Занимательные факты из истории медицины н.Н. Бурденко

Главный хирург Советской армии Н.Н. Бурденко, обнаружив серьёзные и вредные для раненых последствия наложения первичного шва, энергично боролся против его применения. Он не раз заявлял: «Напишите на моей могиле, что здесь похоронен человек, всю жизнь боровшийся против наложения первичного шва». О чём шёл спор? В условиях клиники, когда всё можно делать тщательно и не торопясь, наложение первичного шва уместно и целесообразно, но когда его начали применять в массовом порядке, в трудных условиях, на фронте, первичный шов нередко приводил к гибельным последствиям.

Источник: Петров Б.Д. От Гиппократа до Семашко: преемственность идей (Очерки и портеты). – М.: Медицина, 1990. – С. 164-165

С.С. Юдин искренне восхищался всем подлинно талантливым. Однажды, когда его спросили, знает ли он чувство зависти, он ответил:

-Знаю. Я завидую профессору Бурденко в том, что он оперирует левой рукой так же свободно, как и правой.

Источник: Симонян К.С. Путь хирурга (страницы из воспоминаний о С.С.Юдине) – государственное издательство медицинской литературы, Москва – 1963.

Архиепископ и хирург Войно-Ясенецкий

В операционной Городской больницы уже много лет висела икона Божьей Матери, оборотясь на которую Войно-Ясенецкий имел обыкновение осенять себя перед операцией крестным знамением. Заведено это было так давно и исполнялось так часто, что неверующие врачи перестали обращать на это внимание, а верующие считали делом самым обычным. Но в начале 1920-го года одна из ревизионных комиссий приказала икону убрать. Комиссия высказалась в том смысле, что "операционная - учреждение государственное. У нас церковь отделена от государства. Если вашему хирургу хочется молиться, пусть молится, никто ему не мешает, но пусть держит икону у себя дома". В ответ на это Валентин Феликсович ушел из больницы и заявил, что вернется только после того, как икону водворят на место. Вмешалось, однако, обстоятельство непредвиденное: крупный партиец привез в больницу для неотложной операции свою жену. Женщину мог бы прооперировать любой хирург, но она категорически заявила, что никакого другого врача, кроме Войно-Ясенецкого, не желает. "Войно вызвали в приемную, - пишет профессор Ошанин. - Он подтвердил, что очень сожалеет, но, согласно своим религиозным убеждениям, не пойдет в операционную, пока икону не повесят обратно... Доставивший больную заявил, что дает "честное слово" - икона завтра же будет на месте, лишь бы врач немедленно оперировал больную... Войно счел честное слово партийца достаточной гарантией. Он немедленно пошел в хирургический корпус, оперировал женщину, которая в дальнейшем вполне поправилась. На следующее утро икона действительно висела в операционной.

В один из первых дней февраля 1921 года Войно-Ясенецкий появился в больничном коридоре в рясе священника, с большим крестом на груди. Высокий, худощавый, очень прямой ("как военный", - вспоминает сестра Канцепольская), он как обычно прошагал в кабинет, снял там рясу, и в халате явился в предоперационную мыть свои удивительно красивые руки. Предстояла операция. Ассистенту, который обратился к нему по имени-отчеству, ответил глуховатым, спокойным голосом, что Валентина Феликсовича больше нет, а есть священник отец Валентин. "Вы не можете себе представить тот шок, который мы пережили, - говорит бывшая медсестра М.Г. Канцепольская. Одно дело личная вера, даже икона в операционной. К этому мы привыкли. Но надеть рясу в то время, когда люди боялись упоминать в анкете дедушку-священника, когда на стенах домов висели плакаты: "Поп, помещик и белый генерал - злейшие враги Советской власти" - мог либо безумец, либо человек безгранично смелый. Безумным Войно-Ясенецкий не был..."

Ученье у Войно-Ясенецкого давалось сотрудникам нелегко. "Шеф" никогда подчиненных не хвалил (исключение делалось только для санитарок). До крайности сосредоточенный, погруженный в свои мысли, Войно-Ясенецкий тем не менее мгновенно замечал любой промах подчиненного и разил немедленно. Однажды он вошел в операционную в ту минуту, когда женщина-хирург нечаянно уронила на пол инструмент. На свою беду она сделала импульсивный жест, как бы желая поднять упавший предмет. И не подняла даже, а только чуть наклонилась в ту сторону. И сразу была уволена. Главный врач с негодованием говорил потом о ее "недостойном хирурга" поведении. "Мы имели обыкновение читать историю болезни вслух, пока профессор мыл руки, готовясь к операции, - пишет профессор Б.А. Стекольников. - Однажды я читал, таким образом, историю болезни, но так как не успел записать некоторые детали, то пропущенное произносил, не заглядывая в бумагу. Валентин Феликсович заметил это и спросил, почему я не все записал. Я ответил, что у меня абсолютно нет времени. Ни слова не говоря, он отменил операцию. Это произвело на меня тяжелое впечатление, но зато я научился полностью и детально вести историю болезни".

О подготовке к занятиям Б.А. Стекольников вспоминает: "Однажды Валентин Феликсович вызвал меня к себе вечером на квартиру. Когда я вошел, он сидел за столом. На листе бумаги был начерчен контур стопы, и в этот контур он вписывал многочисленные кости стопы. На столе не было ни атласа, ни скелета стопы, он рисовал на память... Так тщательно и добросовестно готовился он к каждой лекции". Сам не имевший в юности учителей, он умел учить только примером. То же самое повторялось с научными докладами. Прочитав за два часа до выступления на научном обществе доклад Стекольникова, Войно-Ясенецкий безаппеляционно заявил: "Никуда не годится". "Что же делать? Как исправить доклад?" - взмолился ученик. И получил в ответ типичную для "шефа" реплику: "Нечего исправлять. Доклад - как бриллиант. Куда не повернешь -должен сверкать. Ваш не сверкает".

Источник: Марк Поповский «Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга».