Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
экзамен.docx
Скачиваний:
213
Добавлен:
29.03.2016
Размер:
535.3 Кб
Скачать

Развитие теоретических взглядов на социальную помощь в России

В изучении истории общественного призрения можно выделить три периода: дореволюционный, советский, постсоветский. Одна из первых работ, посвященных истории помощи, где рассматриваются стадии развития национальной системы поддержки и защиты нуждающихся, принадлежит отечественному ученому А. Стогу. В работе «Об общественном призрении» им в 1818 г. впервые обозначены основные этапы развития отечественной системы помощи. Характерно, что автор рассматривает историческую разноплановую деятельность, различные формы помощи в логике целостного подхода. Всю совокупность мер и форм поддержки на различных временных этапах он предлагает рассматривать как проявление одной формы, единого паттерна, характерного для его (Стога) исторического времени – общественного призрения. Эволюцию этой системы в ее временном, культурном, историческом своеобразии отражает, по мнению ученого, российское законодательство об общественном призрении, которое и является основой для исторической реконструкции процесса помощи в России. Рассмотрение этапов становления государственного института поддержки с исторических позиций наметило особую канву периодизации, не совпадающей с периодизацией становления российской государственности. Периодизация, предложенная А. Стогом в начале XIX в., была принята его современниками, а национальную систему общественной благотворительности стали связывать с мерами правительства в этой области. Дореволюционные источники по проблемам благотворительности очень значительны в количественном и многогранны в содержательном отношении, особенно это касается последней четверти XIX - начала XX вв., когда работала плеяда отечественных ученых, заложивших основы будущей науки и профессии социальной работы. В библиографическом указателе книг и статей на русском языке, изданных в период царствования императора Александра II, составленном Межовым В.И., собраны многочисленные публикации, относящиеся ко второй половине XIX века. Большинство из этих работ написаны общественными деятелями на поприще благотворительности и посвящены анализу состояния общественного призрения и благотворительности в России. Основной вывод, который делают авторы - это недостаточность разработанности российского законодательства и преобладание частной благотворительной деятельности над государственной. Особого внимания заслуживают труды видного исследователя истории общественного призрения в России Максимова Е.Д. (См. Максимов Е.Д. Помощь бедным в Древней Руси. СПб., 1899; Историческое развитие общественного призрения в России. Антология социальной работы. T.I. M, 1995). Обширный документальный материал, собранный и систематизированный им, дает представление о значимости вопросов призрения в конце XIX века. Максимов Е.Д. охарактеризовал роль государства в организации общественного призрения. Автор справедливо утверждал, что призрение - важнейшая сфера государственного управления и требует систематической заботы и внимания со стороны государства. В своих трудах Максимов Е.Д. настаивал на праве человека на попечение, призрение, ставил вопросы о реализации этого права через судебные органы и о необходимости создания для этого соответствующей законодательной основы. На рубеже XIX-XX вв. появляются работы об истории российской благотворительности, в них выделяются этапы развития общественного призрения и благотворительной деятельности в России, уделяется внимание отдельным периодам развития. С. Гогель, В.А. Гаген, Е.Д. Максимов, А. Левенстим, С.К. Сперанский и другие обращаются к разработке теоретических вопросов общественного призрения и благотворительности, анализируют причины и сущность нищенства, выделяют основные категории нуждающихся и разрабатывают наиболее подходящие формы и методы помощи. (Благотворительная Россия. История государственной, общественной и частной благотворительности в России. Под ред. П.И. Лыкошина Т.1 СПб., 1901; Георгиеский П.И. Призрение бедных и благотворительность СПб., 1894; Грот К.К. Проект общих оснований положений об общественном призрении. Труды первого съезда русских деятелей по общественному и частному призрению. 8-13 марта 1910. М., 1910; Ильинский В. Благотворительность в России (История, настоящее, положение и задачи) СПб., 1908; Исаев А.А. Благотворительность и общественное призрение. Лекция. СПб., б.г.; Максимов Е.Д. Историко-статистический очерк благотворительности и общественного призрения в России. Б.м., 1894; Он же, Очерк исторического развития и современного положения общественного призрения в России. Б.м., 1900. 3 Гогель С. Объединение и взаимодействие частной и общественной благотворительности. СПб., 1908; Гаген В.А. Борьба с народным пьянством (Попечительство о народной трезвости, их современное положение и недостатки). СПб., 1907; Он же. Новая организация помощи бедным и борьбы с нищенством в С.Петербурге. СПб. 1906; Левенстим А. Нищенство в России по отзывам начальников губерний. СПб., 1899; Максимов Е.Д. Происхождение нищенства и меры борьбы с ним. СПб, 1901; Мюнстерберг Призрение бедных. Руководство к практической деятельности в области попечения о бедных. СПб., 1905; Сперанский С.К. К истории нищенства в России. // Вестник благотворительности. №№ 1-3; 5-8, 1897). Одни авторы предлагали взять лучшее из зарубежного опыта Европы, другие, наоборот, высказывались за специфичность и уникальность именно российской модели помощи. Исследователь Бобошко Ф.Л. в начале XX века считал, что филантропия вредна и неэффективна, она развращает определенные слои населения, призывая к борьбе за радикальное переустройство общества. (Бобошко Ф.Л. Долой филантропов и их учреждения. Николаев, 1912). Иной подход демонстрировали такие писатели, как Л.Н. Толстой и Ф.М. Достоевский. Они подчеркивали морально-нравственный аспект в благотворительной деятельности, когда человек, пожертвовав малейшей долей удовольствия, помогает другому, давая возможность первому разумно понять смысл жизни и исполнить свое истинное человеческое назначение. Большое внимание в дореволюционной литературе уделялось деятельности учреждений, управляемых на особых основаниях. Боцяновским В.Ф., Волковым Н.П., Шумигорским Е.С., Максимовым Е.Д. подготовлены очерки и юбилейные издания о ведомстве учреждений Императрицы Марии и Императорском Человеколюбивом Обществе, а также календари и выпуски, посвященные деятельности Российского Общества Красного Креста.

