Глава XXXI.

Андрусовский договор. Раздвоение Украины. Два Гетмана. В Восточной Украине – Брюховецкий, в Западной Украине – Дорошенко. Радзиевский в Семибашенной. Дорошенко идет к Подгайцам. Сирко грабит Крым. Договор Собесского с Крымцами и с Дорошенком. Дорошенко признан Гетманом. Казнь Тетери. Поляки хотят казнить Юрия и Тукальского. Они скрываются. Рославлев. Царский Манифест. Дубенский. Его переговоры с Дорошенком и с Тукальским. Тетерев и Тяпкин. Письмо Дорошенка к Тяпкину. Патриархи предают анафеме Брюховецкого. Женитьба племянника Брюховецкого. Ропот Малороссиян за мир Андрусовский. Письмо Мефодия к Брюховецкому. Письмо Царя к нему. Письмо к нему же Дорошенка. Убиение Воевод. Брюховецкий восстает на Государя. Ромодановский идет на Брюховецкого. Полковница Острая. Брюховецкий схвачен Россиянами. Народ судит его и убивает дубьем.

Во время Подгайского похода, Россия приводила к окончанию мирные условия с Польшею. Тридцать съездов ни к чему не привели. 3-го Января на тридцать первом съезде постановлено перемирие на тридцать с половиною лет. 20-го Января обе Державы разменялись условиями. Деревня, где происходило это важное дело, была Андрусов, Смоленской губернии при речке Гродне. Уполномоченными были со стороны Москвы: Окольничий Афанасий Лаврентьевич Ордын-Нащокин, Дворянин Богдан Иванов Нащокин и Дьяк Григорий Богданов. С Польской стороны: Генеральный Староста Княжества Жмудского Юрий Карл Глебович, Маршалок Литовский Хриштоп Завиша, Референдарь и Писарь Литовский Киприян Павел Бростовский, Подкоморий Кременецкий Степан Ледоховский, Подкоморий Ян Антоний Храповицкий и Стольник Воеводства Калишского Станислав Казимир Кожуховский.

Андрусовский договор состоял в тридцати четырех статьях. Извлечем из них все относительное к Малороссии:

- Козаки и Украина Восточной стороны Днепра остаются во власти Царя;

- Государь обещает не вмешиваться в дела Украины Западной и тамошних Козаков, увольняет их от данной ему присяги и признает владычество над ними Короля и Республики;

- Смоленск, Чернигов, Стародуб уступлены Москве;

- Днепр назначен границею обоих Государств;

- Козакам Запорожским назначено быть в послушании обоих Государей и отправлять общую службу против Турецких и Татарских нападений; всякий из них пользуется правом свободного вероисповедания; они лишаются права строить новые города; запрещается людей из поселений куда-либо выводить;

- Козакам, которые переходят во власть Королевскую, не мстить;

- как по сей стороне реки Днепра от Киева живущих Козаков Его Царское Величество, так и по другой стороне той же реки от Переяславля имеющихся Козаков же Его Королевское Величество в оборону свою принимать и до мест, и до городов их, в те перемирные годы, вступаться не будут и не велят.

- город Киев со всеми к нему принадлежностями и военным снарядом отдастся во власть Царю на два года, при Киеве округ не более как на милю. Через два года, в 1669 году Апреля 5-го дня, Киев и его округ должны быть возвращены Республике;

- Царь обязывается прислать Королю вспомогательное войско, состоящее из 5 000 конницы и 20 000 пехоты для успокоения Украины и против Турков, вторгнувшихся в границы Республики и принимающих под Султанское покровительство Козаков и помогающих Дорошенку;

- Царь обещает из собственной казны вознаградить Польское шляхетство, теряющее свои владения на восточном берегу Днепра;

- с обеих сторон вышлются Комиссары для установления пределов Украины;

- Дорошенко не может быть Гетманом ни на Восточной, ни на Западной Украине.

Так Андрусовский договор раздвоил Украинау, отданную Хмельницким в руки Царства единою. Отныне на целое столетие Украина стала Польскою и Русскою, а потом часть ее еще и Турецкою. Но единодушно Малороссияне признавали ее не раздельною и не хотели знать Малороссии иначе, как «пространством земли от Словечни до Днепра, от Клевени до Орели и от обеих Галиций до северного Донца».

