Dzheffri_Alexander_Smysly_sotsialnoy_zhizni

ГЛАВА8

нечно же, теоретики явно лингвистического тол­

ка - такие мыслители, как Мишель Фуко, Пьер Бурдье, Клиффорд Гирц и Ричард Рорти - начали

предлагать свои интерпретации задолго до появле­

ния на сцене постмодернизма. Тем не менее их со­

средоточенность на релятивизме и конструктивиз­

ме, их принципиальный антагонизм в отношении понятия субъекта и их скептицизм по поводу воз­

можности всеохватных перемен скорее помещают

их теоретический вклад в рамки постмодернизма,

а не модернизма и не радикальной антимодерни­

зации. В сущности, эти исследователи создавали

свои труды в ответ на разочарование в модерниз­

ме (Клиффорд Гирц и Ричард Рорти по отноше­

нию к Толкотту Парсонсу и Уилларду Куайну) с

одной стороны и в героическом антимодернизме (Мишель Фуко и Пьер Бурдье по отношению к Луи Альтюсееру и Жану-Полю Сартру) - с другой. И тем не менее Гирца и Бурдье едва ли можно на­

звать теоретиками постмодерна, и сильные куль­

туралистекие теории едва ли можно соотнести с

теми общими идеологическими настроениями,

которые подразумевает термин • постмодернизм •.

Моя точка зрения по данному вопросу, как от­

мечалось и выше в данной статье, заключается в том, что научных соображений недостаточно для

того, чтобы понять эти сдвиги как по направлению

к той или иной интеллектуальной позиции, так и в сторону от нее. Если, как я полагаю, отход от пост­

модернизма уже начался, то нам снова необходи­

мо тщательно рассмотреть вненаучные факторы,

ализация. В более эмпирическом и конкретном смысле каждый

исторический период и каждая социальная теория, представ­

ленные здесь, состояли из разнообразных схем и частей.

562

ГЛАВА В

недавние события и социальные изменения, кото­

рые, по-видимому, требуют еще одной новой «все­

мирно-исторической схемы>> ("world-historical

frame").

Неомодернизм: драматическое возвышение и

универсальные категории

Теорией постмодерна интеллектуалы предъ­ явили как себе, так и обществу в целом свой ответ на поражение героических утопий радикальных общественных движений, ответ, который призна­

вал поражение, но не отказывался от когнитив­

ных отсылок к этому утопическому миру. Каждая

идея постмодернистской мысли есть отражение

категорий и ложных устремлений традиционного

коллективистского нарратива, и для многих пост­

модернистов семантическим результатом этого яв­

ляется диетопия современного мира. Тем не менее,

хотя надежды интеллектуалов левого движения

были разрушены событиями конца семидесятых

годов, интеллектуальное воображение прочих об­

рело вторую жизнь. Ведь хотя левые проиграли, правые выиграли, и выиграли существенно. В ше­ стидесятых и семидесятых годах правый фланг являл собой реакционное движение, основанное

на реакции возмущения текущими изменениями.

К восьмидесятым годам это движение восторже­

ствовало и стало вызывать крупномасштабные изменения в западных обществах. Один факт, ко­

торый с удобством для себя не замечали все три

поколения интеллектуалов, рассмотренные в на­

стоящем очерке (и в наибольшей степени движе­

ние постмодерна, которое исторически совпало с

563

36"

ГЛАВА В

этим фактом во времени), заключался в том, что победа неолиберального правого движения вызва­

ла и продолжает вызывать мощные политические,

экономические и идеологические отзвуки по все­

му миру.

Самый потрясающий «успех» правых состоял, конечно же, в пораженин коммунизма, что было

не только политической, военной и экономиче­

ской победой, но и, как говорилось во вводной ча­

сти этого эссе, также и триумфом на уровне само­

го исторического воображения. Разумеется, в не­

состоятельности Советского Союза сыграли свою

роль объективные экономические факторы, вклю­

чая нарастающее технологическое отставание,

сокращающиеся доходы от экспорта и невозмож­

ность получить отчаянно необходимые денежные

средства за счет перехода к стратегии внутреннего

роста (Muller, 1992: 139). Однако у итогового эко­

номического краха была политическая причина,

поскольку именно опирающаяся на компьютер­

ные технологии военная экспансия Америки и ее

союзников по НАТО в сочетании с вдохновленным

правым движением технологическим бойкотом

привела партийную диктатуру Советов к экономи­

ческому и политическому поражению. Хотя из-за отсутствия доступа к документам любое реши­ тельное суждение было бы определенно незрелым,

