Археологическая типология

один вид серпа, один вид пряслица и т. д. Просто потому, что больше не требовалось. В таких ситуациях категория просто совпадает с типом.

Конечно, это при описаниях и интерпретации так. При выделении же культур как-никак различия типов внутри одной категории могут иметь культуроразличительное значение. Однако культуры могут разли¬ чаться не только разными типами в одних и тех же категориях, но и разными категориями, разными наборами категорий. Скажем, в одном фокусе представлены мечи и щиты, а в другом, синхронном, их вообще

В одних культурах неолита предпочитались лук и стрелы, в других — праща, в одних каменные боевые топоры-молоты, в других — дротики с кремневыми наконечниками, и т. д. Многие категории распределены очень избирательно по культурам. А это значит, что и по комбинациям категорий в комплексах можно различать и выделять археологические культуры.

г) Выявленные по стилям.

В - ч е т в е р т ы х , пора припомнить, что как типы и их сочетания, так и категории — не единственное средство выявления археологических культур. Вот где способны весьма пригодиться другие средства их выяв¬ ления, другие версии определения археологической культуры — особенно стилистическая, но также картографическая, ковариационная.

Относя цивилизации (культуры или группы культур) к наиболее сложным из всех явлений, о которых мы знаем, Кребер добавил: «Воз¬ можно, они даже скорее тонкие, чем сложные» [Kroeber 1963: 1]. Тон¬ кость он явно связывал с причастностью к стилю. Это стиль — сугубо тонкая вещь. Тонкость заключается, помимо прочего, в том, что стиль нередко хорошо опознаваем даже если трудно определим. Как пишет Бэгби,

«часто мы оказываемся в состоянии узнать культуру без анализа ее черт — при¬ мерно так же, как мы узнаем лицо друга, стиль живописи. Подобные объекты обладают системой неопределяемых качеств, которые сразу привлекают к себе наше внимание; пожалуй, наилучшим общим словом для обозначения этих качеств

иявляется "стиль"» [Bagby 1958: 108].

АДаннел заключает:

«Элегантная простота стиля в поведении материала и возможность отличать верный ответ от просто элегантного сделали стиль коньком археологов [Dunnell 1978: 199].

Опознаваемость стиля, преодолевающая даже его формальную труд¬ ноопределимость, связана, видимо, с несколькими вещами: с широтой выбора форм, способных удовлетворять одной и той же функции, с прак¬ тической неповторимостью сочетаний таких форм и с их объединением опознаваемыми эмоциональными предпочтениями и оценками на базе цельной социальной психологии конкретной общности людей. Выше было показано, что и формальную неопределенность стиля можно снять или, по крайней мере, сильно уменьшить.

3. Типы в культурах

Обратимся теперь ко в т о р о м у р я д у о п е р а ц и й — дедуци¬ рованию типов из культур.

Проще всего обстоит дело с эвидентнымн эмпирическими типами. Уже сама ясность их формального обособления делает чрезвычайно вероят¬ ной их культурную значимость. Если же распределение их по выявленным культурам оказывается четким или хотя бы упорядоченным, если они по этому распределению коррелируют друг с другом, с индикациями

времени и пространства и с указанными выше изолированными дескрип¬ тивными элементами (физическими свойствами) остального материала, то вероятность превращается в достоверность. Мы можем смело считать, что это реальные культурные типы.

«Чтобы быть диагностическим по отношению к культуре, — пишет Чайлд, — тип должен быть (1) способен к остенсивной дефиниции (его формальные черты должны быть воспроизводимы в диаграмме), (2) исключительно связан с двумя или более схожим образом дефинированными типами и (3) распространен на основе опознаваемой конфигурации» [Childe 1956: 36].

Несколько сложнее дело обстоит с тем материалом, в котором хотя и есть четкие границы признаков и даже есть плотные кластеры — эмпи¬ рические типы, но физически регистрируемых свойств необозримо много, границы эмпирических типов многократно пересекаются, таксономичес¬ кие ранги этих границ неизвестны — не говоря уже о том, что культурная значимость каких-либо из эмпирических типов не проступает. Кстати, эта ситуация наиболее обычна.

Вот здесь-то и оказывается решающей возможность опереться на хотя бы приблизительное, грубое знание целых культур.

