Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

Покинув Бушир, в ночь на 8 декабря (с пятницы на субботу), крейсер «Варяг» с Г. В. Овсеенко на борту «после 16-часового тихого хода» прибыл в Кувейтскую бухту. «Бросил якорь в пять часов пополудни, на расстоянии около мили от берега», близ стоявшего там английского крейсера «Помона», с командиром которого, а также с командиром посыльного судна 3-го класса «Сфинкс», пришедшего туда на другой день, В. О. Бэр «обменялся установленными визитами».

«Тотчас же по остановке судна» Г. В. Овсеенко «снарядил взятого им из Бушира старшего слугу консульства, Хаджи Махмуда,

вгород, к правителю Кувейта шейху Мубараку», с уведомлением о том, что на пришедшем в Кувейт русском крейсере прибыл российский консул.

Вернувшись из города, часов в 10 вечера, «слуга донес, что сам шейх Мубарак в Кувейте отсутствует. Находится в местности Джагара [Эль-Джахра], в арьергарде своего войска, собранного им и расположившегося в пяти пунктах под Кувейтом, для отражения, ожидавшегося, с часу на час, нападения арабов шейха джабаль шаммаров и эмира Неджда Абдуль Азиза [‘Абд ал-Азиза] ибн Рашида. Стояли они

вместечке Сафван, в 12 часах умеренного хода от Кувейта».

Вначале декабря, как следует из рапорта В. О. Бэра, шейх Ибн Рашид уже предпринимал поход на Кувейт. Командир английской канонерки «Readbrest», находившейся в то время в Кувейтской бухте, предупредил Ибн Рашида, отправив к нему посланца-бедуина, что «в случае нападения на Мубарака по его войскам будет открыт огонь» из орудий палубной артиллерии, и шейх Ибн Рашид отступил (105).

«На время своего отсутствия, — сообщал Г. В. Овсеенко, — шейх Мубарак передал управление городом наследнику власти, старшему сыну Джабару [Джабиру]». Последний, узнав о прибытии на русском военном судне российского консула, просил Хаджи Махмуда передать, что «ввиду наступления ночи праздника Рамазана [Рамадана], он посетит крейсер с визитом утром следующего дня» (106).

9 декабря, в 10 часов утра, шейх Джабир «в сопровождении многочисленной свиты прибыл на огромной барже на крейсер “Варяг”. В цветастых, — по выражению Г. Овсеенко, — оборотах арабской речи» приветствовал русских моряков. Попросил «принять его дружеский подарок для экипажа судна, привезенный с собой…, и состоявший из нескольких баранов и прочей живности».

Шейха Джабира, встреченного на корабле музыкой, консул представил командиру крейсера и офицерам. «По просьбе наследни-

ка ему показали портреты Государя Императора и Государыни Императрицы», а также «пушки крупного калибра, хлебопекарню, роскошную каюту капитана и прочие … части судна».

«Пробыв на “Варяге” больше часа», шейх Джабир пригласил

Г.Овсеенко к себе в гости, в городской дом. Отправился Г. Овсеенко к шейху Джабиру «на паровом катере, в два часа пополудни того же дня, вместе со старшим и шестью младшими офицерами крейсера». Принимал их шейх Джабир, вспоминал Г. Овсеенко, «в высшей степени любезно». Предложил, несмотря на Рамадан, «всевозможные арабские угощения» (107).

Желая «узреть войско» шейха Мубарака, располагавшееся в местности Джахра, что в пяти часах от города Эль-Кувейта, равно как и поговорить с шейхом Мубароком лично, дабы «ознакомиться с его образом мыслей», Г. Овсеенко известил шейха Джабира о «намерении проехать» в Эль-Джахру. По распоряжению шейха Джабира «тотчас же был составлен небольшой караван». Одновременно с этим шейх Джабир «послал гонца к отцу, шейху Мубараку, с уведомлением о приходе в Кувейт русского военного судна» и о готовящейся поездке к нему в лагерь русского консула.