все же не приходится сомневаться в том, что такая

политика была в действительности в числе основ­

ных стратегических целей правительств Рональда

Рейгана и Маргарет Тэтчер, и что этих целей уда­ лось достичь поразительна эффективно41 •

41 Связь между -гласностью• и •nерестройкой• и наращиванием

военного потенциала, предпринятым президентом Рональдом

564

ГЛАВА8

Эта исключительная и почти что совершенно

неожиданная победа над тем, что некогда казалось

не только социально, но и интеллектуально воз­

можным альтернативным миром, оказала на мно­

гих интеллектуалов то же дестабилизирующее,

деонтологизирующее воздействие, что и другие масштабные исторические «переломы», которые описывались выше. Кроме того, эта победа поро­

дила то же ощущение неизбежности и убежден­

ности в том, что формирующийся «новый мир»

(см. Kumar, 1992) требует новой и совершенно иной социальной теории42 •

Рейганом, в особенности его проектом •Звездные войны•, часто

подчеркивается бывшими советскими чиновниками, ставшими участниками перехода, который начался в 1985 году. Напри­

мер:

•В пятницу бывшие советские чиновники высшего эшелона заявили о том, что сочетание последствий проекта •Звездные

войны• тогдашнего президента Рейгана и аварии в Чернобы­

ле изменило советскую политику в отношении вооружений и

поспособствовало завершению "холодной войны". Выступая в Приистонеком университете на конференции, посвященной окончанию "холодной войны", чиновники сообщили, что... пре­

зидент СССР Михаил Горбачев был убежден в том, что любая попытка что-то противопоставить стратегической оборонной

инициативе, предложенной Рейганом в 1983 году, нанесет со­

ветской экономикенепоправимый вред• (Reuters News Service,

February 27, 1993).

42Это ощущение основополагающего, разрушающего границы перелома ясно выражено, например, в трудах Кеннета Джоуит­

та, где для того, чтобы передать, насколько распространенной

и пугающей является подлинно современная интеллектуальная

дезориентация, используются библейские образы:

•Почти полвека границы международной политики и идентич­

ности стран-участников напрямую определялись наличием

мира, в котором господствовал ленииистский режим, сосредо­

точенный в Советском Союзе. Исчезновение ленинизма в 1989

году представляет собой огромную проблему для этих границ

границ чаще всего является травмирующим событиемособен­

но когда границы упорядочиваются и рассматриваются весьма

категорическим образом. ... "Холодная война" была "эпохой

Иисуса Навина", эпохой догматически централизованных гра­

ниц и идентичностей. В противоположность библейской после­

довательности событий, исчезновение ленинизма в 1989 году перенесло мир из мира Иисуса Навина в мир Книги Бытия: из

565

ГЛАВА В

Более того, негативный триумф над государ­

ственным социализмом подкреплялся эффектной серией «позитивных успехов» агрессивно капита­

листических рыночных экономик на протяжении

восьмидесятых годов. Чаще всего о них упоми­

нали (самое свежее упоминание см. в: Kennedy, 1993) в связи с недавно индустриализировавши­

мися, исключительно динамичными азиатскими

экономиками, которые появились там, где ранее

располагались так называемые страны третьего

мира. Важно избежать недооценки идеологиче­

ских последствий этого факта мировой истории:

масштабные и устойчивые иреобразования отста­

лых экономик были достигнуты не социалистиче­

скими командно-административными экономи­

ками, а агрессивно капиталистическими государ­

ствами.

Тем не менее часто упускается из виду тот факт,

что в этот же отрезок времени на капиталистиче­

ском Западе капиталистический рынок тоже по­

лучил дополнительные импульсы как в символи­

ческом, так и в объективном отношении. Это про­

явилось не только в Великобритании при Тэтчер

и в Америке при Рейгане, но и, возможно, даже

более резко, в более «прогрессивных» режимах,

допускающих государственное вмешательство, та­

ких как Франция, а впоследствии и в таких стра-

среды централизованной, со строго проведеиными границами и

истерически озабоченной непроницаемостью границ в среду, в которой территориальные, идеологические и проблемные гра· ницы (issue boundaries) размыты, неясны и порождают пута· ницу. Теперь мы живем в мире, который хотя и не "безвиден

и пуст", все же представляет собой мир, где главные императи·

выте же, что и в Книге Бытия, "именование и связывание"•

(Jowitt, 1992: 306·7).

Джоуитт сравнивает мираизменяющее воздействие событий 1989 года с событиями битвы при Гастингсе 1066 года.

566

ГЛАВА8

нах, как Италия, Испания, и даже в Скандинавии.