Прежде всего исследователю необходимо выявить структурно-кон¬ текстную схему рассматриваемой археологической культуры. Эта схема отличается от пространственно-временной структурной схемы, описан¬ ной Захаруком [Захарук 1964, рис. 4], от структурно-типологической схемы, описанной Шером [Шер 1966] и Д. Кларком [Clarke 1968], и от синтезноконцептной структурной схемы, описанной мною [Klejn 1971: 339].

Предложенная Захаруком пространственно-временная структурная схема отображает членение археологической культуры на ее собственном уровне интеграции (ср. рис. 21 и 23) во времени и пространстве, а также ее генетическую связность. Вне зависимости от намерений Захарука, его схема хорошо показывает, что обычные попытки разделить культуру на локальные варианты или на этапы или на те и другие явля¬ ются неправомерным упрощением. На практике такие попытки, обычно предпринимаемые порознь, ведут к тому, что первое по времени деление (территориальное ли, хронологическое ли) утверждается как рамка для последующих и подавляет их. По завершении делений материал рассе¬ кается многократно крест-на-крест и обнаруживается тенденция распре¬ делять материал культуры по четкой прямоугольной сетке с заполне¬ нием всех клеток: все локальные варианты проходят через все этапы (обычно их почему-то три), каждый в своем районе. Такие стройные конструкции всегда вызывают подозрение своей искусственностью.

По схеме Захарука, основанной на структурном анализе развитой

ихорошо изученной трипольской культуры, видно, что культура состоит из типологических подразделений (культурных вариантов, типологиче¬ ских вариантов), разнообразно размещенных во времени и пространстве

инаходящихся в разных генетических взаимоотношениях. Именно эта структура и подлежит выявлению, т. е. выявление типологических под¬ разделений должно предшествовать хронологическим и локальным рас¬ пределениям.

или у Кларка [Clarke 1968, fig. 40 и здесь, рис. 21] — раскрывает меха¬ низм интеграции археологической культуры, т. е. показывает, каким обра¬ зом археологическая культура сформирована из единиц нижележащего уровня интеграции — из типов, соответственно корреляционному пони¬ манию археологической культуры (корреляционно-типологическому по Чайлду или типокомплексному по Шеру). Аналогичный характер носят схема Бочкарева (см. здесь, рис. 22) и моя (рис. 23). Очевидно, что

такие же схемы можно построить и в соответствии с другими версиями определения археологической культуры. Схемы этого рода облегчают археологам их старания придать смысл, строгость и целенаправленность типологическим операциям.

Синтезно-концептная схема была построена мною для выявления

ипоказа многосторонности проявлений археологической культуры в разного рода связях архем, для установления взаимодополнительности разных подходов к определению археологической культуры. В том обоб¬ щенном виде, в котором она представлена здесь (рис. 18), она показы¬ вает и структуру археологической культуры, но в ином разрезе, чем те схемы. Она сопоставляет различные проявления культурной общности (или, что то же, разные виды связи, разные культурные структуры), как то: корреляцию типов, совпадение ареалов, стиль и т. п., — а также раз¬ личные аспекты культурной общности (или, что то же. культурообра¬ зующие формы) как то: фокус или культурный комплекс (с его версиями по видам связи — концерн, транспарант, ансамбль и др. ), конфедерацию (культурную группу), кодекс и т. п. Такая схема, как мне представ¬ ляется, могла бы помочь упорядочению и уточнению понятий и тер¬ минов для описания и классификации археологического материала.

Вотличие от всех этих трех схем, схема структурно-контекстная, необходимая для выявления культурных типов, носит более конкретный

именее графический характер — настолько, что ее даже трудно изобра¬ зить в общем виде так, чтобы изображение не оказалось банально прос¬

тым или, наоборот, совершенно не наглядным. Эта схема указывает

ихарактеризует обычные для данной культуры виды контекстов, их частотность, распределение по ним основных физически различимых фракций материала (керамики, металлических изделий, костей и т. п. ). Структурно-контекстная схема культуры может рассматриваться как ос¬ нова и/или результат группировки и обобщения контекстов. Эти контек¬ сты: поселения, могильники, клады, поля древнего земледелия, дороги, руины укреплений, пожарища, святилища, костища, хранилища припа¬ сов, мастерские, помойки, строительные горизонты и т. п. Все это остатки

иследы различных обособленных по локализации и характеру видов дея¬ тельности древнего населения — серий взаимосвязанных акций.