9 декабря, «в три часа пополудни», Г. Овсеенко со старшим офицером, капитаном 2-го ранга Крафтом, и с шестью офицерами крейсера «отправились в военный лагерь шейха Мубарака», где, согласно рапорту В. О. Бэра, «было собрано 3000 человек войска». Прибыв в 8 часов вечера того же дня в Джахру, писал в донесении Г. Овсеенко, они «нашли в лагере шейха Мубарака самое полное арабское гостеприимство». Еще до приезда в лагерь, как только посланный сыном правителя гонец донес шейху Мубараку о приближении русских гостей, он выслал им навстречу «трех лучших коней в блестящих серебряных чепраках и покрытых бархатом седлах».

Встретил шейх Мубарак русского консула и офицеров крейсера «за воротами» своего загородного дома, на широком дворе которого разбили для них большой шатер, «устланный коврами и уставленный, по местному обычаю, в знак выражения почтения гостям, боевыми верблюжьими седлами». Как только они вошли в дом, им сразу же подали кофе, затем чай, а потом и «теплый арабский ужин». «После продолжительной беседы с шейхом» Г. Овсеенко и офицеры расположились на ночлег в «отведенном им шатре» (108).

На следующее утро, 10 декабря, шейх Мубарак, предложил

Г.Овсеенко с офицерами, «посланцам Белой страны», повстречаться с его воинами. Вместе с ними отправился «к стоявшему возле его

дома арьергарду, четыре батальона коего были созваны, с их знаменами, в одно место». Воины шейха Мубарака, сообщают в отчетах и Г. Овсеенко, и В. Бэр, «познакомили их с военными танцами и песнями, обыкновенно предшествующими вступлению арабов в бой», и устроили джигитовку. Наибольшее впечатление на русских моряков произвела, судя по всему, верблюжья кавалерия шейха. В. Бэр не преминул отметить в отчете, что «местных артиллеристов», неплохо знавших свое дело, «учили стрелять британские канониры».

Окончив осмотр войска, и пройдя с шейхом Мубараком вдоль «развернувшихся в одну шеренгу арабских батальонов», Г. Овсеенко и офицеры возвратились в свой шатер, где их «ожидал уже арабский завтрак». Побеседовав с шейхом «еще около двух часов и поблагодарив его за оказанное широкое гостеприимство», Г. Овсеенко оповестил шейха о необходимости вернуться в город — «ввиду недолгой стоянки судна в порту».

Прощаясь, шейх Мубарак поблагодарил русского консула и сопровождавших его офицеров за «свидание с ним», и «просил передать русскому правительству свою искреннюю благодарность за оказанную ему честь посылкой военного судна в Кувейт, а равно и его, шейха, горячее желание видеть, как можно чаще, русских в Кувейте» (109).

При прощании, свидетельствует Г. Овсеенко, шейх Мубарак напомнил ему, «еще раз, о своем желании видеть в Кувейте также и русские торговые суда с русскими товарами». Расставаясь, проводил гостей за ворота своего дома», где стояли «приготовленные уже для них по его приказу верблюды и лошади».

«В два часа пополудни, 11 декабря», Г. Овсеенко и офицеры «Варяга» покинули Джахру, «оставив шейху Мубараку несколько … подарков» (110).

На всем пути от Кувейта до Джахры, указывал в рапорте В. О. Бэр, равно как и вокруг Кувейта нет никаких укреплений. «Шейх совершает путь из Кувейта в Джахру на коляске, единственной в Кувейте, подаренной ему англичанами».

Войска шейха представлены арабами «самого разного возраста, не исключая и стариков. Все вооружены магазинными ружьями (системы Пибоди-Мартини)». Передвигаются на верблюдах. «За войсками следуют целые таборы жен и детей» (111).

Что касается самого города Эль-Кувейта, отмечал В. О. Бэр, то это, несомненно, — лучший порт на Аравийском побережье Персидского залива, «лежащий в глубине широкой бухты… Требуемая для

судов свежая провизия может доставляться в надлежащем количестве, хорошего качества и сравнительно по недорогим ценам. Что же касается прочих корабельных запасов, а также воды, то таковых не имеется» (112).

В Кувейте, замечает В. О. Бэр, стоит крейсер «Помона». Командир крейсера, «он же — командующий всеми английскими военными судами в Персидском заливе», имеет при себе два катера «для сообщения с Буширом и наблюдения за арабским берегом» (113). Во время нахождения нашего в Персидском заливе англичане сопровождали «Варяг» повсюду. Держались высокомерно, «почитая себя полновластными хозяевами этих вод».

