Очерк истории отечественного законодательства и науки уголовного права о множественности преступлений и ее правовых последствиях

Борьбе с множественностью преступлений, совершаемых одним и тем же лицом, серьезное внимание уделялось уже в законодательных памятниках древней Руси, в законах средневековой царской России, а также нормативно-правовых актах ХIII-ХIХ вв. Об этом подробные сведения содержатся в работах выдающегося русского исследователя проблемы повторения преступлений профессора Н.С.Таганцева, в которых имеется ценная информация о подходе к наказанию виновных при стечении и повторении преступлений одним и тем же лицом, начиная с ранних законодательных памятников русского права, а также законов государств феодальной Европы того времени.¹ 

Различные случаи совершения одним и тем же лицом двух или более преступлений по законодательным памятникам древней и средневековой Руси, а также стран феодальной Европы рассматривались в качестве основания, влекущего более строгое наказание виновного. В одних случаях такие ситуации рассматривались в качестве общих оснований усиления наказуемости, в других – в специальных оснований усиления наказания применительно к отдельным составам преступлений.

Постановления об усилении наказания за второе и более преступление встречаются, начиная с Двинской Уставной грамоты, облагавшей третью кражу смертью, а также в Псковской судной грамоте.²  Так, в ст. 5 Двинской Уставной грамоты (1397 г.) было сказано: «а татя впервые продати противу поличного, а другие уличат, продадут его не жалуя; а уличат втретьи, ино повесити».³  В законодательных актах ХV-ХVI вв., как правило, указывалось на более строгое наказание за совершение преступления второй или более раз. Такие указания имели место в Уставе Ярослава о земских делах,⁴  в Псковской Судной грамоте (ст.8)⁵, Великокняжеском Судебнике Ивана III 1497 г. (ст.11)⁶.

В памятниках старого русского права выделялись преступники, именовавшиеся «ведомым лихим человеком». По старым законам преступления ведомых лихих людей влекли за собой особо строгие меры репрессии. В частности, Великокняжеский судебник 1497 г. устанавливал: «А доведут на кого-нибудь татьбу, разбой или душегубство, или ябедничество, или иное какое-либо лихое дело, и будет ведомый лихой человек, т.е. облихованный на повальном обыске с доводом, с указанием самаго лиха, – у кого воровал или кому краденое отдавал, ино такого лихого человека казнить смертью». В ст. 14 Медынского губного указа 1555 г. предусматривалась смертная казнь за «татьбы три или четыре или выше»⁷.

В дополнениях к Судебнику Ивана III 1497 г. уже различаются случаи повторения преступлений и стечения их, если виновный за их совершение еще не наказывался. Различалось повторение, когда «изымают того же татя на второй или третьей татьбе», от совокупности преступлений, когда «приведут татя и доведут на него при первом же приводе две или три татьбы».

В Судебнике Ивана IV 1550 г. фактически повторялись установления, которые ранее уже содержались в Судебнике 1497 г.⁸

Постановления названных выше Судебников по вопросам наказания за совершение преступлений второй или более раз были воспри­няты Уложением царя Алексея Михайловича 1649 года, в котором тоже содержатся положения о более строгом наказании за повторение некоторых преступлений, если оно могло служить признаком особенной опасности виновного или указывало на особенную закоренелость и нравственную испорченность преступника, например, за воровство, разбой, побег, проступки по службе, кормчество и т.д.

По Уложению 1649 г. для признания наличия повторения требовалось, чтобы за первое деяние наказание было отбыто, однако срок, в течение которого совершение нового преступления признавалось повторением, в этом Уложении не определялся. Усиление наказания было обязательным для суда и в тех пределах, которые были указаны в соответствующей статье Уложения. Усмотрение суда по этому вопросу не допускалось. В последующие годы постановления о более строгой уголовной наказуемости предусматривались и уточнялись в Артикулах Петра I, в законодательстве Екатерины II, Своде законов 1832 г., Уложении о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г., в его дополнениях в 1875, 1885 и 1992 гг., а также в Уголовном Уложении 1903 года. Об этих правилах будет сказано при рассмотрении вопросов об отдельных видах множественности преступлений по современному уголовному законодательству.

Царская Россия, как о том известно, оставила в «наследство» советскому государству высокую рецидивную и профессиональную преступность.

