Rossiyskaya_imperia_Aravia_i_Pers_zaliv_2018

всвоей стране самостоятелен, — подчеркивал шейх, — от отца и деда, и ни одно государство не мешается в наши дела» (180). «Письменные же его сношения с турецким правительством, — отмечал А. Круглов, — шейх Мубарак объясняет лишь необходимостью, вытекающей из владения имуществом, расположенным на территории Турции, без признаков, однако, подчиненности. … С турецким государством, — говорит он, — у нас существует текущая переписка по причине владения нами имуществом на его стороне, без какого бы то ни было, однако, обязательства» (181).

Касаясь в этом письме положения дел в Кувейте, шейх Мубарак описывал его так. «И появился в нашей стороне, и из наших же подданных, неспокойный человек, злодей Юсуф [Йусуф] Ибрагим. Три года он оставался в Бассорском вилайете. Раздал много денег и в Бассоре, и

вКонстантинополе с целью навредить нам. Однако ему это не удалось. После чего он скрылся, распустив слух …, что уехал в Индию. Сам же с 14 парусными баржами отправился в сторону Персии. … И, наняв там 2 тысячи воинов, снабдил их ружьями Мартини, и прибыл со всеми ими с целью совершить на нас набег, ночью, врасплох. Но, спасибо Аллаху, мы узнали днем раньше о прибытии упомянутого злодея. И когда пожаловал он, встретили его, и он ушел осрамленный» (182). Турецкое правительство расследовало это дело, и то, что организовал набег Йусуф, было доказано. Уголовный суд осудил его. По этой-то причине он и «скрывался два года в Катаре и в Индии».

Впрошлом же году «упомянутый злодей отправился к Ибн Рашиду, и уговорился с ним производить смуты. Я сообщил обо всем валию Бассоры, Мохсину-паше. Человек он справедливый, и о положении дел доложил кому нужно». В это самое время и «был назначен посредником Казим-паша. И отправился он к Ибн Рашиду, чтобы помешать ему вредить нам», как известил нас об этом Мохсин-паша. Нам же было сказано, что, «если мы не вернемся в свои земли, если двинемся с нашими людьми дальше, то на нас падет ответственность за брошенный вызов». Как только мы получили такое уведомление, то «ушли к себе, не думая уже, что Ибн Рашид дерзнет напасть на нас». Однако Ибн Рашид все же «напал на наши племена … Мы находились на расстоянии 6 часов от него. Произошла битва. И нам стало ясно, что на дерзость эту Ибн Рашид пошел по внушению Казима-паши» (183).

Вконце письма, вспоминая о посещении Кувейта первым русским военным кораблем, и о тех почестях, которые оказаны были гостям из России в его уделе, шейх Мубарак, обращаясь к А. Круглову,

писал: «Когда в прошлом году Вы пожаловали к нам, то я оказал Вам полную услугу в честь Государства Вашего Высокого и во внимание к его прекрасному обхождению. И да будет милостей у Вашего Государства для всякого, кто практикует по отношению к Вам дружбу и почести. И тогда устно я оповещал Вас, что не могу обойтись без Вашего внимания. И вот теперь снова, этим письмом, умоляю Вас обратить на нас Ваше внимание».

Подписывая письмо, замечает русский дипломат, «шейх Мубарак счел нужным указать свой титул (правитель Кувейта), тогда как на других письмах ставил лишь имя и печать» (письмо, датированное 29 зиль-хиджры 1318 г., скреплено личной печатью шейха) (184).

«Круглов телеграфирует, — говорится в запросе МИД Российской империи (14.04.1901) послу в Константинополе И. А. Зиновьеву, — что шейх Кувейта просит нашего покровительства. Желательно знать Ваши соображения по этому вопросу» (185).

«Здесь, — докладывал из Багдада А. Круглов (10.05.1901), — поверенный шейха Мубарака спрашивал меня о поднятии русского флага над Кувейтом и о покровительстве» (186).

«Благоволите передать Круглову в ответ на его телеграммы от 10 и 11 мая, — гласит текст депеши графа В. Н. Ламздорфа действительному статскому советнику Ю. Н. Щербачеву в Константинополь (15.05.1901), — что какое бы то ни было вмешательство наше в кувейтское дело нежелательно ввиду неопределенности положения вещей на месте, грозящего осложнениями» (187) .

