- •Содержание
- •От редактора
- •Предисловие
- •Предисловие к русскому изданию
- •I. Поиск фундамента всего знания и всего сущего
- •II. Лиха беда-начало: что может быть главным принципом?
- •1. Первое определение arche
- •2. Arche как становление
- •3. Бытие против становления
- •3.1. Причина видимости
- •3.2. Бытие и мышление
- •III. В чем состоит предмет и задача философии?
- •IV. Arche как идея: экспликация и первый ответ
- •1. Плавание в поисках причины
- •2. Путь из пещеры
- •2.1. Онтологическое толкование
- •2.2. Теоретико-познавательное толкование
- •2.3. Путь из пещеры как путь к истине
- •3. Формы знания: разум, рассудок и мнение
- •4. Диалектика: восхождение и нисхождение
- •5. Идея и явление
- •V. Альтернатива идее: атом
- •VI. Первое теоретико-научное размышление, или сомнение в верности пути философии
- •VII. Основные понятия онтологии
- •1. Движение: возможность, действительность и учение о причинах
- •2. Различие между природной вещью и искусственным продуктом
- •3. Категории
- •4. Трансценденталии
- •5. Действителен или реален дуб? ousia и eidos
- •6. Бог аристотеля: определение arche как неподвижного двигателя
- •VIII. Деструкция онтологического мышления
- •1. Неподвижный двигатель versus бог откровения
- •2. Ограничение языка сущим
- •2.1. Понятие - это не понятие
- •2.2. Язык: посредник между мышлением и сущим
- •3. Поиск новой причины мышления
- •4. Сущность и существование
- •5. Спор об универсалиях
- •IX. Является ли философия метафизикой?
- •X. Открытие я как принципа. -может ли я быть arche?
- •XI. Принципы теории познания нового времени
- •1. Я как arche познания
- •2. Я есть или меня нет?
- •3. Познание - это припоминание
- •XII. Теория познания как трансцендентальная онтология
- •1. Сущее как закон связи
- •2. Является ли трансцендентальная философия онтологией?
- •3. Рассудок и созерцание как условие опытного познания
- •4. Эмпирическое и трансцендентальное сознание
- •XIII. Изменение понятия субстанции
- •XIV логика и истина
- •1. Логика
- •1.1. Обзор и определение предмета
- •1.2. Основоположения логики
- •1.3. Учение о понятии
- •1.4. Учение о суждении
- •1.5. Учение о заключении
- •2. Что такое истина?
- •2.1. Теория корреспонденции и когерентности
- •2.2. Семантическая теория истины
- •2.3. Теория консенсуса
- •XV. Синтетическое и аналитическое суждение
- •XVI. Философия как диалектика
- •1. Абсолютная онтология
- •2. Критика есть познание
- •3. Диалектика
- •XVII. Теория познания после гегеля
- •1. Материя как основа познания
- •2. Позитивистская критика познания
- •XVIII. Теория науки
- •XIX. Феноменология и экзистенциальная онтология
- •1. Феноменология
- •1.1. К самим вещам!
- •1.2. «Заключение в скобки» веры в бытие
- •2. Опыт реабилитации онтологии как экзистенциальной онтологии
- •2.1. Еще раз бытие и ничто: вопрос о смысле бытия
- •2.2. Проект и брошенность
- •2.3. Бытие и свобода
- •XX. Язык как путеводная нить философии
- •1. Аналитика языка
- •2. Герменевтика
- •3. Универсальная критика языка
- •XXI. Свобода и ответственность
- •2. Добровольность и правосудность поведения
- •XXII. Что я должен делать?
- •1. Нравственность как пережитая добродетель
- •1.1. Добродетели рассудка
- •1.2. Нравственные добродетели
- •2. Нравственные добродетели и их содержательное определение
- •2.1. Храбрость
- •2.2. Благоразумие
- •2.3. Справедливость и гуманность
- •2.4. Дружба
- •2.5. Любовь
- •3. «Нелепость» ли заблуждающаяся совесть?
