Археологическая типология

Видимо, это один из ф у н д а м е н т а л ь н ы х принципов система¬ тизации всякого культурного материала, не только археологического. Впрочем, он действителен не только в культуре, но в ней — особенно. Его можно обозначить как принцип невозможности осуществления в куль¬ турном материале двух дел зараз — прагматического упорядочения и эвристического познавательного поиска или принцип невозможности ре¬ шения задач естественной группировки такого материала средствами искусственной классификации, п р и н ц и п н е в о з м о ж н о с т и сов¬ м е щ е н и я к л а с с и ф и к а ц и и (в узком смысле) с т и п о л о г и е й .

В естествознании о различии между искусственными и естествен¬ ными классификациями и об их несовместимости писал еще Бэр [Бэр 1819]. В археологии, кажется, первым на это различие указал Грязнов [1969], хотя в отличие от Бэра он не отметил несовместимость обеих методик. Поскольку Бэр был одним из основоположников первобытной археологии в России, собирая и классифицируя в своем Анатомическом кабинете Академии Наук древности каменного века, пожалуй, будет справедливо присвоить изложенной идее название: принцип Бэра — Грязнова.

В т о р о й п р и н ц и п . Учитывая полифункциональность культур¬ ных компонентов, их поливалентность, разнопричинность возникновения и т. п., надо признать, что их никак нельзя связать одной стройной (про¬ стой, непротиворечивой) сетью иерархических отношений, включить в одну иерархию. Иными словами, по отношению к любому отдельно взятому массиву культурного материала нельзя построить универсальную есте¬ ственную классификацию (группировку). Т. е. нельзя построить такую одну полную классификацию, иерархически (и притом просто) организо¬ ванную, которая бы учитывала и упорядочивала все культурно значи¬ мые особенности материала — независимо от исследовательских задач, от аспекта рассмотрения, от выбора и оценки признаков.

Ясно, что можно построить множество искусственных классификаций одного массива (это пропагандировал Бру). Ясно, что можно построить и много естественных его классификаций — неправильных. Но можно построить и много правильных естественных классификаций одного мас¬ сива. Нельзя вот что: построить такую одну, которая была бы единственно правильной для него, рассчитанной на любые запросы. Этот принцип невозможности универсальной, единственно правильной естественной классификации, независимой от исследовательских задач, — тоже один из фундаментальных принципов археологии. Первыми его сформули¬ ровали и обосновали для археологии Хилл и Эванс [Hill and Evans 1972], поэтому его можно назвать принципом Хилла — Эванса.

Вместе с первым принципом он запрещает стратегию, ведущую к апри¬ орным универсальным классификациям-типологиям типа канонической городцовской.

Т р е т и й п р и н ц и п . Учитывая, что код всякой культуры всегда условен, а ключ к коду ископаемой культуры утерян, надо осознать, что в археологии эмпирическое выявление корреляции элементарных свойств, сколь угодно технически изощренное и полное, само по себе не может привести к реальным культурным типам. Видимо, и это — один из фун¬ даментальных принципов археологии. Его можно охарактеризовать как

принцип невозможности самопроизвольной интеграции реальных куль¬ турных типов прошлого из массы элементарных эмпирически наблю¬ денных свойств археологического материала.

Этот принцип, отсекающий индуктивную стратегию, был впервые сформулирован Тэйлором, указавшим, что эмпирические типы не явля¬ ются ipso facto культурными типами [Taylor 1948: 129]. Напрашивается название: принцип Тэйлора.

Ч е т в е р т ы й п р и н ц и п . Надобно учесть также, что условные типы представляют собой разновидность моделей. Но всякая модель лишь в каких-то отношениях подобна объекту моделирования, а когда объект удален и труднодоступен или сложен, степень сходств и их су¬ щественность не даны заранее. Их надо определять многообразной свер¬

многократные далекие выходы за ее пределы ради поштучного исклю¬ чения ошибочных вариантов. Если нет прочной опоры для сознательно ориентированного, целенаправленного поиска, если модели взяты (или построены) наобум или на основе далеких, ненадежных аналогий (а имен¬ но так получаются условные типы), то ясно, что все предприятие превратится в движение наощупь, с тщетной надеждой быстро наткнуться на случайную удачу.

