Археологическая типология

случаях (Балонов и Бианки) установление культурной принадлеж¬ ности не требуется по условиям задачи.

Восновном усилия сосредоточились на дедуцировании типов. Всем трем видам сравнения контекстов нашлись соответствия в представлен¬ ных примерах: внутри-культурному сравнению схожих контекстов (Бо¬ ковенко), кросс-культурному сравнению таких же (Ковалев) и внутрикультурному сравнению различных контекстов (Виноградов). Несколь¬ ким исследователям пришлось иметь дело с диффузным материалом — непрерывным во времени и пространстве (Лебедев), и представляющим слияние норм или функций, в частности, из-за «прижизненных» скре¬ щений (Колпаков и Вишняцкий) и из-за «посмертного» смешивания (Ко¬ валев, Гиря, Балонов).

Впоисках решений исследователи вышли за пределы моих предло¬ жений, обнаружив еще несколько интересных путей определения куль¬ турной значимости и установления иерархии признаков. Трое нашли опору во внеархеологическом знании и вывели «мысленные шаблоны» из представлений об исторических культурах, а конкретно — из анализа фольклора (Лебедев), изобразительного искусства (Алексеев) и пись¬ менных источников (Боковенко). Двое максимально сблизили системную

добытую функционально-технологическим анализом, а другой (Балонов) вводит в совокупность признаков информацию о культурных связях в массиве материала.

Предпринятый коллективный опыт реализации системной стратегии показал, что в реальной практике исследований, очевидно, последова¬ тельных задач на пути системной стратегии меньше, чем предусмот¬ рено в моем обзоре, а возможностей — больше. Может быть, в самом деле это «Хорошая Теория»?

Г л а в а XIII

ДВА ЭТЮДА О СОСУДАХ

Наутро говорит работник: «Эй, хо¬ зяин! Ступай горшки считать, сколько за одну ночь наработано». Хозяин сос¬ читал — сорок тысяч наработано...

Ровно в полночь опять закричал не¬ чистый громким голосом; сбежались к нему со всех концов чертенята, пе¬ ребили все горшки, покидали черепье в печь и давай обжигать... На другой день... хозяин приходит смотреть — все сорок тысяч горшков стоят целы, один одного лучше.

Сказка «Горшечник» [Афанасьев

1957, 111: 143].

Вот откопали оба котла, стали раз¬ давать деньги по нищей братии: чем больше из раздают, тем больше их прибавляется.

Сказка «Скрипач в аду» [Афа¬ насьев 1957, Ш: 141].

А. Этюд о таштыкской керамике (А. В. Виноградов)

1. Задача. К «таштыкской эпохе» на Енисее [Кызласов 1960] принято относить весьма разнообразные виды погребальных памятников: 1) грунтовые могилы, содержащие индивидуальные (с полным комплек¬ том инвентаря) погребения одного-двух, реже трех человек (включая детей) по обряду трупоположения; 2) большие склепы — коллективные усыпальницы многих десятков (обычно более ста) человек по обряду трупосожжения на стороне (с последующим сжиганием самого склепа); 3) малые склепы, содержащие погребения нескольких десятков чело¬ век по смешанному обряду; 4) индивидуальные погребения «под ка¬ менными выкладками» по обряду трупосожжения на стороне; 5) дет¬ ские грунтовые могилы по обряду трупоположения (предположительно

представляющие собой ряды вертикально стоящих каменных плит, к каж¬ дой из которых примыкает ямка с остатками жертвенной пищи; и 2) посе¬ ления с четко выраженным культурным слоем.

Пестрота погребальных памятников и отразившихся в них обрядов объяснялась исследователями хронологическим разрывом [Теплоухов 1929: 50], различием социального статуса погребенных [Сосновский 1933: 40; Киселев 1951: 474], разноэтничностью населения данного ре¬ гиона в «таштыкскую эпоху» [Кызласов 1960: 72]. Тем не менее, извест¬ ные сходства в инвентаре и его датировке заставили исследователей рассматривать все отмеченные категории памятников как проявления одной археологической культуры. Вот почему термин «таштыкская эпо¬ ха», осторожно примененный Киселевым [1951] и Кызласовым [1960], постепенно был вытеснен термином «таштыкская культура» [Арцихов-

© А. В. Виноградов (стр. 248—256).