- •XXIII. Категорический императив
- •1. Структура императива
- •2. Соответствие формы и содержания
- •3. Моральность, легальность и автономия
- •4. Ответ совести: нравственный поступок как риск
- •5. Индивидуальная этика и социальная этика
- •XXIV. Человек как проблема философии
- •1. Тело и душа
- •2. Труд и господство
- •3. Эрос
- •3.1. Миф о человеке-шаре
- •3.2. Вещь ли мое тело? одно заблуждение: брак как «commercium sexuale»
- •3.3. Определение человека через чувственность
- •4. Смерть и вопрос о смысле жизни
- •XXV. История и современность
- •1. Время и историчность
- •2. Проблемы исторического сознания
- •3. О смысле истории
- •XXVI. Религия
- •1. Доказательство бытия бога
- •2. Бог в речи по аналогии
- •3. Философская теология
- •4. Критика религии
- •5. Философия религии
- •XXVII. Заключение: утраченный фундамент всего знания и всего сущего
1. Нравственность как пережитая добродетель
«Никомахова этика», это самое важное этическое сочинение Аристотеля, является первым произведением западной мысли, которое охватывает устоявшуюся мораль в ценностно-теоретическом представлении и обосновании. У Платона этика еще представляла собой отдельную от онтологии и политики дисциплину. Правда, Аристотель многое перенял и дальше развил из учения Платона. В peripatos, в своей школе, Аристотель часто проводил учебные занятия по этике.
4 Это стало возможным благодаря кантовскому пониманию свободы как идеи практического разума. Свобода должна постулироваться, и поэтому мы можем воспринимать себя нравственными существами, она порождена не природой человека, как аристотелевское своеволие, или — чему Аристотель постоянно противился—его воспитанием. Поступок человека, в конечном счете, не находится под воздействием природы или исторической ситуации, а потому не представляет собой обусловленного и детерминированного события. Следовательно, Кант говорит (к примеру, в «Критике практического разума») о свободе как понятии, которое нельзя объяснить ни с естественной, ни с исторической точки зрения.
310
До нас дошли рукописи его лекций с дополнениями его учеников в виде трех этик. Наряду с «Никомаховой этикой» — это «Эвдемова этика» и так называемая «Большая этика» (Magna Moralia). Аристотелевская этика часто называется эвдемонистской этикой, правда, с добавлением таких предикатов, как этика блага или этика добродетели, причем для каждой соответствующей характеристики решающим является то, какой из этих аспектов выделен и особенно подчеркнут. Этикой блага называют ту этику, которая стремится выработать иерархию благ от низшего до высшего блага: наслаждение, полезность (например, здоровье), польза, добродетель, блаженство, eudaimonia, как высшее благо. Как и раньше, в зависимости от того, какому благу приписывают высшую ценность, примыкают к тому или иному направлению этики.
Если в качестве принципа деятельности рассматривать поставленное Аристотелем в самый низ иерархии наслаждение, что, как полагал Платон, правомерно для основной массы людей, то сегодня это называют гедонистической этикой. В истории философии к такого рода этике причисляют учение киренаиков. Для них наслаждение — это высшее благо, а блаженство — сумма конкретных ощущений удовольствия. С другого рода гедонизмом, а именно с отрицательным, мы сталкиваемся у Эпикура, усматривавшего высшую форму удовольствия и счастья в свободе от боли и страданий.
Этика, которая принимает в качестве высшего блага полезность, sympheron (по-латыни utilitas), подчиненную у Аристотеля удовольствию, называется утилитаризмом. В Новое время он приобрел значение благодаря Фрэнсису Бэкону, Иеремии Бентаму и находящемуся под влиянием эмпиризма Давиду Юму, прежде всего в связи с его «Исследованиями о принципах морали».
