Глава l.

Возвращение приверженцев Мазепы в Россию. Ограничение Полковнической власти. Запорожцы селятся в Украине. Их несчастное положение. Малороссияне на земляных работах. Письмо Царя к Гетману. Замужество Гетманской дочери. Поездка Гетмана в Москву. Милости Царские к нему и к Маркевичам. Благородное и безбоязненное слово Гетмана Царю насчет суда над Царевичем. Митрополит Кроковский. Гибель его. Моровая язва. Неблагодарность Меньшикова. Его наглость и гордость. Дела Почепские. Жалобы на него. Озлобляется на Скоропадского. Мстят всем Малороссиянам. Столбы с пятью спицами. Новая жалоба Царю от Скоропадского. Малороссияне роют каналы. Описные Государевы слободы. Их Контора. Бедствия Украинских помещиков. Беспорядки в Гетманской Канцелярии. Войсковая Канцелярия. Донос. Протасьев. Ладожский канал. Гибель Украинцев на Ладоге. Орлик, Герцик н Нахимович. Жизнь Войнаровского. Скорняков-Писарев. Судебная Канцелярия. Нейштадский мир. Гетман в Москве. Бригадир и шесть Штаб-офицеров при Гетмане. Малороссийская Коллегия. Кончина Скоропадского. Отзыв о нем Историков. Несчастия народные во время его Гетманства. Характер его. Пословицы. Анекдоты.

Послы Царские в Константинополе, Толстой и Шафиров, уговаривали приверженцев Орлика и Мазепы возвратиться в Украину; удостоверяли скитальцев в том, что Государь их простит. Почти целой год те колебались, наконец, решились приехать в Глухов и прибыли туда в Апреле 1715 года. То были Дмитрий Горленко, прежний Полковник Прилуцкий; зять его Бутович; Иван Максимович, Орликов Писарь; Михайло Ломиковский и Канцелярист Антонович;. Их отвезли в Москву, там жили они на свободе, получая, три первые - по десяти копеек, остальные - по пяти в день. Гетман высылал в то же почти время беглых Великороссийских солдат и крестьян, поселившихся во множестве в Украине. Государь отпустил на родину Мазепиного Канцеляриста Андрея Кандыбу, бывшего Полковника Лубенского Григория Гамалею, и Лисовского, который из Гадячского Протопопа стал Сотником.

Но, незлобливый с каждым, отдельно взятым из своих подданных, Государь видел необходимость уничтожать права Гетманщины; с большею и большею деятельностию власть Гетмана была ограничена; наступило время к ограничению власти Полковников. Они лишились права назначать по своему выбору полковых Старшин - это дело было предоставлено Гетману с приведением новоизбранных к присяге в присутствии Протасьева. В статьях договорных Орлика с Гордеенком мы видели, как покупались не только эти уряды, даже и Полковничьи; и так потери никакой для народа в этом постановлении не было; но то было нововведение, и старики впадали в печаль.

Запорожцы мало помалу появились в Украину; их селили здесь и там; их употребляли в работы домашние. Гордеенко был убит; его заменил Милашевич; новый Кошевый умолял Государя через Гетмана и через Апостола о позволении селиться на старом Коше; Государь отвергнул его прошение. Хан Крымский их обижал; в Сече не было ни одной пушки; они то строили линию Перекопскую, то бились с Черкесами, то служили Татарам без денег, за кусок хлеба.

Но что было совершенно ново и нестерпимо для Малороссиян, это «первый пример занятия вне родины земляною работою!» — говорит правдолюбивый Бантыш-Каменский. Несколько тысяч Козаков с Генеральным Хоружим Сулимою пошли на Волгу и Дон рыть канал между этими реками, а потом - проводить линию против Кубанской Орды.

В 1717 году Малороссияне получили надежду отдохнуть от тягостей, наложенных на них Царским гневом; Петр Великий писал к Гетману из Амстердама, что, по возвращении войск из Польши, уменьшит число постояльцев на зимнее время; в доказательство, что Малороссияне неотягощены, он напоминал Гетману об увольнении народа от податей, о долговременном бездействии Козаков, и обещал содержать их, когда окончится война с Шведами, в милости, при правах и вольностях, «без умаления».

В это время Скоропадскому вздумалось выдать свою пятнадцатилетнюю дочь за кого-нибудь на Украине, чтоб при старости глубокой и здоровьи ослабелом прежде кончины своей быть свидетелем ее благополучия. Он просил разрешения Государева. Ответ был следующий: «В ознаменование верности, по примеру своих предместников, Гетман должен сговорить и выдать дочь за одного из чиновников Великороссийских». Сын, Царскаго любимца, Петр Петров Толстой, стал зятем Скоропадского и через два года получил полк Нежинский на место умершего Полковника Лукьяна Жураховского, «во уважение верной и усерднорадетельной службы тестя».

Государь возвратился из чужих краев. Скоропадский поехал в Москву поздравить Его с приездом; Генеральный Писарь Семен Савич и Бунчужный Яков Лизогуб; Полковники: Черниговский, давно уже известный Государю, со временем знаменитый, Павел Полуботок; Гадячский, возстановитель Черноморцев против Турков, храбрый и благородный Серб, Михайло Милорадович; Лубенский - Андрей Маркевич и племянник Гетмана, Михайло Скоропадский, с двумя стами Козаков поехали с Гетманом. В Москве им отвели дом Графа Рагузинского; Государь принял Гетмана милостиво; целая рота была в карауле при нем; наконец Государь одарил его щедро «за его верные и усердные службы, ревность и прилежание во всех принадлежащих к интересу Нашему случаях, и, особливо, за непоколебимую, показанную к Нам, Великому Государю, верность». Этого казалось для Государя недовольно; награждая Гетмана и в лице его родных, он утвердил за Маркевичами их огромные поместья и дал им новые. Так тешил Государь простодушного старика, все менее и менее ему оставляя из прежней Гетманской власти. Но если нельзя дать Скоропадскому ума и дальновидности, зато нельзя в нем не признать благородства и благодушия.