ский 1954: 132; Липский 1956: Э; Вадецкая 1971, 1986; Грязнов 1971, 1977, 1980; Алексеев 1973: 220; Кызласов 1975: 46; Авдусин 1967: 162].

Получившаяся археологическая совокупность выделена по чисто тер¬ риториальному критерию (локализация преимущественно в пределах Ми¬ нусинской котловины) с некоторым общим учетом хронологии (гунносарматское время), и неизвестно, совпадали ли территориальные и хро¬ нологические границы некой культурной группы с этими пределами. Выбор критериев классификации керамики произволен: в одних случаях за основу взяты несущественные детали форм (как отмечалось в раз¬ деле 3 гл. I), в других — слишком общие морфологические признаки [Грязнов 1971: 96, рис. 1]. Эта произвольность предопределила итоги классификаций глиняной посуды — единственного массового материала: безразличное распределение выделенных «типов» по категориям памятни¬ ков поддерживало идею о единстве, однокультурности последних. Ис¬ следователям не приходило в голову подозревать, что безразличие было всего лишь следствием произвольности, случайности критериев, не уго¬ дивших на культурноразличительные особенности материала.

Новые данные, полученные в результате работ Красноярской экс¬ педиции Института Археологии АН СССР, настоятельно требуют объяс¬ нения. Почему, например, «в больших склепах часто оказываются фа¬ ланги (находимые в сочленении), т. е. отрезанная плюсневая часть ноги коня или барана, а в малых склепах — пяточные и таранные кости быка, также в сочленении, т. е. вырезанная из ноги быка пятка» — другая часть ноги другого животного? [см. Грязнов 1972: 27]. Если это различие в отборе видов и частей жертвенных животных отражает реальные различия в идеологии енисейских племен «таштыкской эпохи», то эти последние различия могли каким-то образом проявиться и в других категориях инвентаря. Выявление этих различий дало бы воз¬ можность распределить известные памятники по отдельным культурным комплексам.

Здесь представлена попытка решить поставленную задачу с по¬ мощью классификационных процедур. Рассматриваемый материал — таш¬ тыкская глиняная посуда из раскопок Красноярской экспедиции — пред¬ ставляет основные виды памятников: поселение Унюк в устье р. Сыды, грунтовые могилы на увале «Мысок» близ дер. Аешка и у бывшей дер. Новая Черная, а также могильник у горы Тепсей, включающий большие и малые склепы, детские могилы и поминальники.1

2. Методологические предпосылки. Для правильного выбора крите¬ риев классификации необходимо уяснить, какого рода сходства и раз¬ личия в материале могут выявиться в ходе анализа. Применительно к глиняной посуде можно выделить три группы факторов, определя¬ ющих сходство и различие:

а) функционально-конструктивные, отражающие различие формы со¬ судов в зависимости от их назначения и сходство сосудов одного наз¬ начения; могут допускать вариации в достаточно широких пределах;

б) социоструктурные (семантические, «престижные»), отражающие действие социальной нормы, выработанной данным обществом, данной группой, в оппозиции к нормам иных обществ, иных групп [Вино¬ градов 1979: 94]; этот ряд факторов как правило не затрагивает приз¬ наков функционально значимых, иногда может касаться сферы тради-

1Материал для анализа любезно предоставлен М. П. Грязновым и Л. П. Зяблиным.

ционной технологии и более всего влияет на признаки, не несущие ути¬ литарной, функциональной нагрузки;

в) технологические, действующие в процессе производства изделий — от момента формирования образа будущего сосуда в сознании мас¬ тера на основе выработанной обществом социальной нормы и до по¬ лучения готового изделия; они зависят от индивидуального уровня сен¬ сомоторного развития мастера и определяют вариабельность любой се¬ рии стереотипных изделий [Виноградов 1983: 100].