Аристотель, как мы уже знаем, не принимал ни наивысшее удовольствие, ни полезность в качестве высшего человеческого блага. Он аргументировал это на примере удовольствия. Одни, делает он вывод, в удовольствии видят некую отрицательную ценность, другие же — высшую форму блаженства, причем, подчеркивает он, те и другие правы и неправы одновременно: даже если не принимается во внимание удовольствие, сопровождающее процессы оценки природы, все равно удовольствие остается формой полноты человеческих чувственных процессов, которая присоединятся к ним, «подобно красоте у [людей] в расцвете сил».5 Таким образом, удовольствие — это не действительное
5 Аристотель. Никомахова этика. X, 4. 1174b 31-33: «Удовольствие делает деятельность совершенной и [полной] (teleioi).. как некая полнота (telos), возника-
311
благо, поскольку оно тому, что составляет блаженство, присуще лишь как момент. Поэтому принятие чувственного удовольствия и вожделения за высшее благо было бы совершенно неправильным, поскольку они являются общими для человека и всех других живых существ и им не присуще сугубо человеческое качество, т.е. разумность. Подтверждение самого высшего в человеке, того, что присуще только ему, имеет место там, где человек проявляет себя как разумное существо. Подтверждения, соответствующие разумности человека, для Аристотеля являются подтверждениями знания и добродетели.6
Если полезность и не представляет собой eudaimonia, то все же очевидно, что она как польза выступает простым средством достижения блага, которое, в свою очередь, не есть прямая выгода. Высшее благо, о котором говорится, что к нему все стремится, должно быть тем, что составляет ради себя самого цель наших действий, чем-то, к чему стремятся именно ради него, а не ради чего-то другого. Мы уже называли это высшее благо блаженством, но то, что должно состоять только в добродетели, в добродетельной жизни, для нас иногда менее очевидно, чем то, чем должна быть добродетель:
Впрочем, называть счастье высшим благом кажется чем-то общепризнанным, но непременно нужно отчетливее определить еще и его суть. Может быть, это получится, если принять во внимание назначение (ergon) человека, ибо, подобно тому как у флейтиста, ваятеля и всякого мастера да и вообще [у тех], у кого есть определенное назначение и занятие (praxis), собственно благо и совершенство (to еу) заключены в их деле (ergon), точно так, по-видимому, и у человека [вообще], если только для него существует [определенное] назначение. Но возможно ли, чтобы у плотника и башмачника было определенное назначение и занятие, а у человека не было бы никакого и чтобы он по природе был бездельник (argos)? Если же подобно тому, как для глаза, руки, ноги и вообще каждой из частей [тела] обнаруживается определенное назначение, так и у человека [в целом] можно предположить помимо всего этого определенное дело? Тогда что бы это могло быть?
В самом деле, жизнь представляется [чем-то] общим как для человека, так и для растений, а искомое нами присуще только человеку. Следовательно, нужно исключить из рассмотрения жизнь с точки зрения питания и роста (threptike kai ayxetike). Следующей будет жизнь с точки зрения чувства, но и она со всей очевидностью то общее, что есть и у лошади, и у быка, и у всякого живого существа. Остается, таким об-
ющая попутно, подобно красоте у [людей] в расцвете сил».
6 Эта представленная здесь иерархия благ сохранила свое значение вплоть до Канта.
312
разом, какая-то деятельная (praktike) [жизнь] обладающего суждением [существа] (to logon ekhon).7
Короче говоря, высшее благо и вместе с тем блаженство человека должно заключаться в его собственной деятельности, в свойственном ему способе труда. Этот труд опять-таки должен быть результатом «деятельности души» и признаваться знаком разумности самой по себе:
... что назначение человека по роду тождественно назначению добропорядочного (spoydaios) человека, как тождественно назначение кифа-риста и изрядного (spoydaios) кифариста, и это верно для всех вообще случаев, а преимущества в добродетели — это [лишь] добавление к делу: так, дело кифариста — играть на кифаре, а дело изрядного кифариста—хорошо играть —если это так, то мы полагаем, что дело человека—некая жизнь, а жизнь эта — деятельность души и поступки при участии суждения, дело же добропорядочного мужа — совершать это хорошо (to еу) и прекрасно в нравственном смысле (kalos) и мы полагаем, что каждое дело делается хорошо, когда его исполняют сообразно присущей (oikeia) ему добродетели; если все это так, то человеческое благо представляет собою деятельность души сообразно добродетели, а если добродетелей несколько — то сообразно наилучшей и наиболее полной [и совершенной].8
Слово Tüchtigkeit (способность, дельность толковость) в греческом тексте обозначается словом αρετη. Arete переводится как способность, а также очень часто как добродетель.9 Дельностью или добродетелью характеризуются формы жизни, и именно формы жизни, присущие человеку как человеку. Теперь становится понятной причина гегелевского утверждения о том, что то, что человек должен делать, к чему обязывает его долг, чтобы быть добродетельным, предначертано и известно человеку в его отношениях. Соответствующая разуму форма жизни должна уметь читать добродетель, причем мы всегда должны представлять: счастье, а соответственно, и блаженство— «это своего рода деятельность», т. е. возникающее, а не просто нечто готовое и завершенное, чем мы владеем.10 Добродетельному также известно, что счастье не означает стремление сохранить свою жизнь при лю-
7 Аристотель. Никомахова этика. I, 6. 1097b 22-1098а 5.
