Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

К четырем часам отправился с офицерами в резиденцию гене- рал-губернатора, стоящую у самого берега. «Перед резиденцией был выставлен караул с музыкой. Обошедши караул, проследовали в дом. Впереди нас шествовало (по персидскому обычаю для почетных гостей) человек 12 прислуги с булавами. В приемной комнате нас встретил генерал-губернатор Ахмад-хан, дария бег (государь морей). Титул этот, присвоенный буширскому генерал-губернатору, как начальнику Персидского залива и его портов, дает ему также чин вице-адмирала персидского флота» (26).

На следующий день, согласно рапорту И. Б. Индрениусу, русский корабль посетил генерал-губернатор. «Разговаривали без переводчика», так как генерал-губернатор «довольно хорошо», по словам барона, говорил по-французски, и немного по-английски.

При отъезде высокого гостя с корабля в честь него «был произведен салют в 19 выстрелов». Вечером того же дня «состоялся обед в его загородном доме» (27).

Еще до того как «Гиляк» прибыл в Бушир, докладывал из Тегерана тайный советник К. Э. Аргиропуло (18.02.1900), там появились, «кроме обычного стационера, еще три английских крейсера». По слухам, ожидался даже приход целой эскадры. И все для того, чтобы отслеживать визит первого русского военного корабля в порты Персидского залива (28).

Как только канонерская лодка «Гиляк» вошла в воды Персидского залива, отмечал в донесении из Багдада консул А. Ф. Круглов, то «по приказу англо-индийского правительства крейсер 2-го ранга “Помона”, корабли “Мельпомена, “Голубь” и “Сфинкс”, а также речная канонерка “Комета” были приведены в боевую готовность. И ожидали только сигнала, чтобы выдвинуться навстречу “Гиляку”, когда и куда прикажут» (29).

«18 февраля, — пишет в рапорте барон И. Б. Индрениус, — подошли к турецкой крепости Фао. Здесь на паровом катере нас встретил секретарь нашего консульства в Багдаде Гавриил Владимирович Овсеенко, и сообщил, что консул ждет нас в Мохаммере» (30). Во время пребывания «Гиляка» в Фао Г. Осеенко «сопровождал нас повсюду, с почетным караулом, вызывая этим удивление и досаду у тамошних английских телеграфных чиновников», ни разу не видавших там дотоле русских военных моряков (31).

А. Круглов, прибывший в Мохаммеру, был тотчас же препровожден в дом правителя его секретарем, ‘Абд ал-Маджидом. «Шейх Хаз’ал, — как описывает встречу с ним А. Круглов, — здоровый мо-

лодой мужчина, с энергичным лицом, одетый в нарядный национальный костюм, ожидал меня у входа во двор, с многочисленной свитой и стражей. …Дружески взял за руку и провел в приемную комнату, разукрашенную, по персидской моде, зеркалами, стекляшками и портретами фантастических дам».

Расположившись друг напротив друга, «на креслах бомбейской работы, мы начали довольно продолжительную беседу на арабском языке. Сдержанность шейха, — замечает консул, — проглядывавшая при начале разговора», явно указывала на то, что “благожелатели” наши, англичане, успели уже изрядно потрудиться. И «настращать его и “российскими захватами”, и тому подобными “секретными целями” захода нашего судна» (32).

Из бесед с правителем Мохаммеры, шейхом Хаз’алом, А. Круглов «вынес, — по его словам, — глубокое убеждение, что все мысли шейха и все его действия направлены были на то, чтобы, во что бы то ни стало, сохранить свою самостоятельность» (33).

19 февраля, когда «Гиляк» прибыл в Мохаммеру и «бросил якорь против входа в реку Карун», А. Круглов подошел к кораблю на паровом катере шейха Хаз’ала. «Появление у Мохаммеры русского военного судна, — докладывал А. Круглов, — моя прогулка с офицерами корабля по реке Карун и гром выстрелов салюта, отданного мне орудиями палубной артиллерии “Гиляка”, произвели такой переполох в городе, что все его жители толпой высыпали на берег. И оставались там до ночи, удивляясь невиданному ими прежде электрическому свету прожекторов».