При слухе об этом договоре ропот, волнение и мятеж в Украинае сделались повсеместными. Это уж было не предательство Брюховецкого, это было раздробление отечества. Народ не размышлял о политической невозможности. Он не знал тайн кабинета, к нему не дошло донесение Нащокина, которое для потомства уцелело, в котором Боярин писал Царю: «О Киеве и Запорогах свыше человеческой мысли склонились комиссары, и на том знаки Божии явные».

А между тем, Дорошенко, узнав, что поэтому же договору он уж Гетманом быть не может, решился вести с Поляками войну непримиримую и беспрестанную. Приверженность множества Козаков, дружба с Ханом и покровительство Султанское давали ему все средства к этой войне. По Ханскому предстательству Константинопольский Диван вступился за Дорошенка. Польский посланник в Цареграде, Радзиевский, представлял Визирю, что Козаки - польские подданные, что Западная Украина принадлежит Республике, что никакая держава не вправе вмешиваться в домашние дела Государства соседнего. Визирь отвечал, что Порта и не входит в разбирательство внутренних смут и междоусобий Республики, но, как Козаки прибегнули к могущественной защите Турецкой, то оная будет им дарована - Поляки должны немедленно возвратить им права и собственность. Радзиевский спорил, его посадили в Семибашенную крепость, где от огорчения он впал в горячку. Татарам был отправлен Фирман о выдаче 80 000 вспомогательного войска Дорошенку.

И Дорошенко выступил к Подгайцам с двадцатью четырьмя тысячами Козаков и с 80 000 Татар. Первая стычка при Нараеве, где предводительствовал Полковник Рущиц, была удачна для Поляков. Вскоре Дорошенко появился со всею силою, окружил неприятельский обоз и с насмешкой спросил у Поляков: «Войско ли будет защищать город или город войско?» Коронный Гетман выступил из обоза и построился в боевой порядок. Александр Поляновский предводительствовал тринадцатью Хоругвями кавалерии и стал на правом Фланге, Владислав Вильчковский вел левый фланг, Яблоновский предводил срединою войска, Собесский стоял в резерве. Орудия, поставленные в редуте на холме, открыли огонь по Козацко-Татарским войскам. Вся линия пришла в действие. Козаки начали приступ к старому городу, Татары с привычным криком ударили на польскую линию, польская кавалерия на них наскакала, согнала с поля битвы и рассеяла, на месте стычки легло множество трупов, ночь прекратила бой. Поляки, ободренные удачею, возвращались в лагерь, но их было только 12 000. Татары сделались осторожнее, Дорошенко окружил Польский лагерь. Сто четыре тысячи человек прекратили все сообщения, все поставки фуража и провианта. Сквозь эту массу ни вспомогательному отряду в лагерь, ни осажденным в поле пробиться было нельзя. Прошло две недели, дела Собесского становились затруднительными.

Вдруг прискакал гонцом из Крыма к Дорошенку тамошний мурза, Умет Кочуба. Он привез весть, что, пользуясь отсутствием одной части Татар, ушедших в Украину, и другой - по Султанскому фирману в экспедицию на Кубань, Кошевый Сирко с Запорожцами ворвался в Крым, разоряет тамошние города, жилища предает огню и мечу, а Хана самого загнал в горы. Это встревожило Дорошенковых союзников. Страх за жен и детей принудил их согласиться на переговоры с Собесским, который давно уже хотел бы их начать. Октября 9-го обе стороны начали договариваться. Со стороны Поляков прислано было четыре Депутата: Яблоновский, Поляновский, Вильчковский и Куропатницкий. Татары выслали четырех Мурз, и скоро условия были готовы. Хан обещал Полякам приязнь, спокойствие, запрещение набегов на польскую землю не только Татарам Крымским, но и Ордам: Буджакской, Ногайской и Белогородской. Всех польских пленных, находившихся в Крыму, особенно Маховского, он обязался освободить. Собесский дал уверение в своевременной высылке донативы. Султаны: Кирим-Гирей-Калга, Омбо-Гирей-Нурадин, и Караша-Ага-Атталык скрепили своими подписями эти условия.