Документы АВПРИ свидетельствуют, что указание это было незамедлительно исполнено, и в более обстоятельной форме доведено также до сведения русского консула в Басре.

«В апреле 1901 г., — отмечал посол в Константинополе, действительный тайный советник Иван Алексеевич Зиновьев, в инструкции (31.08.1901) коллежскому асессору А. Адамову, назначенному консулом в Басру, — шейх Кувейта адресовал нашему генеральному консулу в Багдаде письмо, коим просил “обратить на него внимание”. Согласно объяснению лица, через которого означенное письмо доставлено было коллежскому советнику Круглову, русского подданного Аббаса Алиева, шейх Мубарак Сабах желал бы быть принятым под наше покровительство, но из боязни себя скомпрометировать не решился вполне ясно высказать свое желание.

… За отсутствием точки опоры в бассейне Персидского залива мы лишены возможности принять деятельное участие в политической жизни края, … и удовлетворить такому ходатайству, к искрен-

ности коего нельзя отнестись с доверием. Но при всем том было бы нежелательно лишать шейха надежды на наше сочувствие. Ввиду этого и на тот случай, если бы шейх пожелал знать о результатах своего ходатайства, я предлагаю разъяснить ему, что, пользуясь нашим влиянием в Константинополе, мы всегда будем готовы защитить его законные интересы перед турецким правительством, и удерживать последнее от посягательств на самостоятельность, которой пользуется ныне Кувейт. …В то же время мы советуем ему в его собственных интересах не портить … отношений с Турцией, и не поддаваться внушениям англичан, ожидающих лишь благоприятного случая, чтобы наложить руку на все побережье Персидского залива. Слабая Турецкая империя менее опасна для независимости арабских владетелей, нежели Англия, честолюбивые замыслы которой могут принять под влиянием обстоятельств весьма широкие размеры» (188).

Получив такую директиву, А. Круглов все же еще раз направил

вМИД Российской империи обстоятельную записку по данному вопросу (19.06.1901). «Шейх Мубарак Сабах, — писал он, — наслышанный о славе Великого Русского Царя и могучей Русской Державе, решает встать под Его высокое покровительство. Он просит об этом

вБассоре секретаря генерального консульства в Багдаде Овсеенко на словах; просит его затем собственноручным письмом; обращается с таким же письмом ко мне; и, наконец, через своего доверенного в Багдаде предлагает нам поднять в Кувейте русский флаг.

…Причины, которые побудили его решиться на этот важный шаг по отношению к России, слишком ясны и говорят сами за себя. Отмечу только, что перед нами — свершившийся факт; факт новый, исторический, требующий оценки и ответа. К нам обратился шейх Мубарак, этот удельный князь арабский, владетель бухточки Гарнейн [Карнейн], ключа к пустыне Аравийской, к долинам Тигра и Евфрата, князь, который с таким успехом до сих пор отстаивал свою страну и свою свободу от посягательств … и англичан, и турок, давно успевших оценить значение Кувейта» (189).

Занятие Кувейта турками, отмечал А. Круглов, «сомкнет разорванную цепь их владений от Эрзерума до Эль-Катара. Отдаст в их руки вход туда с Залива, вместе с Кувейтской бухтой. Запрет арабов всей пустыни внутри [полуострова], и подчинит их власти Порты».

Занятие же Кувейта англичанами может отрезать от Порты южные владения султана: Эль-Катар, Эль-Хасу и Эль-Катиф. «Создаст опорный пункт для действий англичан против турок, открыв весь

Неджд и центр Аравии к услугам британцев; отдаст в их руки весь Арабский берег Персидского залива и обратит его в английский».

Англичане и турки, «две силы эти, ведут упорную и скрытую борьбу. Одни, англичане, умно и постепенно идут своей дорогой. Другие же, турки, действуют порывами, без плана, без системы».

До сих пор, однако, ни Англия, ни Турция «не смогли сломить» дух и волю шейха кувейтского. «Он, как змея, выскальзывает у них из рук», не давая возможности, ни англичанам, ни туркам, «подтвердить на деле претензии их на власть в его владении» (190).