Правда, можно было бы представить условные типы как просто предварительные наброски, «рабочие гипотезы» сугубо временного зна¬ чения (именно так и рисует дело Мальмер). Такие черновые наброски могут, конечно, использоваться, скажем, при выработке эмпирических типов, но такие приемы психологической эвристики не составляли бы проблемы для теоретической археологии. Суть условных типов явно не в этом: они же на практике (у того же Мальмера) немедленно посту¬ пают в работу как исходные данные для следующих этапов проработки материала — в их рамках проводятся измерения, картирование, истол¬ кование...

Следовательно, условные типы осуждены оставаться условными. Принципиально невозможно посредством условных типов — нарезая ли искусственные ячейки или создавая «идеальные типы» — пробиться к куль¬ турным значениям далекого прошлого. Это принцип невозможности вполне адекватной подмены древних культурных типов — реальных но¬ сителей культурных значений древности — условными типами, т. е. про¬ извольно выбранными сегодня в ткани древнего культурного материала узлами связей, принцип невозможности адекватной — без утраты куль¬ турной информации — подмены действительных культурнозначимых границ произвольно намеченными.

Этот принцип дезавуирует дедуктивную стратегию, упование на ус¬ ловные типы как на верный путь к точному знанию и пониманию прош¬ лого. В литературе я не нашел формулировок этого принципа. Тэйлор лишь отстаивал существование культурных типов от нападок сторон¬ ников дедуктивной стратегии. Хоть возражения против условных типов и выдвигались (Сполдингом), но лишь с позиций аналитической страте¬ гии и абсолютизации эмпирических типов.

Таковы четыре принципа невозможности, фундаментальные для архе¬ ологии, для упорядочения и познания изначальной организованности и культурных значений археологического материала.

Согласно современным представлениям, те или иные «принципы невозможности» лежат в основе каждой науки. По словам Эйнштейна, термодинамика представляет собой систематический ответ на вопрос: какими должны быть законы природы, чтобы вечный двигатель оказался невозможным. «Принцип дополнительности» Гейзенберга тоже принад¬ лежит к числу «принципов невозможности»: он гласит, что нельзя точно определить положение и скорость микрочастицы одновременно. Уитикер не побоялся заявить, что из нескольких правильно подобранных прин¬ ципов невозможности можно вывести всю совокупность физических за¬ конов.

«Согласно старым представлениям, — пишет К. Форд, — фундаментальные за¬ коны природы должны быть законами дозволения. Они определяют, что может

(и должно) происходить в природе. Согласно новой точке зрения, наиболее фунда¬ ментальные законы носят характер запретов. Они определяют, что не может происхо¬ дить в природе» [Форд 1965: 112].

Есть серьезная аргументация этого предпочтения. Законы дозволения разрешают немногое, ставят процесс в жесткие рамки. Запреты же более «демократичны»: запрещая немногое, не ограничивают многообразие направлений — при сохранении некоторых величин [Баженов и др. 1973: 134]. Отрицание

«допускает любой процесс, лишь бы не изменялась определенная величина. Как это ни парадоксально, запреты оказываются менее строгими в своем ограни¬ чительном усердии, чем разрешения. Они оставляют свободу выбора... » [Шиба¬ нов 1974: 17].

7. Законы сохранения

«Объявляя какие-то возможности несуществующими, любой отрицательный прин¬ цип вместе с тем сигнализирует о непознанных еще явлениях, обусловливающих эту невозможность... Любой принцип невозможности хорош лишь тогда, когда он подкреп¬ ляется абсолютно надежным положительным знанием. А такое знание заключено обычно в законах сохранения» [Шибанов 1974: 16—17].

Утверждая неизменность некоторой величины, закон сохранения от¬ рицает возможность процессов, ведущих к ее изменению. Современная методология приходит к выводу, что «научное познание должно быть ориентировано на законы сохранения как на важнейшие, глубокие зако¬ ны природы» [Баженов и др. 1973: 134]. Нет оснований, однако, ограни¬ чивать эту сентенцию сферой природы и отказываться от ее приложе¬ ния к сфере социокультурной.