С первых же лет своего существования Россия советского времени вела наступательную борьбу с преступностью вообще и с повторной преступностью в особенности. Те слои населения, которые не восприняли идеи вождей Октябрьской революции и открыто саботировали мероприятия новой власти, вносили в жизнь хаос и дезорганизацию, наживались на трудностях этого периода. Естественно, в то время под влиянием нужды и неустроенности немало людей совершало преступления, особенно корыстного характера. Особую опасность представляли преступные элементы, которые становились на путь систематического совершения преступлений.

Новое государство различало неодинаковую общественную опасность лиц, занимавшихся профессиональной преступной деятельностью от случайно вставших на этот путь. Поэтому уже декретом СНК от 22 июля 1918 года «О спекуляции»⁹  была установлена повышенная ответственность за спекуляцию в виде промысла в отличие от наказания за те же действия, совершенные при нужде и случайных обстоятельствах. Во временной инструкции «О лишении свободы, как мере наказания и о порядке отбывания такового» от 23 июля 1918 года предписывалось различать, например, упорных рецидивистов и лиц, совершивших преступления впервые.¹⁰ В ст. 37 постановления ВЦИК от 17 мая 1919 года «О лагерях принудительных работ» предлагалось виновных за вторичный побег предавать суду Революционного Трибунала, который был наделен правом определить меру принуждения вплоть до высшей меры наказания¹¹. 

Названные выше документы свидетельствуют о том, что советское государство уже с первых лет своего существования рассматривало повторную преступную деятельность как наиболее опасную разновидность преступности.

Опыт уголовно-правовой борьбы с антиобщественными явлениями и контрреволюцией в первые годы Советской власти был обобщен в «Руководящих началах по уголовному праву РСФСР», утверж­денных постановлением НКЮ РСФСР от 12 декабря 1919 г. В этом документе, естественно, нашло также отражение отношение Советско­го государства к повторной преступной деятельности. В частности, в п. «г» ст. 12 Руководящих начал судам предлагалось при определении меры наказания различать в каждом конкретном случае «совершено ли деяние профессиональным преступником (рецидивистом) или первичным...»¹² . В уголовном законодательстве того времени еще не было понятия повторности преступлений. Это понятие было неизвестно и уголовному законодательству царской России.

Впервые понятие «повторности» употреблено в декрете СНК от 29 января 1920 г. «О порядке всеобщей трудовой повинности»¹³.  Позднее термин «повторно» официально был употреблен в декрете СНК от 14 декабря 1921 г. «Об ответственности заведующих государственными, кооперативными и частными предприятиями за уклонение от дачи в установленные сроки сведений, требуемых центральными и мест­ными учреждениями». В частности, в ч.2 ст. 3 этого Декрета было установлено, что «повторное непредставление указанных сведений, сверх штрафа, карается лишением свободы на срок не менее трех месяцев»¹⁴. 

В уголовном законодательстве советской России 1920 – 1921 годов появляется не встречавшийся до того времени термин «систематичность» действий¹⁵ .

В УК РСФСР 1922 г. повторная преступная деятельность лишь в ч. 2 ст. 79 именуется «повторной», однако в других его статьях такая деятельность называется как совершаемая «в виде промысла» (ст. 97 и ч. 2 ст. 181), «во второй раз» (ст. 118), «лицом, уже отбывшим наказание» (ст. 142 п. «б»), «лицом, занимаю­щимся кражами как профессией» (ст. 180 п. «б»), совершение преступления «рецидивистом» (ст. 183 и 184)¹⁶.

В п. «е» ст. 25 УК 1922 г. было установлено, что суды должны учитывать при назначении наказания «совершено ли преступление профессиональным преступником или рецидивистом, или оно совершено в первый раз». В названной выше терминологии УК РСФСР 1922 года нашел отражение характер преступности того времени.

Декретом ВЦИК и СНК от 9 октября 1922 г. «Об изменении текста ст. 114 Уголовного Кодекса» в уголовном законодательстве советской России впервые в качестве квалифицирующих признаков получения взятки были названы «наличие прежней судимости за взятку или неоднократность получения взятки»¹⁷, а с внесением изменений в ст. 105 УК 1922 г. и дополнением его ст. 108 «а» постановлением 2 сессии ВЦИК X созыва от 10 июля 1923 г. вводится в этот УК также термин «систематичность» правонарушений¹⁸. 

Таким образом, к середине 1923 г. официально используются в УК РСФСР 1922 г. термины «повторность», «систематичность», «неоднократность» преступлений, совершение деяния «в виде промысла», совершение преступления лицом, ранее «судимым», «рецидивистом», «профессиональным преступником», «отбывшим наказание».

Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г. термина «повторность» не употребляют. Но в п. «г» ст. 31 Основных начал имелось указание на то, что «суд при определении конкретной меры наказания применяет более строгую, если преступление совершено «рецидивистом»¹⁹.  В Положении о воинских преступлениях 1924 г. также содержались статьи, в которых предусматривалась повышенная уголовная ответственность за совершение противоправных действий «во второй раз» или «более чем двухкратно»²⁰.

В 1924-1925 годах под повторностью преступлений, под совершением преступления лицом во второй раз в теории уголовного права и в судебной практике подразумевали случаи рецидива того же преступления²¹. Например, по делу о дезертирстве Ш. Уголовно-Кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР указала, что «для признания повторности дезертирства должна иметь место судимость за первый случай дезертирства»²².  В этой связи уместно подчеркнуть, что, употребляя термин «повторно» в ином значении, чем рецидив, авторы работ по уголовному праву делали соответствующие оговорки. Так, В. Куфаев писал: «Употребляя термин «повторные правонарушения», мы придаем ему более широкий смысл, чем понятие «рецидив»²³. В рассматриваемый период в теории уголовного права под рецидивом преступления понимали совершение лицом после отбытия наказания однородного или тождественного преступления с тем, за которое было отбыто наказание²⁴. 

В УК РСФСР 1926 г. термин «рецидив» не употреблялся. В названном УК использовался термин «повторно». Однако термин «рецидив» был сохранен в «Основных началах» 1924 г. В п. «г» ст. 47 УК 1926 г. на совершение преступления «повторно» указывалось как на отягчающее обстоятельство при назначении наказания²⁵.  В первоначальной редакции УК 1926 г. термин «повторно» предусматривался также в ч. 2 ст. 74, ч. 2 ст. 83, ч. 2 ст. 85, в п. «б» ст. 162, ч. 2 ст. 165, ч. 2 ст. 167. Вместе с тем в названном УК использовались такие термины и выражения, как «совершение преступления в виде промысла» (ст.ст. 59⁸  ч. 2, 59^1 2 ч. 3, 104 ч. 2, 164 ч. 2); совершение его «неоднократно» (ст.ст. 79 ч. 2, 117 ч. 2, 162 п. п. «в», «г», «д»); совершение преступления «более чем двухкратно» и «во второй раз» (ст. ст. 193⁷  ч. 2, 60 ч. 2, 61 ч. 2, 193⁷  ч. I), совершение преступления «систематически» (ст. 109), совершение преступления лицом, имеющим судимость (ст. 117 ч. 2).

После принятия УК РСФСР 1926 г. и уголовных кодексов других союзных республик в доктрине и судебной практике начинается период интенсивного выяснения понятия повторности преступлений, предусмотренного в законе. Было высказано мнение, что «для признания обвиняемого виновным в повторности преступления необходимо совершение им после отбытия назначенной ему меры социальной защиты тождественного преступле­ния»²⁶. 

Г.К.Рогинский считал, что «ст.ст. 47-48 УК, противопоставляя преступника, совершившего преступление в первый раз, преступнику, совершившему социально опасное действие повторно, под понятием «рецидивист» имеет в виду вообще преступника уже ранее совершившего правонарушение или отбывшего уже меру социальной защиты за первое преступление или имеющего вошедший в законную силу обвинительный приговор, причем отнюдь не требуется однородности или тождественности преступлений...»²⁷. 

М.М.Исаев и Э.Я.Немировский полагали, что понятие «повторность» преступления нуждается в законодательном пояснении²⁸.

А.Н.Трайнин высказался за различное понимание повторности преступления в зависимости от того, предусмотрена ли она в качест­ве квалифицирующего признака в статье Особенной части УК, либо должна быть учтена как обстоятельство, отягчающее ответственность при назначении наказания в смысле п. «г» ст. 47 УК 1926 г. Он считал, что в первом случае «повторность вполне тождественна с рецидивом и что она предполагает во всяком случае совершение нового общественно опасного деяния по отбытии меры социальной защиты за первое деяние», а во втором случае ее можно понимать как в смысле повторного совершения однородного преступления до осужде­ния, так и в смысле повторной судимости за однородное преступление²⁹. 

Существенное влияние на понимание повторности преступлений по уголовному праву советского времени оказало постановление Пленума Верховного Суда Украинской ССР от 20 декабря 1927 г., в котором впервые было дано официальное разъяснение понятия повторности преступления по УК УССР 1927 г.