О самом В. О. Бэре, арабы, по словам российских дипломатов, отзывались с искренней симпатией. Говорили, что внешне он холоден, как истинный представитель «Белой страны руссов», но гостеприимен, как араб, и «безукоризненно почтителен» к их обычаям и традициям.

Вернувшись в город Эль-Кувейт, «в 7 часов вечера того же числа», рассказывает Г. Овсеенко, «мы были вновь радушно встречены» шейхом Джабиром, «заранее приготовившим для нас помещение для отдыха и ужин, и приглашавшего нас всех провести хотя бы одну ночь в его доме». Желая осмотреть на следующее утро город и рынок, а также «посетить укрывшегося в уделе шейха Мубарака исконного эмира Неджда из потомков Саудов [Са’удов]», шейха ‘Абд ал-Рахма- на, Г. Овсеенко приглашение шейха Джабира принял, и «провел под его гостеприимным кровом последнюю ночь в Кувейте».

Шейх ‘Абд ал-Рахман ибн Са’уд, докладывал Г. Овсеенко, проживал в одном из домов шейха Мубарака, и, как признался ему в том лично, «не переставал лелеять мысли о возвращении отнятой у него Ибн Рашидом провинции Неджд с городом Риадом [Эр-Риядом]». Ждал «лишь удобного момента, чтобы осуществить свои мечты». Шейх ‘Абд ал-‘Азиз, сын шейха ‘Абд ал-Рахмана, командовал в то время «одним из упомянутых выше кувейтских отрядов, выставленных шейхом Мубараком против Ибн Рашида».

Со слов Г. Овсеенко шейх ‘Абд ал-Рахман «был весьма рад познакомится с русским консулом». Настойчиво предлагал «провести с ним весь день». Но «ввиду недостатка времени» Г. Овсеенко «вынужден был с ним вскоре проститься», поблагодарив за гостеприимство и угощения (114).

«Обойдя кувейтский базар» и осмотрев выставленные в лавках ввозные европейские товары, завершает свой отчет Г. Овсеенко, он

«зашел проститься» с шейхом Джабиром и его братьями. В сопровождении многочисленной свиты шейх Джабир проводил русского консула до ожидавшего его у пристани парового катера, на котором Г. Овсеенко проследовал на «Варяг».

11 декабря в 12 часов дня крейсер «Варяг» покинул «гостеприимную Кувейтскую бухту» и взял курс на Линге.

Всравнении с «кораблем руссов», говорили кувейтцы, «Помона», судно инглизов, стоявшее неподалеку от «Варяга», выглядело как «замарашка».

Английские дипломаты, как следует из документов, опубликованных доктором Робином Бидвеллом, внимательно следили за походом «Варяга» (115). Политический резидент Англии в Персидском заливе Кэмбелл сообщал: «Варяг» покинул Кувейт и отправился в Линге; оттуда уйдет в Бендер-Аббас. Русский консул, как утверждает шейх Кувейта, предлагал ему от имени своего правительства помощь

вделе защиты независимости Кувейта, если он за ней обратиться.

Вдепеше от 8 января 1902 г. Кэмбелл докладывал, что во время встречи с ним шейх Мубарак информировал его о том, что в беседе с русским консулом, тот сказал, что был направлен в Кувейт специально для того, чтобы лично повстречаться с шейхом. Передать ему, что русское правительство рассматривает его как «независимого правителя», и что британский и русский послы в Константинополе прямо заявили Порте, что «независимость Кувейта должна уважаться» (116).

Вдонесении от 27 декабря 1901 г. английский консул Басре докладывал, что русский консул в Бушире, будучи в Кувейте, поднес шейху подарки, и обещал помощь русского правительства, если шейх обратиться за ней, чтобы отстоять свою независимость (117).

13 декабря, в 10 часов утра, «Варяг» прибыл в Линге, и бросил якорь в полутора милях от города. После обмена салютами, в 2.30 пополудни, «Хаджи Талеб-хан, губернатор Линге, подошел к “Варягу” на большой шлюпке, под персидским флагом, в сопровождении начальника местной артиллерии и представителей именитого купечества, … с многочисленной вооруженной стражей. Был встречен караулом и музыкой. При отъезде с крейсера ему был дан салют в 7 выстрелов».