Какие же законы сохранения соответствуют нашим принципам невоз¬ можности?

П е р в ы й з а к о н с о х р а н е н и я . Из принципа Бэра — Гряз¬ нова т. е. принципа невозможности совмещения классификации с типоло¬ гией, можно было бы вывести следующий закон. Если наложить на архе¬ ологический материал (на большой массив его) априорную иерархически построенную сеть классификационных ячеек, то она непременно разрежет какие-то связи, присущие данному материалу. При всяком таком нало¬ жении априорной схемы на материал в нем остаются какие-то части, которые, нельзя строго и полностью распределить по ячейкам класси¬ фикации, т. е. материал остается не вполне упорядоченным. Это закон сохранения неупорядоченности археологического культурного материала при наложении на него априорной классификационной иерархической схемы.

В т о р о й з а к о н с о х р а н е н и я . Принцип Хилла — Эванса можно следующим образом переформулировать в закон сохранения: Любая группировка археологического материала, адекватная в каком-то отношении его структуре и отвечающая некоторой цели исследования, не обязательно будет соответствовать структуре материала также во всех других отношениях, она не может удовлетворять любым целям исследо¬ вания. В материале непременно останутся какие-то связи, несогласуе¬ мые с этой группировкой. Это значит, что при всяком изменении целей исследования сохраняется возможность перегруппировать материал поновому в соответствии со структурой материала. Это закон сохранения связей и рубежей в археологическом материале сверх тех, которые могут быть выделены любой одной иерархически организованной груп¬ пировкой, соответствующей одному виду исследований, одной группе

лора, т. е. принципу невозможности самопроизвольной интеграции куль-

турных типов из массива элементарных характеристик. Его можно бы¬ ло бы сформулировать так: При всякой интеграции эмпирических типов из элементарных свойств, не ориентированной введением дополнитель¬ ного знания с уровня культур, культурная значимость типов и свойств должна сохраняться неопределенной. Это закон сохранения культурной неопределенности типов и элементов при восходящей, аналитической стратегии классификации. Применительно к эмпирически выявляемым свойствам и их сочетаниям он сохраняет возможность различных куль¬ турных интерпретаций до тех пор, пока «сверху» не будет спущена спецификация.

Ч е т в е р т ы й з а к о н с о х р а н е н и я . Выводится из принципа невозможности адекватной подмены культурных типов условными. По этому закону, в археологии сохраняется условность произвольно очер¬ ченных типов относительно искомых культурных значений при любых преобразованиях границ, при любых перераспределениях материала, при любых образцах (источниках идей) для моделирования. Никакие данные об аналогиях на том же уровне интеграции (уровне сортировки целых артефактов), вводимые в моделирование со стороны, «сбоку» — из смеж¬ ных отраслей знания (этнография, лингвистика, психология, здравый смысл и знание современной культуры собственного окружения иссле¬ дователя) — сами по себе не позволяют снять условность. Даже анало¬ гии в археологическом материале ненадежны для прямого переноса, если они относятся к другому времени или другой территории. Так, молоточковидные булавки бронзового века на Кавказе оказываются в погребениях у головы покойного — видимо, они там были компонентом прически, а на Украине они располагаются между бронзовыми бляхами на конце нитки пронизей, свисавшей от шеи к поясу покойного — видимо, как амулет или нечто подобное. Функциональные назначения разные, а значит и типы разные. Спецификация невозможна без сведений о кон¬ текстах, о границах и содержании археологических культур, т. е. без информации «сверху» — из вышележащего уровня интеграции. Это верно и по отношению к эмпирическим типам, и по отношению к условным.

8. Идея нисхождения

Таким образом, намечается противоположная, новая стратегия груп¬

них — выделить в них культурные типы, а уж затем, зная культурную значимость типов, расчленить их на признаки.