Можно предполагать, что в разных археологических культурах мы найдем наборы глиняной посуды, испытавшие практически одинаковое воздействие факторов вариабельности группы «в»; найдем комплекты функциональных категорий, определяемые факторами группы «а», ко¬ торые могут совпадать в разных культурах; и лишь факторы группы «б» определяют рамки вариабельности признаков, принципиально раз¬ ные в разных культурах.

Чтобы выявить закономерности отбора материала живой культуры ее носителями для включения в тот или иной обряд, необходимо огра¬ ничить круг рассматриваемого археологического материала рамками одной морфологической категории. Ведь мы не знаем ни конкретных закономерностей связи формы таштыкских сосудов с их назначением, ни возможностей взаимозаменяемости сосудов, конструктивно различных по форме.

Удобнее всего для анализа сосуды баночной формы: они наиболее многочисленны и встречаются во всех категориях таштыкских памят¬ ников. Для установления возможных функциональных различий в гене¬ ральной совокупности есть смысл провести ее анализ по заведомо зна¬ чимому признаку функционального назначения — вместимости сосуда.

Р и с . 29. График распределения объемов таштыкских баночных сосудов.

3. Контекст и функция. Представленный на рис. 29 график распре¬ деления емкостей показывает, что этот признак варьирует в огромных пределах — от 0, 3 до 100 и более литров. Несомненно, здесь представ¬ лено несколько функциональных категорий, но выделить их по много¬ численным пикам распределения не представляется возможным.

Р и с . 30. Графики распределения объемов таштыкских баночных сосудов по раз¬ личным категориям памятников: а — большие склепы, b — малые склепы, с — поминаль¬

ники, d — грунтовые могилы, е — детские могилы, f — поселение.

Вот тут-то и требуется дополнительная информация, заложенная в контекстах данной культуры.

Если взглянуть на графики распределения емкостей банок по раз¬ личным категориям таштыкских памятников (рис. 30), то вырисовы¬ вается картина, вполне объяснимая с точки зрения наших представле¬ ний о древней живой культуре в целом. По всем категориям погре¬ бальных памятников отчетливый пик в распределениях обнаруживается на значении емкости около 2 литров (это полная емкость сосудов до краев, полезная емкость была на 15—20 % меньше). Для индивиду¬ альных памятников (поминальников и погребений в грунтовых могилах) это единственный пик. Можно предполагать, что посуда такой вме¬ стимости была в индивидуальном пользовании таштыкцев.

Вместимость сосудов из детских могил неравномерно варьирует в пределах от 0, 4 до 2 литров. Это посуда специально детская, а вари¬ ации емкости сосудов, видимо, отражают разницу в возрасте погре¬ бенных: от младенчества до зрелости.

В поминальниках значительная часть сосудов имеет отклонение от «индивидуальной нормы» в большую сторону — до 3—4 и даже до 8—9 литров. Для поминальников — памятников индивидуальных — та¬ кое отклонение может объясняться либо стремлением родственников отобрать в пределах одной функциональной категории наиболее круп¬ ные сосуды для совершения поминального обряда, либо наличием еще одной, пока не поддающейся выделению, функциональной категории — сосудов, предназначенных для дальней дороги (кстати, в их числе зна¬ чительно чаще встречаются специфические сосуды с ушками для под¬ вешивания).