В месте резиденции шейха, как следует из донесения А. Круглова, арабы в ожидании русских гостей, «заполнили все стоявшие у пристани пароходы шейха, набережную и крыши домов. «Даже женщины вышли из гаремов, чтобы взглянуть на оригинальный “минарет” на судне», за который они приняли башню «Гиляка».

«Разодетый по-праздничному», шейх Хаз’ал встретил русских дипломатов и офицеров при «входе в гостиные комнаты дворца. Принял очень любезно. Предложил обычные восточные угощения». Сфотографировался с гостями. Показал им «ружья его телохранителей и лошадей в своей конюшне» (34).

Прощаясь, сделал командиру корабля подарок — «несколько баранов и телят, которых, — со слов А. Круглова, — чтобы не нарушать арабский обычай гостеприимства, пришлось принять» (35).

«Мохаммера, — указывал в рапорте барон И. Б. Индрениус, — это главный город Персидского Арабистана. Здесь живет арабский

шейх, находящийся в вассальной зависимости от Персии, которой платит известную дань. Но в отношении внутреннего управления — своим племенем и землями — он совершенно самостоятелен и полновластен».

Стража дворца его, «в 1 000 человек, вооружена с ног до головы, и холодным, и огнестрельным оружием». У каждой двери дворца — по двое охранников. За креслом, на котором сидит шейх, принимая гостей, всегда «стоят 2 часовых». Вообще, «куда бы он ни пошел, по дворцу или вне оного, за ним всегда следует человек 6 телохранителей». Из боязни быть увезенным из своего удела тайком, иностранные корабли шейх не посещает; «никогда не ездит ни на персидскую канонерку “Персиполис”, ни на военные суда других наций» (36).

После Мохаммеры «Гиляк» отправился в Басру. Воспрепятствовать его приходу туда англичане пытались, используя имевшийся в их руках «карантинный ресурс». И надо же так случиться, рассказывает А. Круглов, «как нарочно, капитан “Гиляка” телеграфировал, что зайдет в Бассору, если там не будет карантина. Такой оборот дела мог расстроить все наши планы. Англичане непременно воспользовались бы этим, чтобы выставить уход “Гиляка” как отступление русских перед их влиянием в этих водах; и прокричали бы об этом по всему краю. С другой стороны, и турки, и местное население, и шейхи, обманутые в своих ожиданиях, невольно нашли бы в этом лишь подтверждение толков, направленных против России. И получилось бы, что вместо того, чтобы принести пользу, заход “Гиляка” в Персидский залив лишь навредил бы нашему престижу в здешних краях» (37).

Оперативное вмешательство А. Круглова в сложившуюся ситуацию помогло ее решению. Он добился сокращения для «Гиляка» карантинного срока в Басре, а в ответ на его телеграмму в Санкт-Пе- тербург капитану русского корабля последовал приказ идти в Басру непременно. Командиру «Гиляка», информировал графа М. Н. Муравьева (17.02.1900) управляющий Морским министерством П. П. Тыртов, «отдано по телеграфу срочное приказание, идти в Басру даже при условии полного карантина» (38).

Сорвать миссию военной дипломатии «Гиляка» в Персидском заливе англичане намеревались любыми средствами, и во что бы то ни стало. «Уже с первых шагов, — говорится в “Отчете о командировке консула в Багдаде надворного советника А. Круглова на встречу канонерской лодки “Гиляк” в Бассору, Мохаммеру и Кувейт” (17.04.1900, Багдад), — пришлось натолкнуться на английские не-

приятности. Капитанам английских пароходов, с которыми выбыли из Багдада и я (4 февраля), и секретарь консульства, титулярный советник Г. Овсеенко (29 января), приказано было, как потом выяснилось, несмотря на половодье, двигаться только днем. И поэтому вместо обычных зимой 45–48 часов хода, пароходы прибыли в Бассору лишь на 5-ый день, ночью. К счастью, “Гиляк” пришел в Бассору только 20 февраля, запоздав почти на неделю» (39).

Генерал-губернатор Басры, как можно понять из отчета А. Круглова, принял «самое деятельное участие» в организации встречи русского военного судна. Содействовал российским дипломатам в поиске помещения для проведения протокольных мероприятий.