Разумеется, полученные понятия будут нечеткими, расплывчатыми, поскольку к каждому типу мы будем подходить снаружи, не имея предварительных точных сведений о его внутреннем элементном составе. Зато у нас будет подготовлен критерий для оценки элементов, которая придаст смысл всей работе. Только после этого, достигнув уровня приз¬ наков и разобравшись в их культурной значимости, отсортировав приз¬ наки от свойств («эмные» элементы от «этных», на языке Пайка), мы можем начать обратное движение: от признаков через типы к куль¬ турам. Иными словами, сначала выявив культуры, мы выделяем в них типы, а типы расчленяем на признаки, но затем, проводя суммирование и систематизацию признаков, мы поворачиваем вспять и корреляцией признаков определяем типы, после чего, имея по-новому сформулиро¬ ванные типы, через их корреляцию уточняем наши культуры.

Разумеется, сразу же возникает вопрос: а как же мы охватываем культуры, если не через предварительно выделенные типы? Логически напрашивается дальнейшее наращение уровней дискретности: если мы подходим к культуре не снизу, от типов, то значит — с противоположной стороны, сверху. То есть от более широкой совокупности материала на том же уровне интеграции, либо с вышележащего уровня интеграции.

Первый путь проще. Правда, здесь теоретически до недавнего времени не предполагалось общностей, более крупных, чем культуры. Однако на практике уже давно стали выявляться территориальные группы син¬ хронных родственных культур — «культурные круги», «культурные про¬ винции», «культурно-хозяйственные зоны» и т. п., в недавнее время нашедшие признание и в теоретических схемах. Мною было предложено понятие «секвенции» для последовательных рядов культур, связанных территориальной или генетической преемственностью [Клейн 1973а: 17— 1973б: 229—300; Klejn 1973а: 4; 1973: 698; 1974а: 47; 1976]. У Д. Кларка самым широким является понятие «технокомплекс» [Clarke 1968: 188, 321—357]. Таким образом, можно сказать, что к выявлению культуры нужно идти от этих более широких общностей.

Естественно, встанет вопрос, от каких же еще более широких общно¬ стей надо исходить для выявления культурных кругов, секвенций, техно¬ комплексов и т. п. Что ж, очевидно, от всей совокупности мировой культуры во всей ее глобальной и исторической протяженности. Но тогда встанет еще один вопрос: а эту совокупность из чего вывести?

Очевидно, здесь неизбежен переход на более высокий уровень интег¬ рации. По отношению к культуре это могут быть: социокультурная сфера в целом (культура и общество в их взаимообусловленности и взаимо¬ действии), экосистема (культура, общество и природа) и т. д.

Видимо, просто бессмысленно продолжать это наращение до философ¬ ских понятий наивысшей общности. На какой-то ступени, скажем, на ми¬ ровой культуре, лучше остановиться и сказать: а она нам попросту дана как нечто очевидное и исходное, интуитивно схватываемое. В изве¬ стной, (все меньшей) мере это справедливо и по отношению к понятиям нижележащих уровней. Во всяком случае, применительно к культуре это еще достаточно реалистично.

— Как! Интуитивное восприятие вместо точной регистрации! — воз¬ мутится здесь строгий пурист (nomen omen), воспитанный в духе анали¬ тической стратегии и логического позитивизма (Форд сказал бы: «стоя¬ щий всеми четырьмя ногами на черепке»).

Ответ прост. Да, интуиция здесь — отправная площадка. Но ведь и у вас, в аналитической стратегии, все тоже начинается с нее, ибо, по всеоб¬ щему признанию ее активнейших теоретиков, выявление и отбор приз¬ наков неформализуемы и остаются делом интуиции [Шер 1970: 10—11; Маршак 1970: 31; Watson а. о. 1971: 127]. Что сверху, что снизу — все равно в начале начал интуиция.

Системная стратегия классификации вправе не стесняться этого. У нее найдутся свои слабые стороны. В частности, ей, по самой ее природе, видимо, присущи изрядная расплывчатость исходных ячеек (убывающая к нижним уровням) и риск утери культурной информации, не аккумули¬ рованной в типах. Поэтому нужно искать способы разумного допол¬ нения и корректирования этой стратегии обеими прежними (рис. 25). Но из трех только она добывает, что корректировать, ибо она открывает путь к смыслу культурных явлений.

Г л а в а XII

ОПЕРАЦИОНАЛИЗАЦИЯ

Хорошая теория, однако,... дол¬ жна реализоваться в Хорошей Клас¬ сификации.

