Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ПОСЯГАТЕЛЬСТВА НА ДОКАЗАТЕЛЬСТВЕННУЮ ИНФОРМАЦИЮ...doc
Скачиваний:
3
Добавлен:
12.11.2019
Размер:
1.24 Mб
Скачать

3.1. Адвокат-защитник как субъект экстраполяции

и интерпретации доказательственной информации и

доказательств <71>

--------------------------------

<71> Экстраполяция - распространение выводов, полученных из наблюдений над одной частью явления, на другую часть его; нахождение по ряду данных значений функции других ее значений, находящихся вне этого ряда. Интерпретация - толкование, раскрытие смысла чего-либо, разъяснения того или иного текста. См.: Большой толковый словарь русского языка. Санкт-Петербург, 1998. С. 1518, 396.

Практически в любой работе, посвященной преодолению противодействия в уголовном судопроизводстве (Э.У. Бабаевой, А.Ф. Волынского, В.Н. Карагодина, И.А. Николайчука, В.В. Трухачева, Н.П. Яблокова и др.), в качестве одного из основных субъектов такого противодействия называется адвокат - защитник лица, в отношении которого осуществляется уголовное преследование.

К примеру, по данным Р.Ш. Осипяна, четверть опрошенных им следователей, прокуроров и судей в качестве основных субъектов противодействия их деятельности назвали именно этих лиц <72>. Естественно, что в таких случаях речь идет о негативном влиянии адвоката на реализацию уголовного преследования и осуществления правосудия. И говорится об этом, отметим, чаще всего с нескрываемой раздражительностью <73>.

--------------------------------

<72> См.: Осипян Р.Ш. Криминалистические аспекты преодоления противодействия расследованию преступлений как составная часть следственной деятельности: Автореф. дис. ... к.ю.н. Калининград, 2009. С. 11. По нашим же наблюдениям, так считает значительно большее количество этих должностных лиц.

<73> "Адвокат, - например, строго предупреждает Ю.П. Гармаев, - не должен подстрекать своего подзащитного ко лжи". См.: Гармаев Ю. Адвокат не должен подстрекать своего подзащитного ко лжи // Рос. юстиция. 2003. N 7. С. 61 - 62.

Справедливости ради отметим, что отдельные ученые, в частности А.Ф. Волынский, обращают внимание на то, что при этом "необходимо учитывать, что некоторые действия подозреваемого (обвиняемого), его адвоката, близких родственников, внешне воспринимаемые как противодействие расследованию, фактически представляют собой реализацию ими конституционных прав на защиту от уголовного преследования" <74>.

--------------------------------

<74> Волынский А.Ф. Структурно-содержательный анализ противодействия расследованию как социальное явление // Практическое законоискусство. 2007. Вып. 1. С. 97.

Действительно (будем реалистами), участие адвоката-защитника в уголовном судопроизводстве с самых начальных его стадий - с возбуждения уголовного дела в отношении конкретного лица, задержания подозреваемого, предъявления обвинения и, более того, возможность для свидетеля явки на допрос со своим адвокатом - само по себе многократно усложнило процесс расследования преступлений. А если учитывать, что на практике адвокаты, увы, зачастую используют для защиты своих клиентов весьма сомнительные с точки зрения закона и нравственности средства и приемы <75>, то на первый взгляд такая точка зрения большинства криминалистов на деятельность адвокатов представляется оправданной.

--------------------------------

<75> См. об этом: Баев М.О., Баев О.Я. Вопросы защиты от обвинения с точки зрения профессиональных участников уголовного судопроизводства // Правовая наука и реформа юридического образования. Вып. 8. Защита прав и свобод граждан. Воронеж, 1998.

Мы же убеждены, что противодействие защитника уголовному преследованию своего клиента не только правомерно, но и принципиально необходимо для надлежащего выполнения адвокатом его уголовно-процессуальной функции. Скажем больше: без такового противодействия невозможна реализация основополагающего принципа современного уголовного судопроизводства - принципа состязательности сторон; иными словами, противодействие в нем заложено генетически, более того, можно сказать, даже лингвистически.

В этой связи напомним, что в русском языке понятие состязания, состязательности имеет совершенно определенное значение: "Состязаться - спорить, споровать, бороться, противоборствовать, тягаться, стараться осилить, вступать в прение, в борьбу, в спор, в распрю" <76>.