С Дорошенком и Козаками состоялся следующий договор: Собесский обязался от имени Короля и Республики предать забвению все прошедшее; нарядить на будущем Сейме Комиссию для разобрания споров и приведения в порядок дел Украинских; облегчить посполитство насчет поставки жизненных припасов и потребностей для войска; уменьшить гарнизон Белоцерковский; рассмотреть жалобу Козаков на Белоцерковского Коменданта Полковника Стахурского и учинить по ней справедливое решение; движимое и недвижимое имущество, отнятое у Паволочского Полковника, немедленно ему возвратить. Дорошенко обещал повиновение Королю, верность Республике, отречение от связей и покровительств заграничных; возвращение имуществ Украинских, отнятых у Польского шляхетства. Петр Дорошенко, Обозный Иван Демиденко, Полковники, Асаулы с одной стороны, с другой Ян Собесский подписали этот договор, и учинена была взаимная присяга.

Октября 16-го заключен и приведен был к окончанию этот мир Козаков, Крымцев и Поляков в лагере у Подгайцев. Козаки возвратились в Украину, Крымцы - в Крым, Поляки разошлись по домам. Остались ужасные и повсеместные следы грабежей, пожаров, опустошений. Одна Ногайская Орда в Покутьи обратила в пепел более трехсот городов и сел.

Дорошенко принял от имени Короля, из рук Собесского, булаву, знамя и литавры. Он был провозглашен Гетманом на место Тетери, который, соскучив носить только имя Гетмана, потеряв доверие и любовь Козаков, тоскуя в бездействии и, предвидя дурные для себя последствия, уехал в Варшаву, где, сложив с себя сан, сдал Королю регалии. Он думал мирно окончить жизнь в столице Королевской, в сердце Республики, но ошибся, как ошибались Наливайко, Косинский, Павлюга и Остряница. Запорожцы подали Королю жалобу на бывшего Гетмана. Высланные от них Депутаты просили удовлетворения за похищение церковных утварей, сокровищ и собственности войсковой.

Тетеря был взят под стражу, наряжена была Коммиссия. Польские Историки стыдятся сказать истину, но мы скажем ее. Они говорят, что, будто бы, Тетеря успел оправдаться, был освобожден; что постановлено было пушкам, амуниции и всем военным снарядам войска Запорожского иметь складку в Белой Церкви; что Чигирин был назначен Гетманскою столицею; что, наконец, Тетеря удалился в Адрианополь, где на чужой земле окончил жизнь, запятнанную изменническою ненавистью к своему родственнику и военному товарищу — Выговскому. И вот благодарность человеку, всегда верному Польше! И это слова польского Историка. Такова ли истина, которая должна быть чувством священнейшим для бытописателя?

Из Малороссийских дел, хранящихся в Коллежском Архиве, мы видим не то. Да и для чего бы оправданный и освобожденный Тетеря удалился в чужую землю умирать? Конечно, он был предатель и злодей, в том его соотечественники не сомневаются, но предатель не Польши, злодей не для нее, а для враждебной Полякам Украины, для собственной родины. Что же скажет потомство, и что подумали современники при известии, что за все заслуги пред Республикою, Сейм Польский, боясь Запорожцев и в надежде на прочность мира с Дорошенком велел Тетерю казнить смертию?

Гетманство Дорошенка было противно договору Андрусовскому. Казнь Тетери была противна чести и пугала Дорошенка - он мог ожидать и себе подобной же участи. Главным его советником был Иосиф Тукальский. Поляки хотели казнить Тукальского, Юрия и Гуляницкого. Они скрылись во внутрь Малороссии, Тукальский решился Полякам мстить до гроба. Дорошенко начал сносится с Портою и искать покровительства Султанского. Все усилия Поляков привесть в повиновение Западную Украину остались тщетными. Республика просила Царского посредничества, Государь отправил Ротмистра Ивана Рославлева к брату Дорошенка - Григорию и к Тукальскому. Рославлев предложил им от имени Государя, чтоб они «отложили горделивые мысли, держались веры Христианской, не имели дружбы с Татарами, предали себя в защищение обоих Государей». Наедине он просил их «отклонить и Гетмана от Христоненавистных Агарян под высокую Державу союзных Монархов». Петр Дорошенко отвечал: «Государи Андрусовским договором разодрали на части Украинау и согласились оную искоренить, Такой союз с Татарами должен оставаться во всей силе, тем более, что эта дружба ни в чем не мешает ни России, ни Польше, а я и без подданства всегда доброжелательствую Царю».