С. Хокс [Hawkes 1973: 176]

1. Соотнесение с практикой

Здесь пора обратить внимание на то, что эта новая, системная стратегия группировки, в сущности, не вполне нова. Новыми являются лишь ее эксплицитное выражение и теоретическое обоснование.

Ведь те исследователи, которые давно создали удачные, работавшие (и нередко работающие до сих пор) классификации, собственно говоря, поступали в духе этой стратегии: выделяя типы, ориентировались на имевшийся у них заранее целостный образ культуры. Они делали неза¬ конную, с точки зрения прежней стратегии, вещь: подглядывали вперед, стараясь уловить, как будет себя вести намечаемый тип в культуре, в каких ситуациях окажется (в одинаковых ли, или, по крайней мере — эквивалентных ли), с какими явлениями будет коррелировать. И, поймав положительную реакцию, выделяли тип наперекор любым логическим рамкам действовавшей классификационной процедуры, нарушая все правила и сбивая формальные, кодифицированные критерии.

На деле эти исследователи не из эмпирических корреляций выводили свои типы, подставляя под культурное определение, а наоборот — тайком (нередко подсознательно) выхватывали типы из культурной системы и налагали на эмпирические корреляции. А уж затем они старались найти логичное обоснование такого именно выделения и представить дело так, будто бы каждый тип с культурной значимостью выделился в ходе эмпирической корреляции самопроизвольно.

Вот почему Софус Мюллер и Глоб положили в основу классифи¬ кации каменных боевых топоров профиль, а не фас топора: еще Мюллер подметил, что именно этот показатель коррелирует со стратиграфией. Вот почему работоспособной оказалась классификация Городцова — Крайнова: они ничто же сумняшеся нарушали правила логической, но неадекватной стратегии, повинуясь интуиции.

Проницательные исследователи порой сами подмечали эту нацелен¬ ность подбора критериев, связанную с осознанием тех или иных целей данной классификации.

Чайлд указывал, что типы, выделяемые как «руководящие иско¬ паемые», это вовсе не обязательно те, что важны для характеристики эко¬ номики или адаптированности к природной среде. Их функция — хро¬ нологическая; схожим образом и культурноразличительная функция тре¬ бует особого подхода, своих критериев.

«Менее всего позволительно характеризовать культуру несколькими типами — руководящими ископаемыми (types fossils). Но эти типы — ископаемые — единствен¬ ные приметы, по которым можно одну культуру опознать и отличить от другой» [Childe 1956: 34]. «Многие типы, указывающие на чрезвычайно значимое культур¬ ное поведение,... бесполезны для классификации культур, хоть и имеют перво¬ степенное значение для их описания. Другие явления, менее значимые сами по себе

... оказываются привязанными к одному горизонту в ряде стратифицированных место¬ нахождений и к ограниченному сплошному ареалу. Такие явления и используются со времен Мортилье как типы-ископаемые для определения археологических пери¬ одов и культур» [Childe 1956: 33].

Доран формулирует эту мысль проще:

«Если классификация должна помочь установлению хронологии, то ее и надо соответственно направить, т. е. найти такие черты артефактов, которые особенно обладают хронологическим значением» [Doran 1970: 63].

В теоретических работах теперь, задним числом, можно усмотреть даже более далеко идущее предвосхищение системной стратегии. Так, Кригер в 1944 г. признавал:

«разделительная линия между серией типов должна основываться на поддающихся демонстрации исторических факторах, а не, как это часто делается, на указа¬ ниях аналитика или на тонкостях описательного упорядочения» [Krieger 1944: 272].

«Проще говоря, — пояснил Тэйлор в 1948 г., — археолог сперва разделяет свой материал эмпирически на основе территории, определяя локальную группу людей; затем он разделяет его по логике на основе культурных качеств, определяя куль¬ турную группу; потом он конструирует культурный контекст для этой культурной группы; и, наконец, он сравнивает этот контекст с другими, схоже развитыми, разделяя его на типы и классы, чтобы выявить то, что, как он считает, есть культурные отношения этого контекста» [Taylor 1948: 147].