--------------------------------

<76> Даль В.И. Толковый словарь... Т. 4. М., 1991. С. 280.

Таким образом, состязательность сама по себе предполагает противоборствование, противодействие состязающихся сторон в реализации каждой из них своей уголовно-процессуальной функции. Без этого принцип состязательности теряет свое значение, остается лишь уголовно-процессуальным лозунгом.

Опуская здесь дальнейшую аргументацию <77>, мы полагаем, что противодействие адвоката-защитника уголовному преследованию подзащитного есть умышленная его деятельность (действия, бездействие) с целью законного и допустимого воспрепятствования средствам, методам формирования и объему уголовного преследования, которое осуществляется в отношении его подзащитного, и обеспечивающая принятие обоснованного и справедливого конечного решения по уголовному делу.

--------------------------------

<77> См.: Баев М.О., Баев О.Я. Противодействие адвоката уголовному преследованию подзащитного (процессуальная неизбежность и пределы допустимого) // Расследование и противодействие ему в состязательном уголовном судопроизводстве: процессуальные и криминалистические вопросы. М., 2007.

Совершенно очевидно, что такое противодействие уголовному преследованию подзащитного со стороны адвоката-защитника, во-первых, носит преимущественно информационный характер, характер маневрирования доказательственной информацией и доказательствами и что, во-вторых (и это в силу повышенной того значимости отражено в предложенной дефиниции), оно должно осуществляться лишь не противоречащими закону и этически безупречными средствами и способами.

Цель такого противодействия не борьба С правосудием; цель его - противодействие уголовному преследованию ЗА правосудие в отношении своего подзащитного.

Тем не менее это само по себе, по нашему глубокому убеждению, неоспоримое положение порождало и продолжает продолжать многочисленные дискуссии о правомерности и нравственной допустимости маневрирования адвокатами доказательствами и доказательственной информацией, экстраполирования и интерпретирования их в своих целях в принципе и в различных защитных ситуациях, в частности о ее пределах.

Многие из таких дискуссионных проблем были в свое время обозначены известным отечественным процессуалистом Н.Н. Полянским в работе "Правда и ложь в уголовной защите" <78>.

--------------------------------

<78> Полянский Н.Н. Правда и ложь в уголовной защите. М.: Издательство "Правовая защита", 1927.

Приведенные в ней казусы из профессиональной деятельности по уголовной защите и авторские их решения в большинстве своем не только не потеряли, но и приобрели еще большую остроту для современной адвокатской практики.

В предисловии к репринтному воспроизведению этого издания мы взяли на себя смелость высказать свое мнение по некоторым из обоснованных в нем тезисов и решению автором отдельных сформулированных им вопросов <79>.

--------------------------------

<79> Предисловие написано совместно с М.О. Баевым. См.: Полянский Н.Н. Правда и ложь в уголовной защите. Репринтное воспроизведение издания 1927 года. Воронеж, 2003.

Это позволяет в контексте изучаемой здесь темы лишь повторить те наши рассуждения по поставленным Н.Н. Полянским проблемам, которые касаются допустимости маневрирования адвокатами доказательственной информацией и доказательствами как таковыми. Будем откровенны: по большому счету такое маневрирование представляет собой не что иное, как некие посягательства на эти объекты, на то, как они сформированы и интерпретируются лицами, осуществляющими уголовное преследование подзащитного, и в конечном счете представляют собой их адвокатскую экстраполяцию.

Нам не представляется бесспорным тезис Н.Н. Полянского о том, что защитник "не вправе сознательно злоупотреблять тем, что суду те или другие доказательства или обстоятельства неизвестны" (с. 49) <80>.

--------------------------------

<80> Здесь и далее ссылка идет на страницы работы Н.Н. Полянского; авторская орфография и пунктуация сохранены.

Однако иллюстрирует его автор следующим примером: "Если, напр., суду неизвестно, а защитнику известно, что преступление, в котором обвиняется подсудимый, является для него рецидивом, то он не вправе сообщить об этом суду, но он равным образом в этом случае не вправе ссылаться в своих объяснениях перед судом на безупречное прошлое подсудимого" (там же).

Но разве умолчание об известных защитнику компрометирующих подзащитного фактах не является, в сущности, искажением действительного положения вещей, сокрытием доказательственной информации? Не будем лукавить - является.