8 Там же. I, 6. 1098а 9-17.
9 Немецкое слово Tugend (добродетель) произошло от слова «taugen» (быть пригодным, способным к какому-либо делу) и издавна обозначает способность, силу, превосходство (по качеству). И только под влиянием христианства это слово получило свой нравственный смысл как противоположность пороку.
10 Аристотель. Никомахова этика. IX, 9. 1169b 25-32.
313
бых обстоятельствах: «недостойно любой ценой остаться в живых».11 Бывают ситуации, говорит Аристотель, разъясняя понятие свободы, при которых нужно не отступать перед насилием, «но скорее следует умереть, претерпев самое страшное».12 Впоследствии у Шиллера это прозвучало так:
Пусть жизнь — не высшее из наших благ, Но худшая из бед людских —вина.13
Чем же является добродетель; что такое эта способность; что представляют собой добродетели? Если добродетели порождены теми формами жизни, которые соразмерны разуму, то, говоря по-аристотелевски, этик должен проанализировать сущность души, поскольку она есть основа нравственности.14 Хотя этот анализ имеет значение не только для этика, но и для политика, ибо задача последнего состоит в том, чтобы привести к eudaimonia,15 к состоянию, которое есть бы-тие-в-деятельности души согласно с ее высшей возможностью, и тем самым способствовать развитию в гражданах и во всем государстве arete.16
Из внутренней структуры человеческой души Аристотель вычленяет различие между добродетелями ума и нравственными добродетелями.
В то время как первые —это исключительно способность мышления, последние основываются на гармонии души и тела и часто называются этическими добродетелями.
11 Там же. IV, 8. 1124Ь 8. 12 Там же. III, 1. 1110а 26.
13 Шиллер Ф. Невеста из Мессины // Шиллер Ф. Собр. соч. Т.З. М., 1956. С. 270.
14 Кант во введении к своему учению о добродетели подчеркивал, что этика с
самого начала воспринималась как учение о долге, и это ее понимание и до сего дня
применяется — исключая учение о праве — к учению о добродетели. См.: Кант И.
Метафизика нравов // Кант И. Соч.: В 6 т. Т. 6. М., 1966. С. 413.
15 То, что для Платона и Аристотеля этика и политика взаимосвязаны, можно понять из определения справедливости. Она является, во-первых, институциональным порядком, во-вторых — личным поступком. Та мысль, что политическая деятельность должна ориентироваться на справедливость, не всегда была самоочевидной. Необязательно ссылаться на Никколо Макиавелли (1469-1527), чтобы назвать свидетельства в пользу теории разделения политики и морали. Так, например, уже в наше время историк Фридрих Мейнеке (1862-1954) оправдывал такое разделение и объяснял в своей книге «Идея разумного государства в новой истории», что государственный разум отдает предпочтение закону перед моралью.
16 Науку о душе, как ее полагает Аристотель, не нужно путать с общепринятыми сегодня формами психологии. Аристотель посвятил душе одно сочинение под названием «О душе». Для него вопрос о душе связан с вопросом об универсальной истине, так что в точном смысле и бог есть душа, вернее, nous.
314