В столице он был свидетелем происшествия, душу волнующего; дела страшного и необыкновенного — суда отцовского над сыном; суда над Царевичем Алексием Петровичем. Не здесь размышлять о причинах, побудивших Петра к этому подвигу; не здесь удивляться стойкости Самодержавного Брута, самоотверженности Русского Царя на пользу России, то не касается Историка Малороссии. Но как все верховные Чины, духовные и светские, судили Царевича, то Государь предложил Гетману и Старшинам участвовать в суде и подписать приговор. Скоропадский отвечал: не имею власти судить сына с Отцем и Государем своим; в подобном деле нельзя быть безпристрастным. «Слабый, немощный Гетман изъяснился бы иначе, — говорит ученый и трудолюбивый Бантыш-Каменский,— если б не находился при нем Муж твердый и словом и делом». Он полагает, что те слова внушил Скоропадскому его спутник в столицу, Полуботок. Но для Истории это тайна; История не вправе догадываться, кто кому внушил слово благородное; и честь ответа вполне принадлежит одному Скоропадскому. Все Старшины пред Царем повторили его слова. Тогда же Государь потребовал Киевского Митрополита, Иоасафа Кроковского, для выслушания Духовного Регламента и подписки согласия. Митрополит, получив повеление, собрал духовный совет; слух пронесся, что Государь намерен отобрать у духовенства недвижимость, и что оно останется частью на жаловании, частью на доброхотном подаянии. На совете приговорили не соглашаться и не подписывать. Чернец Свинского монастыря Ириней донес о соборе, Митрополит и Епископы были схвачены в Твери, на дороге в Петербург; сосланный в Тверский монастырь, Иоасаф скоро скончался, а первенство над Духовенством получил Кирилл Шумлянский, который подписал все, что ему было приказано.

«Воротившееся из Санкт-Петербурга духовенство, — говорит Летопись, — а паче первенствующий между Архимандритами, Архимандрит Киевопечерский Иоаким Сенютович, поражены были страшным приключением, сочтенным от них за верный прогностик на перемену в монашестве. То был необыкновенный пожар в Киевопечерском монастыре, случившийся от недосмотра Наместника и приведший почти весь монастырь в пепел и развалины; при других драгоценностях церковных и монастырских, целыми веками собранных, неоцененною потерею считалась самая первая в России многочисленная и древнейшая библиотека, собранная еще Великим Князем Ярославом Владимировичем и сбереженная в пещерах от всех прежде бывших нашествий неприятельских и разорений; но ныне, к стыду содержателей ее и к крайнему сожалению соотечественников, среди тишины, пламенем поглощенная. В ней содержались великие тысячи книг рукописных, драгоценных, на разных языках, и многие между ними на таких, которые и ученым тогдашним мужам сведомы не были, а особливо все записки и документы до Истории правления Славянских племен и Царств и до их законов и устройств касающиеся. Государь, при печальном извещении о такой важной потере, не мог удержаться от слез».

В первых числах Августа Гетман возвратился в Малороссию; скоро постигло ее прежних годов несчастие — мор. Сообщение с Заднеприем было прервано; старания и деятельность Миргородского Полковника остановили язву в начале; через месяц она утихла. Сжалясь над жителями, вместо шести драгунских полков Генерал-Майора Яковлева Государь, во уважение просьб Гетмана и несчастий, самою природою ниспосланных на Украину, велел вступить на зимовку одному только драгунскому полку.

Наступило время благодарности Князя Меньшикова Скоропадскому. Он приехал осмотреть Почепщину.

Вот как описывает Конисский это произшествие: «Меньшиков, получа от Гетмана Почеп, увеличил собственною своею властию вдесятеро; под видом древнего уезда Почепского присоединил к Почепской волости сотни Мглинскую, Бакланьскую, часть Стародубской и Погарской, и занял все то своим ограничением и проведенною притом чрез иностранцев всемогущею Астролябиею, которой дотоле во всей Руси не бывало, и пред которою все было безмолвно, почитая направление ее и действие магнита — Божественным или магическим произведением. Вошедшие в то ограничение владельцы, чиновники и Козаки с их крестьянами или посполитыми причислены к Почепу и обложены всеми повинностями посполитства тамошнего, считая всю Почепщину удельным Княжеством Меньшиковским; а расставленные во многих местах гербы Княжеские с титулами его, оканчивавшимися сими словами «…И прчая, и прочая», заставляли всех думать, что древние деления Руси на Княжества опять возникли. Между тем попавшиеся в сие химерическое Княжество владельцы и чиновники были пожалованы по волости Бурмистрами городскими и Войтами сельскими и долго сносили иго сие, как оглушенные или обвороженные».

Скоропадский увидел, что значит, хищнику дать повод к притязаниям. Зная справедливость Государя, видя в нем судию нелицеприятного, не имея никого другого, перед кем можно было бы тогда тягаться с Меньшиковым, обратился к Петру. Дьяка Лосева, который межевал Почепщину, удалили; Государь дал Сенату Указ: тому, что Гетман после Полтавской баталии отдал Князю Меньшикову и что жалованною Грамотою утверждено, быть за ним; а что сверх того примежевано и взято, возвратить Гетману и послать нарочного, чтоб то размежевание вправду учинить; а которые ту лишнюю и неправую межу дерзнули учинить без Указу, тем выговор учинить, яко нарушителям Указа.

Озлобленный на Скоропадского Меньшиков просил у Государя помилования; но поклялся мстить всей Малороссии.

«Первым сигналом мщения Меньшикова, — продолжает Архиепископ Конисский, —было посещение Почепщины, а оттоль Гетманской резиденции, города Глухова, где хотя деланы ему от Гетмана возможные встречи, торжества и угощения, однако велел он при себе поставить каменный столб и на нем воткнуть пять железных спиц, по числу голов - Гетманской и Генеральной Старшины. Гетман не преминул опять жаловаться Государю за такую тяжкую ему обиду и самое презрительное поношение; и Государь, говорят, опять штрафовал за то Меньшикова, но тем более умножал его злобу и поиски над Малороссиею».

С этого дня все возможные отягощения, неприятности, бедствия посыпались на народ и на Гетмана, которого и ко гробу привели! «Черта постыдная, — говорит Бантыш-Каменский, — в истории непобедимого Полководца, не делающая чести его».