Тема благотворительности и призрения хотя и привлекала внимание многих авторов, но не все ее аспекты получили глубокое освещение в дореволюционной литературе. Значительная часть публикаций по теме носила обзорно-описательный, а не исследовательский характер, и была подчинена только задачам разработки рациональной системы общественного призрения в России. В дореволюционной литературе не рассматривались вопросы о мотивах, психологии благотворительности, нет обобщающих работ, освещающих вклад благотворительности в решение различных социальных проблем в отдельных регионах России.

После 1917 года советская власть занималась безжалостной критикой буржуазной филантропии, которая, по мнению советской исторической науки, лишь маскировала эксплуататорскую сущность российского предпринимательского класса. Заниматься благотворительностью стало не только сомнительно, но и опасно, так как это обозначало вмешательство в прерогативы государства, а меценатство же оценивалось как стремление буржуазии увековечить себя в памяти потомков как средство удовлетворения собственного тщеславия. Имена многих филантропов были незаслуженно забыты. Отдельные аспекты проблемы дореволюционной благотворительности нашли эпизодическое отражение в работах советских историков конца 70-80 гг., посвященных общественному движению и изучению культурной жизни. В основном это были упоминания о деятельности филантропических организаций (См. Степанский А.Д. История общественных организаций дореволюционной России: учебное пособие. М., 1987; Дмитриев С.С. Очерки истории русской культуры. М., 1985.; Лейкина-Свирская В.Р. Русская интеллигенция в 1900 - 1917 гг. М., 1981).

Вплоть до конца 80-х годов тема благотворительности не стала предметом самостоятельного исследования. Процессы модернизации российского общества в последнее десятилетие XX века стали вызывать в российской исторической науке интерес к различным аспектам этой проблемы. Так, в монографии Фирсова М.В., дается исторический экскурс становления и развития социальной работы в России с древнейших времен, уделено внимание методологии и терминологии процесса. В работе Нещеретнего П.И. раскрыты исторические корни и традиции развития благотворительности, начиная с древней Руси и до их проявления в современных условиях, сделаны выводы об использовании опыта становления и развития всех форм общественного призрения в России, не утративших своего значения в современных условиях. (См. Фирсов М. В. Социальная работа в России: теория, история, общественная практика. М., 1997. См. Нещеретний П.И. Исторические корни и традиции развития благотворительности в России. (Библиотечка социального работника). М., 1993. С.29). Следует отметить монографию Покотиловой Т.Е., в которой впервые в российской исторической науке раскрывает теоретико-методологический аспект феномена российской благотворительности. В ее исследовании выделяются функции русской православной церкви, делаются выводы о длительности процесса становления системы призрения, дается теоретическое обоснование благотворительности как социокультурного феномена. В конце 90-х годов XX - начале XXI вв. был опубликован ряд научных работ, в которых на исторических материалах различных губерний России раскрывался региональный аспект общественного призрения. История благотворительности и общественного призрения в дореволюционной России стала предметом исследования и некоторых зарубежных историков. Заметный вклад в изучение российского общественно-благотворительного движения вносят работы Адель Линденмейер. глубоко проработаны такие аспекты проблемы, как деятельность городских попечительств о бедных в 1894 —1914 гг., социально — психологические особенности благотворительности в царской России.