Вформировании этой схемы участвует пять факторов:

1)теоретические соображения о возможных видах деятельности но¬ сителей данной культуры, основанные на приложении общих законов, добываемых социологией и культурологией, к конкретным условиям дан¬ ной среды;

2)частные «этнографические параллели», которые тем более ценны, чем яснее подчинены теоретическим построениям и чем теснее вплетены

вих ткань;

3)впечатления «здравого смысла», обычно извлеченные из частного, неполного, имплицитного обобщения контекстов своей собственной жи¬ вой культуры, а также некоторых отсталых культур и реликтовых суб¬ культур (обладая преимуществами наглядности, непосредственности и готовности, эти соображения таят в себе опасность грубых ошибок и нуждаются в неусыпном контроле);

4)проецирование на материал данной культуры контекстно-струк¬ турных схем других археологических культур — особенно чем-то близ¬

ких: соседних, синхронных, родственных, синстадиальных, однотипных

ит. п.;

5)обобщение и эмпирическая группировка контекстов самой данной культуры.

Когда контекстно-структурная схема исследуемой культуры создана, можно приступить к сравнительному изучению ее контекстов.

нака или сочетания сигнализирует о его культурной значимости: куль¬ турный тип устойчиво связан с определенной функцией, а потому и с опре¬ деленным видом (или с определенными видами) контекста. Такие приз¬

рода (например, скопления денег — в «сейфовых» контекстах).

Стало быть, такое сопоставление контекстов одного рода в одной культуре позволит наметить культурный тип как функционально обус¬ ловленную дискретность (нечто близкое к городцовской «категории»).

Сопоставление таких контекстов (однородных, однокультурных), от¬ носящихся к р а з н о м у в р е м е н и , к разным периодам существова¬ ния данной культуры, позволяет проследить изменение частотности того или иного признака, изменение его встречаемости с другими. Если выяв¬ ляются длительность существования и нормальное распределение во вре¬ мени (ладьевидная гистограмма), то это подтверждает культурную зна¬ чимость типа, его статус культурного типа. О том же говорит и его генети¬ ческая связь с предшествующими и последующими типами. Данные, до¬ бытые прослеживанием такой эволюции, могут помочь и в корректировке самих функциональных значений и рангов иерархии (так, типологические ряды свяжут современную белую и желтую «мелочь» со старыми моне¬ тами из настоящих серебра и меди).

в аналогичной природной среде, учет различий позволяет выделить те признаки, которые имеют культурноразличительное значение и, следова¬ тельно, явно участвуют в формировании культурных типов. Такое сопо¬ ставление даст возможность разграничить «типы» внутри «категорий» и выдвинет на первый план те признаки, которым в далеких от иссле¬ дователя культурах придавался некий не очевидный для него смысл. Ведь такие значения условны, определены случаем, произволом личнос¬ тей и коллективов или обусловлены традицией. Поэтому они в разных культурах выражены по-разному.

Именно так Чжан Гуанчжи в своем мысленном эксперименте исполь¬ зовал сопоставление денег США с мексиканскими и канадскими. Сравнив деньги США с деньгами соседних стран, несведущий в этом мате¬ риале наблюдатель смекнет, что различие изображений и надписей чем-то важно для аборигенов.

Однако, как видно хотя бы и из этого примера, для культурных типов имеют значение и те признаки, которые схожи у многих культур в анало¬ гичных контекстах: и в США, и в Мексике, и в Канаде есть металли¬ ческие круглые монеты и бумажные прямоугольные ассигнации, есть цифры на них и т. п. Пожалуй, наблюдатель выделит эти признаки как еще более важные, чем те, идиосинкратические, и будет недалек от истины. Подобными признаками различаются не культуры, а средства выполнения разных функций, каждая из которых присуща многим куль¬

те функции, которые специфичны для той или иной культуры.

Уловить культурную иерархию признаков, их смысл в древней куль¬ туре, конкретизировать отраженные в них функции и приблизиться к зна¬

контекстах появляются монеты и ассигнации, а в каких — нет, в каких выступают бумажные деньги, а в каких металлические, исследователь поймет, что первые артефакты важнее: их строже хранят, меньше исполь¬ зуют в ситуациях, связанных с обращением легко производимых продук¬ тов, старательнее накапливают, тогда как накопления металлических мо¬ нет у каждого индивида очень ограниченны.

Ну, а для более полного и глубокого понимания смысла культурных типов не обойтись без привлечения аналогий из известных, живых куль¬ тур, без построения моделей и т. п. Взять хотя бы пример с деньгами: надо же знать, что такое обмен, торговля, деньги, стоимость, цена, металлургия, какую роль играют благородные металлы, и т. д.