Как только «Гиляк» бросил якорь в Басре, сообщал А. Круглов, английский консул «настойчиво стал подбивать карантинного врача Ахмада Тауфика-бея к протесту, грозя ему сменой, если он окажет какие-либо послабления русским». Но все обошлось. Командир «Гиляка» провел «полагавшуюся дезинфекцию корабля, и спустил карантинный флаг».

Мохсин-паша, генерал-губернатор Басры, приветствовавший прибытие русского военного корабля, лично проследил за тем, чтобы «цены на продовольствие для экипажа не были завышены» (40).

«Бассорские власти, — отмечал в отчете А. Круглов, — находятся в постоянных и тесных сношениях с англичанами. И настолько привыкли видеть у себя только одного английского консула, исключительно английских торговцев, английских служащих, английских солдат, английские военные и торговые пароходы, что невольно в их головах сложилось представление об исключительной силе и огромном влиянии этой нации».

Сразу же по прибытии в Басру, вспоминал А. Круглов, «мне пришлось окунуться в целое море разных толков, распускаемых англичанами о нашем военном судне». Поговаривали даже о том, что «русские имеют виды на Бассору», и вынашивают планы захватить кое-какие земли в Персидском заливе. Но англичане — настороже. И, собрав эскадру, ничего подобного не допустят. Ходил слух, что одно столкновение англичан с русскими уже, дескать, произошло, при входе в Бендер-Аббас, где русские «хотели, было, устроить угольную станцию, но англичане воспротивились — и отогнали русский корабль», огнем из орудий палубной артиллерии (41).

«Генератором всех этих слухов и небылиц», А. Круглов называет английского консула в Басре г-на Вратислава, который «вызвал даже находившегося в отпуске драгомана своего, — пишет А. Круг-

лов, — чтобы следить за нами, за каждым нашим шагом. Все время пытался … хоть как-нибудь скомпрометировать нас пред населением... Застращивал генерал-губернатора различными завоевательными планами России, ее видами на Кувейт, желанием … приобрести себе станцию в Персидском заливе и намерением вмешиваться в турецкие и персидские дела» (42).

Через драгомана английского консульства, замечает А. Круглов, г-н Вратислав пустил слух, что «”Гиляк” ведет с собой пароход с углем, и, может быть, наметил Бассору местом для угольного депо». В беседах с турецкими чиновниками высказывался в том плане, что местное население, особенно в Кувейте, «может принять появление русских за поощрение к смутам» (43).

«Столь же разнообразными, — докладывал А. Круглов, — были распускавшиеся англичанами россказни и небылицы, что гуляли тогда по Бассоре, и о самой России, и о русских», которых они называли «людьми дикими», нецивилизованными, и даже фанатиками, возжелавшими «прибрать к рукам» не то Кувейт, не то Басру.

Во время стоянки «Гиляка» в Басре за судном, по словам А. Круглова, «круглосуточно и не спуская глаз», наблюдали с английских военных судов «Голубь» и «Комета», а в Мохаммере и Кувейте — со «Сфинкса» (44).

О том, как проходил визит «Гиляка» в Басру, изложил в своем рапорте и командир корабля барон И. Б. Индрениус. 20 февраля «встали на якорь в Бассоре. Салют договорились произвести 26 февраля, в 10 часов утра». Оказалось, что салют здесь — это для горожан «целое событие». К назначенному времени все набережные «были покрыты сплошной массой народа», а река — шлюпками с публикой. Ровно в 10 часов утра «Гиляк» произвел салют «в 21 выстрел, с подъемом турецкого флага». Батарея турок, установленная на набережной, «ответила равным числом выстрелов, с подъемом русского военного флага на турецком стационере» (45).

28 февраля, утром, как сказано в отчете А. Круглова, «барон Индрениус с офицерами нанес ответный визит, прибыв в занимаемое нами здание. Оттуда мы вместе, на паровом катере “Гиляка”, прошли по реке до центра города».

29 февраля, утром, «Гиляк» посетил генерал-губернатор. «В тот же вечер устроен был русско-турецкий обед на корабле, а на следующий день — у генерал-губернатора».