Не случайно, что в другом месте этой работы Н.Н. Полянский совершенно верно отмечает, что адвокат выходит в суд не в качестве глашатая истины. И потому, на наш взгляд, подобное не только умолчание, но и более активное оперирование адвокатом для осуществления защиты фактов неосведомленности следствия и суда об отдельных обстоятельствах дела и личности подзащитного представляется тактически и этически допустимыми.

И в то же время в прямой связи с рассматриваемым вопросом хотелось бы напомнить в высшей степени нам импонирующие слова "железного канцлера" Отто фон Бисмарка: "Всю правду сказать невозможно; но все сказанное лично тобой должно быть правдой" <81>.

--------------------------------

<81> Бисмарк О. Мемуары железного канцлера. М.-СПб., 2003. С. 428.

Может ли адвокат использовать для защиты доказательства: а) заведомо для него недостоверные и б) достоверность которых для него сомнительна? - ставит проблему Н.Н. Полянский.

При ответе на этот вопрос автор в первую очередь формулирует весьма убедительные постулаты, которые, думается, должен учитывать адвокат, участвуя в доказывании по уголовному делу, и в настоящее время:

"Не может быть, разумеется, сомнения в том, что адвокат должен самым решительным образом отказать своему клиенту в защите его при помощи заведомо для защитника недостоверных доказательств. Если бы защитник заявил перед судом ходатайство о вызове свидетеля, о котором ему известно, что он будет давать ложные показания в пользу подсудимого, то он тем самым содействовал бы совершению преступления лжесвидетельства и, следовательно, не только вступил бы в противоречие с профессиональной этикой, но и оказался бы сам виновным в пособничестве лжесвидетельству. Равным образом, если защитник представляет суду заведомо подложный документ, то он совершает преступление использования подложного документа, если закон общим образом предусматривает как преступление использование подложного документа" (с. 61 - 62).

Излагая свое мнение по второму вопросу, Н.Н. Полянский обосновывает положение, сущность которого также, думается, является верным подходом к разрешению рассматриваемого казуса и современными адвокатами.

Если доказательство представляется защитнику только сомнительным, "он не только может, он обязан его выдвинуть, если только против этого не говорят соображения, относящиеся уже не к этике, а к тактике защиты. Если судья обязан оправдать подсудимого, как бы ни были серьезны основания для предположения его виновности, то защитник обязан выдвинуть в пользу подсудимого весь арсенал доказательств, включая (если только это соответствует интересам защиты) и те, которые дают повод предполагать, что они недостоверны, и исключая только те, относительно которых он знает, что они недостоверны, причем - при этой классификации доказательств - он должен помнить, как мало определенна граница между "знать" и "предполагать"... он обязан представить суду те доводы, которые говорят в пользу достоверности доказательства, как бы сам он ни сомневался в его достоверности, ибо суд вправе ожидать от сторон, что они совокупными силами представят ему все данные и изложат ему все соображения, нужные для всесторонней оценки доказательств" (с. 63).

Следующая проблема, касающаяся использования адвокатом доказательственной информации, сформулирована Н.Н. Полянским так:

Может ли адвокат использовать для защиты те или другие средства, несмотря на нежелание клиента, чтобы они были использованы?

Заметим, что и эта проблема исключительно актуальна для уголовной защиты и в настоящее время. Предельно заострим ее на нескольких примерах из адвокатской практики последних лет.

Подзащитный сообщает адвокату, что инкриминируемое ему изнасилование он не только не совершал, но и не мог совершить, т.к. является импотентом (в другом случае гомосексуалистом), но при этом оговаривает, предупреждает адвоката, что не желает, чтобы эти сведения использовались при его защите.

Клиент признается адвокату, что инкриминируемое ему преступление (в одном случае кража, в другом - ДТП, повлекшее тяжкие последствия) в действительности совершило близкое ему лицо, а он лишь сознательно берет на себя его вину.

Понимая всю неоднозначность разрешения этих ситуаций, тем более второй из них с учетом известного императива, сформулированного в положении ст. 6 ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", мы все же склоняемся к мнению в отношении рассматриваемого казуса Н.Н. Полянского: "Когда клиент оказывает доверие адвокату, предлагая ему взять на себя защиту, под условием неиспользования того или другого доказательства, защитник грубо злоупотребил бы оказанным ему доверием, если бы, взяв на себя защиту, нарушил условие. Он может отказаться от защиты, но, раз взяв ее на себя, он уже не может изменить своему согласию не прибегать к тому или другому средству защиты" (с. 64).

И еще одну проблему (из всего числа многочисленных проблем, связанных с маневрированием адвокатом доказательственной информацией) в силу ее повышенной значимости мы не можем обойти и не высказать своего мнения о возможных направлениях ее удовлетворительного разрешения в данной части нашего исследования (в работе Н.Н. Полянского она не рассматривалась).

Ситуации, в которой эта проблема возникает, можно сформулировать следующим образом:

К адвокату за оказанием юридической помощи обращается лицо, совершившее преступление, к этому времени остающееся латентным, или в связи с которым доверитель находится в розыске, либо замысливающее или (и) подготавливающее совершение преступление.

На наш взгляд, если адвокату становится известным о факте уже совершенного преступления, то нижним пределом допустимости оказания им юридической помощи доверителю выступают ограничения, налагаемые на него, как, впрочем, на любое иное лицо, не пользующееся родственным иммунитетом, ст. 316 УК, предусматривающей ответственность за заранее не обещанное укрывательство особо тяжких преступлений.

Вкратце напомним отдельные значимые в контексте рассматриваемой проблемы элементы состава этого преступления.

С объективной стороны заранее не обещанное укрывательство включает в себя деяния, которые могут быть совершены только путем действия, и состоит в сокрытии преступника, орудий и средств совершения преступления, следов преступления, предметов, добытых преступным путем, либо совершение других действий, направленных на уничтожение улик. Пассивная форма поведения не составляет объективной стороны данного состава преступления.

Субъективная сторона его охватывает вину лишь в форме прямого умысла <82>.

--------------------------------

<82> См.: Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под ред. В.В. Мозякова. М., 2003. С. 756 - 758. Более детально проблема укрывательства преступлений как вида посягательств на доказательственную информацию будет рассмотрена нами далее в соответствующем месте данной работы.

В свете сказанного нам представляется не противоречащим критериям допустимости деятельности защитника в уголовном судопроизводстве описанное ниже поведение адвоката в следующей ситуации.

З. сообщил адвокату Б., на которого он вышел через своих знакомых, о совершенном им во время ссоры при совместном распитии спиртных напитков убийстве С. в своей квартире. После убийства З. скрылся, оставив труп на месте происшествия, где он и находится в настоящее время.

После бесплодных попыток Б. разъяснить З. то, что труп, несомненно, будет обнаружен, а он изобличен в совершении преступления и других вышерассмотренных обстоятельств, адвокат обсудил с З. возможную линию защиты, которой тот должен придерживаться в случае задержания, и согласился принять на себя его защиту.

Через несколько дней труп С. был обнаружен, З. разыскан и задержан. В результате применения к нему незаконных методов следствия З. при допросе в отсутствии защитника (дело расследовалось до 1 июля 2002 г.) виновным себя в убийстве С. признал полностью, изъявив желание, чтобы в дальнейшем его защищал адвокат Б.

При последующем допросе, проведенном с участием адвоката, З. от своих "признательных" показаний отказался.

В связи с установлением факта применения к нему при их получении незаконных методов ведения следствия, существенных нарушений уголовно-процессуального закона при производстве наиболее важных следственных действий при проверке признания З. в совершении убийства уголовное преследование З. было прекращено в порядке п. 2 ч. 1 ст. 208 УПК РСФСР 1960 г. <83>.

--------------------------------

<83> Заметим, что мы понимаем всю неоднозначность нашей оценки поведения адвоката в данной ситуации как допустимого.

Если находящееся в розыске лицо утверждает, что выдвинутое в отношении его обвинение необоснованно или в целом ошибочно, и приводит достаточно убедительные об этом доводы, то, думается, адвокат может не только с легким сердцем принять на себя его защиту. Он может и активно, естественно, не сообщая о месте нахождения обвиняемого и источнике получения им информации, в рамках предоставленных ему законом полномочий участвовать в проверке таковой версии следователем (заявляя о том необходимые ходатайства, собирая доказательства в порядке ч. 3 ст. 86 УПК). В ряде случаев, как показывает практика, это может привести либо к прекращению уголовного преследования в отношении данного лица в полном объеме, либо изменению квалификации совершенного им деяния до приемлемого для обвиняемого уровня, в связи с чем он добровольно предстает перед следователем.