В частности, Пленум разъяснил: «повторностью считается совершение преступления после того, как то же самое лицо совершило ранее однородное преступление или несколько однородных преступлений»³⁰.  В этом же постановлении Пленум подчеркнул, что «однородными считаются преступления, в которых предметом посягательства является одна и та же группа нарушаемых инте­ресов. А потому однородными преступлениями являются те, ко­торые предусматриваются одним и тем же разделом Уголовного кодекса... Вместе с тем в преступлениях, предусматриваемых разными разделами Уголовного кодекса, нарушаемые интересы могут быть однородными в какой-нибудь своей части, тогда как в главной части они разнородны... Такие преступления также над­лежит считать однородными»³¹.  Пленум также указал на отличие понятий повторности и рецидива преступлений, что имело принципиальное теоретическое и прикладное значение. «Повторность преступления, предусмотренная п. «в» ст. 43 действующего Уголовного кодекса, – подчеркивается в постановлении Пленума, – отличается от рецидива, имевшегося в виду п. «е» ст. 25 Уголовного кодекса редакции 1922 года, тем, что рецидив является только одною из форм повторения преступлений, а именно – когда лицо совершит преступление по отбытии меры социальной защиты за иное совершенное ранее преступление.

Повторность в ограниченной форме, т. е. в форме рецидива по действующему Уголовному Кодексу, предусматривается только в одном частном случае: (п. «б» ст. 138 УК – умышленное убийство, совершенное лицами уже отбывшими наказание за умышленное убийство или тяжкое телесное повреждение). Во всех иных случаях, которые упоминаются в отдельных статьях Особенной части УК (например, ст. 105 ч. 2 п. «б», ст. 170, ст. 174 ч. 2 и т. д.), повторность совершения преступления надлежит понимать так, что момент первоначального осуждения, замены или отбытия меры социальной защиты для определения повторности значения не имеет, – достаточно того, что преступление совершено после иного, однородного, ранее совершенного преступления, какие бы при этом процессуальные обстоятельства ни заключались между совершением одного из последующих преступлений»³². 

Новым в решениях Пленума Верховного Суда УССР являлось то, что он дал единообразное толкование повторности преступлений как применительно к случаям, когда она предусмотрена в статьях Особенной части УК в качестве квалифицирующего признака, так и при применении ее в качестве отягчающего обстоятельства для назначения наказания (п. «в» ст. 43 УК УССР). Пленум также разъяснил условия, при которых не впервые совершенное преступление не может считаться повторным.

«Преступление, совершенное после истечения давности по иному, ранее совершенному, хотя бы и однородному, преступлению, – указывается в п. 4 постановления Пленума, – повторным не считается. Также не считается повторным преступление, совершенное лицом, признанным не имеющим судимости, хотя бы фактически оно ранее совершило однородное преступление»³³. 

Принципиальное значение имело также разъяснение Пленума о том, что преступление должно считаться повторным как в тех случаях, когда оно и ранее совершенное являются оконченными преступлениями, так и в тех случаях, когда одно из них оконченное деяние, а другое – покушение, или же когда оба деяния являются покушениями. В то же время Пленум разъяснил, что покушение, незаконченное по собственной воле покушавшегося, и приготовление при повторности вовсе не должны приниматься во внимание.

В постановлении Пленума вместе с тем подчеркивалось, что признанию преступления повторным не мешает то обстоятельство, что «лицо в одном случае действует как исполнитель, в другом – как подстрекатель или пособник, или совершает деяние без соучастия»³⁴. 

Постановление Пленума Верховного Суда УССР примечательно не только тем, что в нем впервые дан раз­вернутый анализ юридических признаков повторности преступления по уголовному праву советского времени, но и тем, что в нем предпринята попытка раскрыть социальную сущность повторности преступлений.

В п.7 этого Постановления отмечается, что значение повторности заключается в том, что повторение преступлений указывает на определенное постоянство преступной склонности, т. е. на большую социальную опасность со стороны преступника. Судам было разъяснено, что повторность является отягчающим обстоятельством, и при повторности преступления они должны применять более суровую меру наказания.

Вместе с тем Пленум Верховного Суда УССР указал, что увеличение меры социальной защиты только по признаку повторности недопустимо в тех случаях, когда признак повторности уже предусмотрен в соответствующей статье Особенной части УК³⁵. 