Второе направление, которое привлекло внимание общественности – изучение социальных аномалий и патологий: преступности, нищенства, проституции, пьянства, самоубийства. Выявляются попытки комплексного анализа явлений социальной патологии через определение причин, мотивов и основных факторов, обусловливающий данное явление.

Одним из важных направлений в исследованиях становится изучение причин и сущности такого феномена как нищенство. И. Прыжов в работе “Нищие на Святой Руси” писал, что всякая помощь нищим только плодит их и производит самые уродливые явления в жизни. Л. Сеимилужинский в сочинении “Бродячее население Сибири” (1890 г.) попытался дать классификацию бродяг и выделил пять видов: бродяги-работники, нищие, воры, обманщики, монетчики. Более основательно к проблемам классификации подошел А.И. Свирский. По его мнению, до 70-80 % нищих в Санкт-Петербурге составляли так называемые профессионалы. Существовали даже своеобразные школы нищих. Не лучшей была ситуация и в других городах. Обращаясь к другому аспекту в изучении проблемы нищенства - к причинам его появления и существования - А. Левенстим отмечал, что не только отсутствие призрения, но даже существующие порядки или прямые указания закона служат нередко источником нищенства. Отсюда выводились основные и временные экономические причины нищенства. К основным причинам были отнесены: 1) безотрадное положение отечественного призрения; 2) ссылка на поселение или переселение при невозможности найти работу; 3) высылка из столиц. К временным причинам относились: 1) обеднение крестьянских хозяйств, отсутствие ремесла и кустарных промыслов; 2) обезземеливание и отрыв крестьян от земли; 3) отсутствие заработков; 4) переселение массы народа из деревни в города и фабричные центры; 5) постоянная и сезонная безработица. А. Левенстим также рассмотрел этнографические и бытовые причины нищенства. К числу первых автор отнес те народности, которые дают крупный процент нищих: цыган, башкир и коми-зырян в Пермской губернии, татар в Саратовской, карелов - в Тверской. К числу бытовых причин автор отнес обычаи и мировоззрения крестьян, мещан и купцов, способствующих распространению нищенства. Добросердечие и привычка подавать милостыню превратил нищенство в выгодную профессию. Е.Максимов в работе “Происхождение нищенства м меры борьбы с ним” (Спб., 1901) отнес те причины нищенства, на которые указал Левенстим к одной большой группе социальных причин, порождающих нищенство, выделив еще две группы:

1) причины индивидуальные и моральные (старость, убожество, калечество, неожиданная или временная утрата трудоспособности

2) причины семейные (слабость семьи, семейные разделы и раздоры, смерть, болезни, отказы от поддержки со стороны членов семьи).

Четыре группы причин, порождающих профессиональное нищенство выделил И. Мещанинов в своем докладе “О нищенстве в России и способах борьбы этим явлением”: экономические, этнографические, исторические и бытовые. Он выделил 4 разряда нищих:

1) впавшие в убожество от стечения несчастных обстоятельств (сиротство, старость, болезнь) и не способные к труду; 2) впавшие вы убожество по тем же обстоятельствам, но трудоспособные, только не имеющие возможность найти работу; 3) способные к труду, не желающие работать по ленности; 4) случайные или временные нищие, пострадавшие от непредвиденных несчастных обстоятельств (находившиеся вдалеке от дома и потерявшие деньги, просрочившие паспорт). Несколько иначе к анализу русского нищенства подошел А. Бахтиаров в работе “Босяки: Очерки с натуры” (Спб., 1903). Автор описал несколько видов и приемов попрошайничества, а также представил иную типологизацию нищих, исходя из психологических мотивов, присоединив к ним и возможные практические меры.

С установлением Советской власти было декларировано, что нищенство как социальное явление искоренено.