Жители города «допускались на “Гиляк” свободно». Английская канонерка «Комета», наблюдавшая за русским кораблем, «при-

жалась к берегу, и как-то совсем спряталась». Исчезали с улиц и все англичане. Басрийцы по этому поводу шутили, что «инглизы попрятались со стыда» за те лживые слухи о русском корабле, что они распространяли (46).

«Несмотря на все происки англичан», сообщал А. Круглов (03.03.1900), прием «Гиляка» в Басре «прошел блистательно». Впечатление на местное население он произвел сильное и для нас — «весьма выгодное». Дивизионный генерал Мохсин-паша, недавно назначенный валием (генерал-губернатором) Басры, «относится к русским дружелюбно»; «принял нас радушно» (47). Англичане этим явно раздосадованы, и «подкапываются под Мохсина-пашу», как только могут, задавшись целью убрать его из Басры (48).

«В субботу, 4 марта, в 5.30 утра, — говорится в рапорте командира “Гиляка” барона И. Б. Индрениуса, — принявши накануне на лодку нашего консула и его секретаря, снялся с якоря для следования в Кувейт, куда прибыл в 9 часов вечера. На рейде застал английский корабль “Сфинкс”».

На следующий день, в 8 часов утра, шейх Мубарак прислал на корабль «своего старшего сына — с приветствием и приглашением в полдень на арабский обед».

По причине болезни барона И. Б. Индрениуса в гости к правителю Кувейта офицеры корабля отправились во главе со старшим офицером «Гиляка» и в сопровождении русского консула.

«Шейх кувейтский, — докладывал И. Б. Индрениус, — принял наших офицеров и консула весьма любезно». Сожалел, что «мало стоим». Сказал, что «приготовил для русских гостей охоту соколиную, с борзыми, и хотел показать свою летнюю резиденцию в пустыне. … Для консула обещал снарядить караван с конвоем для возвращения из Кувейта в Бассору» (49).

Вот что о посещении Кувейта на корабле «Гиляк» рассказывал А. Круглов. С письмом от генерал-губернатора Басры к шейху Кувейта, он, «в сопровождении секретаря консульства Овсеенко, а также русскоподданного Аббаса Алиева, каваса и 2 слуг, сел на борт “Гиляка”, который 4 марта снялся с якоря, оставил Бассору и в 9 часов вечера вошел в Кувейтскую бухту». Английское военное судно «Сфинкс», опередив «Гиляка» часа на два, «уже стояло там», в ожидании русского корабля (50).

На рассвете следующего дня титулярный советник Г. Овсеенко направился на шлюпке к берегу, чтобы «сообщить шейху Мубараку о прибытии на борту русской канонерской лодки российского консу-

ла, и договорится о визите к нему». Но эмир Кувейта, по выражению А. Круглова, «упредил его», послал на «Гиляк» своего сына, шейха Салима, дабы «нанести визит командиру корабля и пригласить всех нас откушать у него по арабскому обычаю» (51).

Пожаловал шейх Салим на «Гиляк» в сопровождении «одного из … родственников шейха Мубарака, и человек 15 арабов». Беседа проходила в каюте капитана. Передав приглашение отца, шейх Салим «подробно осмотрел все части судна, его орудия и торпеды».

На встречу с шейхом Мубараком, как следует из отчета А. Круглова, «отправился он сам, старший офицер “Гиляка” лейтенант Сарычев (барон Индрениус был болен) с двумя другими офицерами и русский доктор из Бушира, коллежский советник Шаневский». Шейх Мубарак выслал им лошадей, и сам вышел приветствовать их на улицу «с толпой арабов и негров». Радушно поздоровавшись, «провел всех в приготовленную для приема довольно большую комнату, с живописным видом на бухту».

«Шейх Мубарак, — делится своими впечатлениями А. Круглов, — уже не молодой, но все еще бодрый человек, высокого роста, простой в … обращении, с умными глазами. Говорит медленно, с расстановкой, взвешивая каждое слово» (52).

По окончании беседы «предложил у него откушать». Среди огромных блюд с рисом и разными восточными сладостями на столе красовались «два целиком зажаренных ягненка. Оказывая нам особую честь, шейх Мубарак, по арабскому обычаю, разорвал мясо руками, и, … положив куски на наши тарелки, пригласил всех присутствовавших принять участие в трапезе» (53).