Между тем Рада собиралась за Радою, они были местные, и можно было предвидеть общую, и ее следствием какой-нибудь великий переворот. Чтоб отвратить это несчастие, был издан следующий Манифест к Малороссиянам:

«Известно всем вам, как Мы, Великий Государь, войсками Нашими, не щадя Нашей казны, в оскорблениях, вам наносимых, вас защищали и обороняли. Ваше обещание с начала подданства Гетмана Богдана Хмельницкого и до Боярина Нашего, Гетмана Ивана Мартыновича Брюховецкого, быть у нас в верном послушании тоже известно каждому. И потому Мы расставили в Малороссийских городах войска Наши, не для того, чтоб увериться в вашем верноподданстве, но чтоб наносить страх врагам вашим, чтоб при вас всегда была Наша оборона. За что же началась в городах ваших внутренняя война и открыла средства народам не Христианским губить и увлекать в плен Христиан? Ныне, когда Господь Бог услышал молитвы Наши и даровал Нам мир с короною Польскою и Княжеством Литовским, вам остается, отложив воинские труды, разойтись по домам вашим. Вы должны бы воздать Богу благодарность, не сомневаться в прочности мира и заняться хозяйственными заботами. Мы надеялись, что этот мир вам наиболее приятен будет потому, что у вас были войны кровопролитнейшие, поднятые вами на защиту собственную. Вместо этой радости вы явили несогласие и начали кровопролитие. Где слыхано, чтобы Посланников побить? Хотя бы и война велась между народами, то и там не умерщвляют Посланников. А вы, бесстрашные, забыв Суд Божий, вы пролили свою кровь учинили дело преступное, не Христианское, и злую славу пустили в свет. И ныне мы слышим от Гетмана и Бояр ваших, что вы хотите без Нашего Государева Указа Раду чинить, а с каким умыслом, о том ни они к Нам не пишут, ни от вас известия нет. Мы никак не надеялись, чтоб без всякого с Нашей стороны оскорбления вы были нам враги и отступники, но Бог разрушает советы хотящих брани и посылает благословение в единомышленный дом. Вам, Полковникам, рядовым и посполитству, имеющим веру, надежду и любовь, следовало б обращать малодушных и суетных на путь истины, а у вас некоторые легкомысленные люди, презрев страх Божий, в пустоте любви сердец окаменелых, хотят последовать в злой путь Гетману Дорошенку. Вам должно бы Дорошенку напомнить о единоверстве, взыскать его заблудшего и привести в ограду Христовых овец, чтоб чувственные волки, над их отступною кровью разъярясь, невинных, блудящих в горах противенства или несмысльства, не поели, и Христовых овчарен не опустошили. О, не навлеките на себя праведного гнева Божия, отлучитесь от непокорных, чтоб многие рати обоих славных Государств не обрушились на край ваш, и не учинилось бы великое кровопролитие. Вашему единомыслию с Дорошенком готов дивиться целый свет. Оказавшие неповиновение ныне прощены будут и пусть займутся домашними заботами. Мы, Великий Государь, будем всегда иметь вас под Нашею великою защитою. Кормите войска Наши без оскорбления, держите во всем совет с Боярами Нашими, Гетманом и Воеводами, тогда Господь Бог и Наше Царское милосердие умножит, и устроит благо Ваше. Дано 1667 года, Июля 7го дня, в Москве.»

Декабря 15-го приехал к Дорошенку Дворянин Василий Дубенский. Но тщетно он старался отклонить Западного Гетмана от Польши и от Крымцев. Дорошенко принял его ласково, уверял в желании поступить под высокую руку Великого Государя, жалел, что нельзя исполнить того в скором времени. Говорил он, что ждет решения Сейма, и что, если не возвратят ему Белой Церкви по условию с Собесским, то станет войною добывать этот город. Напрасно умолял его Дубенский не посылать Татар в Государевы города Заднепрские. «Татары без моего ведома, - отвечал Дорошенко, - не пойдут войною в Заднепрские города. Если и выступят в поход, то не против Русских. Долго служил я Королю Польскому, мы полагали головы свои за него, а теперь Поляки вместо благодарности нарушают наши преимущества, вмешиваются с Немцами в дела войсковые, не только Козаков, Полковников бьют и мучат, берут с нас поборы. Обругали и пожгли многие церкви Божия, иные обратили в костелы — это нестерпимо для нас. Я не хочу Христианской крови, я не пошлю Татар на города Государевы. Согласен быть под покровительством Царского Величества, но от Татар не отстану. К ним ближе от нас, чем к Москве. Государь не успеет прислать еще войска, как Татары, если я поссорюсь с ними, успеют уже опустошить Украину, а если я в дружбе с ними, то и Россия будет цела». За столом, после заздравных кубков в честь Государя при громе пушек разгоряченный вином Дорошенко наконец сказал: «Государь с Королем помирился и по договору Киев должен поступить Полякам, но я, Гетман, и все мое войско головы положим, а Киева не отдадим».