Исследованию причин преступности в дореволюционной отечественной литературе было уделено значительное внимание. Уже в 1873 г. выдающийся отечественный специалист в области криминологии, уголовного права и процесса И.Я. Фойницкий публикует статью «Влияние времени года на распределение преступлений». В этой оригинальной работе автор сформулировал основной тезис теории факторов преступности: «Преступление определяется совместным действием условий физических общественных и индивидуальных». И.Я. Фойницкий, кроме этой статьи, написал еще две криминологические работы: «Факторы преступности» (1893 г.) и «Женщины - преступницы» (1893 г.). С позиции теории факторов преступности на протяжении нескольких десятков лет анализировал уголовную статистику видный российский криминолог и социальный статистик Е.Н. Тарновский. Теория факторов преступности благополучно перешла в XX в. и была одной из ведущих в российской криминологической науке вплоть до конца 1920-х гг. В русле социологического направления работали и представители нового поколения отечественных исследователей: М.Н. Гернет, С.К. Гогель, М.М. Исаев. А.Ф. Кони. Наиболее ярким криминологом антропологического, а вернее синтетического направления был Дмитрий Андреевич Дриль, которого также можно отнести к основателям российской криминологии. Он писал в основном криминологические работы: «Новые влияния» (1880 г.), «Преступный человек» (1882 г.). «Малолетние преступники» (I т. - 1884 г., II т. - 1888 г.), «Психофизические типы в их соотношении с преступностью» (1890 г.), «Преступность и преступник» (1899 г.), «Учение о преступлении и мерах борьбы с нею» (1912 г., посмертное издание). Д.А. Дриль в противоположность Ч. Ломброзо считал преступление продуктом «ближайших» и «более отдаленных» причин. К первым он относил «порочность психофизиологической организации», ко вторым - «неблагоприятные внешние условия, под влиянием которых вырабатываются ближайшие причины». Источником преступности, по его мнению, являются всегда два основных фактора - личное и социальное, причем второе определяет первое. Отсюда его особое внимание к индивидуальным факторам преступности, которые в противоположность западноевропейским антропологам он полностью подчинял факторам социальным. Самыми плодотворными годами в послеоктябрьский период в изучения преступности оказались 1920-е. В 1921 г. увидела свет первая работа отечественного юриста В. Быстрянского «Преступление в прошлом и будущем», посвященная изучению преступности в молодом советском обществе. Обращает на себя внимание большое количество публикаций, посвященных такому виду преступлений как хулиганство. Данное обстоятельство было обусловлено широким распространением данного антиобщественного явления в жизни советского общества периода нэпа. Серьезный рост преступности среди несовершеннолетних в 1920-е гг. обратил на себя внимание значительного числа отечественных правоведов. В своих работах они рассматривали причины и особенности, динамику преступлений среди несовершеннолетних. Бурное развитие криминологии в период нэпа было насильственно прервано. С середины 1930-х г. до 1956 г. криминология как «служанка буржуазии» фактически прекратила свое существование. Советские вожди исходили из того, что социализм не имеет имманентных причин преступности, а, следовательно, потребности в криминологических исследованиях нет. Однако повседневная практика советской действительности, а именно наличие и устойчивое воспроизводство преступности вынудили вновь развернуть и снять запреты с криминологических исследований. Возрождение криминологии последовало в 1950-х - начале 1960-х гг. С 1964 г. Постановлением ЦК КПСС о юридическом образовании и юридической науке криминология вносится в учебные планы как обязательная дисциплина юридических вузов. В мае 1963 г. организуется Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности. С 1960-х и практически до конца 1980-х гг. отечественная криминология испытывает жесткий прессинг со стороны коммунистической идеологии. В ней непреложными для криминологии выступало несколько постулатов. Первый - социализм не содержит коренных причин преступности и не порождает их. Второй - преступность преходяща, она исчезнет с построением высшей фазы социализма - коммунизма. Советская криминология добилась ощутимых результатов, и именно в эти годы она сформировалась как самостоятельная наука. Широкую известность получили первые монографические работы, созданные представителями уголовного права. Среди них книги А.Б. Сахарова «О личности преступника и причинах преступности в СССР» (1961 г.), И.И. Карпеца «Проблема преступности», A.M. Яковлева «Преступность и социальная психология» (1970 г.).