После приема пищи и «последовавших за ним кофе и чая», шейх Мубарак «приказал свезти на борт “Гиляка” 30 штук баранов, телят и коров — в подарок». С трудом, пишет А. Круглов, но мне удалось все же «подарок сей отклонить, но при согласии принять хотя бы пару овец».

Офицеры попрощались, и отбыли на судно. Мы же с шейхом продолжили беседу, «на глазах у англичан». Поставив «Сфинкс» точно напротив дворца шейха, они «в подзорную трубу и в бинокли наблюдали за каждым нашим движением», предоставив мне тем самым, замечает А. Круглов, «удобный повод перевести разговор на них». На соответствующий вопрос шейх Мубарак «с улыбкой» сообщил, что капитан английской канонерки, появившейся в бухте раньше «Гиляка», «был у него с визитом». Информировал, что, по приказу английского резидента в Бушире, «прибыл следить за

“Гиляком”». Советовал шейху «уклониться от приема русских», и заявлениям их о цели визита «Гиляка» — не верить, ибо «истинной целью русских» было, будто бы, «желание захватить в его уделе часть земли» и забрать в свои руки таможню, «как это уже сделано, дескать, ими в Персии» (54).

«Ясно, — сказал шейх Мубарак, что все это — неправда. Я рад видеть у себя русское военное судно. Сожалею только, что мало простоит оно в Кувейте; но надеюсь, что в другой раз пробудит подольше».

Во время беседы с шейхом Мубараком, А. Круглов прямо заявил ему, что «в данный момент интересы России в Кувейте заключаются лишь в покровительстве тех немногочисленных русскоподданных, которые закупают здесь товары для вывоза в Россию» (55).

По окончании встречи шейх предложил А. Круглову и Г. Овсеенко «осмотреть Кувейт и его базары». Отдал распоряжение своему секретарю, «взять двух гвардейцев» и сопроводить гостей по городу. Что привлекло наше внимание на базаре, отмечает А. Круглов, так это «дульные ружья выпуска 1857 г.», продававшиеся там, поче- му-то, «под названием “Москови”, хотя марка фабрики — иностранная». Ружья эти, рассказывает консул, «пришли в Кувейт первыми, и до сих пор еще покупаются арабами»; тем более, если продаются под ходкой среди арабов русской маркой (56).

5 марта шейх Кувейта устроил в честь российских дипломатов «большой обед, на котором присутствовало до 20 человек» из числа глав именитых семейно-родовых кланов, знатных горожан и вождей племен. По завершении обеда лично проводил их «за ворота дворца, дал лошадей, шатер и провизию в дорогу; и распростился».

В Басру А. Круглов и Г. Овсеенко прибыли 9 марта, «в сопровождении пяти арабских воинов, после тяжелого трехдневного путешествия по безводной пустыне. 13 марта сели на турецкий пароход “Фрат”, и ночью 22 марта возвратились в Багдад» (57).

Англичане, говорится в отчете А. Круглова, «особенно консул Вратислав, не ожидали того радушного приема, который Мубарак оказал русским» (58).

«Посещение Кувейта “Гиляком”, — докладывал А. Круглов послу в Константинополе, — прошло вполне удачно. Шейх принял … нас весьма радушно, и нашим визитом доволен. Генерал-губернатор Бассоры, Мохсин-паша, несмотря на интриги англичан, исполнил все наши желания, и оказал максимум содействия как в Бассоре, так и в Кувейте».

Считаю уместным «просить Ваше Превосходительство ходатайствовать перед Императорским Правительством о пожаловании ему ордена Святой Анны 1-ой степени, дабы высокая награда эта еще более расположила его к нам. Прошу телеграфировать, могу ли я теперь же, лично, сообщить ему, что он будет представлен к ордену» (59).

На подлиннике этого донесения «собственноручно Его Величества Государя рукою», как явствует из документов АВПРИ, начертано: «Может. Санкт-Петербург, 10 марта 1903 г.».