«Всеобщее мщение произведено Малороссиянам от Меньшикова посылкою многочисленных войск их, при толиком же числе чиновников, на каналы и линии, около Ладоги, Сулака и Астраханй, где от тяжелых работ каторжных, а паче от жестокости климатов тамошних и крайне худого содержания великие их тысячи согнили и перемерли. А при повторении сих посылок и работ чрез несколько лет переведены все их устроенные войска; поступившие же на их места молодые Козаки оставлены без всякого устройства и повержены в презрение и таковое же употребление, удаленное почти от должностей воинских. Владельцы Малороссийские или знатные помещики тамошние восприяли частку мщения Меньшикова отбором многих у них деревень и других недвижимых имений; предлогом тому было жительство в их деревнях и на их землях Великороссийских беглых крестьян, помещичьих и коронных, которые переселились еще за Польское владение в Малороссию; а бегали они с прежних жительств, якобы по причине на их гонения за веру некую старую Христианскую, о которой в Малороссии и слуху не было. А только известно в ней, что, в начале XII-го века один бродяга Армянской ереси, Мартин Мних, рассевал бредни свои под видом Греческого Иеромонаха в северной и Восточной части Великороссии и многих тамо заразил своим заблуждением; но когда приволокся он с таким умыслом на границу Малороссийскую, то в селе Рублевке, в окрестности города Опошни, взят под арест и отправлен в Киев, где сужден от Митрополита и всем духовным собором тамошним; и по приговору его, апробованному и утвержденному Константинопольским Патриархом, которому тогда Малороссийское духовенство подчинено было, сожжен публично со всеми сочинениями своими, наполненными самых вздорных бредней. Отобранные у помещиков деревни названы «описными Государевыми слободами» и изъяты от подчиненности Малороссийским правительствам; а подчинены особенной волостной Конторе, учрежденной в слободе Климовой под начальством отставных офицеров. Назвалась она Конторою описных Малороссийских раскольничьих слобод. Название раскольников было приписываемо всему крестьянству, в ведомстве той Конторы бывшему; а названы они раскольниками, потому что многочисленные акты их или разнообразные толки не подходят ни к какой секте христианской и ниже к деистической, а суть они - бред мужичий, взятый из самого глубокого язычества и умноженный безумным суеверием. Он состоит в выборе ручных перстов, которыми б сильнее креститься, и в разборе образов Угодничьих и крестов Христовых. И который образ от других богатее, старее и безобразнее, тот у них и достойнее к почитанию; а крест, имеющий больше концов, есть предпочтительней того, который о четырех концах; а сих ныне считают печатью Антихристовою; равно и о книгах христианских тоже бредят, что которая из них старее, та и священнее; и в таких разборах весь их догмат состоит; о существе ж самой религии и законе Христианском и понятия они не имеют; а готовы спорить за все с наилучшими богословами до бешенства; и скорей пойдут на все мучения, чем признаться в том, что ничего не понимают. Раскольники сии размножались в России и разбегались из нее по мере их преследования. Они наполняли Польшу, Пруссию, Молдавию и Бессарабию; но пострадали за них одни помещики Малороссийские, да и то мирские. А монастыри, ублажившие Меньшикова, удержали их навсегда в своем крестьянстве, а лишились их уже при общей своей руине».

Таковы слова правдолюбивого Архиепископа Конисского, красноречивого проповедника, гражданина, преданного престолу и отечеству, столба и защитника Веры Православной!

Вслед за гоненьями Меньшикова на помещиков Украинских, отправлено было пять тысяч Козаков для постройки Киевской крепости. Меньшиков не терял случая гневить Государя против Скоропадского; в Гетманской канцелярии во время хирагры Гетмана, произошли безпорядки — враг его выхлопотал ему строгий Царский выговор, который был препровожден Головкиным. Там было сказано, что он поручает печать Канцеляристам, которых принимает без всякого разбору. Действительно, при нем, в этой должности нашелся Григорий Михайлов, служивший прежде при Орлике. Михайлова сослали в Казань и учредили в Малороссии Войсковую Канцелярию под председательством Генерального Писаря. Ему поручено было наблюдать, чтоб в записные книги были включаемы по порядку все письма и универсалы Гетманские, а также и бумаги, подписываемые им самим в случае болезней Гетманских. Этим Меньшиков не ограничился. Протасьев донес Коллегии Иностранных дел, что Гетман не сообщает ему писем, получаемых от Коронных Гетманов и других знатных особ из Польши; раздает изменничьи имения и отнимает земли у владельцев без Царского разрешения; не доставляет ведомостей о войсковых доходах. «В Малороссии, — писал он,— самые последние чиновники добывают себе богатство налогами, грабежем и винною продажею; ежели кого определит Гетман Сотником, хотя из самых беднейших людей или слуг своих, то через год или через два явятся у него двор, шинки, грунты, мельницы, всякие стада и домовые пожитки». Немедленно, в ответ на донос пришел Указ Протасьеву явиться в Петербург и брать с собою все справы войсковые; а Декабря 17-го пришло к Гетману повеление отправить на работу Ладожского канала 12 000 Козаков с тремя Полковниками.

Их отправили в Феврале 1721 года; начальниками были Наказный Гетман, Черниговский Полковник Павел Полуботок, Лубенский Полковник Андрей Маркевич и Генеральный Хоружий Иван Сулима. Последний умер на дороге; тело его было привезено в Переяславль и погребено в селе Сулиминцах. В этот поход Козаки были призваны изо всех полков; из них перемерло на работе 2 461 человек и осталось в больницах над Ладогою 244, не считая умерших и больных Козаков Миргородсдих и Стародубских, о которых ведомость не была доставлена. Так тяготела месть временщика над Малороссиянами!

Орлик продолжал переписываться с Запорожцами через Мировича, Герцика и Нахимовича. Карл XII уехал в Стокгольм; он за ним туда же. Король скончался; он пробыл несколько времени при Ульрике Элеоноре и при Фридрихе I-м, который письменно удостоверял Запорожцев в своем покровительстве. Орлик получал от Шведского двора ежегодного жалованья по пятисот талеров; желая восстановить Поляков и Крымцев против России, он отправил Нахимовича к Хану, а Герцика в Польшу. Хан отвечал, что без воли Султана не будет воевать с Москвою; а Герцик имел еще менее удачи.

Князь Григорий Федорович Долгорукий схватил его и отправил в Петербург за крепким караулом; до 1728 года он содержался прежде в крепости, потом в Адмиральстве, наконец, с женою и детьми был отослан в Москву; там дошел до столь крайней бедности, что, в 1732 году, ему нечем было похоронить своей жены. Вскоре Орлик приехал в Брацлав с грамотами Фридриха к Королям Английскому и Польскому, к Цесарю, к Султану, к Хану Крымскому. Но мир Нейштадский прекратил все замыслы его вовлечь Порту в войну с Петром. Тогда Орлик уехал во Францию; выдал дочь за Гамбургского Коменданта, Французского Генерала Штенфлихта; по временам безпокоил и оттуда, как мы уже видели, Малороссию безразсудными требованиями, и кончил жизнь, забытый соотечественниками.

Так исчезали один за другим клевреты Мазепы, навлекшие на Малороссию бедствия безчисленные! Так погиб и Войнаровский, почти около того же времени.