Проблема алкоголизма и употребления наркотиковуже в конце XIX - начале XX вв. привлекала к себе значительное внимание исследователей различных отраслей научного знания. Одним из первых, обратившихся к анализу названных явлений, был И.Г. Прыжов, В 1860-1870 гг. вышли его сочинения “История кабаков в России в связи с историей русского народа”. Прыжов попытался доказать, что истинной причиной распространения пьянства на Руси было жестокое насаждение его сверху ради получения государством, помещиками-винокурами и откупщиками огромных доходов. Более того, те, кто пытался отучить народ пить, подвергался гонениям и со стороны церкви, и со стороны государства. В заключении Прыжов доказывал, что никакие уговоры и угрозы не заставят народ бросить пить, а произойдет это лишь по инициативе народа. Примером тому может служить трезвенное движение 1858-1859 гг., когда целые деревни и волости бросали пить, чтобы не покупать водку низкого качества по завышенным государственным ценам.

На первом съезде российских психиатров (1887 г.) И.М. Мержеевский впервые потребовал от царского правительства принятия мер по борьбе с хроническим алкоголизмом. Серьезные научные исследования алкоголизма и пьянства в России ведут свой отсчет с октября 1907 г. – была открыта при Психоневрологическом институте амбулатория Общества призрения и лечения алкоголиков. С 1911 г. в структуре Психоневрологического института был учрежден Экспериментально-клинический институт по изучению алкоголизма, а с начала 1914 г. в документах появляется наименование «Наркоманический институт»). С 1912 г. в институте впервые в России С.Д. Владычко начал читать курс научно обоснованного лечения алкоголизма. В 1913 г. вышел первый выпуск «Вопросов алкоголизма» - сборника Противоалкогольного института, содержащего оригинальные работы В.М. Бехтерева и его сотрудников. Активно разрабатывались вопросы лечения больных алкоголизмом с использованием техник гипноза. К 1914 г. были сформулированы преимущества коллективного метода психотерапии алкоголизма, а в 1915 г. В.М. Бехтерев ввел условно-рефлекторный метод терапии алкоголизма.

С начала XX столетия проблема алкоголизма и пьянства в России получила рассмотрение под различными углами зрения. В 1899 г. появилась работа .А. Сикорского “О влиянии спиртных напитков на здоровье и нравственность населения России”. В ней автор привел статистические сведения о внезапных случайных смертях с 1870 по 1887 гг.: сгорело 16,2 тыс. чел., замерзло 22 тыс., умерло от запоя - 84 тыс. К физическим последствиям алкоголя И.А. Сикорский относил: 1) усиление заболеваемости населения, 2) возрастание смертности; 3) увеличение числа внезапных смертей; 4) сокращение продолжительности жизни. Сикорский одним из первых попытался выявить зависимость между уровнем потребления алкоголя и такими явлениями как половые преступления, смертность детей и самоубийства. С. Первушин в своих «Очерках по теории массового алкоголизма» (1911 г.) утверждал, что корни такой распространенности явления лежат в так называемой коллективной потребности группы, возникающей как результат «определенной социально-групповой психики,…определенной групповой эмоции». Возникает эта «эмоция» вследствие полнейшей неуверенности в завтрашнем дне и стремлении забыться. В советский период, особенно в 1920-е гг. проблемам злоупотребления алкоголем было посвящено значительное число работ. В работах А.М. Арановича, В.В. Башмачникова, Ю. Ларина, были подвергнуты анализу причины и последствия массового пьянства и алкоголизма среди различных групп населения. Ситуация начала меняться с начала 1930-х гг. На проблемы алкоголизма постепенно стало распространяться своеобразное «табу». Естественно, светлый образ строителя коммунистического будущего никак не вязался с гражданином, злоупотребляющим спиртными напитками. При этом ведомственная статистика органов внутренних дел и министерства здравоохранения продолжали фиксировать неуклонный рост данного явления практически среди всех социальных групп населения СССР. В советский период анализ и описание алкоголизма и наркомании даже с жестко биологической точки зрения был ограничен. Существовала идеологическая установка, согласно которой алкоголизм и наркомания как проблема в СССР отсутствовала. Между тем, оснований для беспокойства в отношении прогрессировавшей алкоголизации советского общества была предостаточно. На 1 января 1965 г. на учете во внебольничной психоневрологической сети Северо-Западных областей состояло 75167 больных, из них с хроническим алкоголизмом и алкогольными психозами 21054 человека, или 27,9% от общего числа состоящих на учете. Только со второй половины 1980-х гг. (после известной антиалкогольной кампании 1985 г.) наряду с конъюнктурными книгами и статьями стали появляться серьезные публикации социологического, медицинского, экономического, исторического, психологического характера. В 1980-1990 гг. центром социологических исследований наркотизма становится сектор социальных проблем алкоголизма и наркомании ИСИ АН СССР и его филиал в Ленинграде. Исследования проводились также медиками (ВНИИ общей и судебной психиатрии им. В.П. Сербского) и психологами. С развитием отечественной социологии девиантности наркотизм начинает рассматриваться как разновидность отклоняющегося поведения.

