения паломников кувейтский шейх извлекает известные доходы».

Населяющее Кувейт арабское племя во главе с семейно-родо- вым кланом Аль Сабах «проживало некогда в Бассорском вилайете». Будучи «вытесненным оттуда бассорскими властями», отодвинулось сначала в «небольшое местечко у бухты Хор Абдалла [Хор ‘Абд Аллах]», а затем перебралось на побережье Кувейтской бухты.

Род нынешнего кувейтского шейха Мубарака стоит во главе племени и заложенного им удела уже более 200 лет (1).

* * *

Упоминая о Кувейте, титулярный советник Александр Алексеевич Адамов, русский дипломат-востоковед, посещавший это шейхство во время командировки в Персидский залив в 1897 г., докладывал, что «небольшая область Кувейт [называл ее Коэйтом] лежит часах в 15-ти езды от Бассоры [Басры]». Управляется «наследственным шейхом, который, хотя и жалуется турецким правительством титулом каймакама [каиммакама, вице-губернато- ра]», но, «на самом деле, является полунезависимым от Порты правителем» и самостоятельно правит в своем уделе.

Англичане, указывал А. Адамов, «уже давно и по достоинству оценили географическое положение Кувейта». Рассматривают его в качестве лучшей «передовой позиции в их расчетах на установление своего господства в Месопотамии; и … усердно работают над прививкой в Кувейте своего протектората. Для достижения этой цели не брезгуют никакими средствами» (2).

Через гавань этого арабского удела (Крейна — у арабов и Грейна — у европейцев), писал в отчете А. Адамов, шел из Аравии вывоз в Индию лошадей чистой арабской породы (3).

«Названная местность, — говорится в сопроводительном письме Алексея Федоровича Круглова, русского генерального консула в

Багдаде, к подготовленной им «Записке о Кувейте» (04.03.1899), — как и большая часть Аравийского полуострова, мало исследована». Поэтому им и был командирован туда, специально для сбора сведений об этом шейхстве, купец Ованесов, один из «давно проживающих в Багдаде русскоподданных, человек ловкий, хорошо знающий язык и обычаи арабов» (4).

Отправился он в Кувейт, сообщает А. Круглов, «в конце января 1899 г., под предлогом закупки мерлушек [кож молодых барашков]; вернулся в Багдад в конце февраля» (5). Сведения, собранные Ованесовым, а также самим А. Кругловым в Басре и Багдаде, и легли в основу его записок об этом уделе.

В северо-западном углу Персидского залива лежит большая бухта, рассказывает А. Ф. Круглов, известная под именами Карн, Карнейн (что значит «два рога») или Гурун. «В этом месте береговая линия Персидского залива сильно углубляется вовнутрь полуострова…, придавая … гавани форму, действительно, напоминающую рога. На южной стороне второго из этих «рогов» расположен небольшой городок, носящий в настоящее время название Кувейт. Собственно говоря, название это … представляет собой имя уменьшительное от арабского слова “кут”, обозначающего форт или укрепление». Возведенная там, в прежние времена, и сохранившаяся до наших дней небольшая крепостца, расположенная на самом берегу, «обращала на себя внимание всех заезжавших туда арабов», и с течением времени передала свое название и выстроенному у нее городу (6). Надо сказать, замечает дипломат, что «не только сам город, но и все пространство, прилегающее к нему, также называется Кувейтом».

Границы удела Сабахов определены «весьма смутно». В Прибрежной Аравии, поясняет А. Круглов, это — в норме вещей. Иногда таковых и вовсе нет. Каждый из правителей старается истолковывать их в свою пользу. «Береговая линия составляет естественную восточную границу кувейтских владений, единственную точно определенную». С северной стороны ее «обозначают кочевья арабов-мун- тафиков. Эль-Катиф образует южную границу». На запад земли Сабахов простираются «до владений правителя Неджда Ибн Рашида и, отчасти, до Малого Нефуда». Ввиду того, что «западная граница проходит по пустыне, то претензии той или другой стороны могут, сообразно обстоятельствам, изменять пограничную линию, то удаляя ее в глубь пустыни, то придвигая к берегу» (7).

Прибрежные воды этой части Персидского залива, извещает А. Круглов, «изобилуют большими песчаными отмелями». Кувейт-

ская бухта — лучшая в Верхней Аравии, «глубоководная и весьма удобная для стоянки судов», как мелких, так и крупнотоннажных. Вся парусная флотилия Кувейта «в бурю спокойно остается в бухте, способной вместить до 2 000 барж и более» (8).

За городом — пустыня, «простирающаяся на необозримое пространство. Питьевая вода там — колодезная или дождевая».

Население Кувейта — «чисто арабское. Разделяется на две неравные части, одна из коих представляет собой оседлых или городских жителей, а другая — бедуинов, кочующих в пустыне». У первых насчитывается «более 3 000 домов». Группируются они вокруг старейшин своих семейно-родовых кланов. Главный над всеми ними — шейх Мубарак Аль Сабах. «Если считать по пять душ на дом», то получается, что численность населения в городе составляет от 15 до 20 тысяч человек. В случае войны шейх может «выставить от 2 000 до 3 000 всадников на верблюдах».

Оседлое население живет отхожим промыслом — «жемчужной охотой»; ведет торговлю; занимается скотоводством и рыболовством. Ежегодно, с мая по октябрь, «около 1 тысячи местных судов заняты ловлей жемчуга, а остальные — ловлей рыбы» (9).

Продукты местного промысла — рыба, жемчуг, кожи, масло, шерсть — «вывозятся на парусных судах (бугалах) на Бахрейн, в Бушир, Бассору, Мохаммеру и даже в Бомбей. Торговый оборот, по словам купцов, достигает до 1 600 000 франков» (10).

Продукты питания кувейтцы получают «отчасти из Бассоры, отчасти с Бахрейна, а финики — из садов, принадлежащих шейху Мубараку и располагающихся в 5 часах от Бассоры». Сады эти «хорошо содержатся и хороший доход приносят».

«Вторая категория населения, бедуины, представлена племенами бану халид, ал-мутайр и др.»

Главный город этой местности — Кувейт; «раскинулся вдоль берега бухты»; здесь находится резиденция шейха. Жители «ютятся в одноэтажных домах из глины и извести. Из 3 000 домов около 300 принадлежат персиянам-переселенцам, сделавшихся подданными шейха, и около 15 домов — евреям. И те, и другие занимаются торговлей». Ведется она, по отзывам Ованесова, свободно, «не подлежа никаким стеснениям» (11).

«Вообще арабы тамошние, — подчеркивает А. Круглов, — … чувствуют себя под управлением своего шейха хорошо. Отличаются здоровьем и гостеприимством» (12). Шейх всеми делами в его уделе «управляет самостоятельно. Сам чинит суд и расправу, взимает по-