Философия. Учеб. пособие_2009

Особенно явно идеологизированность закона единства и борьбы противоположностей обнаруживала себя при определении основных, главных социальных противоречий. Ведь, фигурально выражаясь, «на лбу» у объективного противоречия не написано, какое оно — главное или не главное, основное или не основное. Так, например, главным противоречием социализма называлось противоречие между возможностями производства и постоянно растущими потребностями советского человека.

Если же подойти к определению главного, основного противоречияреального,т.е.существовавшеговнашейстране,социализмаспозиций строгой диалектики, то картина вырисовывается совершенно другая. Конечно, противоречие между производством и потребностями человека было, есть и будет практически в любом обществе, начиная с зарождения человечества. Следовательно, оно существовало и в условиях социализма. Можно пойти и дальше: предположим, что при социализме (строе, гуманистическом по своим исходным моментам) ликвидированы классовые антагонизмы, противоречие между трудом

икапиталом, частная собственность уступила место общественной собственности. При таких условиях единственной заботой общества будет всемерное и полное удовлетворение постоянно растущих потребностей человека на основе роста общественного производства,

иобозначенное противоречие действительно окажется движущей силой социалистического общества, его основным противоречием. И если все сказанное верно, то социализм ускоренно развивается

испособен достаточно быстро демонстрировать свои преимущества перед всеми иными общественными устройствами. На практике, как уже отмечалось, этого не произошло: идеальная (идеологическая) модель социализма не совпала с реальностью, а обозначенное противоречие не было противоречием социализма.

Даже рассуждая в рамках марксистской парадигмы диалектики, можно прийти к совершенно иным выводам. Рискнем предположить, что основным противоречием реально существовавшего социализма было противоречие, выражавшееся в форме отчуждения человека от собственности, власти, управления, социальных программ, официально насаждаемой идеологии. Если принять предложенное, товполнеобъяснимымиоказываютсябезуспешныепопытки«догнать

иперегнать» страны капитализма, низкая производительность труда,

–101 –

процессы стагнации во всех сферах жизни и — как закономерный финал — саморазрушение реального социализма.

При обсуждении путей развития нашего общества часто возникает вопрос: а что, в результате экономических реформ стало лучше, общество действительно вышло из кризиса? Ответим совершенно определенно: лучше не стало, а по многим параметрам оказалось даже хуже. Что же, однако, из этого следует? То ли, что необходимо вернуться в общество развитого социализма с его основным — реальным или идеологически постулируемым — противоречием? Или возможны другие варианты?

Но вернемся к проблемам диалектики. Особенностью диалектики является то, что она — чрезвычайно тонко организованная система, беззащитная перед грубой экспансией идеологии. Пример тому

— приключения (точнее, злоключения) закона отрицания отрицания. Напомним, например, что, полемизируя с народниками, В. И. Ленин специально разъяснял в работе «Что такое «друзья народа» и как они воюют против социал-демократов?», что марксова идея гибели капитализма вытекает из анализа экономических процессов и тенденций в современном ему обществе, но не из закона отрицания отрицания, как утверждали, в частности, Е. Дюринг и Н. К. Михайловский. Можно соглашаться или не соглашаться с предположением Маркса о скорой гибели капитализма («Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма…»), однако бесспорно одно: и сам закон отрицания отрицания, и категории, его выражающие, использовались К. Марксом и В. И. Лениным в качестве методологических средств анализа экономической и иной реальности, но не утверждались в качестве непререкаемых правил, по которым развертывается история.

Далее И. В. Сталин исключил этот закон из арсенала диалектики. В 1960-е годы закон восстанавливается в своих правах, однако далеко не в первородном виде. Мы не имеем в виду те курьезные случаи, когда с помощью закона отрицания отрицания обосновывалась необходимость создания совнархозов, разъединения обкомов и райкомов КПСС и т. д. Исподволь рождалась новая версия этого закона, последовательно проводилась его идеологическая интерпретация. Анализируя процесс исторического развития общества, марксистские диалектикиновогопоколениядоказывали,чтоисходнаяступеньразвития общества (так называемый первобытный коммунизм) основывалась на общей собственности на средства производства, в ней отсутство-

– 102 –

вали разделение общества на классы, а значит, и классовые антагонизмы, и эксплуатация, и т. д. Однако с совершенствованием производительных сил первобытный способ организации производства

иобщества начал сдерживать общественное развитие, превратился в его тормоз. Так происходит первое отрицание, возникает классовое общество, общество частной собственности, дающее простор развитию производительных сил. Однако и оно подлежит отрицанию, поскольку это общество социальной несправедливости, экономической

идуховной эксплуатации трудящихся. Такое общество с необходимостью отрицается (отрицание отрицания) следующей ступенью исторического развития — коммунистической, на которой синтезируются достоинства первой и второй ступеней и начинается подлинная история человечества.