Иными словами, имело место не только зловещее с идеологической точки зрения банкротство боль­

шей части мировых коммунистических экономик,

но и выраженная склонность к приватизации на­

ционализированных капиталистических эконо­

мик как в авторитарно-корпоративистских, так

и в сацпал-демократических государствах. Цен­

тристский либерализм Клинтона, «новые лейбо­

ристы• в Великобритании и движение немецких социал-демократов в сторону рынка сходным об­

разом ознаменовали новую жизненность капита­

лизма в эгалитарной идеологии. В конце шести­

десятых годов и в семидесятые. интеллектуальные преемники теории модернизации, неомарксисты,

такие как Пол Баран и Пол Суизи (1966) и Эрнест

Мандель (1968), объявили о наступающем застое

капиталистических экономик и неизбежно пада­ ющей норме прибыли43 • История доказала их не-

43На протяжении последних тридцати лет одной из малозамет­

ных площадок для битв в сфере интеллектуальной идеологии

являлся •торговый центр•, или •молл•. Торговые центры поя­ вились в Соединенных Штатах Америки после Второй мировой

войны и для многих консервативных либералов стали олице­ творять собой сохраняющуюся жизнестойкость (что противоре­

чило мрачным предсказаниям марксистской мысли тридцатых

годов) •малого бизнеса• и •мелкой буржуазии•. Позднейшие неомарксисты, такие как Эрнест Мандель, уделяли много вни­

мания торговым центрам, рассуждая о том, что эта новая форма организации отсрочила итоговый застой капитализма, и опи­ сывая ее как организационный эквивалент •искусственного

создания• •ложных потребностей• в рекламе. В восьмидеся­

тые годы те же распространяющиеся сосредоточения массового

капитализма, превратившиеся теперь в высококачественные,

но столь же плебейские моллы, стали объектом нападок пост­

модернистов, видевших в них не коварные временные барьеры

на пути застоя, но идеальные репрезентации фрагментации,

коммерциализации, стремления к частной жизни (privatism) и бегства от действительности (retreatism), которые знаменова­

ли конец утопических надежд (а возможно, и самой истории).

Самый знаменитый пример такого осмысления представлен Фредриком Джеймисоном (например, 1988) в отношении отеля

•Хаятт Бонавантюр• в Лос-Анджелесе.

567

ГЛАВА8

правоту, что привело к долгосрочным идеологиче­

ским последствиям (Chirot, 1990).

Изменения «правого толка» в специфически политической плоскости оказались столь же мас­

штабными, сколь и в плоскости экономической.

Как упоминалось ранее, на протяжении конца

шестидесятых годов и в семидесятых принимать

политический авторитаризм как цену экономи­

ческого развития было идеологически модным

иэмпирически оправданным. Однако за послед­

ние два десятилетия произошедшие события, по­

видимому, поставили такой взгляд под сомнение,

исейчас назрело коренное переосмысление этой

общепринятой точки зрения. С середины восьми­

десятых годов стали открытыми не только ком­

мунистические тиранические режимы, но и те

самые диктатуры в Латинской Америке, которые

казались столь «объективно необходимыми» всего

лишь одно интеллектуальное поколение тому на­

зад. Даже некоторые африканские диктатуры не­

давно начали проявлять признаки уязвимости к

этому сдвигу политического дискурса от авторита­

ризма к демократии.

Эти изменения создали социальные условия -

и массовый настрой общественности, - которые,

казалось бы, опровергают кодирование интеллек­ туалами-постмодернистами современного (и буду­

щего) общества как фаталистического, частного,

партикуляристского, фрагментированного и мест­

ного. Кажется также, что они разрушают снижен­

ную нарратявную схему постмодернизма, которая

настаивает либо на романтике различий, либо, на более глубинном уровне, на мысли о том, что со­

временную жизнь можно истолковывать лишь

568

ГЛАВА8

комическим образом. Действительно, если при­

смотреться к ведавнему интеллектуальному дис­

курсу, можно заметить возвращение ко многим

прежним модернистским темам.