На другой день Дубенский имел переговоры с братом Дорошенка, Григорием, и с Тукальским. Он полагал их стараниями преклонить Дорошенка к подданству Государю. Тукальский отвечал на это к Воеводе Петру Васильевичу Шереметьеву письмом, в котором решительно и прямо объявлял, что не станет советовать Гетману нарушать клятву свою перед Королем, что для этого надобно быть и самому клятвопреступником: «Да подаст Господь иной совет Царскому Величеству и его советникам, совет праведный, истинный. Воспоминая же Писание, «Врагу твоему веры никогда не даждь», вручаю себя любви и благосердию милости Вашей». 19-го Декабря Дубенский уехал из Чигирина с неутешительными новостями.

Только что он выехал, явился Поручик Рейтарского строя Кручина-Тютерев с письмом Василья Михайловича Тяпкина к Григорию Дорошенку. Григорий не принял письма, отправил Тютерева в Чигирин к брату своему, который изговорился страхом Польши и Татар. Тютерев, также как и Дубенский, безуспешен был в старании преклонить Западного Гетмана к Русскому подданству. Предстоя у обедни, которую совершали Тукальский и Архимандрит Гедеон, т. Е. Юрий Хмельницкий, он имел неудовольствие слушать имя Короля на эктении, и только при выносе Святых Даров, когда Тукальский поминал Вселенских Патриархов, Хмельницкий произнес имя Великого Государя Всероссийского.

Потом приехал в Чигирин и сам Стряпчий Тяпкин. Напрасны были и его старания. Он ссылался на милость Государя, возвратившего свободу брату Гетмана Григорию, припоминал убеждения Киево-Печерского Архимандрита Иннокентия Гизеля. «Орды не перейдут за Днепр, - сказал Дорошенко через брата своего Тяпкину. — Дружба и братство Гетмана с Ханом не вредны ни Королю, ни Царю, а ясневельможный Пан Гетман войск Его Королевского Величества Запорожских и без подданства Его Царскому Величеству доброжелателен». Здесь Григорий подал Тяпкину письмо Дорошенково. Это был ответ на полученное Дорошенком через Тютерева. «Твое письмо я получил, — писал Чигиринский Гетман, - в котором ты хочешь преклонить к тому, в чем и другие были безуспешны, чего и я не могу исполнить, а почему, Божиими судьбами или кознями людей недобрых и немирных, то разсудит Бог. Кто больше крови пролил, ополчаясь на врагов Царских, как не Богдан Хмельницкий? Не он ли всю Украину, Белоруссию и даже Литву с Вильною, Львовым и Люблиным отдал Государю? Кто привел все войско Запорожское не в Турецкое, но в Христианское Московское Государство, как не Выговский? Кто убил Самка и Золотаренка? Какая же им всем благодать за это? Рассмотри, Любимиче! В насмешку первому, в первой Комисси под Вильно, Комиссары Московские не дали места нашим Послам. При Польских и Цесарских Послах они его называли недостойным о себе советоваться. Витебск и Полоцк возвращены Полякам; там ни одной православной церкви имети нам не позволяется. Приняти от честности твоей советующего не можем».

Но в тайных совещаниях Григорий и Тукальский сказали, что если Государь выведет Воевод из Украины, если уничтожит подати, обяжет не нарушать прав и признает Петра Дорошенка Гетманом обеих сторон Днепра, то и Задпеприе поступит в его подданство.

Так богатый людьми преданными и единомышленниками, Дорошенко устраивал свои дела в то время, как Брюховецкий пронырством и мстительностью увеличивал число врагов своих.