Мы понимаем, что это изложение закона грешит схематизмом. Но при такой интерпретации истории в общественное сознание внедряется мысль, что наступление коммунизма детерминируется действием всеобщих законов, в том числе и всеобщего закона отрицания отрицания.

Впрочем, можно доказать и нечто совершенно противоположное. Предположим, что настоящая история человечества начинается не с этапа первобытного общества (ибо это его доцивилизационное развитие), а с этапа классового общества (с его развитыми, установившимисяэкономическимиисоциальнымиструктурами).Нотогдарасклад уже другой: классовое общество (исходная ступень) — социализм (отрицание) — постсоциалистическое, капиталистическое классовое общество (отрицание отрицания). Такая получается диалектика!

Подведем итоги. Главный из них заключается в том, что диалектика должна развиваться и существовать не по логике и правилам идеологии, а по логике и правилам науки. Но ведь в самом начале мы утверждали, что идеологические моменты принципиально не устранимы из социальных наук, в том числе и из диалектики. Решениеэтойпроблемынамвидитсятак:диалектикакак«чистаянаука»

— это, в сущности, «идеальный тип» (термин известного немецкого философа М. Вебера), т. е. такое явление, которое либо чрезвычайно редко встречается в действительности, либо вообще есть мысленная конструкция, необходимая для познания реальности (нечто вроде идеализированного объекта). В своем практическом функционировании диалектика всегда будет «нагружена» классовыми, групповыми

–103 –

интересами. Но, учитывая сказанное, мы должны поменять приоритеты: диалектика как наука первична по отношению к диалектике как идеологии. Положения диалектики должны вытекать из ее собственных, внутренних требований, принципов, установок, а не из запросов социальной сферы. Например, основное противоречие конкретного социального образования должно выводиться из анализа объекта, а не привноситься с помощью идеологических императивов (что, кстати, происходитещедонаучногоанализаобъекта).Конечно,впоследствии любое положение диалектики может получить идеологическую интерпретацию, идеологическую коррекцию. Это неизбежно и не всегда ведет к негативным результатам. Тем не менее, методологическим ориентиром для формирования и развития диалектики должен быть, по нашему мнению, предложенный «идеальный тип» диалектики.

Конкретизацией сформулированного правила является отказ диалектики от поисков «единственно верного решения», как правило, инспирируемого официальной идеологией. Наличие различных решений, точек зрения, конкурирующих позиций — признак истинной науки.Диалектика,далее,должнаненасловах,анаделепревратиться

воткрытую систему, свободно включающую в себя новые наработки

вобласти теории. Конечно, единство и борьба противоположностей

—это «суть, ядро диалектики», но философы только выиграют, если наряду с названным законом будут использовать при исследовании самодвижения, саморазвития реальности идеи синергетики, самоорганизации, системного подхода.

И, наконец, еще одно замечание по поводу марксистской диалектики. Как к ней относиться? Думаем, как к факту истории философии. Очевидно, многое из того, что наработано марксистской диалектикой, войдет и в формирующуюся сейчас в нашем обществе философию. На наш взгляд, перспективны марксистские идеи о диалектике теории и практики, критерии истинности знаний, взаимной опосредованности ступеней познания, диалектике процесса отражения и т. д. Но все это не более чем предположения, ибо проблема значительно сложнее, чем может показаться.

Всамом деле, в обществе происходят трудные философские «мутации», формируется новый образ философии. Что будет востребовано из марксистской диалектики философией будущего — об этом пока можно только гадать. Более того, мы не можем предсказать даже то,какойнепосредственновид,какуюформуобрететдиалектикавла-

–104 –

ГЛАВА V. РАЦИОНАЛИЗМ, ИРРАЦИОНАЛИЗМ

ИИНТУИТИВИЗМ

1.Исторические формы рационализма

Давно сказано, что сон разума порождает чудовищ. А что, если чудовищ порождает и сам бодрствующий разум? Парадокс состоит в том, что пропасть между сознательными целями людей и результатами их деятельности все более расширяется. Люди часто говорят о безграничных возможностях познания, открывающихся перед наукой. Это породило в общественном сознании характерный наукоцентризм, выражающийся в признании за наукой монополии на истину; даже сам термин «научность» стал синонимом «истинности». Да, наука сегодня на высоте: химические технологии, микроэлектроника, строительная индустрия, аудиовизуальные системы, компьютеры фантастически усовершенствовали наш быт, увеличили комфорт, позволили создать прекрасные офисы, сделали возможным получение информацииизлюбойточкиземногошара.Новместестемухудшили экологию, разделили и духовно опустошили людей, развили до угрожающих размеров смертоносные виды вооружений, не дав никаких положительных целей жизни человека. Перспективы дальнейшего прогресса прикладной науки поставили под угрозу существование самого человечества. Поэтому все чаще понятие научно-технического прогресса в настоящее время воспринимается и трактуется как иллюзия, а достижения цивилизации ставятся под сомнение. Мы подошли ктакимрубежам,когданачинаемдобыватьопасныезнания.Вот почему всегда (а в последнее время особенно) проблема рациональности и ее критериев обсуждается достаточно оживленно.