Два часа спустя консул с командиром крейсера и 4 офицерами «отдали визит губернатору». У его дома гостей встречал «караул, из артиллеристов, во главе с их полковником; были произведены салюты из стоявших там орудий (при приезде и отъезде)».

Губернатор и частные лица прислали на русский крейсер подарки «в виде ковров, живого скота, фруктов и разных других съестных припасов».

Особый восторг у местного населения вызвало «освещение города электрическими прожекторами судна» (118). Число жителей Линге составляло в то время 15 тыс. человек (119).

«На следующий день, 14 декабря, — говорится в донесении Г. Овсеенко, — совершив с командиром крейсера и несколькими офицерами прогулку по базару, набережной и городским улицам, мы вернулись на судно». 14 декабря, вечером, «Варяг» покинул Линге.

«15 декабря, в три часа пополудни, «Варяг» пришел в БендерАббас, и бросил якорь в 3,5 милях от города». На следующий день, после обмена салютами (в 21 выстрел, в 8 часов утра), «Варяг» посетил губернатор, Хаджи Юсуф-хан, в сопровождении многочисленной свиты.

«Визит губернатору был отдан в тот же день. Прием русских гостей проходил в зале, устланном коврами, за уставленными всевозможными лакомствами столами, в присутствии местных чиновников и местного купечества».

Во время стоянки «Варяга» на нем побывали «как жители Бен- дер-Аббаса, так и соседних с ним островов — Кишма, Ларака и Ормуза» (120).

«Во всех лавках на базаре, — отмечал в рапорте В. О. Бэр (31.12.1901), — наш ситец». В 12 милях от Бендер-Аббаса лежит знаменитый остров Ормуз, «славящейся ныне разве что своими соляными копями». Воспользовавшись представившимся случаем, указывал В. О. Бэр, он посетил остров, вместе с консулом Г. Овсеенко и штурманом корабля С. Свербеевым. Находясь там, лицезрел развалины большого города и руины некогда непреступной португальской крепости. «В разных местах ее» видел «20 чугунных пушек», сохранившихся с тех далеких времен. По словам проживающих на острове арабов, «около 100 таких же пушек» было вывезено в Маскат. «О времени процветания Ормуза … никто никаких сведений, — как следует из отчета В. О. Бэра, — дать ему не мог» (121).

Вблизи берега внимание В. О. Бэра и его спутников привлекли «целые горы умбры, свезенной с разных мест острова, а также разобранные рельсы». Из расспросов жителей выяснилось, что остров этот несколько лет тому назад взял в аренду один купец, намеревавшийся построить там железную дорогу — «для подвоза умбры и

соли». Но, видимо, «найдя предприятие это невыгодным, оставил как умбру, так и рельсы без употребления».

Воду ормузцам приходится покупать в Бендер-Аббасе, а «питаться исключительно рыбой, — сообщает В. О. Бэр. — Сам видел, как домашние животные, козы и ослы, ввиду отсутствия другого корма, ели сушеную рыбу, похожую на салаку» (122).

18 декабря, в 8 часов вечера, «Варяг» оставил Бендер-Аббас и проследовал в Карачи, куда прибыл 21 декабря, а 25 декабря вышел из Карачи в Коломбо.

Управляющий российским генеральным консульством в Бен- дер-Бушире, Г. Овсеенко, сопровождавший крейсер «Варяг» в походе

вКувейт, Линге и Бендер-Аббас, докладывал (28.12.1901): «Возвратился в Бушир, посетив на крейсере “Варяг” Кувейт и другие порты Персидского залива. Крейсер нашел везде прекрасный прием, и произвел в Заливе благоприятное для нас впечатление. Появляясь в разных портах Персидского залива “Варяг” привлекал к себе всеобщее внимание и тотчас становился предметом повышенного интереса со стороны местного населения. Внушительные размеры судна, его величественный внешний вид, роскошь, чистота и опрятность внутри, сильное электрическое освещение, его гигантские пушки, невиданный еще в Заливе оркестр духовой музыки, разные технические приспособления новейших систем, численность экипажа, доступность судна для всеобщего осмотра, приветливость и любезность русских моряков очаровали всех посетителей судна. И служили темами нескончаемых бесед

вразличных портах Персидского залива. Притом не только во время пребывания там крейсера, но и после его ухода» (123).

«Много говорили о русском крейсере, — информировал Г. Овсеенко русского посланника в Тегеране (11.01.1902), — не только в персидских портах Залива, но и на побережье Аравийском, в Шардже, Дубэй [Дубае], Расуль-Хаме [Ра’с-эль-Хайме], Абу-Зубе [Абу-Даби] и других полунезависимых арабских шейхликах [шейхствах]…». Словом, «молва о русском военном корабле быстро облетала все уголки Персидского залива, и везде находила себе сочувственный отклик местного населения». До недавнего времени, сказывали персы и арабы, «здесь знали лишь имя Россия», а нынче «воочию наблюдаем и за визитами ее боевых кораблей». Резко выделялись на этом фоне «мрачные лица … англичан, совершенно забытых на время пребывания в Заливе русского военного судна» (124).

«Если в политическом отношении нам необходимо иметь влияние в Персидском заливе, — подчеркивается в выписке из Строевого

рапорта командира крейсера “Варяг”, капитана 1-го ранга В. О. Бэра (31.12.1901), — то, по моему мнению, не только должно ежегодно посылать военные суда на короткое время по портам этого залива проходом на Восток и обратно. Но следует также предоставить в распоряжение генерального консула в Бушире специально приспособленный для плавания в жарком климате пароход с осадкой не более 14 футов и вооруженный легкой артиллерией. С назначением такого судна в распоряжение генерального консула в Бушире явится возможность постоянно … наблюдать за всеми портами, расположенными по побережьям этого залива».

Британцы, к примеру, имеют здесь несколько стационеров: крейсер «Pomone», канонерские лодки «Readbrest» и «Lapwing», а также посыльные суда «Sphinx», «Lowrence» и «Assaye». Два последних из них, принадлежащие индийскому флоту, «находятся в полном распоряжении генерального консульства в Бушире». Постоянное пребывание английских стационеров «замечено в Маскате, Бушире

иКувейте» (125).

Внастоящее время, указывается в рапорте В. Бэра, нашим генеральным консульством в Бушире заведует бывший секретарь консульства в Багдаде, надворный советник Г. В. Овсеенко. «Имея, видимо, свои собственные средства, он сразу же поставил наше консульство в должное положение. На получаемое же, сравнительно небольшое денежное содержание, он, конечно, не мог бы так достойно представлять Россию» (126).

Ставит В. Бэр в рапорте и вопрос о необходимости «выделения подарков» командирам русских кораблей, отправляющимся с миссией военной дипломатии в Персидский залив. «По местному обычаю,- пишет он, — как шейхи, так и губернаторы присылали в подарок экипажу “Варяга” коров, овец, кур, зелень, а в Бушире — маленькие коврики… Я же, к сожалению, не имел возможности должным образом отдарить их. Мне кажется, что, отправляя суда по портам Персидского залива с целью завязать дружественные отношения, следовало бы отпускать в распоряжение командиров подарки вроде хороших ламп, часов с будильниками, ружей, кофейных и чайных сервизов, самоваров и тому подобных вещей». К слову, командиры английских судов, замечает В. Бэр, всегда одаривают шейхов и представителей городских администраций в портах (127).

Принимая во внимание, что «город Аден служит, так сказать, узловым пунктом почти для всех судов, следующих на Восток и обратно», и то, что в будущем он, по всей видимости, приобретет

«большое значение как наблюдательный пункт при плаваниях судов наших в Персидский залив», представляется обоснованным иметь в Адене русского консула. Думается, что если в Адене «будет консулом русский подданный», то у нас появится возможность пристально наблюдать «за всеми перемещениями иностранных судов» в Персидском заливе. Нынешнему же, «коммерческому», как его называет В. Бэр, консулу это неинтересно. Занят он больше коммерческими делами, «нежели собиранием разного рода сведений, мало его интересующих», но для нас, несомненно, важных (128).