Хотя постановление Пленума Верховного Суда УССР от 20 декабря 1927 г. по вопросу понимания повторности преступления касалось только уголовного законодательства Украинской ССР, однако оно оказало несомненное влияние на судебную практику других союзных республик.

После принятия УК РСФСР 1926 г. Верховные Суды СССР и РСФСР не давали специального разъяснения по поводу толкования понятия повторности преступления. Однако судебная практика России советского времени и суды других республик также пошли по пути расширительного понимания повторности преступления.

С победой в гражданской войне, с первыми успехами в восстановлении народного хозяйства стал меняться характер преступности в России и других республиках. Изменился характер повторной преступности, сократилась профессиональная преступность. Если в первые годы России советского времени уголовное законодательство наибольший упор делало на борьбу с профессиональной и рецидивной преступностью, то в новых условиях СССР перед ним встала задача усиления борьбы и с менее опасными формами повторной преступности.

Следовательно, появилась необходимость законодательного закрепления выработанных судебной практикой положений о повторности преступлений. Поэтому постановлением ЦИК и СНК СССР от 13 октября 1929 г. «Об изменении и дополнении Основных начал уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик» был изменен п. «г» ст. 31 Основных начал в сторону расширения понимания повторности преступления. В новой редакции п. «г» ст. 31 Основных начал вместо предписания об усилении наказания при совершении преступления рецидивистом было предусмотрено указание на применение более строгой меры наказания, «если преступление совершено лицом, уже ранее совершившим какое-либо преступление, кроме случаев, когда данное лицо признается не судившимся (ст. 10¹) или когда с момента совершения первого преступления либо вынесения по нему приговора истекли давностные сроки (ст. 10). При этом, однако, суд вправе, в зависимости от характера первого преступления, не признать за ним отягчающего значения»³⁶. Соответствующие изменения были внесены и в уголовные кодексы союзных республик³⁷.

Хотя в новой редакции п. «г» ст. 31 Основных начал и соответствующих статьях УК союзных республик случаи совершения преступления лицом, ранее совершившим какое-либо преступление, не именуются повторностью преступления, но в них имеется в виду фактически повторность преступлений.

Таким образом, в советском уголовном законодательстве было раскрыто содержание общего понятия повторности преступлений, учитываемой в значении обстоятельства, отягчающего ответственность при назначении наказания. По смыслу закона значение отягчающего обстоятельства придавалось теперь не только предшествующим однородным преступлениям, но и преступлениям, не однородным первому. Указав, что не должны учитываться в качестве обстоятельств, отягчающих ответственность, предшествующие преступления, по которым истекли сроки давности привлечения к уголовной ответственности либо погашена судимость, закон подчеркнул, что повторность преступления создают как случаи совершения преступлений до осуждения, так и случаи их совершения после осуждения.

Внесение изменений в п. «г» ст.31 Основных начал (п. «г» ст.47 УК РСФСР) не повлекло большой ясности в понимание повторности преступления применительно к случаям, когда она предусматривалась в статьях Особенной части УК в качестве квалифицирующего признака (обстоятельства). По этому вопросу в теории уголовного права того времени были высказаны прямо противоположные суждения. Например, А.Б.Вроблевский и Б.С.Утевский, комментируя квалифицирующий признак повторности кражи (п. «б» ст.162 УК 1926 г.), писали: «Для признания кражи повторной безразлично, был ли уже виновный осужден за первую кражу, или нет, и одновременно судится за обе кражи... Для повторения недостаточно одной лишь однородности преступления, а требуется тождественность, поэтому не будет повторной кражей та, которая совершена после мошенничества, присвоения, грабежа и т.п.»³⁸.  По мнению этих авторов, квалифицирующий признак повторности могли образовать только тождественные преступления.

Иное мнение по этому вопросу было высказано А.А.Жижиленко, который полагал, что «хотя ст. 162 п. «б» говорит о краже, совершенной повторно, предполагая, что оба преступления тождественны, но, казалось бы справедливым распространить действие этой статьи и на тот случай, когда первое преступление было иным видом преступного приобретения имущества, например, грабежом, так как кража, с позиции Уголовного Кодекса, наименее тяжкий вид противозаконного приобретения имущества, и то обстоятельство, что в одном случае виновный совершил кражу, в другом грабеж, в форме ли открытого или же ненасильственного похищения, не устраняет представления о нем как о профессиональном преступнике, специализировавшемся в области похищения имущества»³⁹.