«Роль наша в Персидском заливе, — подчеркивал А. Круглов, — изменилась. Пришел “Гиляк” — и бросил жребий; роль наблюдателя прошла. У нас теперь есть судоходство по Заливу; есть консульства: в Бушире, Бассоре и Бомбее. Может быть, появится и пароходство русское по Тигру. Теперь Залив, а с ним и Кувейт, для нас уже не тот, что был лишь год тому назад. Его значение поднялось. Он … сделался предметом всеобщего внимания и требует от нас вступить в борьбу за наши нужды и права как в самом Заливе вообще, так и в Кувейте в частности.

…Кто бы мог мне поручиться, что где-нибудь, в одном из кабинетов Лондона или Берлина, вопрос о будущем Залива или бухточки Кувейта не изучен и не решен?! И вот когда придет час исполнения, что будем делать мы? Нам невозможно не принять участия в этом деле, и допустить, чтобы иностранцы, помимо нас, подняли флаг в Кувейте, будь то французы, англичане или даже турки». Нельзя не видеть, что за спиной турок «стоит наш новый грозный враг — германец, друг султана».

Зачем же «даром отдавать Кувейт другим, когда б мы и сами могли воспользоваться им; шейх Мубарак сам указал на это. И стоит нам себе представить, какой удар могли б мы туркам нанести оттуда, если бы Господь судил столкнуться с ними, чтобы оценить всю важность предложения этого для будущей войны, не говоря уже о прочих выгодах удобной бухты на Заливе».

Представляется, делится своими соображениями А. Круглов, что «необходимо немедленно же приступить к проверке мыслей шейха». Разведать, что и как. «Затем послать к нему суда», вступить с ним в переговоры и разузнать, «что может дать нам шейх кувейтский: аренду, землю, ловлю, бухту». Обстоятельно изучив данный вопрос, определиться: «или решать его самим, или быть наготове, чтобы в момент решения его другими явиться с веским словом, и выйти с пользой для себя» (191).

«Судьба же так капризна, — замечает А. Круглов, — и так скора на перемены, что, может быть, потом и шейх изменит образ мыслей… Пока же письма шейха — на лицо, и жалко было б упустить столь редкий в жизни случай. Река времени течет веками. Но раз волна прошла, ее уже не вернуть» (192).

О намерениях шейха Мубарака «сблизиться с Россией» сообщали, кстати, и работавшие в регионе русские военные разведчики. Так, офицер Генерального штаба, находившийся в то время в Месопотамии, в донесении от 11 апреля 1901 г. доводил до сведения своего руководства, что, по некоторым сведениям, шейх Мубарак рассматривал возможность «уступки русскому правительству части береговой полосы у города Кувейта для устройства угольной станции» (193).

Надо сказать, что англичане о контактах шейха Мубарака с русскими знали. Можно даже предположить, что шейх Мубарак преднамеренно допускал утечку информации о ведущейся им переписке с русскими консулами в Басре и Багдаде, чтобы получить большие дивиденды от англичан. Шейх Мубарак, докладывал английский консул в Басре, г-н Вратислав (15.05.1901), «ведет какую-то интригу с русским генеральным консулом в Багдаде. Контакты поддерживает через Аббаса Алиева, русскоподданного, мусульманина с Кавказа, посещающего Кувейт каждую весну для закупок овечьих шкур» (194).

Уместным представляется изложить здесь и содержание нескольких других донесений английских дипломатов, внимательно отслеживавших деятельность России в Персидском заливе. Так, 22 декабря 1897 г., то есть еще до описываемых нами событий, г-н Лох, генеральный консул Англии в Багдаде, ссылаясь на полученные им сведения о «деятельности русских агентов в Персидском заливе», высказывал предположение, что Россия, «положившая глаз на Кувейт», намеревается открыть там угольную станцию. Тему эту, как давал понять г-н Лох, активно продвигал в то время исполнявший обязанности русского консула в Багдаде В. Машков, «ярый, — как он его характеризует, — англофоб, неутомимый и чрезвычайно активный интриган». Есть основания полагать, писал г-н Лох, что «вопрос об угольной станции русских в течение ближайших месяцев встанет во весь свой рост» (195).

