pd5_sait

фрэнк гери

необходимого современному музею. Из-за большой запутанности наклонов и изгибов стен математически рассчитать чертежи необыкновенно трудно, поэтому все расчеты выполнялись при помощи компьютера. Песчаник выбрали потому, что по своим визуальным качествам он гармонично сочетался с фасадом Университета Деусто, на другом берегу реки. Стеклянные окна изготавливались уже встроенными в металлические стены, и из-за того что музей делали максимально доступным солнечному свету, который так вреден произведениям искусства, стекла покрыли специальным составом, защищающим от солнечной радиации. Полумиллиметровый слой титана покрывает музей, словно рыбья чешуя, и кроме удивительного декоративного эффекта обеспечивает музею гарантию его сохранности на сотни лет. Притягательный образ неровных чешуек — один из архитектурных эффектов — был применен, чтобы придать поверхности стен большую осязательность

икрасоту. В целом Ф. Гери придумал захватывающий и притягивающий все внимание дизайн титановых структур, представляющих плотно сплетенные скульптурные элементы, противопоставленные «падению» моста Пуэнте-де-ла-Сальве, зданий в центре города и наклоненной к музею горе Артксанда (Artxanda).

Исключительность же Бильбао в сегодняшней архитектуре состоит в том, что в этом здании отражена надежда на ренессанс авангардной идеи. Архитектура вновь становится арт-жестом, жестом исключительной силы. Это произведение архитектуры — как произведение искусства.

Такой музей никто не смог бы построить в Москве. Он не прошел бы градостроительный совет. Он ни на что не похож, он взрывает любой контекст. Его нельзя поставить ни в пределах Садового кольца, ни в Бибиреве. И в непримечательной застройке Бильбао, и среди небоскребов Нью-Йорка, где Гери строит сегодня новый Музей Гуггенхайма, его вещи абсолютно инородны.

Это и есть самое главное. Вызов Бильбао — это вызов инородного тела. Это появление в городе крупного объекта, который поражает своим несходством с окружением, взрывает городскую морфологию и этим приковывает к себе внимание.

Итут у Гери тоже есть своя логика, обоснование, почему же здание музея должно поражать зрителя: «Художественные музеи прошли период самоуничтожения, доходящего порой до деформации архитектуры как чего-то чрезмерно подавляющего и противоположного демонстрируемому искусству. Это очень плохо рассмотренная проблема, ведущая, к сожалению, к созданию вереницы бесполезных зданий музеев. Вот, например, если вы художник, то вы точно хотите, чтобы ваши работы были выставлены в актуальном, важном музее. Художественные музеи имеют важную задачу задавать уровень, позицию искусства в обществе, в мире, а потому должны иметь свой узнаваемый, иконографический образ, как, например, здание суда, или библиотека, или концертный зал. Очевидно, что любой человек понимает роль музея в обществе. И я считаю, что это то, что должно подтолкнуть дизайн музеев. Конечно, искусство должно выглядеть хорошо, но оно не может выглядеть хорошо в лишенном задумки банальном здании, которое может иметь

иотрицательный эффект на восприятие искусства».

По условиям фонда Гуггенхайма, новый музей должен был «корреспондировать с Музеем Гуггенхайма Райта». Что делает Гери с Райтом? Он его комкает, ведь, как мы уже говорили, скомканость — очень яркая черта современной архитектуры.

При этом здание имеет гораздо более глубокую содержательную форму, нежели отдельная реплика в адрес Райта — титановая оболочка здания создает эффект скомканного модернизма вообще.

Музею в Бильбао отводится исключительная роль в развитии современной архитектуры. Критики неоднократно утверждали, что это здание породило надежды на возрождение интереса к подлинно авангардным проектным идеям. Архитектура вновь становилась не просто строительством зданий с элементами модных

169

П.А. Власенко

украшений, а вполне осмысленным «художественным жестом», иногда достигающим исключительной силы.