Также проиллюстрируем это положение примером из адвокатской практики.

К. находился в розыске по обвинению в соисполнительстве убийства У., труп которой был обнаружен в багажнике принадлежащей ему машины.

В беседе с адвокатом К. привел веские доводы того, что в убийстве У. он участия не принимал, но действительно по просьбе своих знакомых, убивших потерпевшую, он предпринял попытку сокрытия трупа. Когда он на машине следовал к лесу, в котором хотел захоронить труп, то был остановлен работниками ГИБДД, испугался, бросил машину и скрылся.

Приняв на себя с учетом этих сведений защиту К., адвокат представил следователю полученную от обвиняемого информацию, позволяющую объективно установить степень виновности К., которая в ходе ее проверки полностью подтвердилась. Заочно К. было перепредъявлено обвинение с ч. 2 ст. 105 на ст. 316 УК РФ, и ранее избранная мера пресечения в виде содержания под стражей была изменена на подписку о невыезде.

Ознакомившись у адвоката с копиями этих документов, К. добровольно явился к следователю. В результате он был осужден к наказанию в виде лишения свободы, от отбывания которого его освободили в связи с применением постановления ГД об амнистии.

Наиболее экстремальной для адвоката из рассматриваемых здесь ситуаций является та, когда к нему за оказанием юридической помощи и возможной дальнейшей защитой обращается лицо, подготавливающее совершение преступления.

Мы не берем на себя ответственности в настоящее время дать сколь-либо однозначные рекомендации по поведению адвоката в этой крайне сложной для него ситуации. А потому ограничимся лишь указанием на то, что, по нашему мнению, нижней границей не противоречащего закону, а потому допустимого поведения его в ней служат положения ст. 33 УК РФ, определяющей виды соучастников преступления. Как известно, в соответствии с ч. 5 ее пособником в совершении преступления признается и лицо, содействующее этому советами (выделено нами. - О.Б.), указаниями и представлением информации <84>.

--------------------------------

<84> С этим положением корреспондирует запрет, сформулированный в п. 1 ч. 4 ст. 6 ФЗ "Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации", в соответствии с которым адвокат не вправе принимать от лица, обратившегося к нему за оказанием юридической помощи, поручение в случае, если оно имеет заведомо незаконный характер.

Не менее, а скорее более сложна, в прямом смысле слова экстремальна, эта ситуация для адвоката в ином существеннейшем отношении, а именно:

Должен ли адвокат сообщить в правоохранительные органы о ставшем ему достоверно известном факте приготовления к совершению преступления?

Признаемся, что в настоящее время мы не знаем однозначно удовлетворительного ответа и на этот, увы, как и рассмотренный выше, отнюдь не гипотетический вопрос. Не нашли мы его и в ходе активных обсуждений этой проблемы со многими адвокатами, судьями и следователями (более того, при заполнении даже анонимной анкеты большинство респондентов уклонилось от выражения по нему своего мнения). Мы надеемся, что даже для нашей действительности эта ситуация крайне редка, но делать вид, что она невозможна в принципе, представляется некорректным.

Что делать адвокату, если ему в связи с исполнением своих профессиональных обязанностей становится достоверно известном, например, о подготавливаемом террористическом акте, захвате заложников, хищении ядерного оружия и т.п.?

С одной стороны, незыблемый догмат адвокатской тайны, с другой - осознание адвокатом тяжких последствий совершения преступления...

И все же в настоящее время мы склонны считать необходимым введение уголовной ответственности за недонесение о достоверно известном подготавливаемом особо тяжком преступлении, не делая в том исключений для лиц, обладающих тем или иным иммунитетом в уголовном судопроизводстве, в том числе и для адвокатов (об этом более подробно будет говориться далее).

Завершая рассмотрение этого столь неоднозначного вопроса о правомерности и пределах допустимого посягательства на доказательства со стороны адвокатов - защитников по уголовным делам, скажем, что в этом отношении мы всецело согласны со следующим мнением Ю.П. Гармаева: "Пределами правомерной деятельности, "красными флажками", линию которых не вправе преступать ни один защитник, помимо норм профессиональной этики является деятельность, прямо запрещенная нормативными актами законодательства.