В России второй половины ХIХ - начала ХХ вв. процесс модернизации российского общества был настолько болезненным и массированным, что образовался широкий люмпенизированный слой, единственным источником существования которых стала торговля собственным телом. В связи с этим еще одним направлением в исследованиях стало изучение проблемы проституции, вопросов ее возникновения и функционирования. В научной литературе рубежа веков образовались две основные школы: антропологическая и социологическая. Антропологическая школа, находясь под влиянием воззрений итальянского психиатра Ч. Ломброзо, настаивала на существовании женщин, генетически обреченных на постоянное провоцирование проституции. Именно на вопросе биологических и физических признаков вырождения проституток остановился В. Тарновский “Проституция и аболиционизм. Спб., 1888). Автор сделал вывод, что тип проститутки как тип прирожденно-порочного человека существовал, существует везде и всюду, и везде по основным формам был одинаков”. Вторая, социологическая школа привлекла к себе внимание гораздо большего числа отечественных исследователей, считавших, что ничто так не способствует проституции, как безысходная материальная нужда и законодательная необеспеченность прав женщины на рынке труда. Так, В.П. Окороков (“Возвращение к честному труду падших девушек”. М., 1888) обратил свое внимание на проблемы организации проституции в России, когда она становится настоящей отраслью промышленности. Проблемам истории проституции в России и современному ее состоянию был посвящены работы И. Приклонского (Проституция и ее организация. М., 1903) и Д. Бородина (Алкоголизм и проституция. Спб., 1910). И Приклонский выделил три вида проституции: 1) гостеприимная (пережиток крепостного права)” 2) религиозная (как пережиток языческих верований - праздник Ивана Купалы), 3) гражданская - (организованная в публичных домах и неорганизованная - уличная). Бородин выделил множество причин, однако главная по его мнению одна - социальные и экономические тяготы жизни. Наиболее фундаментальные исследования были проведены на рубеже веков известным русским исследователем П.Е. Обозненко (Поднадзорная проституция Санкт-Петербурга по данным врачебно-полицейского комитета и Калинкинской больницы. Спб., 1896). Основными причинами, по его мнению - безработица, неимение средств для лечения, материальная нужда. Приверженцы социологической школы пришли к целому ряду важных для научного изучения проблем предотвращения проституции выводам:

1) проституция находится в обратном отношении к числу браков и увеличение числа проституток вызывается падением жизненного уровня населения

2) социальные бедствия и экономические кризисы, массовые неурожаи и голод влекут за собой увеличение уровня проституции

3) состав проституток постоянно обновляется, причем увеличение их числа часто связано с общим ростом мужского населения.

К числу дореволюционных исследователей историко-социального характера можно отнести, прежде всего, С.С. Шашкова. В своей книге «Исторические судьбы женщин, детоубийство и проституция» автор дает очерк развития проституции, начиная с эпохи Киевской Руси и до 60-х гг. XIX в.