Конечно, однозначная увязка функций с контекстами — это упроще¬ ние. На деле почти всегда средства реализации той или иной функции (а

уже о современных, обнаруживаются скоплениями в «кладах торговцев», в «домашних кладах», в «сейфах» — храмовых и дворцовых сокро¬ вищницах, а разрозненно — также в погребениях и в культурном слое поселений). Однако число таких контекстов обычно сугубо ограниченно. А вот те физические свойства материала, которые налицо во в с е х контекстах (скажем, что все артефакты состоят из атомов и молекул, что все имеют электрические и магнитные характеристики и т. п. ), или те,

Задача оказывается гораздо более трудной применительно к тем ча¬ стям материала, где нет вообще четких границ, где эмпирические ти¬ пы расплывчаты в своем формальном обособлении (слабые взаимо¬ исключающиеся кластеры) или где налицо даже континуум форм. Такая постепенность может простираться в плоскости п р о с т р а н с т в е н н о -

многие функции и социальные нормы представлены широкими диапа¬ зонами форм, и крайние вариации разнофункциональных диапазонов смыкаются).

вуясь намеченными ранее границами культур. Те признаки и пучки взаимосвязанных признаков, которые демонстрируют направленную из¬ менчивость во времени и/или пространстве, будут выявлены сравне¬ нием этих условно нарезанных кусков материала: по ним можно раз¬ личать культуры. При более дробном условном делении выявятся раз¬ личия между краями культур, а также между ранними и поздними проявлениями культур. Все эти культурные типы условны в том смысле, что условны их границы, но их культурная значимость вполне реальна.

Выявив эту значимость некоторых параметров и направленность из¬ менчивости в этих параметрах, можно затем попытаться проверить, нет

ли на этих направлениях перерывов постепенности (перепадов в фор¬ мальных значениях), совпадающих с границами культур, но слабых и потому не замеченных вначале, или перерывов другого рода — не со¬ впадающих с границами культур (по крайней мере — с априорными границами). Если это удастся, то тем самым выявятся культурные типы, реальные и в своих границах совпадающие с некоторыми эмпи¬ рическими.

Во в т о р о м с л у ч а е (при функциональных и социальных спла¬ вах и пересечениях) задача выглядит безнадежной, но и к ней можно подобрать ключи. Прежде всего надо разделить д в а в а р и а н т а такой постепенности. О д и н — с более глубоким основанием: постепен¬ ность в нем образована за счет прижизненного с к р е щ и в а н и я куль¬ тур и носит органический характер. Д р у г о й — с основанием помельче: постепенность в нем образована за счет посмертного механического сме¬ ш и в а н и я материала под воздействием феномена компрессии (сплю¬ щивания слоев, сведения разновременных артефактов к одному гори¬ зонту). Теперь можно разобраться в каждом.

В а р и а н т п е р в ы й . Поскольку такой континуум в реальности существует лишь на некоторых участках, всегда есть возможность рас¬ ширить обследуемый район, раздвигая границы в разных направлениях — в поисках такого участка, где функциональные диапазоны и социокуль¬ турные нормы все-таки уплотняются и расслаиваются. Найдя такой участок и установив типологическую структуру его культурного комплек¬ са, исследователь затем проецирует эту структуру на плохо структуриро¬ ванный участок.

Вот пример такой проблемной ситуации.

До тех пор, пока раскопки курганов «со скорченными и окрашен¬ ными костяками» велись в Приднепровье, Приазовье и Нижнем По¬ донье, уловить разделение на культуры, а в культурах выявить основные типы керамики не удавалось: в этих районах культура и впрямь носит смешанный характер. Только когда Городцов затеял раскопки на Дон¬ це, где культуры четко разделены, их удалось выявить порознь, а после этого стало возможным разделить по этому образцу материалы и в дру¬ гих районах. Если бы Городцов угодил зондом своих раскопок в Кал¬ мыкию, где через полвека копал Синицын, он бы нашел там одну культуру с ямами и катакомбами и керамику с широчайшим спектром форм, почти нерасчленимым на типы. Потребовалось бы продвижение на северо-запад, чтобы выйти в перспективный район Донбасса [ср. Клейн 1976б].