Данное сообщение, судя по всему, не осталось незамеченным в Лондоне. Уже 7 февраля 1898 г. государственный секретарь по делам Британской Индии лорд Гамильтон обратился с запросом по этому вопросу к британским властям в Индии. «Есть ли какое-либо подтверждение, — спрашивал он, — предполагаемым намерениям русских в

отношении Кувейта?». Ответ, незамедлительно последовавший из Индии (09.02.1898), был кратким и лаконичным: «Подтверждений насчет означенных намерений России в отношении Кувейта нет» (196).

Такой же ответ, кстати, поступил и от главы английского флота адмирала Beaumont (18.02.1898), отметившего, что интересно, что «он вообще не может понять, зачем русским хотелось бы иметь там угольную станцию» (197).

Вместе с тем, депеши английских дипломатов о «скрытых намерениях русских в Заливе» продолжали поступать в английское внешнеполитическое ведомство. Посол Британской империи в Константинополе г-н О’Коннор в донесении от 25 февраля 1898 г. извещал маркиза Солсбери о том, что, согласно информации генерального консула в Багдаде, г-на Лоха, «еще один русский только что проследовал через Бассору в Кувейт с рекомендательным письмом от валия для закупок бараньих кож». Человек этот, армянин, торговец из Багдада, доносил О’Коннор, является доверенным лицом русского консула (198).

8 марта 1898 г. г-н О’Коннор информировал маркиза Солсбери о том, что «русский подданный, армянин», о котором он сообщал ранее, возвратился в Багдад. Двое же других русских, прибывших вместе с ним в Кувейт, «оба мусульманина», все еще там (199).

Сведения о посещении Кувейта тремя подданными России и их встречах с шейхом Мубараком поступили к г-ну О’Коннору от г-на Вратислова, английского консула в Басре. «Я беседовал с Ованесовым, русскоподданным армянином, — писал он, — который посетил Кувейт. Двое других русских, прибывших с ним в Кувейт, Аббас Алиев и ‘Абд Аллах, все еще находятся там». Эти двое — уроженцы Кавказа. Аббас — «человек образованный; говорит по-русски, по-турец- ки и по-арабски». Нанял лошадь в Кувейте. Намеревается пробыть там еще какое-то время для закупок кож. Лично у меня нет никаких сомнений в том, что «троица» эта занимается торговлей. Вполне возможно, однако, что, находясь в Кувейте, они выполняют и поручения русского консула в Багдаде. Ованесов — человек интеллигентный. С его слов следует, что «русский консул в Багдаде, предлагал ему пост вице-консула в Бассоре, но без денежного содержания». Ованесов ответил, что при наличии такового он готов был бы принять сделанное ему предложение (200).

Англичане знали о контактах русских дипломатов с шейхом Мубараком, но вот о конкретном их содержании, судя по всему, правитель Кувейта извещал их избирательно и в нужном ему свете.

Разыгрывая «русскую карту», шейх Мубарак, прозванный в народе Мубараком Мудрым, довольно удачно лавировал между турецкой Сциллой и английской Харибдой. План его, о чем свидетельствуют документы АВПРИ, состоял в том, чтобы реверансами в сторону турок сдерживать усиливавшийся аппетит англичан в отношении Кувейта, а заигрыванием с Лондоном и Санкт-Петербургом — оказывать соответствующее воздействие на Константинополь. Искусство выстраивания тонких политических комбинаций, которым шейх Мубарак владел блестяще, помогло ему выдержать пресс притязаний и со стороны Англии, и Турции, и в какой-то мере Германии, и сохранить свободу и независимость.

На кувейтском направлении, как видно из сказанного выше, у Российской империи в ее деятельности в зоне Персидского залива, действительно, имелись перспективы. С обеих сторон здесь отмечались взаимная симпатия и настроенность на конструктивное взаимодействие. Санкт-Петербург готов был, и открыто заявлял об этом, к тому, чтобы, используя свое влияние в Константинополе, помогать правителю Кувейта, шейху Мубараку, отстаивать его статус правителя независимого удела.