Поскольку ведавнее возрождение рынка и де­

мократии произошло в масштабе всего мира и по­

скольку рынок и демократия являют собой кате­

гориально отвлеченные и обобщающие идеи, уни­ версализм снова стал жизнеспособным ресурсом

для социальной теории. Вновь появились понятия

общности (commonality) и институциональной

конвергенции, а с ними и возможности для интел­

лектуалов придавать смысл посредством утопии44 •

В сущности, мы, по-видимому, являемся свиде­

телями рождения четвертой послевоенной версии

мифапоэтической социологической мысли. «Нео­

модернизм• (см. Tiryakian, 1991) может служить

наскоро сформулированным обозначением данной

фазы теории постмодернизации до тех пор, пока

44Например, Тодд Гитлин в своем обращении к коллегам по ака­

демическому левому движению, многие, если не большинство

из которых теперь стали постмодернистами в своем продвиже­

нии различий и партикуляризма, заявляет не только о том, что

для сохранения жизнеспособной критической интеллектуаль­ ной политики необходимо возрождение универсализма, но и о

том, что такое движение уже началось:

•Если нам нужно левое движение в более, чем просто сентимен­

тальном смысле, его позиция должна быть такой: желание че­

ловеческого единства ничем нельзя заменить. Пути, средства,

основы и цена его достижения суть предмет дисциплинарного

том, что разного рода знание привязано ко времени, месту и ин­

терпретирующему сообществу, вдумчивые критики выдвигают

столь же важное положение о том, что в условиях, в которых

живет человечество, существуют единства и что, по сути, су­

ществование общих трактовок есть основа всякого общения (=

делания общим), преодолевающего границы языка, истории и

опыта. Сегодня некоторые из самых увлекательных исследова­ ний включают в себя попытки вписать и новое, и старое знание

в единые нарративы. Иначе нам не избежать солипсизма, чье политическое выражение не может стать основой либерализма

или радикализма• (Gitlin, 1993: 36-7).

569

ГЛАВА В

не найдется термин, который с большей образно­ стью передаст новый дух времени.

В ответ на экономические изменения различ­

ные подгруппы современных интеллектуалов

вновь возвысили эмансипаторный нарратив рын­

ка, в который они вписывают новое прошлое (ан­ тирыночное общество) и новое настоящее/буду­

щее (переход к рынку, полный расцвет капитализ­ ма) и который ставит освобождение в зависимость

от приватизации, договоров, денежного неравен­

ства и конкуренции. С одной стороны, появилась

сильно расширившаяся и более активная когорта

интеллектуалов-консерваторов. Хотя их полити­ ка и политические требования пока что не оказали

большого влияния на дискурс общей социальной

теории, есть и исключения, указывающие на то,

что у них есть потенциал. Например, масштабное исследование Джеймса Коулмана «Основания со­

циальной теории,. (Foundations of Social Theory)

(1990) исполнено осознанно героического посыла;

его цель - сделать неорыночный, рациональный

выбор не только основой будущей теоретической

работы, но и основой воссоздания более ответ­ ственной, законопослушной и менее упадочной со­ циальной жизни.

Гораздо большее значение имеет тот факт, что

внутри либеральной интеллектуальной жизни, в

среде старшего поколения утративших иллюзии утопистов, а также в среде групп молодых интел­ лектуалов вновь появилась новая и позитивная

социальная теория рынка. Для многих политиче­

ски ангажированных интеллектуалов данная идея

тоже приняла теоретическую форму индивидуа­

листической, псевдоромантической схемы рацио-

570

ГЛАВА В

нального выбора. Первоначально использовавша­

яся для того, чтобы справиться с разочаровыва­ ющими неудачами рабочего классового сознания

(например, Przeworski, 1985; Wright, 1985; см.

Elster, 1989), эта теория все больше служит для объяснения того, как государственный комму­

низм и капиталистический корпоративизм можно

иреобразовать в ориентированную на рынок систе­ му, которая вела бы к освобождению или, по край­ ней мере, была бы существенным образом рацио­

нальной (Moene & Wallerstein, 1992; Nee, 1989;

Przeworski, 1991). Хотя прочие политически ан­

гажированные интеллектуалы приеваили идеи

рынка менее ограничительным и более коллекти­ вистским образом (например, Blackburn, 1991Ь;

Friedland & Robertson, 1990; Szelenyi, 1988), в их

трудах опять-таки прослеживается энтузиазм в

отношении рыночных процессов, резко отличаю­

щийся от отношения склоняющихся к поддержке

левого движения интеллектуалов прежних вре­

мен. В среде интеллектуальных сторонников «ры­

ночного социализма• произошли сходные переме­

ны. Например, Янош Корпаи (1990) в своих позд­ нейших исследованиях выказывает существенно меньше опасений по поводу свободных рынков,

чем в принесших ему известность новаторских

трудах семидесятых и восьмидесятых годов.

Данное неомодернистское возрождение теории

рынка также очевидно в возрождении и переопре­

делении экономической социологии. В терминах исследовательской программы ликование по пово­ ду силы «слабых связей• рынка в раннем исследо­

вании Марка Грановеттера (1974) стало главным образцом для изучения экономических сетей (на-

571