При этом важно вновь подчеркнуть, что возведение музея в Бильбао оказалось возможным лишь благодаря новым компьютерным технологиям. Нередко взаимо-связь архитектурного и виртуального (компьютерного) пространства оказывается буквальной. В то время когда Гери взялся спроектировать еще один музей Гуггенхайма для Нью-Йорка (2000 год), американские архитекторы Хани Рашид (родной брат знаменитого дизайнера Карима Рашида) и Лиз Анн Кутюр, создавшие группу «Архитоте», начали придумывать полностью виртуальный музей Гуггенхайма, предназначенный для пользователей Интернета. Они разработали в прямом смысле компьютерное пространство, представляющее собой вращающиеся на экране объемы, которые можно было сканировать вдоль и поперек, в любой точке. В результате каждый желающий легко попадал на экране в самые разные пространства музея, где были размещены виртуальные произведения искусства. Вскоре появились и другие примеры создания виртуальных пространств, о которых стали много писать в профессиональной архитектурной периодике и показывать на выставках, в том числе и на знаменитых архитектурных биеннале в Венеции.

Среди последних работ архитектора — Зольхоф (Zollhof), комплекс жилых зданий в Дюссельдорфе и Экспериментальный музыкальный центр (Experience Music Project (EMP) в Сиэтле — музей рок-культуры и истории рока. EMP — это шесть пространственных элементов, три выставочных пространства, 21 тысяча металлических листов различных форм и цветов, создающих переливающиеся поверхности.

Инициатором постройки музея американской поп- и рок-музыки был Пол Аллен, сооснователь компании «Майкрософт» и большой поклонник творчества Джимми Хендрикса. Первоначально проект задумывался как обычный мемориальный музей на родине рок-звезды в Сиэтле, но почти сразу же трансформировался в нечто большее: интерактивный музейно-выставочный центр, где люди учились бы любить, понимать и чувствовать музыку.

Вцентре здания находится так называемая Небесная церковь — почти буквальное воплощение фантазий Хендрикса о концертной площадке. Это пространство 30-метровой высоты с превосходными освещением и акустикой украшено фризом из видеопроекций.

Здание (наряду с другими очень известными сооружениями) признано архитектурным уродцем, по итогам рейтинга журнала «Форбс» («Forbes»). Рейтинг составлен в результате опроса сотен архитекторов, дизайнеров и критиков. Вместе с творением Гери в этом списке оказались и жилые комплексы в Москве.

Для воплощения своей идеи Пол Аллен специально пригласил Фрэнка Гери — специалиста номер один по медиаархитектуре в мире. Созданный им проект смог выразить как порыв рок-музыки, так и компьютеризованный, интерактивный характер заведения: хоть это и музей, но уже совсем не то место, где люди ходят и рассматривают различные предметы.

Несмотря на то что Гери — фанат классической музыки, ему все же пришлось отправиться за вдохновением в ближайший гитарный магазин. Там он купил несколько электрогитар и порезал их в мастерской на куски (примерно как Джимми Хендрикс разбивал свои гитары после выступления). Полученные формы легли в основу первоначального проекта. В конечном варианте остались традиционные для гитар цвета: голубой, пурпурный, золотой. Действительно, Гери избежал предсказуемых образов и пошел на свободную ассоциацию — EMP сравнивали с автокатастрофой, извержением вулкана, медузой.

Вработе над проектом, так же как и при работе над Музеем Гуггенхайма, использовался трехмерный моделировщик CATIA. Компьютерная программа позво-

170

фрэнк гери

лила команде Гери проектировать снаружи внутрь, то есть рассчитать несущую структуру исходя из формы здания, а также точно определить расход материала

иэффективно заложить системы обеспечения. «Благодаря компьютеру мы смогли идти прямиком от модели к зданию,– говорит Крэйг Уэбб, правая рука Гери. Если хотите, мы целиком собрали музей на компьютере». Здание облицовано листами нержавеющей стали и крашеного алюминия. Предусмотрено, что красная алюминиевая облицовка со временем выцветет и изменит облик музея, как бы показывая бесконечную изменчивость музыки1.

Одним из самых любопытных мест интерактивного музея стала звуковая лаборатория, где посетители имеют возможность делать собственную музыку. Любопытные могут научиться играть на музыкальных инструментах, а также почувствовать себя на сцене — в свете юпитера и перед виртуальной толпой фанатов. Во время работы с архитектором у разработчика звуковой лаборатории возник вопрос, как в огромном пространстве, спроектированном Гери, организовать интимную обстановку, необходимую для создания музыки. В результате возникло 12 звукоизолированных площадок, с возможностью подключаться друг к другу.

Сегодня популярной темой стала повальная коммерциализация музеев. Гери принял непосредственное участие в этом процессе. Пол Аллен сделал неплохой подарок своему городу: те 100 миллионов долларов разницы между просто музеем и музеем с лейблом Гери были личными средствами сиэтлского Медичи.