Помощь шейха Мубарака роду Са’удов в восстановлении их власти в Неджде

«При помощи кувейтских арабов», сообщал титулярный советник Гавриил Владимирович Овсеенко (22.01.1902), ‘Абд ал-‘Азиз, сын бывшего неджского шейха, ‘Абд ал-Рахмана Файсала ибн Са’у- да, «прогнанного Ибн Рашидом и укрывающегося у Мубарака, занял Южный Неджд, разграбил и перебил тамошние гарнизоны Ибн Рашида» (201).

«В конце февраля с. г., — докладывал из Басры коллежский секретарь Савинов (12.03.1903), — состоялось в Кувейте свидание между Мубараком и Абдель Азизом ибн Саудом [‘Абд ал-‘Азизом ибн Сау’дом]. Свидание это, вызванное, главным образом, стремлением последнего заручиться помощью кувейтского шейха для борьбы с эмиром Неджда Ибн Рашидом, имело результатом согласие Мубарака поддержать Ибн Сауда». Но при условии, чтобы и он, со своей стороны, «принял меры к недопущению набегов неджского эмира на Кувейт». Шейх Мубарак, писал Савинов, «предоставил в распоряжение Ибн Сауда значительный отряд вооруженных кувейтцов».

Во встрече в Кувейте, как следует из депеши Савинова, «принимал также участие … сын бывшего шейха мунтафиков, пользовавшийся среди соплеменников огромным влиянием». Покинув Кувейт, он «оставил на границе владений Мубарака значительное количество арабов с целью предоставить их, в случае нужды, в распоряжение союзников» (202).

Летом 1904 г., указывал в донесении в МИД посол в Константинополе И. А. Зиновьев (26.07.1904), «для наказания» Ибн Са’уда за его военные действия в Южном Неджде, из Басры была направлена турецкая военная экспедиция. Командующий VI турецким корпусом Ахмед Файзи-паша «уведомил Константинополь, что отряд, выдвинувшийся к Эль-Касиму, очутился по пути туда в затруднительном положении. Вследствие жары и изнурительных переходов пало до 500 верблюдов. И что заготовленные съестные припасы подходят к концу» (203).

Характеризуя отношения Рашидитов, «владетелей Джабаль Шаммара», с Портой, И. А. Зиновьев отмечал, что ‘Абд ал-‘Азиз Ибн Рашид, правитель Джабаль Шаммара и Неджда, придя к власти, «признал над собой главенство султана». Отношения, сложившиеся между ними, замечает И. Зиновьев, «представляются выгодными для обеих сторон». В лице Ибн Рашида султан находит «опору» в деле распространения своего влияния на население Центральной Аравии, а Ибн Рашид, в свою очередь, «пользуется поддержкой турецких властей в хронических столкновениях его с соседними арабскими племенами, в особенности с теми, которые населяют окраины Багдадского и Бассорского вилайэтов [вилайетов]» (204)

«Целый ряд решительных побед Ибн Сауда, — информировал МИД управляющий консульством в Басре титулярный советник М. Попов (29.11. 1904), — негласно поддерживаемого кувейтским шейхом Мубараком, завершился окончательным поражением Ибн Рашида у местечка Коссейр [Куссайр], по дороге к Хаилю» (205).

С учетом новой ситуации в Неджде, характеризующейся расширением и укреплением там власти Ибн Са’уда, извещал М. Попов (02.03.1905), в Рафзие, близ Басры, «состоялось на днях свидание» Ибн Са’уда с валием. «На переданное ему султаном приглашение прибыть в Константинополь для объяснений Ибн Сауд ответил отказом». Отклонил он и предложение «жить в Бассоре» (206).

Шейх Джабаль Шаммара ‘Абд ал-‘Азиз ибн Рашид, доносил из Константинополя (27.04.1906) И. А. Зиновьев, «пал жертвой (март 1906 г.) заговора, составленного против него шейхом Мубараком и потомком ваххабитских султанов Ибн Саудом». Дело было так.

«Мубарк предложил Ибн Рашиду примирить его с Ибн Саудом, и, воспользовавшись его доверием, завлек Ибн Рашида в засаду. Часть конвоя, сопровождавшего Ибн Рашида, была истреблена, а остальная — бежала» (207).