В службе козацкой находился один Грек, который служил шестнадцать лет в Молдавии, потом жил три года в Иерусалиме, и, наконец, определился на службу в Малороссии при Богдане Хмельницком. Это был Константин Мигалевский, Полковник. По неудовольствию, Брюховецкий отправил его в Москву под надзором Каневского Полковника Якова Лизогуба и Канцеляриста Мокреевича. Вселенские Патриархы Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский находились в это время в Москве по делу Патриарха Никона. Мигалевский прибегнул к их покровительству. Они постарались оправдать его пред Царем. Царь пожаловал ему в награду за клевету Брюховецкого сорок соболей и дворянское достоинство. Патриархи прокляли Брюховецкого. Пораженный известием об анафеме, Гетман отправил в Москву Нежинского Полкового Судью Федора Завадского и Канцеляриста Касперовича. Он через Царя испрашивал Святителей прощения и разрешения. «За что меня прокляли Святейшие Вселенские Патриархи, я того не знаю, - так писал он Государю. - Не щадя себя за Вашу Царскую Фамилию, не допуская Бусурманов поработить Малороссию и опустошить храмы Божии, я надеялся через то получить душе моей пользу, а не пагубу. Ныне величайшая скорбь снедает сердце мое. Какая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же отщетит?» Гетман заключил письмо свое изъявлением радости о перемирии с Польшею, и обещанием не делать никаких обид и оскорблений.

Бояре по повелению Государеву писали к Брюховецкому, что он оправдан насчет доносов Мефодия. Епископ возвратился в Нежин из Москвы с титулом Нежинского-Украинского. Царь советовал ему примириться с Гетманом. Епископ, оставя вражду, поспешил из Нежина в Гадяч, Гетман выехал к нему навстречу за пять верст от города, угощал целую неделю, женил своего племянника на его дочери, дал пышный пир в Нежине, и тесная дружба между Гетманом и Епискомом заменила вражду.

В это время Андрусовское перемирие стало уже известно по всей Малороссии; но статей его народ не знал. Воспользовавшись его неведением, Поляки начали распространять лживые и не менее от того неприятные вести насчет судьбы Украины. Когда эти новости разнеслись по обеим сторонам Днепра и на Запорожьи, то восстание получило признаки весьма сильные и явные. По общему совету решили отправить Послов в Москву, от всей Малороссии просить Государя о прекращении обид нестерпимых от Воевод и их приказчиков в больших и малых городах; жаловаться на сдирства сборщиков по торгам и ярмаркам и на перепись жен и детей. Но главное дело этих Послов было справиться о том, что положено насчет Малороссии в мирных трактатах с Польшею. Послами были Мокриевич и Урванович (по другим сведениям - Рубан, по третьим - Якубович). Но они узнали, что Поляки и их Комиссары отлично в Москве приняты, что им отдают большие почести, а о содержании трактата ничего не сведали. На их о том вопросы, Бояре отвечали, что дела Государственные до войска не касаются, что дело военное знать оружье и его употребление, а земскую расправу надлежит знать Воеводам городским и провинциальным, «которые, если у вас есть, то они о том и знать могут». И так Послы ни с чем возвратились, «…Видевши, что при великом После Польском Беневском, Воеводе Черниговском, шляхту и граждан и людей посполитых, в Литве и Польши завоеванных, с женами и детьми и имениями, изо всея земли Великороссийской собирая, воспять Ляхам отдавано, донесли Гетману, что Козаки уже уничтожены, и вскоре Ляхам яко Литовские и Польские невольники будут отданы». Почти в это время пришла к Гетману Царская грамота, с объявлением, что несколько десятков тысяч войска расположится в Украинае на зимних квартирах. Козаки не понимали, за чем придет это войско — войны никакой с соседями не было. Народ и Старшины смутились, разнесся слух, что это войско придет для того, чтоб отдать Малороссию Полякам.

Епископ Мефодий уверял народ, что Боярин Ордын-Нащокин приближается с ратными людьми к Киеву и обратит в пепел все города Малороссийские. К Брюховецкому писал он следующее письмо:

«Для Бога, не плошай! Теперь идет торг о нас, хотят, взявши за шею, выдать Ляхам. Окружай себя более Запорожцами, укрепляй также своими людьми порубежные города. Утопающий хватается за бритву для спасения. Безбожный Шереметьев ныне в тесной связи с Ляхами и с Дорошенком. Остерегайся его и Нащокина. Мила мне отчизна. Горе, если поработят ее Ляхи и Москали. Лучше смерть, нежели зол живот. Страшись иметь одинакую участь с Барабашем».