В работах М. Кузнецова «Историко-статистический очерк проституции и развитие сифилиса в Москве» (1870 г.), П. Гирш «Преступность и проституция как социальные болезни» (1893 г.) содержался значительный массив статистической информации по проблемам распространения проституции в России и ее социальным последствиям, прежде всего широком распространении венерических заболеваний в обществе, а также втягивании в занятие проституцией малолетних. В условиях острейшего противостояния на фронтах гражданской войны, провозглашения решительного искоренения проституции, и временного замирания этого вида промысла, естественно, исследования данной социальной аномалии отошли на второй план. Но это продолжалось недолго. Уже в начале 1920-х гг. вначале публицисты, а затем и научная общественность вновь была вынуждены вернуться к освещению феномена торговли своим телом. Переход России к нэпу вновь серьезно обострил проблему проституции. В 1920-е гг. проводится ряд обследований проституток и беспризорных девочек-проституток юристами (М.Н. Гернет, П.И. Люблинский), врачами-наркологами (Д. Футер, А.С. Шоломович, Г.О. Сутеев) и венерологами (В.М. Броннер, Зальцман и др.). Появляются работы историко-обобщающего сравнительного характера - например, С.Е. Гальперин «Проституция в прошлом и настоящем» (1928 г.). При этом следует отметить, что после революции по данной теме писали не только большевистские лидеры и пропагандисты - А.М. Коллонтай, М.Н. Ладова, Н.А. Семашко, но продолжали свои научные изыскания дореволюционные специалисты - В.М. Броннер, А.И. Елистратов, Л.М. Василевский, Л.И. Люблянский. С начала 1930-х гг. исследования, посвященные проституции в СССР были прекращены. Но это еще не означало абсолютного исчезновения проституции как социального явления. Не случайно в отдельных документах партийных и государственных органов середины и конца 1930-х гг. встречаются упоминания об отдельных проявлениях проституции, фактах «морального разложения». Однако отсутствие официальной статистики и тоталитарный идеологический диктат практически до второй половины 1980-х гг. привели к исчезновению любых работ о проституции в стране. Провозглашение гласности, перестройки и демократизации в СССР привели к возникновению условий для относительной свободы научных исследований в сфере социальных аномалий. Вновь работы, посвященные проституции в России, теперь уже на принципиально иной, историко-объективной основе были возобновлены в начале 1990-х гг. Среди работ последних лет, в которых осуществляется ретроспективный анализ проституции в России можно назвать публикации Б.Ф. Калачаева «Взгляд на проблему... через столетие» (1991 г.), В.С. Поликарпова «История нравов России, Восток или Запад» (1995 г.), Н.Б. Лебиной «Повседневная жизнь советского города: нормы и аномалии. 1920-1930 годы». (1999 г.)

До революции в 1917 г. в России изучение суицидальных аспектовповедения шло как в практическом плане (ими занимались юристы, психиатры, педагоги), так и в наиболее общем ключе рассматривались философские, религиозно-нравственные, социально-психологические аспекты этой проблемы.

В 1882 г. в Санкт-Петербурге вышла книга А. Лихачева «Самоубийство в Западной Европе и европейской России. Опыт сравнительно-статистического исследования». Классифицируя основные причины суицидально поведения, ученый сделал вывод, что существует 8 классов мотивов самоубийств: 1) душевные болезни; 2) пьянство; 3) материальные невзгоды; 4) утомление жизнью; 5) различные страхи; 6) горе, жестокое обращение и обиды; 7) стыд и страх наказания; 8) ревность, несчастная любовь.

Первые десятилетия XX столетия для России высветили серьезную проблему скачкообразного развития суицидального поведения населения. Эпидемия самоубийств в России после поражения в Русско-японской войне (1904-1905 гг.) была подвергнута широкому, бесцензурному анализу отечественных специалистов различных научных отраслей и общественными деятелями. В 1912 г. появилась работа психиатра В.О. Бехтерева: “О причинах самоубийства и возможной борьбе с ними”, где автор выделил следующие условия, способствующие суициду: быстрое изменение привычных условий жизни в худшую сторону; большая миграция населения из сельской местности в города; алкоголизм; разочарование в обществе; доступность орудий суицида; наследственность; душевная болезнь; потери близких; острые противоречия во взглядах и потребностях в семье между супругами, старшими и младшими членами семьи. С точки зрения ученого, существуют внешние начальные поводы к самоубийству: неудовлетворенность жизненными условиями, дурное обращение общества, личные столкновения, компрометация чести, физические недостатки из-за несчастных случаев, неудачная любовь, страх перед неизлечимой болезнью. При этом последней стадией является угнетенное состояние души, вызванное вышеуказанными поводами и влекущее за собою появление мрачной мысли о самоубийстве как единственном способе разрешения крайне обострившихся для индивидуума проблем.