Кмонорельсовой дороге (которая, кстати, теперь пронизывает здание EMP) и футуристической телебашне «Космическая игла», построенным еще для Всемирной выставки 1962 года, прибавилась новая достопримечательность, привлекающая множество любителей городского туризма.

Здание действительно выбивается из традиционных представлений. Оно, как

ипочти все у Гери, авангардно-знаковое, требующее осмысления.

Одругом архитектурном проекте Ф. Гери сейчас говорит весь Нью-Йорк: о его последнем проекте музея фонда Гуггенхайма Томаса Кренца. Новая идея двух бесстрашных деятелей культуры — музей современного искусства, плывущий над Уолл-стрит, парящий над городским парком и грязной водой Ист-Ривер, как облако из стекла и титана. Строго говоря, это уже знакомый нам Гуггенхайм из Бильбао, только без первого этажа, то же трехмерное сплетение лент-плоскостей, обернутых вокруг центрального атриума. Одна из целей проекта — разместить послевоенную коллекцию Гуггенхайма: огромные работы Ричарда Серра и Роберта Раушенберга не помещаются в здании на Пятой авеню. В новом музее запланированы кураторские помещения, пространства для мультимедийных перформансов, лабораторий-хранилищ и пока не проясненной «интернетовской деятельности».

Фрэнк Гери утверждает, что вдохновлялся великолепным ар-деко растущих из тумана небоскребов нижнего Манхэттена. Однако все остальные уже поняли, что новейшая акция — не что иное, как тщательно спланированный шаг в сторону создания фирменного стиля, основанного на патентованной техноорганике Фрэнка Гери. Это будет мгновенно узнаваемый знак: вот еще одна точка концентрации высокой культуры, еще одна база растущего всемирного конгломерата.

Архитектурный проект музея выдержан в риторике нового интернетовского капитализма, что, конечно, не случайно. Разыскивая спонсоров среди тех, кто недавно сказочно разбогател благодаря Интернету, дирекция музея предпочитает держать всю информацию относительно строительства в строжайшей тайне. И все-таки трудно поверить, что конечный результат будет настолько же смелым (и дорогим), как проект, представленный на выставке, пусть даже богатеньких спонсоров найдется предостаточно. В конце концов это Нью-Йорк, а здесь, в отличие от отдаленного района в Бильбао, архитектура больших идей сталкивается с вездесущей политикой, дорожным движением и не всегда уместными уставами

171

П.А. Власенко

местного самоуправления — вот только некоторые причины, из-за которых сегодняшний Нью-Йорк так беден на урбанистические и архитектурные порывы. За 10 лет процветания в городе не появилось ни одного значительного общественного сооружения. Какими бы ни были его недостатки, проект, подобный Музею Гуггенхейма, мог бы изменить ситуацию, вернув Нью-Йорк в число мировых столиц, которые не стесняются вкладывать деньги в прогрессивную архитектуру2.

Совместно с Хью Харди Фрэнк Гери закончил работу над новым проектом театра для нью-йоркского района Бруклин.

«Театр для новых зрителей» займет труппа, специализирующаяся на постановках пьес Шекспира и античных авторов. Его кубическая форма должна напоминать те дворы, где зачастую давали представления актеры эпохи Елизаветы. Зал на 299 зрителей может быть трансформирован в зависимости от требований режиссера, и даже превращен в амфитеатр. Также в комплекс входят репетиционный зал на 50 мест, кафе, сад на крыше и административные помещения.

36-миллионная постройка войдет в комплекс культурного района Бруклинской академии музыки. Снаружи прямоугольный объем здания будет обшит панелями нержавеющей стали, а фасад представит собой навесную стену высотой 18 метров, через стеклянные панели которой прохожие смогут видеть происходящее в фойе. Вскоре рядом появится театральная библиотека по проекту Энрике Нортена.

Начато строительство научной библиотеки Принстонского университета по проекту архитектора. В ней будут размещены собрания книг по химии, наукам о земле, экологии и эволюционной биологии, а также молекулярной биологии. Традиционный для Гери остросовременный проект будет контрастировать с неоготической застройкой университетского городка. Но руководство вуза не обеспокоено подобным противоречием, тем более что в это же время там идет строительство здания Колледжа Уитмена по проекту архитектора-традиционалиста Деметри Порфириоса, в котором демонстрируется верность готическим мотивам.