Множество Запорожцев явилось, по совету Мефодия в Украинау. Они начали заводить ссоры и драки с людьми Московскими. Подвигнутый молвою народною и неудовлетворительными ответами из Москвы, Брюховецкий опять отправил Послов к Государю. Генеральный Старшина Григорий Гамалея и Канцелярист Касперович подали письмо Гетманское к Царю:

«По поводу тайных с Польшею переговоров распущенные Поляками слухи об отдаче им в подданство Малороссии возмутили войска Малороссийские и ее жителей. Умоляю уведомить меня и народ о содержании тех контрактов. Ежели подлинно Малороссия обречена к отдаче Полякам, то должностию обязан я принять против них оборонительные меры и избрать новые союзы и протекции. Если же Украина останется, по-прежнему, в протекции России, то верность и приверженность народа к Державе Российской суть неизменны и постоянны. А тайна и предательство в сем случае суть многогрешны и постыдны, тем паче между народами единоверными и единомышленными, ибо известно всему свету, что народ здешний, претерпев от Поляков неслыханные в человечестве варварства и всех родов гонения, освободился от них собственно своею силою и мужеством. А с Россиею соединился по доброй воле своей и единственно по одноверству. Следовательно, укреплять ее или другому даровать ни почему и никто не властен. И в противном случае я готов опять защищать себя оружием до последней крайности, и, скорее, соглашуся погибнуть, нежели сносить постыдное иго от врагов своих. Сие есть истинно и непреложно. О, Царю! Если замешалась злоба на Воевод, то и тут главными орудиями не народ и Старшины, а Бояре Российские, которые прислали Воевод с инструкциями против правил и договоров прямо Египетскими или Вавилонскими; и Польское Правительство — подсылкою на нас Гетмана своего Дорошенка, народ поколебавшего. Но за всем тем самый рассудок учит, что за десять виновных злодеев не отвечают миллионы народа неповинного».

Алексей Михайлович отвечал Гетману, что в Малороссию прислано будет тысяча человек пеших стрельцов с недостающим числом Воевод, которые размещены будут по городам и уездам. Они учнут по досугу и обычью каждого жаловати, а шалунов и неслушей карати судом и расправою, писано бо есть в книгах Христианских: ему-же честь – в честь, и ему-же страх - в страх! Сиречь на худых гнев, а на добрых милость. А тебе, Гетману, и всей Старшине козацкой смотрети войска и его снаряды и служити с ним верою и правдою, а о войне и мире не хлопотати и о трактатех с Польшею не стужати нам. В них все написано то, что ладно, а худо никто не пойдет».

Этот ответ изумил и взволновал не только народ, старшин, войско, но и самого Брюховецкого. В довершение всей беды вдруг получает он письмо от Петра Дорошенка. И какое письмо!

«Такий начальнык в народе, як ты, Иване! Повинен есть Суду Божиему и человечеству. Народ, вверивший тебе судьбу свою, пролил неищетное множество крови, потерял безчисленных предков, на брани избиенных, ведучи долголетние войны с Поляками за вольность свою и свободу прав своих. Но какую он имеет вольность и свободу? По истине никакой, а одну злобную химеру. Годичные труды и все приобретенное их потом отнимают у них Воеводы и Приставы. Суд же и расправа в их руках. А что остается несчастному народу? Одна бедность и стенание. Вы и с Старшинами своими обольщены в Москве женщинами, а за их приданое народ отплачивает. И ты уподобляешься такому пастырю, который держит корову за рога, а другие для себя ее доят. Когда нет уже у тебя своей силы и отваги, то можно поискать и сторонней, когда нет в Христианах правды, то можно, попытаться об оной и у иноверцов. И то не грех и не глупость, но крайность, вынужденная необходимостью. Я готов все уступить на пользу народу, даже и самую жизнь, но оставить его в тяжкой неволе, и думать мне несносно».

Брюховецкий сам призвал грозу, и сам изчез в ее первом вихре. В Январе была созвана в Гадяч Рада из Генеральных Старшин и Полковников. Эти Полковники были ничто иное, как простые Запорожцы, в сан этот самовольно Гетманом возведенные. Вот что говорит о том одна из наших Летописей: «И по таковой Дорошенковой намови, съехавшиеся, по Богоявлении Господнем, Брюховецкого Старшина Генеральная, Полковники з гультяйства Запорожского поставленныи, которыи з голоты ставши на началах и на Крамарских дочерях поженившиеся хитро, яко своевольцы имилы всегда грабительство и с Гетманом Брюховецким усовитовалы, дабы от Царского Величества отступиты, и велив Брюховецкий Воевод, от Его самого добровольно в городы принятых, убываты».

Это неистовое злодеяние, это предательство могло произойти только по воле предателя отчизны и его клевретов. Народ, везде и всегда добрый в массе, был против этого кровопролития, он был действительно предан Государю и единоверной Москве. Это докажут в последствии его поступки, и даже по современным Летописцам мы видим справедливость моих слов. И они, сходно с народом, произнося всегда имя Царя Алексея Михайловича с любовию, слагают всю вину на Воевод и на своего свирепого Гетмана.

В начале Февраля Козаки восстали на Воевод и сборщиков повсеместно. От Гетмана помчались гонцы: Старшина Гречаный - в Крым, просить у Хана союза; в Константинополь — Старшина Григорий Гамалея и Канцелярист Касперович искать вечной протекции. В Малороссии города были в огне, жители были ограблены Запорожцами; в четырех только городах: в Киеве, Переяславле, Чернигове и Нежине могли Воеводы спастись. В Стародубе - Князь Волконский, в Новегороде-Северском - Квашнин были убиты; в Глухове - Кологривов, в Лубнах - Бибиков были подарены Татарам; в Миргороде - Приклонский, в Батурине - Клокачев, в Прилуках - Загряжский, в Гадяче - Огарев были в Чигирин отправлены; в Соснице - Михайлов неизвестно где подевался.

Донские Козаки получили также от Брюховецкого приглашение изменить Государю.

Старые Козаки, или так называемое «Товарищство», преданные Вере и Христианским обычаям, ужаснулись и вознегодовали на Брюховецкого. Они немедленно дали знать Государю об избиении Воевод, о посольствах на Дон, в Крым и в Константинополь; просили Ромодановского осадить скорее Котельву, где хранились все запасы Брюховецкого и где засели Запорожцы. Тогда же к Дорошенку отправлен был гонец с просьбою прибыть скорее в Полтаву и принять Гетманство.

Получив известие от Козаков, Государь немедленно велел вступить в Украину Князю Григорию Григорьевичу Ромодановскому. Стольники: Князь Константин Щербатов и Иван Лихарев, Думный Дворянин Яков Тимофеевич Хитрово и Генерал Филипп Фон Буковен вступили к нам с Ромодановским, два последние отряжены были на Запорожье. 27-го Февраля гонец из Москвы привез в Польшу Русским Посланникам Государев указ: известить Короля о всеобщем восстании Украины, о кровопролитии, о внушениях Брюховецкого и Дорошенка предаться Порте; обещать, что в будущем году устроится вечный мир России с Польшей, посредством Дворов Цесарского, Датского, Шведского и Бранденбургского; наконец просить скорее высылки вспомогательного войска.

По совету Товарищства, Ромодановский пошел на Котельву; при наступлении весны осадил город и прекратил сношения Запорожцев с Брюховецким. Сирко, не теряя времени, начал переписку с Генеральным Асаулом Демьяном Многогрешным о принятии Дорошенка на Гетманство. Испуганный предчувствиями, свирепый Брюховецкий стал безчеловечным. Обиды и разорения от него посполитству простерлись до невероятности, за ничтожную вину он всенародно сжег Гадячскую Полковницу Острую.

По вызову Старшин Дорошенко, щедро одарив Послов, поспешил с Поляками в Опошню и прибыл туда почти в одно время с Гречаным, который привел с собою войска вспомогательные из Крыма. Дорошенко подкупил и Татар, и Гречаного. Брюховецкий приехал в Опошню для взаимных клятвенных обетов с Крымцами. Не подозревая ни в чем Дорошенка, он выступил к Котельве с Татарами и Запорожцами, Чигиринский Гетман перерезал ему дорогу в пяти верстах от Опошни. Его же Козаки схватили, связали и привели его к Дорошенку, а этот отдал его опошнянцам «за непорядочное на Гетманстве правление, за безумный замысел, за не постоянство и не пощадение Самка, Васюты и иных, - говорит одна из наших летописей. — За убийство многих честных жен и за Полковницу Гадячскую, прозываемую Острую». Народ убил Брюховецкого дубьем. Его советники и часть Запорожцев погибли с ним же; его жена, дочь Шереметева, отослана в Чигирин. Тело убитого Гетмана Дорошенко отправил в Гадяч, где похоронили его в церкви Богоявления. Таков был конец Брюховецкого. Говоря о дне, в который стал он Гетманом, один из Малороссиян сказал: «Прощай, Украина».

Начало его правления ознаменовано неблагодарностию и мстительностию; средина – разрушением сел и городов, пожарами жилищ, гибелью жителей. Конец - изменой и предательство пред Царем и Благодетелем. А смерть – под дубьем.