Однако эти высказывания не были развиты их авторами и просколь¬ знули незамеченными. Тэйлор тотчас вслед за своим высказыванием (приведенным только что) настаивает на том, что «первостепенную заботу археолога должна составить задача, как отобразить культуру челове¬ ческой группы, представленной на отдельном поселении, или ее фрак¬ цию, не помещая культурные явления в широкую панораму археоло¬ гических поселений» [Taylor 1948: 147]. И понятно: его сопрягатель¬ ный подход противостоит сравнительному. Приведя высказывание Фи¬ липса о том, стратиграфический и аналитический подходы к классифи¬ кации несовместимы, и один из них должен иметь приоритет, Тэйлор отрицает этот конфликт [Taylor 1948: 138], тогда как, с точки зрения системной стратегии, конфликт очевиден, и приоритет отдается страти¬ графии (ср. практику Софуса Мюллера и Глоба).

Высказывания в духе системной стратегии перемежались у Тэйлора с такими:

«разделительная линия между теми несходствами, которые позволяют дифференци¬ ровать типы, и теми, которые не позволяют, не «дана». Вернее будет сказать, что никто не способен изложить закон в этом деле, так что каждый археолог должен быть сам своим судьей, полагаясь на такие путеводители, как собственные сознание и опыт» [Taylor 1948: 129].

Конечно, такая сбивчивость и всеядность не способствовали осве¬ щению пути к новой стратегии классификации и не проясняли проблему для практиков — тех, которые, по выражению Резерфорда, «больше де¬ лают, чем понимают».

Практикам, однако, желательны не только освещение пути и про¬ яснение проблемы, но и конкретные методические рекомендации. Это значит, нужна о п е р а ц и о н а л и з а ц и я предложенных методоло¬ гических принципов.

В частности, требуется конкретизировать два ряда операций. Во - пер¬ вых, надо уточнить, как выявлять культуры без предварительного эксплицитного знания всей совокупности эмпирических типов. Во - вто¬ р ы х — как из определенных таким способом культур выводить куль¬ турные типы. В обоих случаях нужно установить состав и последователь¬ ность операций, условия объективности работы, меру и способ возможной формализации. Это нелегкая задача, которая сама потребует не менее пространной разработки, чем та, что уже проделана и изложена здесь. Однако контуры этой разработки можно наметить уже сейчас.

Все теоретические схемы классификации обычно строятся на основе допущения идеальной (хотя и не оптимальной) ситуации. Принимается за нечто само собой разумеющееся, что весь материал, подлежащий классификации, поступает к археологу в а б с о л ю т н о п е р е м е ш а н ¬ ном виде, как хаотическое нагромождение, в котором нет никакого порядка, кроме скрытного в сходствах и различиях форм. И до сих пор в данной работе мы исходили также из этого д о п у щ е н и я .

Между тем, оно не может служить ни отражением всегдашней или обычной р е а л ь н о й ситуации, ни ее нормированным (усредненным) выражением — тем, которое в чистом виде почти никогда не встречается, но очень близко к реальности. На деле материал поступает к архе¬ ологу обычно в с и л ь н о с т р у к т у р и р о в а н н о м состоянии, с гу¬ стой сетью пространственно-временных связей и разломов, и в этой сети отражаются связи и дискретность некогда живших культурных систем. Вот почему становится возможным априорное выявление культур.

Прежде всего, материал изначально, так сказать, кластерирован тер¬ р и т о р и а л ь н о — образует локальные сгустки. Это — следствие трех причин: а) неравномерной заселенности в прошлом (существование «Бра¬ ниборов», «ничьей земли», Дикого поля и т. п. ), б) неравномерной сох¬ ранности разных категорий памятников в тех или иных условиях, в) неравномерной добычи археологических материалов вследствие раз¬ личий в хозяйственной эксплуатации земель и в интенсивности иссле¬ дований. Раскопки и разведки никогда не покрывают сплошь огромных территорий и никогда не образуют сплошной сети репрезентативных выборок (со случайным распределением). Поэтому обычно сначала воз¬ никают небольшие нуклеарные участки хорошей изученности, вокруг которых долго еще простираются сплошные белые пятна. Даже если бы существовал континуум культуры, эти участки различались бы четко в силу своей удаленности и изолированности друг от друга. Посколь¬ ку же континуума нет, и эти участки подобны гигантским зондам, опущенным в прошлое и имеющим большие шансы угодить в разные культурные очаги, постольку резкие различия между их остатками обыч¬ но очевидны.