В июне 1902 г. земли бассейна Персидского залива посетил первый русский ученый-этнограф, Николай Васильевич Богоявленский, о котором мы еще обстоятельно расскажем в этой книге. В отчете о командировке, он отмечал, что содержание его разговоров с шейхами Кувейта и Бахрейна ясно указывало на то, что «на арабском берегу Персидского залива обаяние России как могущественной державы очень велико». И что «обаяние это усилено было прибытием крейсера 1-го ранга “Варяг”, который произвел, можно сказать, ошеломляющее впечатление на все арабское побережье, как своей величиной, так и своими четырьмя трубами и электрическими огнями, каких у британских военных судов, стоявших в Персидском заливе, не было». До похода «Гиляка», и особенно «Варяга», арабы Залива, по впечатлениям Н. Богоявленского от его встреч и бесед с ними, были абсолютно уверены в том, что «войска у русских много, но совсем нет военных судов» (129).

С учетом позитивных для интересов Отечества результатов первых походов в Персидский залив кораблей Военно-морского флота Российской империи Владимир Николаевич Ламздорф внес на рассмотрение управляющего Морским министерством П. П. Тыртова предложение о «предоставлении стационера в распоряжение генерального консульства России в Бушире». Военное судно, «постоянно находящееся в Бушире, в распоряжении российского диппредставительства, — писал В. Н. Ламздорф, — способствовало бы, по мнению МИД Российской империи, поддержанию среди народов Персидского залива должного имиджа России как великой державы».

Из ответов П. П. Тыртова видно, что и его ведомство, и он лично позитивно в целом реагировали на инициативу графа В. Н. Ламздорфа. Но в силу того, что на тот момент судов, которые «удовлетворили бы особым требованиям для плавания в Персидском заливе», то есть судов с малой осадкой, в российском военном флоте не было, то и «назначить стационер не представлялось сразу возможным». Вместе

с тем П. П. Тыртов обещал (27.04.1902), что «при обсуждении в будущем году новой судостроительной программы вопрос о постройке такого судна для Персидского залива будет принят во внимание» (130).

Что же касается предложения В. Н. Ламздорфа о «более продолжительном пребывании в портах Персидского залива посылаемых туда наших военных судов», то реакция П. П. Тыртова на него была определенно позитивной. Со своей стороны, отвечал П.П. Тыртов, «не встречаю к тому препятствий. И если в таком судне не будет в то время особой надобности на Дальнем Востоке», то мы непременно так и поступим (131).

Документы АВПРИ и РГАВМФ свидетельствуют, что и государь император положительно отнесся к такой инициативе дипломатов и военных. Так, в письме П. П. Тыртову от 03.03.1903 В. Н. Ламздорф информировал управляющего Морским министерством о том, что депеша российского посланника в Персии, действительного статского советника Петра Михайловича Власова (1850– 1904) от 15 января 1902 г. «по сему предмету была повергнута мной на Высочайшее благовоззрение Государя Императора». И «Его Императорскому Величеству благоугодно было собственноручно начертать на оной: “Заключение правильное”» (132).

Впечатление, произведенное на население Прибрежной Аравии «Варягом», докладывали российские дипломаты, не осталось незамеченным англичанами. Скопировано ими было многое. На базировавшихся в Заливе английских судах появилось, например, столь поразившее прибрежное население электрическое освещение. Адмиралтейство срочно отправило в Залив похожий на «Варяга» английский 4-трубный крейсер «Амфитрита».

«Заход в Персидский залив английского крейсера 1-го ранга “Амфитрита”, — сообщал русский консул в Бушире (14.06.1902), — воспринимается здесь, как стремление англичан парализовать благоприятное для России впечатление, которое произвел своим появлением в Персидском заливе русский крейсер 1-го ранга “Варяг”».

Прибыл крейсер «Амфитрита» с английским консулом в Маскате на борту, капитаном П. Коксом. «Своим внешним видом, особенно четырьмя трубами и двумя мачтами», действительно, «весьма походил издали на знакомый уже здесь населению русский крейсер “Варяг”, за который он и был принят персами при появлении своем на горизонте Буширского порта» (133).

Во второй половине января 1903 г., извещал посланника в Тегеране русский консул в Бушире, англичане послали в Персидский