Разумеется, п р о е к ц и и реальных границ на реальный материал —

зависит от многократности проецирования соседних структур на этот

при жизни культуры, расширились за счет двух обстоятельств. Во-пер¬ вых, сдвиг диапазонов во времени привел к их расширению. При жизни культуры оно не имело реального значения, но в силу ком¬ прессии разновременные смежные узкие диапазоны наложились друг на друга и сомкнулись в один суммарный широкий диапазон. Как это происходит, показал Виноградов [1979] на примере изменения одежды. Во-вторых, небольшие и медленные территориальные сдвиги населения приводили к такому же скапливанию на одном месте артефактов с го¬ раздо более широким диапазоном изменчивости, чем реально бытовавшие

в одном коллективе. В итоге образуется континуум форм в материале, полученном археологами из одного места.

Границы в нем не видны: они закрыты сдвигами. Но этот диагноз подсказывает нам и способ обнаружения границ, нужно убрать сдвиги. Нужно изолировать горизонты. Нужно выделить одномоментные и одно¬ комплексные срезы в материале. То есть контексты: погребения, жили¬ ща, хозяйственные ямы и т. д. В каждом из них отдельно древние реализации разных функций (и, соответственно, проявления разных куль¬ турных типов) четко разделены. Сравнивать эти реализации надлежит не со всеми элементами совокупного материала из этого микрорайона, а только с теми, которые расположены на соответствующих (изоморф¬ ных) местах в сродственных контекстах.

Р и с . 28. Различение типов из континуума по позициям в контекстах.

Например, ряд форм керамики может быть длинным и постепенным, но в каждом погребении всего три формы: чаша для питья, кувшин и

дений об их роли в могилах, вряд ли удалось бы развести их в разные классы. Коль скоро же их п о з и ц и и в контекстах известны (рис. 28), взаимоналожение диапазонов изменчивости снимается. Маленькая миска возвращается на край одного диапазона, большая чашка — на край дру¬ гого. Континуум разрывается.

Догматический теоретик требует от методики, чтобы она, приступая к классификации, непременно предварительно перемешивала материал, превращала его в некую суспензию и в этом континууме чистым срав¬ нением элементов находила внутренний порядок, имеющий культурную значимость. Приняв эти догмы к неукоснительному исполнению, прак¬ тик не мог бы ступить и шагу. Он потому и находит границы куль¬ турных типов, что сравнивает не отдельные элементы в идеальном кон¬ тинууме, а целые контексты с априорно заданными структурами. Эти структуры определены в результате обобщения данного рода контекстов в исследуемой культуре. Культура первична, а типы вторичны.

Только на этой основе типы окажутся «настоящими» — в том смысле, в каком понимал это слово Кригер [Krieger 1944: 273]: реальными и культурными, «имеющими историческое значение». Практик находит их и сейчас, но с трудом и со многими ошибками, ибо он бредет наугад и действует ощупью, спотыкаясь в темноте и стесняясь своего непослу¬ шания Догматической теории. «Хорошая теория» должна осветить ему путь.

5.The proof of the pudding

Чтобы пояснить (и прояснить для себя) пути операционализации изложенной здесь системной стратегии группирования, члены моего се¬ минара, работавшего в Ленинградском университете с 1964 по 1981 г., предприняли свои опыты реализации выдвинутых принципов, а резуль¬ таты предложили для опубликования в этом труде в качестве отдель¬ ных разделов. Испробованы разные пути и возможности. Специального подбора тем не было. Каждый взял тот материал, над которым и до того работал. Так что, хотя стратегия в целом и предопределена об¬ щей целевой установкой, в каждом отдельном случае избранные ре¬ шения в рамках системной стратегии подсказаны в большой мере спе¬ цификой материала и конкретной проблемной ситуацией. И, конечно, индивидуальной изобретательностью.

Лесман последовал рассмотренному выше примеру Глоба — нашел опору для типологии в хронологических индикаторах. Бианки путь к ти¬ пологии прокладывал от функционально-археологической результанты,

т.е. в конечном счете от определения роли своих объектов в культуре.

УВиноградова материал (керамика раннежелезного века) удобно распределен по разным категориям комплексов внутри одной культуры — по разным видам погребений, поминальникам, поселениям. Это позволило исследователю обнаружить культурно значимые признаки среди множе¬ ства свойств путем сопоставления культурных контекстов. В распоря¬ жении Лебедева, Алексеева и Боковенко не было такого разнообразия культурных контекстов. Но используя специфику своего материала (ме¬ чи и металлические котлы протоисторического времени), они смогли в определении культурных типов опереться на внеархеологические дан¬ ные. Ведь когда исторические культуры сравнительно неплохо известны по разным источникам, то такая неархеологическая информация мо¬ жет помочь в опознании культурно значимых свойств и границ в ар¬ хеологическом материале.