Форд расценивал этот эффект как причину возникновения искус¬ ственных границ, как фактор искажения реальности. На деле же этот эффект лишь усиливает и подчеркивает реальную дискретность иссле¬ дуемого мира и, высвечивая (пусть в случайной последовательности) реальные контрасты, помогает ухватить эту дискретность.

Далее, археологический материал изначально предстает расчленен¬ ным, распределенным и разделенным во в р е м е н и . Верно, конечно, что в отличие от территориального параметр времени не дан архео¬ логу непосредственно [Chang 1967а: 23]. Верно и то, что во многих случаях в памятниках осуществлен феномен компрессии — разновре¬ менные элементы сведены в один пласт [Захарук 1975: 5]. Но столь же верно, что параметр времени весьма наглядно воплощен в стратигра¬ фии (особенно в вертикальной, но также в горизонтальной и сравни¬ тельной) и в распределении материала по категориям памятников (ср. палеолитические стоянки, курганы бронзового и железного веков и древ¬ нерусские города) [Klejn 1978]. Кроме того он имеет внеархеологи¬ ческую опору в эпиграфике, указаниях письменных источников, а ныне — и в естественно-научных методах датировки. Таким образом, эта распре¬ деленность археологического материала тоже обладает преимуществом априорности по отношению к задачам построения генеральной типологии.

Когда есть многослойные поселения, горизонтально стратифици¬ рованные плоские могильники и курганы с разновременными и особенно разнокультурными погребениями, в нуклеарных участках возникают

стратиграфические колонки — простые, составные (приведенные к форме простых) и обобщенные (посредством сравнительной стратиграфии). Когда в стратиграфической колонке, обобщающей все колонки нукле¬ арного участка, удается расчленить материал покультурно, то есть разли¬

Именно так были построены ставшие классическими колонные сек¬ венции: Софуса Мюллера в Дании (мегалиты — погребения в грунте — погребения на горизонте — погребения в насыпи), Городцова на Донце (ямная — катакомбная — срубная — скифская — сарматская — поздне¬ кочевническая культуры), Теплоухова в Минусинской степи (афанасьев¬ ская — андроновская — карасукская и т. д. ), Мильденбергера—Фишера в бассейне Заале (баальберг — зальцмюнде — вальтернинбург-берн¬ бург — шаровидные амфоры и шнуровая керамика — шенфельд, коло¬ коловидные кубки — унетицкая культура — курганная культура — поля погребений... ), Георгиева в Южной Фракии (Кремиковцы — Веселино¬ во — Караново IV — Марица/Боян — Коджа-Дермен/Гумельница/Чер¬ навода и т. д. ).

Между колонными секвенциями («колоннами») провешиваются по¬ исковые траверсы — горизонты синхронизации, ареалы в картографи¬ ровании и т. п. В этих колоннах и траверсах проступают границы культур.

Возникает вопрос: а как же можно сколько-нибудь доказательно

и сравнению этих культур? Действительно, это невозможно: ведь границы слоев и даже стерильные прослойки могут расчленить и однокультур¬ ный материал, и в то же время граница между разнокультурными напластованиями может оказаться размытой и незаметной.

а) Выявленные по свойствам и блокам.

Однако, в о - п е р в ы х , по признанию Кауджилла, для «хронологиче¬ ских типов», нужных, чтобы построить хорошую сериацию, требуется очень малая толика информации. Достаточно учесть лишь некоторые показатели, и если придерживаться определенных правил, то т р у д н о впасть в грубые ошибки [Cowgill 1972: 386]. К этому можно добавить, что (и это еще более важно) описание и сравнение материала разных слоев и разных условно выделенных пластов может быть осуществлено на языке не признаков, а свойств — средствами общеархеологического «дескриптивного алфавита», не претендующего на непременную культур¬ ную значимость. Желательно, чтобы этот алфавит составлен был все-таки с учетом выявленной опытным путем и логически выводимой вероятности культурного осмысления физических свойств и чтобы регистрируемые в данном конкретном наблюдении параметры были достаточно многочис¬ ленны, разнообразны и взаимонезависимы (точнее, чтобы они не могли иметь иной зависимости, кроме культурной). Если это обеспечено, то весьма высок шанс, что выявленные сильные и многочисленные корреля¬ ции имеют культурную значимость и что основные рубежи между куль¬ турами не ускользнут от фиксации.