Деньги на строительство — 60 миллионов долларов — выделил владелец крупнейшей компании, занимающейся автострахованием в США, Питер Б. Льюис. Библиотека будет названа в его честь.

Пятиэтажный комплекс состоит из основного башенного объема и двух крыльев. Нижние уровни займет книгохранилище, помещения для занятий расположатся на верхних этажах. Определяющими для решения интерьера стали бетонные, кирпичные и стальные поверхности, но самый яркий элемент решения – огромные изогнутые панели из нержавеющей стали, закрывающие внешние стены и крышу здания.

Фрэнк Гери, архитектор, которого специалисты в области архитектуры и иные интеллектуалы назвают «великий», три года назад разработал проект отеля «Марке де Рискал» (Marques de Riscal) и таким образом ознаменовал свое второе пришествие в Бильбао. Сложнейший проект отеля «Марке де Рискал» воплощен в жизнь, а на его открытие приехал король Испании Хуан Карлос I.

О том, как именно строился отель «Марке де Рискал», уже сложились легенды. Винные знатоки и просто люди активно пьющие, конечно, догадались, что «Марке де Рискал» — это и есть не что иное, как знаменитый испанский винный бренд Риоха. В начале 2000-х годов владельцы «Марке де Рискал» задумали как-то дополнительно прославить свой бренд. А стройный ход их мыслей теперь просто понять: вот регион Риоха, вот винные подвалы «Марке де Рискал», вот Бильбао, Музей Гуггенхайма, а кто у нас построил музей? В регионе Риоха об этом знает каждый образованный ребенок — музей построил Фрэнк Гери. К нему владельцы «Марке де Рискал» и отправились.

На предварительных переговорах архитектор, конечно же, не проявил заинтересованности в строительстве отеля. Однако владельцы «Марке де Рискал» не

172

фрэнк гери

отступали, а пригласили мистера Гери, постоянно проживающего в далеком от региона Риоха Лос-Анджелесе, на экскурсию, но не в Музей Гуггенхайма, а в собственные винные подвалы. Там, как гласит уже сложенная легенда, состоялся второй раунд переговоров.

Фрэнк Гери говорил, что проектирование отеля для него мелковато, что он привык музеи строить, а если и не музеи, то по крайней мере возводить что-то в больших известных городах. А тут деревня. Но владельцы «Марке де Рискал» не теряли надежды. Самый смелый из них спросил достопочтенного Гери, в каком году он родился. Тот ответил — в 1929-м. «Риохи сюда 1929 года, быстро!» — хором вскричали владельцы. Прислуга метнулась в подвал. Нашли — и именно 1929 года. Бутылку тщательно протерли и подали этикеткой к свету — показать Фрэнку Гери. Архитектор, видимо, растрогался от такого радушного приема и согласился.

Врегионе Риоха у Гери получился не «Марке де Рискал», а «Пьяный отель», причем не только в архитектурном смысле (по конструкции отель больше похож на Музей Гуггенхайма в Бильбао), но и в буквальном: здесь же все время наливают, собственно, дегустация вина и есть главная часть досуговой программы отеля.

Но кроме самой архитектуры отеля обращает на себя внимание и окружающая территория. При любой гостинице важен ландшафт. Но ландшафт здесь не искусственно созданный, а настоящий, испанский! Роль его с достоинством исполняет крайне набожная, если уже не совсем блаженная, деревушка Эльсьего (от международного аэропорта Бильбао ехать сюда по кочковатой дороге ровно 110 километров, то есть примерно 2 часа, от Сан-Себастьяна получится дальше, но ненамного — 155 километров).

Эльсьего — это «пастораль, миракль, прелестный уголок. Голубое небо с ритмичными белыми облаками, пучковатые заросли душистых трав, бодрые виноградники, опекаемые своим верным рыцарем — солнцем. В центре деревеньки торчит каменная колокольня, построенная в середине XIX века. Старые каменные домишки со всех сторон льнут к этой доброй колокольне. Бегают улыбчивые кошки, спешат куда-то толстые провинциальные матроны с крупными кружевными наколками в волосах, летают и поют возвышенными голосами птицы»3.