Отдельные российские специалисты - П.М. Минаков, И.И. Нейдинг, А.И. Крюков, И.М. Гвоздев связывали суицидальное поведение с факторами биологического порядка. Они считали, что причиной самоубийства являются аномалии в строении и развитии человеческого организма. Сторонники медико-биологической школы в России пришли к выводу, что человека толкает на самоубийство сращение твердой мозговой оболочки с костями черепа, были выявлены и иные болезненные изменения в организме. Однако исследования не позволили выявить постоянные, неизменные, повторяющиеся патологические изменения физиологического происхождения, которые бы проявлялись неизбежно в каждом случае самоубийства. Кроме того, оппоненты справедливо обращали внимание на то, что указанные патологические изменения бывают и у людей, которые умерли естественной смертью. Представители российской психиатрической школы С.С. Корсаков, И.А. Сикорский, В.Ф. Чиж, Н.И. Баженов, С.А. Суханов утверждали, что самоубийство связано с наличием душевного заболевания. В 1920-е гг. данная точка зрения победила в России. Волевым решением суицидология была отнесена к психиатрии. Необоснованность указанного подхода подтверждается современными исследованиями, которые показывают, что только 20% суицидентов предварительно состояли на учете в психоневрологическом диспансере, еще 8-9% признаны нуждающимися в такой помощи, состояние более 70% суицидентов находится в пределах нормы. Ряд исследователей пытались усмотреть причину самоубийства не во внешних факторах, а во внутренних психологических переживаниях личности - чувстве вины, безнадежности, оскорбленности, беззащитности, ощущении отверженности.

В начале XX в. в России дал знать о себе также и социологический подход к исследованию проблемы самоубийства. Он получил отражение в работах М.Я. Феноменова и А.М. Коровина. В частности, была установлена связь и динамика между уровнем самоубийств и кризисным, нестабильным этапом в развитии социальной среды и государственности. Трудности исследовательского процесса заключались в том, что статистика самоубийств велась ограниченно - в Москве, Санкт-Петербурге, Риге. Кроме того, она касалась лишь войск, тюрем, учебных заведений.

Традиция изучения самоубийства как одного из проявления социально-аномального поведения была достаточно плодотворно продолжена в советской России в период нэпа. Благодаря усилиям М.Н. Гернета, в 1920-е гг. в рамках Центрального статистического управления (ЦСУ) СССР был образован Отдел моральной статистики, учитывающий, помимо прочих проявлений девиантного поведения, самоубийства. С 1922 г. в советской России началась регистрация самоубийств по особым статистическим листам. Параллельно осуществлялся учет в отделе судебной экспертизы Народного комиссариата здравоохранения. В конце 1920-х гг. ситуация решительно изменилась. Советское общество не должно было иметь таких предпосылок для самоубийства психически здорового человека, какими являются одиночество, нищета, страх, неуверенность в будущем, разочарование в существующей действительности. Власть не ограничивалась исключительно моральным порицанием самоубийц. Рядом с идеологий тесно следовали и практические меры: завещание самоубийцы после смерти признавалось недействительным; если же он оставался в живых, его привлекали к уголовной ответственности как посягнувшего на человеческую жизнь. В целом, в 30-70-е гг. ХХ в. в СССР тема самоубийств была плотно закрыта не только для общества в целом, но и для научной общественности. Считалось, что советский человек не способен на суицид. В этот период проблема суицида изучалась исключительно в медико-биологическом аспекте. Чрезвычайно удобным для системы оказалось представление о суициде как о проявлении душевного расстройства. Если судить по изданиям энциклопедических словарей в этот временной интервал, то получалось, что проблемы, как и самого понятия «самоубийство», как бы не существует. Лишь в конце 1960-х гг. ею занялись как социальной проблемой в Московском НИИ психиатрии и во ВНИИ МВД СССР. Увеличение случаев добровольного ухода из жизни особенно в крупных городах страны в середине 1970-х гг. вынудило власть отказаться от практики замалчивания и игнорирования самоубийств как явления. Был создан Всесоюзный научно-методический суицидологический центр. В Москве в середине 1970-х гг. была создана превентивная суицидологическая служба. В ее компетенцию входило оказание специализированной медицинской и психиатрической помощи нуждающимся в суицидологической превенции.

В конце 1970 - первой половине 1980-х гг. в советской психиатрии произошел коренной концептуальный поворот от сугубо биологического и патопсихологического объяснения причин суицида к личностному и социально-психологическому. Согласно концепции А.Г. Амбрумовой (1974 г.), самоубийство стали рассматривать как следствие социально-психологической дезадаптации (или кризиса) личности в условиях переживаемых ею микроконфликтов.