В склепах — больших и малых — в отличие от индивидуальных па¬ мятников встречается гораздо более разнообразный набор емкостей со¬ судов. Наряду с индивидуальной посудой (около 2 литров) значи¬ тельная часть сосудов имеет вместимость 20—40, а единичные экземпля¬ ры до 70 литров. Это либо сосуды для богов, либо людская посуда общего пользования. Если верно последнее, то, по представлениям таш¬ тыкцев, склеп — не просто сумма отдельных индивидуальных погребений, а комплекс, связанный с представлениями о коллективном характере от¬ ношений умерших: приношения (в отличие от грунтовой могилы и по¬ минальника) предназначены не частным лицам (или, по крайней мере, не только частным лицам), а всей совокупности «обитателей» склепа, коллективу. Не исключено, что эта деталь погребального обряда указы¬ вает на большую архаичность институтов родового строя у таштык¬ цев, хоронивших в склепах, по сравнению с теми, чьи погребения мы находим в грунтовых могилах.

От этой картины резко отличается распределение емкостей баночных сосудов в керамике с поселений. Здесь явно преобладают крупные со¬ суды. Около половины из них имеют емкость 100 и более литров. Это свя¬ зано с характером археологизации глиняной посуды: во-первых, при равных физических условиях падения мелкие сосуды разбивались реже, чем крупные, во-вторых, у скотоводов, каковыми были таштыкцы, зна¬ чительная часть сосудов индивидуального пользования разбивалась на стороне.

Таким образом, мы видим в числе только одной морфологиче¬ ской категории таштыкской глиняной посуды несколько отдельных функ¬ циональных групп. И если границы этих групп размыты, то это может быть связано с погрешностями наших измерений — ведь емкость многих сосудов определялась по фрагментам.

4. Трактовка результатов. Что дает подобная функциональная клас¬ сификация?

Во-первых, она показывает, насколько осторожно следует подходить к сопоставлению материалов поселений и погребальных памятников: их различия могут оказаться обусловленными не хронологией или лока¬ лизацией, а разницей функционального назначения.

Во-вторых, классификация дает некоторые аргументы для суждения о месте детских могил в системе погребальных памятников. Автор рас¬ копок у горы Тепсей отнес детские могилы ко всем склепам комплекса [Грязнов 1977: 84]. Согласно другому мнению, основанному также на микродистрибутивных отношениях в могильнике, детские могилы должны связываться лишь с одним из видов малых склепов [Кызласов 1975: 41]. Анализ же распределения функциональных категорий по различным погребальным памятникам показывает, что специально детская посуда имеется в малых склепах, но практически отсутствует в больших, хотя вероятность попадания ее в большой склеп выше в связи с большим объемом выборки. Конечно, нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что наличие коллективных приношений в сосудах общего поль¬ зования освобождало таштыкцев от необходимости помещать в склепы специально детские сосуды. Но если логика отбора посуды для больших и малых склепов была одинакова (а это не противоречит общепризнанному мнению о существенном сходстве в мировоззрении таштыкцев, оставив¬ ших большие и малые склепы), то отсутствие детской посуды в больших склепах надо объяснять различиями в погребальном обряде. Если группа таштыкцев, воздвигавшая малые склепы, хоронила в них и взрослых и детей, то группа, воздвигавшая большие склепы, помещала в них только взрослых покойников, а детей хоронила иначе, где-то на стороне. Это соображение побуждает связывать с большими склепами (и только с ними) близлежащие детские грунтовые могилы.

Однако функциональная классификация в данном случае не дает возможности судить о степени сходства и различия керамической по¬ суды больших и малых склепов, так же как и о связи тех и других с поминальниками. Очевидно, здесь требуются более тонкие аналитиче¬ ские процедуры и критерии, определяемые группой «а» факторов вариа¬ бельности.

5. К искомой дискретности. Сопоставляя длинный ряд всевозможных признаков глиняной посуды больших и малых склепов, можно обна¬ ружить среди этих признаков те, которые наиболее ярко отличают оба вида комплексов друг от друга: качество теста, чистота примесей, ка¬ чество обжига, доля окислительного обжига, качество обработки по¬ верхности, характер лощения, толщина стенок и отношение ее к ем¬ кости сосуда, отношение толщины стенок к толщине донца, утолщенность стенки на переходе ее в венчик и в донце, относительные размеры донца в сравнении с общими размерами сосуда и т. д. Как видим, это оказались в первую очередь признаки технологические, что не про¬ тиворечит их социальной обусловленности через традиционные формы процесса изготовления глиняной посуды.