Скажем, археолог подметил, что в раскопе ниже 2-метровой отметки изменяются цвет и консистенция культурного слоя, одновременно рас¬ писная керамика сменяется монохромной с рельефной орнаментацией,

планы жилищ становятся другими, появляются не встречавшиеся выше костяные пряжки и шилья, зато исчезают пастовые бусы, и т. п. Он констатирует, что сменилась культура, хотя полный облик ни перекры¬ вающей, ни подстилающей культур он определить не может.

Такие же заключения он вправе делать при расширении «нукле¬ арного участка» и нащупывании территориального рубежа между данной культурой и синхронными соседними.

б) Выявленные по эвидентным типам.

В о - в т о р ы х , многие типы сами по себе столь стандартны, столь узко центрированы, их экземпляры столь однообразны и столь резко отличаются по форме от вещей других типов, что эти (первые) типы сразу же распознаются как данности, и никакой нужды в их специаль¬ ном выявлении и ограничении просто не возникает. Например, даже такой ярый сторонник математической обработки археологических мате¬ риалов, как Ренфру, в своем монографическом исследовании кикладской цивилизации не стал применять статистических процедур к классифика¬ ции раннекикладских вещей.

«Понятие типа, — пишет он, — применяется здесь без дальнейшего анализа: одна из наиболее ярких черт раннекикладских находок — это характер их действитель¬ ного разделения на типы. Среди многих сотен горшков, известных из группы могил, называемой Пелосской, есть на деле только четыре формы. Время от времени публи¬ куются предположительно уникальные формы, но другие экземпляры снова показы¬ вают что это надо рассматривать как типы... Так что, хоть детальный анализ арте¬ фактов по кластерам признаков и мог бы принести больше интеллектуального удовлетворения, вряд ли стоит сомневаться, что результаты были бы сугубо теми же, как при прямом и интуитивном разбиении на типы, принятом здесь» [Renfrew 1972: 135—136].

Таковы же многие типы древнегреческой керамики, древнерусские височ¬ ные кольца, овручские шиферные пряслица и т. п.

Это не значит, что они вообще не заслуживают детальных изме¬ рений и математической обработки. Такая обработка, возможно, позво¬ лит установить дробные хронологические деления, выявить разные цен¬ тры производства и мастерские, проследить племенные различия и т. п. Но для грубого предварительного различения культур она не требуе¬ тся. Такие типы можно было бы именовать «эвидентными» (от лат. evidentus — явный, очевидный, засвидетельствованный). Распределение эвидентных типов по слоям и комплексам говорит само за себя, и старая идея «руководящих древностей» (index antiquities, Leittypen, types direc¬ teurs, types-fossils) не так уж наивна.

в) Выявленные по категориям.

В - т р е т ь и х , для выделения культур типы вещей не так уж необ¬ ходимы, как мы привыкли считать. Часто вполне достаточно иметь хорошо артикулированный набор категорий, а категории из-за их обус¬ ловленности разными функциями отделяются друг от друга и по формам значительно ярче и проще, чем типы. Конечно же, легче отделить ско¬ вороды от рюмок и ножи от ложек, даже не зная их функций, чем одни типы рюмок от других. То же можно сказать и о сугубо архе¬ ологических категориях — фибулах, амфорах, боевых топорах, скребках и резцах.

Более того, если присмотреться к реальным исследованиям, посвя¬ щенным описанию археологических культур, то можно заметить, что на практике археологи при этом и работают часто именно с кате¬ гориями, а не с типами (на это обстоятельство обратил мое внимание А. А. Ковалев — самый молодой член моего семинара). И это можно понять: ведь внутри культуры каждая категория в каждый данный