«Андрей Войнаровский был сын родной сестры Мазепы; но об его отце и детстве нет никаких сведений; знаем только, что бездетный Гетман, провидя в племяннике своем дарования, объявил его своим наследником и послал учиться в Германию наукам и языкам иностранным. Объехав Европу, тот возвратился домой, обогатив разум познанием людей и вещей; в 1705 году Войнаровский был послан на службу Царскую. Мазепа поручил его тогда особому покровительству Графа Головина; а в 1707 году мы уже встречаем его Атаманом пятитысячного отряда, посланного Мазепою под Люблин в подкрепление Меньшикова; откуда и возвратился он осенью, того же года. Участник тайных замыслов своего дяди, Войнаровский, в решительную минуту впадения Карла XII в Украину, отправился к Меньшикову, чтобы извинить медленность Гетмана и заслонить его поведение. Но Меньшиков был уже разочарован. Сомнения об измене Мазепы превратились в вероятия, и вероятия склонились к достоверности. Разсказы Войнаровского остались втуне. Видя, что каждый час умножается опасность его положения, он тайно отъехал к войску. Мазепа еще притворствовал: показал вид, будто разгневался на племянника и, чтобы удалить от себя тягостного назидателя, Полковника Протасова, упросил его исходатайствовать лично у Меньшикова прощение Войнаровскому, за то, что тот уехал не простясь. Протасов дался в обман и оставил Гетмана, казалось, умирающего. Явная измена Мазепы и прилучение части козацкаго войска к Карлу XII последовали за сим немедленно; и от сих пор судьба Войнаровского была нераздельна с службою сего славного изменника и булавоносного Рыцаря, который не раз посылал его из Бендер к Хану Крымскому и Турецкому двору, чтобы восстановить их противу России. Станислав Лещинский нарек Войнаровского Коронным Воеводою Королевства Польского, а Карл дал ему чин Полковника Шведских войск и по смерти Мазепы назначил Гетманом обеих сторон Днепра. Однако ж, Войнаровский потерял блестящую и верную надежду быть Гетманом всей Малороссии, ибо намерение дяди и желание его друзей призывали его в преемники сего достоинства; отклонил от себя безземельное Гетманство, на которое осудили его одни беглецы и даже откупился от оного, придав Орлику три тысячи червонных к имени Гетмана, и заплатив Кошевому двести червонных за склонение Козаков на сей выбор. Наследовав после дяди знатное количество денег и драгоценных каменьев, Войнаровский приехал из Турции и стал очень роскошно жить в Вене, в Бреславле и в Гамбурге. Его образованность доставила ему знакомство, кажется, весьма двусмысленное, с славною Графинею Кенигсмарк, любовницею противника его, Короля Августа, матерью Графа Морица-де-Сакс. Между тем, как счастие ласкало так Войнаровского забавами и дарами, судьба готовила для него свои перуны: намереваясь отправиться в Швецию, для получения с Короля занятых им у Мазепы 240 000 тысяч талеров, он приехал в 1716 году в Гамбург, где был схвачен на улице Магистратом по требованию Российского Резидента Беттахера. Однако ж, в следствие протестации Венского двора, по правам нейтралитета, отправление его из Гамбурга длилось долго и лишь собственная решимость Войнаровского отдаться милости Петра I-го, предала его во власть Русских. Он представился Государю в день именин Императрицы, и ее заступление спасло его от казни. Войнаровский был сослан со всем семейством в Якутск, где и кончил жизнь свою, когда и как, неизвестно. Миллер, в бытность свою в Сибири в 1736 и 1737 годах, видел его в Якутске, но уже одичавшего и почти забывшего иностранные языки и светское обхождение.

«Такова была жизнь Войнаровского, и нрав его виден в делах. Он был отважен, ибо Мазепа не вверил бы ему многочисленного отряда людей независимых, у коих одни личные достоинства могли скреплять власть; красноречив, что доказывают поручения от Карла XII и Мазепы; решителен, как это видно из размолвки его с Меньшиковым; наконец, ловок и обходителен, ибо тщеславие не нарекло бы его в Вене Графом, если б он не имел тонкости светской. Одним словом, Войнаровский принадлежал к числу тех немногих людей, котрых Великий Петр почтил именем опасных врагов своих».

Мы не имеем ничего прибавить к этому жизнеописанию.

Наступил 1721 год, Малороссиянам, час от часу, не легче становилось. Пред Новым годом явился в Полтаву и Переволочну Комендантом Капитан гвардии Богдан Скорняков-Писарев с повелением препятствовать Малороссиянам сноситься с Запорожцами. Потом учреждена была Судебная Канцелярия под председательством Генерального Судьи Чарныша. А между тем, как Войсковая Канцелярия не была, не смотря на Царский Указ, открыта,— то Генеральному Писарю объявлено, что будет наказан примерным образом, если она не откроется через месяц.

Нейштадский мир и поздравления Государю снова призвали в Москву Скоропадского. Он прибыл туда Января 18-го с женою, с семейством, с зятем своим Толстым, с Генеральным Писарем Савичем и Генеральным Бунчужным Лизогубом. Ему отведен был дом Князя Прозоровского, и рота опять стояла при нем в карауле. На другой день их прибытия Гетмана посетили Меньшиков, Ягужинский и многие другие Царские приближенные. 21-го Гетман представлялся Государю и поздравил его с титулом Императорским. 22-го вместе был с Гетманом у Императрицы. Государыня пожаловала Гетманшу портретом. Карета Скоропадского всегда подъезжала к самому Государеву крыльцу; на встречу выходил один из придворных; Гетманшу встречала придворная дама; в Сенате принимали Гетмана Обер-Прокурор и Экзекутор; в присутствии он сидел между Генерал-Адмиралом и Великим Канцлером; во Дворце - за столом подле Императора. По жалобам на Меньшикова был удовлетворен. Вдруг состоялся Указ: быть при Гетмане Бригадиру и шести Штаб-Офицерам, на основании договоров, постановленных с прежними Гетманом, для прекращения безпорядков в войсках и в судах. В тот же день Государь дал решения на статьи, представленные Скоропадским. В них был отказ вывесть полки из Украины и ни слова в ответ на мольбы оставить Малороссиян на прежних правах и вольностях. Еще однажды Гетман попытался напомнить Государю о договорах Хмельницкого с отцом его, им самим и братом его подтвержденных. Государь отвечал собственноручно: «Пункты ваши подписаны, также и указы о сочинении для суда Коллегии при вас; вместо того, как постановлено Хмельницким, чтоб верхней аппеляции быть у Воевод Великороссийских, оная учреждена, и тако ничего нарушения постановленным пунктам с Хмельницким не иметь, но будет сие исполнено по оным».