График взаимоотношений некоторых из этих показателей (которые можно охарактеризовать количественно) в системе координат на плоско¬ сти (рис. 31а) обнаруживает дискретное различие характеристик между керамикой из больших и из малых склепов.

Остается проверить этот вывод анализом наиболее свободного от утилитарной нагрузки и потому наиболее выразительного социоструктур¬ ного признака — орнаментации. Чтобы избежать длинного описания таш¬ тыкских орнаментов, можно воспользоваться традиционной схемой клас-

сификации таштыкских орнаментов [Кызласов 1960: 57—67], построен¬ ной в духе типологического метода Городцова [1927]. Как показывают гистограммы распределения типов орнаментации (рис. 32), всего 2 из 19 типов являются общими для сосудов из больших и из малых склепов: тип 11 (овально-ямочный) и тип 18 (линейный резной) — орнаменты весьма простые, широко распространенные у разных народов в разные исторические эпохи.

Теперь, когда достаточно четко вырисовывается дискретное различие керамической посуды больших и малых склепов, нужно решить вопрос об отношении к ним комплекса глиняной посуды из поминальников. Прежде исследователи устанавливали связь между этими памятниками, исходя либо из дистрибутивных соображений [Грязнов 1971а: 203], либо из хронологических [Кызласов 1975: 40—41]. Для решения во¬ проса средствами типологии достаточно на исходные схемы (рис. 31а) наложить характеристики рассматриваемого комплекса (рис. 31в). Ока¬ залось, что глиняная посуда всех поминальников практически идентична посуде из больших (и только больших) склепов!

6. Выводы. Итак, вырисовывается облик погребального комплекса таштыкской культуры у горы Тепсей: это два больших родовых склепа, содержащие останки многих десятков взрослых людей; к этим склепам примыкают детские грунтовые могилы и многочисленные поминальники с остатками жертвенной пищи для погребенных в склепах. Малые склепы представляют совершенно особое культурное явление. Люди, погребенные в них, хотя и переживали сложный период перестройки традиционных форм культуры (что нашло отражение, например, в не¬ устойчивости погребального обряда), однако находились в отношениях социопсихологической оппозиции к носителям таштыкской культуры боль¬ ших склепов. Возможно, они жили в данном регионе в иное (хотя и весьма близкое время. Но если, согласно мнению Грязнова [1971: 96], памятники у горы Тепсей синхронны, необходимо будет признать сосуще¬ ствование в одном регионе двух различных по культуре и, возможно, разноэтничных социальных общностей, во многих отношениях близких, но находящихся в положении взаимного противостояния. Контакт между носителями этих двух культурных общностей так же очевиден, как и их противопоставление. Что касается таких категорий памятников, как по¬ селения и грунтовые могилы, то пока еще недостаточно материалов для решения типологическим путем вопроса об их культурной принадлеж¬ ности. Лишь в первом приближении можно судить, что поселение Унюк по облику глиняной посуды ближе к таштыкской культуре больших склепов, а грунтовые могилы — к культуре малых склепов.

Б. Этюд о скифских бронзовых котлах Северного Причерноморья

(Н. А. Боковенко)

1. Материал. Литые бронзовые котлы наряду со знаменитой «скиф¬ ской триадой» являются одним из характернейших элементов степных культур Евразии скифской эпохи (VIII-III вв. до н. э. ). Скифские котлы имеют полусферическое или эллипсоидное тулово на высоком поддоне. Ручки прикреплены либо сбоку, либо к верхнему краю тулова. Встречаются ручки петлевидные гладкие, с одним или тремя выступами и ручки в виде скульптурных фигурок животных (зооморфные). Под¬ доны бывают конусовидные, воронковидные и в виде ножки от рюмки.

© Н. А. Боковенко (стр. 256—263).