К числу таких актов относятся: Уголовно-процессуальный кодекс, Кодекс об административных правонарушениях, Закон об адвокатуре, Кодекс профессиональной этики. Важнейшим нормативно-правовым актом, определяющим "красную черту" между законной и незаконной, точнее преступной, защитительной деятельностью, является Уголовный кодекс РФ" <85>.

--------------------------------

<85> Гармаев Ю.П. Преступления, совершаемые недобросовестными адвокатами в сфере уголовного судопроизводства: комментарий законодательства и правоприменительная практика // СПС "КонсультантПлюс".

Думаем мы, что эти же "красные флажки" в целом разделяют правомерное, а потому допустимое маневрирование доказательственной информацией и доказательствами от противоправного, не только недопустимого, но и уголовно наказуемого посягательства на эти объекты со стороны не только адвокатов, но и всех иных заинтересованных в том или ином исходе уголовного дела лиц.

Прежде чем перейти к раскрытию содержания противоправных посягательств на указанные объекты и обоснованию наших предложений по совершенствованию правовых и криминалистических средств их предупреждения и пресечения, сразу скажем, что (и это, в сути своей, является основаниями для других возможных классификаций посягательств на доказательства) субъектами тех или иных из них могут выступать:

- лицо, совершившее преступление / лицо, заинтересованное в создании "преступления";

- частные лица, действующие в интересах лица, совершившего преступление / заинтересованного в создании "преступления";

- коррумпированные профессиональные участники уголовного судопроизводства, действующих в тех же целях;

- профессиональные участники уголовного судопроизводства, действующие в личных нематериальных, в том числе неправильно понятых служебных интересах.

Заметим, что в литературе по противодействию расследованию обычно этих лиц в зависимости от формы их участия в уголовном судопроизводстве относят к субъектам внутреннего или внешнего противодействия (заключающегося в том или ином виде совершения посягательств на доказательства). К субъектам внутреннего противодействия по праву причисляются профессиональные участники уголовного судопроизводства со стороны обвинения и другие сотрудники правоохранительных органов; внешнего - все остальные из перечисленных выше лиц <86>.

--------------------------------

<86> См.: Белкин Р.С. Курс криминалистики: В 3 т. Т. 1. М., 1997; Трухачев В.В. Указ. соч.; и др.

Кроме того, отметим, что данные посягательства на доказательства могут носить и групповой характер, совершаться по сговору между названными выше субъектами в различных их сочетаниях.

Более того, как это показывает практика, организованные преступные группы и сообщества зачастую имеют в своих составах специальные подразделения, специализирующиеся на посягательствах на доказательственную информацию и доказательства (обычно включающих в себя как действующих, так и бывших сотрудников правоохранительных органов). И именно это столь усложняет раскрытие и расследование как отдельных совершаемых их участниками преступлений, так и доказывания самого факта существования ОПГ (ОПС).

Посягательства на доказательства, кратко скажем в заключение рассмотрения этого вопроса, может быть активным (выражаться в целенаправленных на то действиях) и пассивным (в форме бездействия, в том числе и противоправного).

Все эти классификации по мере возникновения в том необходимости будут использоваться в дальнейшем нашем исследовании.

И наконец, заметим следующее.

Противоправные, уголовно наказуемые посягательства на доказательственную информацию и доказательства опосредованы преимущественно в нормах главы 31 УК РФ (Преступления против правосудия) (хотя ряд из них, о которых также будет говориться далее, расположен и в других главах УК).

В предпринимаемом анализе этих правовых норм мы будем касаться, как правило, только объективной стороны опосредованных в них криминальных деяний (иногда, при необходимости, субъекта и субъективной стороны), условно абстрагируясь от остальных элементов соответствующих составов преступлений. При этом последовательность комментария определяется не столько размещением анализируемых норм в УК, столько логикой предпринимаемого исследования.

Однако те две комментируемые в следующей главе нашей работы уголовно-правовые нормы (ст. ст. 302, 303 УК), в которых опосредованно противоправное воздействие на доказательственную информацию и/или доказательства со стороны профессиональных участников уголовного судопроизводства, по праву следуют одна за другой. Данное обстоятельство прямо подчеркивает гносеологическое единство и направленность этих, без малейших сомнений, наиболее опасных по своим, зачастую трагическим, последствиям для потерпевшего преступлений против правосудия, в том числе - и в первую очередь - их причин.