Мая 3-го сам Император пожаловал к Гетману отобедать. С ним были: Генерал-Адмирал Граф Апраксин, брат его Петр Матвеевич, племянник Александр Петрович, Ягужинский, Граф Петр Андреевич Толстой, Чернышев, Ушаков, Головин, Скорняков-Писарев и два молодые Нарышкина. Государь разговаривал о посторонних предметах и после обеда поцеловал Гетмана два раза в голову.

А через тринадцать дней учреждена была Малороссийская Коллегия; Мая 16-го был издан Манифест. Обязанности ее были следующие:

«Надзирать за скорым и безпристрастным производством дел во всех присутственных местах и обиженным оказывать законное удовлетворение».

«Иметь верную ведомость о денежных, хлебных и других сборах и принимать оные от Малороссийских Урядников и Войтов».

«Производить из сих денег жалованья с Гетманского совета Сердюкам и Компанейцам. Иметь приходные и расходные книги и ежегодно представлять их Прокурору в Сенат».

«Препятствовать, с Гетманского совета, Генеральным Старшинам и Полковникам работами изнурять Козаков и людей посполитых».

«Смотреть, чтоб драгунам отводимы были квартиры без всякого исключения даже в Гетманских поместьях, кроме двора, где он имеет жительство и дворов Старшин, Священников и церковнослужителей».

«Рассматривать вместе с полковыми Командирами имеющие поступать жалобы от нижних чинов и Малороссиян».

«Наблюдать, чтоб присылаемые к Гетману Указы от Государя и Сената были записываемы в Генеральной Канцелярии, и, в свое время, доставлять рапорты. Также препятствовать Писарям Гетманским подписывать вместо его универсалы и отправлять оные из Коллегии».

Гетманство и Гетманщина стали пустыми звуками.

Манифест и наставление были написаны 16-Мая, тогда, как Гетмана в Москве уже не было; 13-го он ездил в Преображенск прощаться с Государем; но его не застал: Государь уехал в Коломну. «Ясновельможный, лишившись приязни Государевой тощно з Преображенска возвратился на квартеру» и уехал, не простясь.

Не успел Гетман приехать в Малороссию, как его поразили три несчастия: известие о Малороссийской Коллегии; требование других 10 000 Козаков на Ладожский канал, куда отправлен был немедленно Полтавский Полковник Черняк; и указ о выступлении такого же отряда с Апостолом в Персию. Горесть убила старика. Он скончался Июля 3-го; а 5-го погребен в Гамалеевском Глуховском девичьем монастыре у построенном женою его, Анастасьею Марковною, в селе Гамалеевке. Гетманша и Ульяна Ивановна Толстая не надолго пережили Гетмана: первая скончалась в 1729 году, вторая в 1733 году.

«О Скоропадском, - говорит Бантыш-Каменский, - мало жалели в Украине, хотя он по доброте сердца многим благодетельствовал».

Грустно сказать о столь добром человеке неприятную истину; но истина, какая б она ни была, священна для каждой науки, и тем более для Истории — о Скоропадском нечего было в Украине жалеть. Уничтожение статей Хмельницкого; присутствие Измайлова, Виниуса и Протасьева; Шафиров и Меньшиков - помещики в Украине; переселение насильственное Козаков из Заднеприя; набеги Запорожцев; три года моровой язвы; саранча; постои; походы Козаков на Ладогу, на Сулак, на Дон и на Волгу; описные слободы; Войсковая и Судебная Канцелярии; наконец, Вельяминов и Малороссийская Коллегия — все это случилось при Скоропадском. Мазепа ли прогневил Бога и Государя и навлек все это на Украину, мстительность ли корыстолюбивого Меньшикова была тому причиною, для народа все равно - он всегда обвиняет своего предводителя…

Скоропадский много делал добра в частном быту. Самый дар Почепа Меньшикову доказывает его самоотверженность и любовь к родине. Отказ Царю судить Царевича был порыв благородной души и, однажды, он показал тогда честную безбоязненность. Но вся жизнь его — смесь недоразумений и недальновидности. Народ везде народ; его заключения верны и отчетисты; он лучше всех описаний характеристических представляет людей, нрав и ум их; и часто быстрым очерком, двумя словами, одною пословицею. О Мазепе он сказал: «От Богдана до Ивана - не було Гетмана». И действительно, Мазепа беззаконным самовластительством, уважением от Царя и Вельмож, дружбою с Королями и с Ханом, был Гетман; злой Гетман, но Гетман. О Скоропадском, который давал универсалы подписывать Канцеляристам, позволял все возможные неустройства в Малороссии и был подвластен жене, народ сказал: «Иван - плахту, Настя - булаву носыть».

Из характеристических о нраве и уме его анекдотов мы представим два весьма достоверные. Один Полковник велел зарыть в землю живую женщину за мужеубийство и, о той докладывая, в приписке, дарил Гетмана затравленною лисицею. Гетман отвечал; «Собаци - собача смерть, а за лыса благодарствуем». Подлинник хранится в Черниговском Архиве.

В другой раз, монахи Киевопечерской Лавры, раздосадованные на владельцев Днепровских пловучих мельниц, жаловались Гетману, что мельники колдуют, а святая обитель плачет. Гетман написал к мельникам: «Вы, мельникы, колдуете, а святая обытель плачеть; як ухоплю вас за шияку, да потягну вас, як собаку, да дам вам кияку…» — и так далее, продолжая рифмы сколько мог их найти. Подлинник долго хранился в руках одного из моих однофамильцев и взят был из Архива Лавры Киевопечерской.

По Скоропадском прямого потомства не осталось.

Велик был Петр в своих помыслах, велик был и в средствах достигать цели своей! Но еще один тяжкий подвиг предстоял благодушному Царю - Ему должно было, для блага отечества и для общего двух народов успокоения, замкнуть правдивые уста знаменитого Украинца…

Пред Ним стоял Полуботок.

Глава LI.

Междогетманство. Малороссийская коллегия. Челобитная Царю от народа. Вельяминов. Его товарищи. Характер его. Наказный Гетман Полуботок. Ссора его с Вельяминовым. Сужденья Историков. Бедствия Малороссиян. Ходатайство Императрицы только на малое время им помогает. Маркевич укрепляет границы Персии и Крыма. Налоги отяготительные. Ссора Меньшикова с Шафировым. Ландмилицкий корпус. Полуботок и Вельяминов друг на друга жалуются. Государь требует в Петербург Полуботка и Старшин. Разговор Государя с Полуботком. Жизнь его в столице. Речь его Петру. Слова Петра. Полуботок в крепости. Болен. Государь присылает медика. Полуботок не принимает пособий. Государь приезжает к нему. Последние слова Полуботка.