Бесспорные успехи рационального сознания, прежде всего проявившиеся в развитии науки, научной рациональности, становлении и развитии научно-технической цивилизации, привели к распространению сциентизма, для которого вера в науку в значительной мере заменила веру в бога. Наука в секуляризированном, т. е. светском мировоззрении в значительной мере стала играть роль религии, способной дать окончательный и безусловный ответ на все коренные проблемы устройства мира и человеческого бытия. Вместе с тем, отчетливо выявившиеся в наше время деструктивные антигуманные последствия техногенной цивилизации порождают и активное противодействие

– 106 –

сциентистскому культу научной рациональности, когда на нее возлагают значительную долю ответственности за пороки и грехи этой цивилизации. При этом протест против сциентистской абсолютизации роли и возможностей науки перерастает нередко в резкий негативизм по отношению к ней и является специфически современной формой критики не только рационализма (выступающего в этом контексте в форме сциентизма), но и рациональности как таковой.

Соглашаясь с возражениями против неумеренных притязаний агрессивногосциентизма,понимаянесостоятельностьабсолютизации господствующей в нашей цивилизации формы научной рациональности, восходящей к галилеевско-ньютонианскому естествознанию Нового времени, в то же время нельзя недооценивать или, тем более, опровергать значимость рациональности как таковой, как необходимой ценности нашей культуры. Но при этом сама рациональность (в том числе научная рациональность) должна быть понята достаточно широко, ее характеристика должна быть освобождена от ограниченности и деструкций.

Необходимо заметить, что рациональность существует не только в науке, но и в политике, праве, морали, религии, мифологии, искусстве. Что же такое рациональность? Прежде чем ответить на этот вопрос, вспомним, что познание мира начинается с чувственного познания. Это такая форма познания, которая позволяет получать информацию об объектах при помощи органов чувств. Оно играет большую роль в получении знаний о мире: во-первых, это единственный канал связи с внешним миром, и потеря хоть одного из органов чувств затрудняет процесс познания. Во-вторых, человек, лишенный органов чувств, не способен ни к познанию, ни к мышлению. Чувственное познание регулирует предметную деятельность, дает минимум первоначальной информации.

Но чувственное познание ограничено: в нем человек «привязан» к конкретной ситуации, его недостаточно, чтобы преобразовывать природу, осуществлять предметную деятельность. Оно дает единичный образ предмета, недостаточный для всестороннего познания предметов, причин и связей, существующих в мире. Возникает необходимость познания внутренней сущности вещей, т. е. общего. Познание общего возможно благодаря формированию особого рода представлений, фиксирующих общие признаки вещей, не имеющие чувственного характера. Например, «дом», «дерево», «человек» —

– 107 –

это общие признаки вещей. Это не предметы, а понятия. Способность их создавать — это способность к рациональному мышлению. Понятие «рациональное» фиксирует как раз общие, существенные свойства, отношения предметов, явлений. Благодаря этому суммируются важные знания о способах действия с данными группами предметов. Возможно, такая способность в обыденной жизни и не столь важна.

Обычно выделяют два уровня рационального. Это рассудок, способный давать правила мышления, и разум, который является источником понятий (не заимствованных из чувственного познания) и ставит перед познающим новые задачи.

Рациональность — это умопостигаемость объективно всеобщего, с какой бы областью знания мы ни сталкивались. Постижение общего

— всегда открытие творческой активности (будь то понятие, моральная норма, юридический закон и т. д.). Рационализм — система взглядов, суждений об окружающем, которая основывается на выводах

илогических заключениях разума. Это определенный подход к решению вопроса о происхождении и возможной достоверности знаний. Разумеется, рационализма в чистом виде не существует. Делая тот или иной вывод, человек никогда не может полностью исключить влияние эмоций, интуитивных прозрений, собственного догматического мышления и т. д. Даже в математике последняя фраза — «что

итребовалось доказать» — порой оказывается неоднозначной и может быть оспорена.

Тем не менее, мы всегда можем отличить рациональный образ мышления, рациональные суждения от суждений иррациональных, основанных, например, на откровениях, религиозных догматах и т. д. Безусловно, прежде всего, рациональность проявляется в науке. Она предполагает наличие концептуального аппарата, моделирование реальности в системе понятийных конструкций, надстраивающихся над обыденными представлениями о мире. Обеспечивая проникновение человеческой мысли в слои реальности, недоступные неспециализированному сознанию, рациональное сознание в то же время создает особый мир идеальных конструкций, «теоретический мир», как его называют в философской литературе.