«Вследствие скрытности шейха Мубарак, — писал в отчете о командировке на встречу “Гиляка” А. Круглов (17.04.1900), — выяснить вопрос о наличии у него каких-либо конкретных договоренностей с англичанами насчет обеспечения безопасности Кувейта не удалось». Хотя в Басре многие утверждают, что «между полковником Мидом и шейхом Мубараком заключен … договор» на случай, если эмиру Кувейта «понадобилось бы искать спасения» у англичан. Намекал на его наличие и шейх Хаз’ал. Если такое соглашение и существует, делится своими соображениями русский консул, то, вероятно, «оно очень секретно; и не будет обнаружено, пока не придет время для его выполнения» (60).

Нелицеприятные по адресу англичан высказывания шейха Мубарака, его слова насчет того, что если он и подпадет под протекторат кого-либо, то «скорей могущественной России, а не Англии», которой он «верить не может», — все это, как считал А. Круглов, «всего лишь политическая игра, и ничего более». «Старания шейха Мубарака выставить себя перед нами врагом англичан, — делится своими соображениями А. Круглов, — мне кажутся простой игрой», рассчитанной на возможность с нашей помощью «успокоить турок», организовав через нас «утечку такой информации» (61).

Донесение командира «Сфинкса», капитана 3-го ранга Филлипса, высшему военно-морскому офицеру Англии в Персидском заливе о визите первого русского военного корабля в Кувейт было сухим и предельно кратким, что наводит на мысль о том, что никаких подробностей об этом визите он от шейха Мубарака не получил. Шейх Мубарак постарался по максимуму использовать визит «Гиляка» в своих интересах, сыграв на повышенной обеспокоенности англичан в связи с «усилившимся вниманием русских к Кувейту».

Канонерская лодка «Гиляк», докладывал капитан Филлипс, пробыв один день в Кувейте, ушла в Бушир. Русский консул в Багдаде

сошел с «Гиляка» и остался в Кувейте; «намеревается проследовать

вБассору по суше» (62).

ВАВПРИ хранятся очень интересные материалы, дающие ясное представление о результатах первой акции военной дипломатии Российской империи в Персидском заливе.

ВБушире, сообщал русский консул в Исфахане (10.03.1900), «упорно держится слух о предстоящем в скором времени приходе в Персидский залив двух других русских военных судов». Слух этот «возбуждает страшные опасения у британского генерального консульства, и без того уже не на шутку встревоженного появлением нашей канонерки в водах Персидского залива», особенно ее заходом

вКувейт, где англичане «стараются утвердиться и подчинить эту область своему влиянию» (63).

«Так как англичане уже с давних пор завладели торговлей в Персидском заливе, — указывал в рапорте о походе “Гиляка” капитан 2-го ранга барон И. Б. Индрениус, — то они стараются, чтобы залив этот и впредь оставался как бы внутренним английским морем и в исключительном их пользовании». «Единственные два шейха Арабского берега, которые еще настолько сильны, что не подпали вполне под английское влияние — это катарский и кувейтский …» (64).

«Только стало известно, что мы идем в Кувейт, так туда сразу же направился “Сфинкс”, и покинул Кувейт день спустя после нашего ухода». Во время пребывания «Гиляка» в Кувейте «шейх Мубарак, специально приехавший накануне из своей резиденции в пустыне, чтобы нас встретить, говорил, что командир “Сфинкса” и секретарь английского консула долго убеждали его ничего не устраивать по случаю нашего прихода, и самому оставаться в пустыне» (65).

«Беру на себя смелость доложить Вашему Высочеству, — писал И.Б. Индрениус в донесении генерал-адмиралу, Великому князю Алексею Александровичу, — что если ослабление влияния Англии

вПерсидском заливе входит в интересы нашего правительства», то поход «Гиляка» тому способствовал. И «назначение двух консулов, в Бассору и Бушир», будет в этом деле «весьма полезным и желательным», равно как и «посылка в Персидский залив, ежегодно, нашего военного судна» (66).

«Я вынес твердое убеждение в том, — отмечал барон И.Б. Индрениус, — что появление русского военного судна в портах Персидского залива не вызвало ни в ком, кроме англичан, подозрений в каких-либо агрессивных замыслах России». Демонстрация флага Во-