Совместные турецко-германские действия против Англии

вАравии

Вконце 1903 г., докладывал посол в Константинополе И. Зиновьев, в целях противодействия дальнейшему, вслед за Кувейтом, «надвижению Англии на Аравию» султан Османской империи «обратился к германскому правительству с предложением войти в обсуждение совместных мер, которые следовало бы предпринять в видах ограничения английского влияния в Персидском заливе» (208).

«Именно германское правительство, — говорилось в распоряжении из Йылдыза турецкому послу в Берлине (28.11.1903), — обратило внимание наше на тайные происки Англии, имеющие целью отвратить от нас население Арабского побережья Персидского залива, подорвать авторитет и обаяние Порты в этих краях. Равным образом германское правительство признало, что означенные происки усилились после разрешения вопроса о Багдадской железной дороге, и что интересы Германии пострадают вследствие затруднений, создаваемых Англией прокладке означенной дороги» с выходом ее к Персидскому заливу, на побережье Кувейта.

Принимая все это во внимание, «Его Величество Султан находит необходимым в интересах и Турции, и Германии, чтобы оба правительства вошли в соглашение в видах противодействия проискам Англии теми средствами, которых потребуют обстоятельства. Такое соглашение представляется лучшим способом достигнуть цели. Мы надеемся, что германский статс-секретарь не откажется снабдить германского посла в Константинополе инструкциями, коими ему разрешалось бы вступать в непосредственные переговоры с Дворцом Его Величества Султана по данному важному вопросу» (209).

Султан Турции, рассказывают документы АВПРИ, «просил германское правительство и самого императора Вильгельма» оказать ему поддержку «для противодействия замыслам Великобритании в Персидском заливе и для обеспечения там интересов Турции» путем направления в Персидский залив «германских броненосцев». Однако ходатайство это «было отклонено императором под тем предлогом, что появление германской эскадры в означенном заливе» могло

«побудить и другие державы, и в особенности Россию, прибегнуть к такой же мере». Подчеркивалось, что «одновременное присутствие нескольких эскадр» в Персидском заливе могло повлечь за собой «последствия совершенно противные желаниям султана», и еще более «взволновать прибрежные населения, нежели появление одной английской эскадры» (210).

Султан, сообщал И. Зиновьев (16.08.1905), «обращался к германскому правительству с ходатайством о посредничестве в видах прекращения посягательств английского правительства на права Турции в бассейне Персидского залива». Ответ Лондона на запрос правительства Германии был следующим: «… Со стороны Англии никаких посягательств на права Турции в Персидском заливе не совершалось. Распространяемые по этому предмету слухи — не более как тенденциозная клевета. Вмешательство Англии в происходящее в этих краях ограничивается только теми случаями, когда правам ее или прямым интересам грозит какая-либо опасность».

Германия рассчитывала на то, отмечал И. Зиновьев, что после ее демарша «Лондон будет относиться к положению дел в Персидском заливе более корректно» (211).

«Германский флаг, — писал И. Зиновьев, — еще не появился в Персидском заливе. Там бывают только английские, французские и русские торговые и военные суда. Но настойчивое стремление Германии проникнуть туда, в частности в Кувейт, через Багдад, более озабочивает Англию, чем безобидное соревнование с ней Франции» (212).

Что касается положения дел в самом крае, то недовольство населения Месопотамии и Верхней Аравии деятельностью в тех краях Турции, судя по донесениям российских дипломатов, день ото дня нарастало, и не безучастия Англии. «Ввиду смут, возникших в пределах Бассорского вилайета, а также в прилегающих к нему краях Аравийского полуострова, — информировал Азиатский департамент МИД посол в Константинополе (01.10.1904), — оттоманское правительство признало необходимым позаботиться об улучшении состояния войск VI корпуса», в том числе «о снабжении их огнестрельным оружием новейшей системы и горными артиллерийскими орудиями».

Из упомянутой выше депеши следует также, что, «желая отправить оружие наиболее надежным способом, с недопущением огласки, Военное министерство Турции предложило главному агенту РОПиТ в Константинополе принять на себя доставку этого оружия в Бассору». Более того, «сам султан в то же самое время» обратился к