Истоки рационализма можно обнаружить уже в древности. Античное мышление, по существу, является рациональным. В то же время, рационализм как одно из устойчивых направлений в философии возник как реакция на кризис средневековой схоластической логи-

–108 –

ки, которая не могла объяснить, каким образом из единичного опыта возникают строго всеобщие истины. Оставалось искать другой, внеопытный источник познания (разум). Сам термин «рационализм» весьма емкий и может быть использован для описания того или иного миропонимания.

Классический рационализм — тип рационального мышления, которыйсформировалсяпослеэпохиВозрожденияиутвердилсявXVII– XVIII вв. В рамках классического рационализма не только утвердился научный метод, но и возникло целостное миропонимание — некая целостная картина мироздания и процессов, происходящих в нем. В ее основе — механистическое представление о Вселенной, возникшее после научной революции Коперника—Галилея—Ньютона. Вселенная представлялась как механизм, запущенный кем-то и вечно действующий по определенным, раз и навсегда данным законам. Казалось, что если сегодня люди в мире чего-то не понимают, то завтра обязательно поймут. Так постепенно формировалась вера в неограниченные возможности знания, основывающаяся на фактических успехах науки. Это был оптимизм молодого рационализма.

В общественном сознании происходили (и происходят) существенные сдвиги в системе ценностей, в духовном мироощущении, чтонаходилосвоеотражениевпроблематикеистилефилософии.Так, провозвестником опытного естествознания и научного метода выступил английский философ Ф. Бэкон. Ему удалось дать образ новой науки, отправляясь от твердо принятых и последовательно продуманных представлений о значении знания в обществе и человеческой жизни. Он упрекает мыслителей прошлого за то, что в их трудах не слышен голос самой природы, созданной Творцом. Методы и приемы науки должны отвечать подлинным ее целям — обеспечению благополучия и достоинства человека, что явится свидетельством выхода человечества на дорогу истины после долгого и бесплодного плутания в поисках мудрости. Обладание истиной обнаруживает себя именно в росте практического могущества человека.

Возможности человеческого разумения и науки совпадают, поэтому так важно ответить на вопрос: какой должна быть наука, чтобы исчерпать эти возможности? Ф. Бэкон пишет: «Человек, слуга и истолкователь Природы, ровно столько совершает и понимает, сколько он охватывает в порядке Природы; свыше этого он не знает и не может ничего». По его мнению, есть только две возможные дороги

– 109 –

поисков и обнаружения истины: одна от чувства и частных случаев переносит сразу к аксиомам самого общего характера и затем дает дорогу суждениям на основании этих принципов, уже закрепленных в их незыблемости, чтобы вывести на их основании промежуточные аксиомы. Это наиболее распространенный путь. Другая — от чувства и частного приводит к аксиомам, постепенно и непрерывно поднимаясь по ступеням лестницы обобщения до тех пор, пока не подведет к аксиомам самого общего характера; это самая верная дорога, хотя она еще не пройдена людьми.. Второй путь представляет собою методически продуманную и усовершенствованную индукцию. Дополнив индукцию целым рядом приемов, Ф. Бэкон стремится превратить ее в искусство вопрошания природы, ведущее познание к верному успеху. Основывая свою философию на понятии опыта, истолковывая чувственность как единственный источник всех наших знаний, Ф. Бэкон тем самым заложил основы эмпиризма — одной из ведущих философских традиций новоевропейской философии.

Вместе с тем, родоначальник эмпиризма ни в коей мере не был склонен недооценивать значение разума. Сила разума как раз и проявляет себя в способности такой организации наблюдения и эксперимента, которая позволяет услышать голос самой природы и истолковать сказанное ею правильным образом. Поэтому свою позицию Бэкон иллюстрирует сравнением деятельности пчел, собирающих нектар со многих цветков и перерабатывающих его в мед, с деятельностьюпаука,ткущегопаутинуизсамогосебя(одностороннийрационализм), и муравьев, собирающих в одну кучу самые разные предметы (односторонний эмпиризм). Ценность разума — в его умении извлекать из опыта заключенную в нем истину. Разум как таковой не содержит в себе истин бытия и, будучи отрешен от опыта, неспособен их открывать.

Основы альтернативной эмпиризму рационалистической традиции были заложены французским философом Р. Декартом. Отправной точкой философствования Р. Декарта становится общая для них с Ф. Бэконом проблема достоверности знания. Но в отличие от Бэкона, который выдвигал на первый план практическую основательность знания и подчеркивал значение предметной истинности знания, Р. Декарт ищет признаки достоверности познания в сфере самого знания, его внутренних характеристик. Отклоняя, подобно Ф. Бэкону, авторитет как основание истины, Р. Декарт стремится к разгадке тайны

– 110 –