 

Знатные войсковые товарищи, Семен Рубец и Василий Быковский, повезли от народа в Москву челобитную о дозволении избрать нового Гетмана. Государь был тогда в Персии. Сенат дал указ Посланцам ехать в Астрахань, а тамошнему Губернатору задержать их до Государева прибытия.

Через семнадцать дней по смерти Скоропадского приехал Степан Лукич Вельяминов в Глухов и стал собирать хлебные и денежные сборы. Сенат назначил Павла Леонтьевича Полуботка Наказным Гетманом, повелевая ему и Генеральным Старшинам сноситься во всех делах, в разсылке универсалов и в советах об Малороссии с Бригадиром Вельяминовым. Трубецкому и Вейсбаху велено усилить караулы от Крыма и Запорожья.

С Вельяминовым в Коллегии заседали Полковники: Кошелев и Ушаков; Подполковники: Щепотьев и Жданов; Майоры: Молчанов и Лихарев; Генеральные Старшины: Судья Иван Чарныш, Писарь Семен Савич, Асаул Василий Жураховский и Бунчужный Яков Лизогуб.

Полуботок не ужился с Веляминовым; этот был деятелен, но груб; не любил делиться властью; не шел к цели постепенно; не приветливо, не ласково встречал Украинцев; не смягчал нововведений; хотел все побороть силою; думал сам управляться в Малороссии. Наказный Гетман был предан престолу; уважал начальство; верен был присяге; но правду говорил каждому; любил ее более жизни, а родину - как мать. Во всякое другое время он был бы полезен, был бы благодетелем народа, ему вверяющегося.

Правдолюбивый Бантыш-Каменский так произнес: «Все деяния Петра Великого имели целию благоденствие народов. Как человек, Он был подвержен слабостям; но сколько раз побеждал самые страсти свои! Нельзя приписывать Ему в вину несоблюдение договора, постановленного Царем Алексием с Хмельницким и Им самим неоднократно подтвержденного: безпрестанная измена Гетманов, оказываемые полковыми и даже сотенными Начальниками злоупотребления, беспорядки в судебных местах, бунты Запорожцев — все заставили сего Государя даровать Малороссии новое образование. Петр совершил то, что исполнили бы Его Преемники. Одно только жестокое обхождение Его с представителями Малороссиян и с Козаками, коих Он изнурил тяжкими работами, заслуживает некоторую укоризну».

Полуботок просил ходатайства Императрицы и ссылался на договор с Богданом Хмельницким. Сенат в отлучке Государя отменил пошлины с пчел и табаку, обуздал самоуправство Вельяминова. В первых числах Декабря Государь отвечал Старшинам через Рубца и Быковского, что избрание Гетмана откладывает до возвращения из дальнего отсутствия. Старшины благодарили за милостивое обещание. Полковники: Апостол, Танский и Галаган привели домой 12 000 Козаков из Астрахани и от границ Персии «иссохшими и близкими к Египетским мумиям».

С Новым годом Полковник Андрей Маркевич повел 12 000 Козаков укреплять границы от Крыма и Персии, а Милорадович – 5 000 на Ладогу. Вельяминов выхлопотал по одному отставному унтер-офицеру в каждый Малороссийский полк, для надзора за сборщиками; Государь велел возобновить отмененные Сенатом сборы с мельниц, пчельников, табаку, с Гетманских поместьев, с продажи вина, не исключая ни Старшин, ни знатных Козаков, ни войсковых товарищей, ни владений церковных и монастырских. Полуботок повторил просьбу о скорейшем избрании Гетмана вольными голосами. Сенат не отвечал.

Случай необыкновенный привлек внимание Петра и всего Двора Петербургского: два человека поссорились между собою. Один - подкупленный судья Кочубея, другой — ненавистник Украины, Шафиров и Меньшиков. Их ссора была исполнена неприличий; я бы не хотел и упоминать об этом в моей Истории, если б Украина не была невольною участницею в этом уродливом деле. Меньшиков называл Шафирова «иноземцем Жидовской породы», «боярским холопом», «сыном шлюшки», «дураком»; говорил, что и нынче родственник его, Жид, живет в Орше. Шафиров жаловался, что Скорняков-Писарев бил его по наущению Меньшикова; что Скорняков-Писарев происходит от площадного писаря и от скорняка; что отец его, не имея крестьян, сам пахал и сына только тому и научил; что дядя его родной за воровство повешен. Писарев представил грамоты за триста лет существования фамилии, доказывая, что никто из его родных никогда не был повешен; требовал, чтоб Шафирова судили. Шафиров начал доносы на Меньшикова за дело Почепское; Меньшиков сказал ему: «Пожалуй, не убей меня»; тот отвечал: «Ты можешь и всех побить, а я за тебя, как Князья Гагарин и Волконский, петли на шею не положу». Потом начал ругать его. Меньшиков жаловался и просил, чтоб как «он, Барон Шафиров, чрез непристойные слова учинил его чести великий афронт, то изволили б ему учинить законную сатисфакцию против его характера, яко Генерала Фельдмаршала и Российскаго Князя». Соблазнительная ссора повела к обоюдным доносам; дело Почепское явилось из-под красного сукна.

По смерти Скоропадского, Меньшиков, не видя никого, кто бы смел с ним спорить, просил Государя, чтоб ему возвратили ратушные села и деревни, данные Козакам сотни Почепской, вместе с поселившимися там Козаками; Государь не удовлетворил его. Наглость любимца дошла до того, что он написал Государю следующее письмо: «Всенижайше у Вашего Императорского Величества прошу милости для нынешней всенародной о состоянии с короною Шведского вечного мира радости и на воспоминание Полтавской баталии и Батуринского взятия, пожаловать мне во владение город Батурин с предместьем его и с уездом, что к оному прежде сего принадлежало и с хуторами, и с мельницами, и с землями, и с жителями, кои на той земли поселяся, живут. Я, Ваше Величество не хотел было сим прошением утруждать. Но сего ради, что Ваше Величество изволил повелеть по взятьи оный город разорить, дабы никто в нем не жил, а ныне в предместьи и в уезде оного живут, поселяясь, всякого чина люди; а именно Чечеля, который во время Гетманства Мазепы был Наказным Гетманом, жена и дети, и который хотел с меня с живого кожу содрать».