В результате борьбы мнений господствующей в теории и в судебной практике оказалась точка зрения, согласно которой повторность, предусматриваемая в статьях Особенной части в качестве квалифици-рующего признака, предполагает тождественность преступлений.

Важное значение в отношении единообразного понимания повторности преступлений сыграли Указы Президиума Верховного Совета СССР от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» и «Об усилении охраны личной собственности граждан»⁴⁰,  в которых повторность преступления предусматривалась в качестве квалифицирующего признака.

Первые годы применения этих Указов показали, что единообразного понимания повторности преступлений в судебной практике все еще не сложилось. Поэтому Пленум Верховного Суда СССР неоднократно обращался к толкованию вопроса о повторности хищения. Так, в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 19 марта 1948 г. «О применении Указов от 4 июня 1947 года» разъясняется следующее:

«Повторность, как квалифицирующий признак, следует применять как в тех случаях, когда подсудимый имеет уже судимость за ранее совершенное хищение, так и в тех случаях, когда суд установит, что подсудимый совершил два хищения и более, хотя бы и не был осужден ранее ни за одно из этих хищений. При этом повторность признается и в тех случаях, если ранее совершенное хищение имело место до издания Указов до 4 июня 1947 года. Ранее совершенное хищение не может учитываться в качестве квалифицирующего признака только в том случае, если по этому преступлению снята или погашена судимость, либо истекли давностные сроки»⁴¹.

Таким образом, Пленум Верховного Суда СССР этим постановлением подтвердил сложившуюся судебную практику в большинстве союзных республик по вопросу понимания повторности как случаев совершения преступления более одного раза независимо от осуждения. Но в разъяснениях этого Пленума остался открытым вопрос о том, образуют ли повторность только тождественные преступления (хищения) или также и хищения, направленные против различных форм собственности.

Попытка разрешить этот вопрос была предпринята в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 6 мая 1952 г. «О судебной практике по применению Указа ПВС СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общест­венного имущества»⁴²,  в котором было разъяснено, что хищение может квалифицироваться как повторное независимо от того, на какую форму собственности было направлено предыдущее посягательство.

Однако уже через два года Пленум дал иное разъяснение по этому вопросу. В постановлении от 28 мая 1954 г. «О судебной практике по применению Указа ПВС СССР от 4 июня 1947 года «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества» Пленум разъяснил, что: «Хищение государственного или общественного имущества должно рассматриваться как повторное, если ранее было также совершено хищение государственного или общественного имущества. Равным образом кража личного имущества должна рассматриваться как повторная, если ей предшествовала кража такого же имущества»⁴³. Таким образом, Пленум принял точку зрения, согласно которой повторность хищения могут образовать только тождественные преступления.

Однако Верховный Суд СССР этого взгляда однозначно не придерживался. Так, Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда СССР кражу личного имущества рекомендовала квалифицировать как повторную, если виновный ранее совершил разбой с целью завладения личным имуществом граждан⁴⁴.  В теории уголовного права эта рекомендация Судебной коллегии сначала встретила возражения⁴⁵,  которые в судебной практике, однако, не нашли поддержки. Позднее, в постановлении от 18 июня 1957 г. Пленум Верховного Суда СССР «О некоторых вопросах по применению в судебной практике Указа ПВС СССР от 10 января 1955 г. «Об уголовной ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества» при трактовке понятия повторности мелкого хищения отступил от принципа тождественности деяний. В частности, он указал, что мелкое хищение, если ему предшествовало хищение государственного или общественного имущества, подпадающее под действие Указа от 4 июня 1947 года, должно квалифицироваться как повторное по ч. 2 Указа от 10 января 1955 г. С другой стороны, ранее совершенное мелкое хищение не создает признака повторности для последующего хищения, подпадающего под действие Указа от 4 июня 1947 г.»⁴⁶. 

Таким образом, применительно к хищениям судебная практика встала на путь признания повторными менее тяжких хищений, если им предшествовали более тяжкие хищения. И, наоборот, значительные хищения не признавались повторными, если им предшествовали мелкие хищения. В случаях совершения более тяжкого и менее опасного преступления до осуждения применялись одновременно правила о совокупности преступлений и правила о повторности преступлений. Следовательно, от последовательности совершения преступлений зависело наличие или отсутствие квалифицирующего признака повторности. Рассмотренные рекомендации Судебной коллегии и Пленума Верховного Суда СССР получили поддержку в теории советского уголовного права, а затем и законодательное закрепление в уголовных кодексах союзных республик 1959-61 гг.

Г л а в а в т о р а я