Ив этом богом возлюбленном и просветленном месте приземлился вдруг холодный космический корабль Фрэнка Гери — волнистая крыша, спаянная из разноцветных листов титана, насаженная на белоснежный куб. Гери не изменил себе. Стены куба косят глазом, двоятся, разъезжаются, словно ноги гимнаста в шпагате. Но это если смотреть исключительно из зарослей высокой травы: видна только крыша отеля, напоминающая бант на дорогой подарочной упаковке.

Вгигантском отеле всего 43 номера, и интерьерами здесь также занимался сам мэтр. Четырнадцать номеров расположены в центральном здании, остальные —

вприлегающих постройках (два главных, «президентских», номера находятся под волнистой крышей центрального здания). Площадь территории, выделенной под отель, производит впечатление своей нереальной величиной — 100 тысяч квадратных метров. Помимо отеля здесь находится большой комплекс СПА (где работают с помощью средств главной «винной» косметической марки — французской виноградной Caudelie из Бордо), два ресторана и бескрайние, бездонные, бесконечные винные погреба с залежами «Марке де Рискал».

Конечно, отдыхать здесь непросто. Но отказываться от бокала вина не принято: постояльцы обязаны пройти курс винотерапии в винных подвалах. Так завещал Гери. И к ночи постояльцы понимают всю суть причудливой архитектуры мастера.

Сам Гери оценивает свои достижения как результат многолетнего напряженного труда, возможно, он не лукавит, заявляя: «Я не уделяю много внимания тому, что делают другие. Я не любитель созерцать «события извне». У меня достаточно

173

П.А. Власенко

занятий и без этого». Говоря об архитектуре последних лет, он отмечает: «В целом все колебалось: то лучше, то хуже. Могу сказать, что мы благополучно пережили постмодернизм. Такой старый архитектор, как я, может позволить себе подобную неприязнь. Постмодернизм напоминает мне грубую аппликацию, стилизацию. Он создает ощущение неуместности увиденного. Но есть в нем и нечто неуловимое, притягательное. Что-то в масштабе, чувстве, эмоции. Предшествовавшие ему «стеклянные коробочки» не могут похвастаться тем же. Они «работают», если находятся в руках фантазера, естествоиспытателя, первооткрывателя. Рожденные Мис ван дер Роэ, они были наполнены жизнью, эмоцией. Но многократно тиражированные в силу своей привлекательности для подрядчика и инвестора и предсказуемости результата, они стали абсолютно безжизненными, пустыми. Все это неизбежно привело к появлению иного направления — того, что принято называть постмодернизмом. Но если первые примеры были наполнены логикой, смыслом и, можно сказать, духом, то довольно быстро произошло полное вырождение идеи. Осталась лишь пустая декоративность, все более и более примитивная. Но архитектура нуждается в духовности. Поэтому в последние годы она опять изменяется, разворачиваясь в сторону простых, логичных объемов и строгих форм. Что вполне закономерно...»

Последнее рассуждение — результат всей жизни Фрэнка Гери с ее достижениями и разочарованиями. Многие критики долгое время считали его постмодернистом. Позже писали о смене позиций. И только в последние годы освободили мастера от ярлыков, признав его архитектуру «его архитектурой».

Что же касается планов Фрэнка Гери на ближайшее будущее, то, возможно, у нас появится шанс оценить его архитектуру в Москве: «Я всегда был впечатлен русским конструктивизмом, изучал его и делал выставку в городском музее ЛосАнджелеса. Я чувствую крепкую взаимосвязь с ним, возможно, это связано с тем, что мои корни уходят в Польшу, а может, и в Россию. Может, это все и объясняет? Надеюсь узнать больше, если приеду в Россию для работы».

174

фрэнк гери

Плетеное кресло из ламинированных полосок фанеры Cross Check Chair, фирма Knoll International, 1989–1992 (Музей дизайна Витра)

Cтулья из гофрокартона

Side Chair, 1972/2005 (Музей дизайна Витра)

175

П.А. Власенко

Архитектурный набросок планировочного решения музея Гуггенхайма в Бильбао. Испания

Музей Гуггенхайма. Бильбао. Испания

176

фрэнк гери

Архитектурный набросок планировочного решения музея Гуггенхайма в Бильбао. Испания

177

П.А. Власенко

Музей искусств и образования «Фредерик Уейсмен». Миннеаполис. США

Музей дизайна Витра. Вейль-на-Рейне. Германия

178