Государь отказал ему в этой дерзкой и безумной просьбе. Тут вспыхнуло дело о его притязаниях чужой собственности. Января 16-го, вследствие доносов Шафирова, Государь потребовал из Глухова Обер-Прокурорского брата Полковника Скорнякова-Писарева, а из Почепа - Полковника Давыдова и Дьяка Лосева. Их допросили и потребовали письмо Лосева к Меньшикову, писанное от 24 Сентября 1719 года; оно было в Петербурге; за ним был послан курьер. При собственных показаниях Лосева оно открыло, что, межуя земли Почепские, Лосев поступал несправедливо из угожденья его Светлости. Писарев то же показал. Государь приказал допросить самого Меньшикова: по каким межам он с 1709 года владел Почепом? Для чего он просил снова межеванья по меже Пушкинской тогда, когда Скоропадский дал ему Почеп, так как сам владел, и следовательно, когда межеванье было вовсе не нужно, к тому же, когда и межа Пушкинская не есть указ частным владельцам, ибо Пушкин межевал не частные владения, а границы России с Польшею? Для чего брал он инструкцию Иностранной Коллегии от Лосева? Как смел он, в противность пунктам Гетмана Хмельницкого, не только отнимать вольность и права у Козаков, но даже вступаться в их суды? Для чего, прося межевщиков, он указал именно Щербанева и Лосева? Меньшиков, видя невозможность изговориться, прибегнул к Царскому милосердию; писал к Нему письма, принужден был подать реестр всех подарков «до последней курицы», полученных им от Гетмана, Старшин, Полковников, помещиков, ратуш и духовенства. Все это приказал Государь возвратить, и, кроме того, взыскать с Меньшикова штрафу 231 571 рубль.

Вскоре к Голицыну пришел указ учредить в Украине Ландмилицкий корпус войск и «в оный корпус собрать столько людей, сколько на сборных четыре гривны денег содержать будет можно; и быть им двум третьям - не регулярным, и иметь из оных одной трети фузеи с погонами, да пищали; другой - с конями; и у каждого быть по паре пистолетов; а третьей быть регулярной. Офицеров определить из Волохов и Сербов, а в добавок к ним - из Русских». Немедленно было собрано 6 816 человек. Полуботок страдал; гроза росла уже над ним и над его товарищами.

Однажды Вельяминов в заседании с гневом сказал Наказному Гетману: «Что твоя служба против моей? Ведь ты ведаешь, что я Бригадир и Президент! А ты предо мной ничто». Потом обратился к Старшинам: «Согну я вас так, что и другие треснут. Уж ваши давнины переменить велено; а поступать с вами по новому». Полуботок заметил ему неприличие такого поведения при чтении указа. «Я - вам указ», - закричал Вельяминов. Старшины замолчали; но немедленно послана была жалоба Государю на Вельяминова, за то, что он хочет непременно на каждом универсале подписываться, и за то, что он вздумал переменять слог в письме Малороссийском, которому народ и урядники привыкли давно. Вельяминов жаловался, что Полуботок обнародывает универсалы, не советуясь с ним, и не доставляет списков о Козаках.

Государь приказал Полуботку, Чарнышу и Савичу явиться в Петербург. А Малороссийской Коллегии предоставить право избрать на их места других чиновников. Еще не выезжая из Глухова, Полуботок обратился к Государыне с третьею просьбою об избрании Гетмана и с разными представлениями в Сенат и к Государю. С этими поручениями поехали Наказные Полковники: Стародубский — Петр Корецкий, и Переяславский — Иван Данилович, Бунчуковый товарищ Дмитрий Володьковский, Судья Григорий Грабьянка и войсковый Канцелярист Ханенко.

Государь говорил, что в договоре Хмельницкого предоставлено Российскому Воеводе чинить расправу в Малороссийских городах, когда недовольные козацким судом пожелают перенесть к нему свои дела. Полуботок отвечал письменно, что такой статьи нет в договоре Хмельницкого, что об этом был только словесный разговор с Боярами, что Хмельницкий, во-первых, сказал так: «В начале изволь Твое Царское Величество подтвердить права и вольности наши войсковые, как из веков бывало в войске Запорожском, что своими правами суживалися и вольности свои имели в доходах и судах», чтобы «ни Воевода, ни Боярин, ни Стольник в суды войсковые не вступалися, но от Старейшин своих, чтоб товарищество судимы были; где три человека - Козаки, там два - третьего должны судить. Не только родитель Твой, — писал Полуботок, — но и Ты, Государь, собственноручно утвердил сию статью, при избрании покойного Гетмана Скоропадского, обещая цело, свято и ненарушимо содержать постановленный с Хмельницким договор».

Государь отвечал:

«Как всем известно, что, со времен Богдана Хмельницкого даже до Скоропадского, все Гетманы явились изменниками, и какое бедствие от того терпело наше Государство, особливо Малая Россия; то и надлежит приискать в Гетманы весьма верного и известного человека, о чем имеем мы непрестанное старание; а пока оный найдется, для пользы вашего края определено правительство, которому велено действовать по данной инструкции. И так до Гетманского избрания не будет остановки в делах, почему о сем деле докучать не надлежит».

Августа 3-го Полуботок, Чарныш и Савич приехали в Петербург, остановились у Троицкой пристани, подле кофейного дому; крепкая стража обняла их дом. Потом явились они к Государю, и, бросясь пред Ним на колени, молили о пощаде Украины, угнетенной Вельяминовым. Меньшиков присутствовал — он раздражил Петра. Петр прогнал их, назвал «изменниками и вероломцами». Они переехали в дом Батурлина.

Августа 4-го они были у Великого Канцлера.

Августа 5-го были в Сенате; было предоставлено Малороссиянам доставлять постояльцам своим провиант мерою или весом, как им выгоднее; Козаки, находившиеся при постройке крепости Св. Креста, были увольнены от постоя; прощены были штрафные деньги за передержательство беглых Русских людей.

Августа 6-го они являлись к Государю на острове Котлине. Возвратясь, были на похоронах Князя Григория Федоровича Долгорукова, Петра Ивановича Бутурлина и Царицы Параскевии Федоровны.

Августа 26-го подали донесение в Сенат.

Августа 27-го челобитную на Вельяминова.

Августа 28-го просьбу к Головкину о ненарушимости прав и вольностей Малороссии.

Августа 29-го были приглашены в Сенат.

Сентября 2-го Полуботка призывали в крепость, в Тайную Канцелярию.

Сентября 15-го Государь был в Коллегии Иностранных дел, где ему подали они челобитную.

Сентября 18-го Государь уехал на Котлин.

Сентября 22-го они поднесли челобитную Императрице.

Октября 1-го виделись с Государем в Коллегии Иностранных дел.

Октября 14-го просили о своих делах Князя Василия Лукича Долгорукого.

Октября 18-го праздновали у Меньшикова день Калишской победы.

С тех пор посещали Головкина, Меньшикова, Апраксина, Долгорукого, Ягужинского, Толстого и Дивиера. Везде искали ходатайства, нигде не находили его. Дело длилось, разрешения не было. Полуботок устал, явился к Государю и произнес следующую речь:

«Вижу, Государь, и понимаю какого источника Ты почерпнул злость тую, которая не сродна сердцу Твоему и не прилична характеру Помазанника Божия. Правота и кротость, суд и милость — суть единственное достоинство всех Монархов мира сего. И законы, управляющие всем вообще человечеством и охраняющие его от зол, суть точное зерцало Царям и Владыкам на их должность; и они первые блюстители и хранители их должны быть. Откуда же происходит, о Государь, что Ты терзаешь нас единою властию своею и повергаешь в вечное заключение, присвоив в казну имение наше? Вина, на нас возводимая, есть одна должность наша и должность священная, во всех народах такою чтимая; а отнюдь не законопреступная и осуждению повинная. Мы просили и просим от лица народа своего о пощаде отечества нашего, неправедно гонимого и без жалости разоряемого; просим о восстановлении прав наших и преимуществ, торжественными договорами утвержденных, которые и Ты, Государь, несколько раз подтвердил. Народ наш, бывши единоплеменен и единоверен Твоему, усилил и возвеличил Царство Твое добровольным соединением с ним в такое время, когда в нем еще все младенчествовало и выходило из хаоса смутных времен и почти из самого ничтожества. И за сие одно не довлело бы ему потерять у Вас мзду свою; но мы с народом своим не переставали, сверх того, знатно помогать Вам во всех воинских ополчениях и приобретениях Ваших. И, не говоря о Смоленщине, одна Шведская война доказывает безпримерное усердие наше к Тебе и к России. Ибо всем известно, что мы целую половину армии Шведской погубили в земле своей и в жилищах наших, не вдаваясь ни в какие льщения и искушения и сделав Тебя могущим пересилить удивительное мужество и отчаянную храбрость Шведов. Но зато приобрели себе одно поношение и озлобление, а вместо благодарности и воздаяния - повержены в самое неключимое рабство. Платим дань поносную и несносную, заставлены рыть линии и каналы, осушать непроходимые болота, утучняя все-то телами наших мертвецов, падших тысячами под тяжестию голода и климатов. Все оные беды и скорби наши усовершенствованы, наконец, нынешним правлением нашим. Владычествующие над нами чиновники Московские, не знающие прав и обычаев, почти безграмотные, знают только одно то, что, они властны делать нам все, не касаясь душ наших. И так, бывши мы окружены со всех сторон гонениями и напастями, к кому иному прибегать должны с воплями своими, как не к Тебе, Августейший Монарх? Ты покровитель наш и поручитель за благоденствие наше; но злоба врага нашего и мстителя совратила Тебя с пути истины и чернит царствование Твое. Государь Христианин должен быть отцом народов. Знаю, что нас ожидают оковы; но, пока жив, говорю Тебе истину, о Государь! Ты отдашь отчет пред Царем всех Царей, пред Богом Всемогущим за погибель нашу и целого народа».

Иные говорят, что когда Полуботок произнес слова «знаю, что нас ожидают оковы», Гсударь прервал его и сказал «Не одни оковы, а смерть ожидает тебя!» Полуботок, не смутясь, продолжал: «Но, пока жив, говорю Тебе истину». Конисский говорит, что Государь выслушал Полуботка терпеливо и, не отвечая ему ни слова, приказал отправить его и всех бывших при нем Украинцев в новопостроенную Петропавловскую крепость. Их перековали и рассадили по тюрьмам; имение, при них бывшее, до последней вещицы было отобрано и раздарено тюремщикам и крепостным чиновникам; вещи ценные были переведены на деньги в казну; недвижимые имения и жилые домы описаны Коллегиею на Государя. Семейства узников, изгнанные из домов, скитались в чужих дворах и под окнами, питаясь чужим хлебом или подаянием.

Чарныш, Савич, Корецкий, Жураховский и Яков Лизогуб были уже в крепости, когда привезли туда Апостола и Милорадовича. Эти оба были под Коломаком и охраняли с 12 000 Козаков границы от Татар и от Запорожцев. Их схватили по возвращении из похода.

Полуботок говорил речь и был заключен Ноября 10-го; начались допросы, при которых находился сам Государь; но из них ничего не было выведано; да и нечего было выведывать: народ был верен и покорен Петру; никто из предстоящих не был участником Мазепы; и с 1709 года не было никого, желавшего отложиться от Петра. «Знаешь ли ты о злом умысле твоих товарищей, - спросил Государь однажды у Савича. «Не скажу Вашеци!» — отвечал Савич. Петр принял эти слова за грубый отказ признаться в истине и сильно прогневался на Савича. По счастью, Володьковский растолковал, что «не скажу Вашеци » значит «не знаю», но что это выражение вежливее, что это слово в слово: «не могу доложить». Савич избавился от всяких последствий; нарочный чиновник поскакал в Малороссию, чтоб узнать справедливо ли толкование Володьковского.

Все Малороссияне, правившие полками и сотнями, привезены были в Глухов и посажены в тюрьму при Коллегии. Иные, между прочим, за то, что овцы и бараны, купленные в Силезии и розданные на содержание в Малороссии, по недосмотру передохли. Малороссияне сидели в крепости более года; Карпека, Савич и Володьковский скончались в оковах; другие от сырости нажили цынгу и перекалечились. Когда же пришла смерть и к Полуботку, почувствовав ее приближение, великий человек потребовал священника. Государь, узнав о том, послал к нему доктора. «На что мне жизнь, когда не могу быть полезным отчизне!» - сказал Полуботок и не принял лекарств; услышав о таком ответе, Государь предался чувствам, обычным для него — раскаянью и состраданью. Он поспешил сам к умирающему; уговаривал его прибегнуть к пособию врача, умолял забыть прошедшее. Полуботок пророчески отвечал: «Нет Государь, Ты не в силах уже мне возвратить угасающей жизни! Что я к Тебе не питал вражды и не питаю, в том уверяю Тебя, как Христианин. Но вскоре Петр и Павел предстанут на одной доске пред Праведным Мздодарителем, Он рассудит их».

Полуботок умер.

И так Петр не видел уже ни Стрельцов, ни Патриархов, ни Гетманов