Балонов предпринял группирование одного значительного локального массива кладов бронзового века по их категориальному составу с целью проверки реальности их традиционной, общепризнанной разбивки по функ¬ циональным разновидностям. Не имея достаточно данных о различиях культурных контекстов и желая придерживаться системной стратегии, Балонов был вынужден исходить из целостной картины наличного мас¬ сива и только из нее в оценке сходств и различий отдельных объектов (в данном случае кладов) по их культурному значению (в данном слу¬ чае функциональному). В этих целях он разработал методику для оценки комплексообразующей роли каждого признака (в данном случае наличия той или иной категории в кладе) по отношению ко всему массиву, т. е.

сучетом его связей по взаимовстречаемости со всеми другими признаками.

Врезультате традиционное деление кладов по функциональным разно¬ видностям на основе категориального состава не подтвердилось приме¬ нительно к данному материалу.

За время, истекшее после того, как мой труд был опубликован в Оксфорде без разделов, подготовленных участниками Семинара, не-

которые из них успели отдать свои работы для публикации в другие издания, частью уже вышедшие в свет [см. Колпаков 1987; Kolpakov, Vishnyatsky 1989]. Нет смысла воспроизводить их здесь, но для полно¬ ты картины отмечу и их выводы. (Эти исследователи — Е. М. Колпаков и Л. Б. Вишняцкий, кандидаты истор. наук, работающие — первый в Уни¬

ским объединением при Ленинградском отделении АН СССР).

У Колпакова и Вишняцкого, классифицирующих палеолитический кремневый материал, подход от целостного восприятия культуры к вы¬

Борда). В их материале культуры слабо различимы, но гарантирована однокультурность каждого памятника. Как в таких условиях обеспе¬ чить продвижение к выделению типов от общего представления о данной культуре? Видимо, в каждом случае ограничить исходный анализ одним памятником. Это еще не решит всех проблем выделения, но, по крайней мере, задаст нужные рамки. Исходя из того, что на эмном уровне в разных культурных комплексах значения одних и тех же формаль¬ ных элементов могут быть разными, Колпаков построил для каждого памятника отдельный тип-лист — соответственно формальным особен¬ ностям материала данного памятника, и только затем обобщил эти тип-листы в один. В результате некоторые типоделительные рубежи общего тип-листа, стандартного для данного региона, выпали — ока¬ зались не имеющими культурного значения применительно к данному массиву материала. Вишняцкий пошел еще дальше, отказавшись и от сведения индивидуальных тип-листов, построенных для отдельных па¬ мятников, в один и предпочтя этому парные сопоставления индивидуаль¬ ных тип-листов для определения степени культурной близости между памятниками.

Ковалев, имея дело с культурной смесью бронзового века, дога¬ дался подвергнуть комбинаторному анализу совокупность эвидентных ка¬ тегорий (т. е. таксонов, более широких, чем типы) и через различение культурных комплексов, полученное таким анализом, пришел к различе¬ нию двух культурных типов внутри одной из категорий (курильниц). Гиря тоже исходит из категорий, но движется к культурным типам иным путем. Он прослеживает последовательность операций по изготов¬ лению вещей, полагая, что такая последовательность может иметь как культуроразличительное значение (разные трудовые традиции), так и непосредственно типоразличительное: реконструированная программа операций может в каком-то отношении лучше отражать «мысленный шаблон» (и, следовательно, культурный тип), чем итоговая внешняя форма готового изделия, да еще в дошедшем до археолога состоянии.

Предпринятый коллективный опыт сознательного применения систем¬ ной стратегии оказался поучительным в ряде отношений.

Несмотря на сознательное желание всех «испытателей» придержи¬ ваться принципов, изложенных в предшествующих главах этой книги, все же во всех предпринятых опытах за малым исключением обна¬ ружилось некоторое совмещение задач типологии и классификации. Стре¬ мясь к выведению типов преимущественно с уровня культур к уста¬ новлению культурно значимых типов (цель типологии), исследователи, получив их, затем все-таки стараются собрать вокруг них «однотипные» артефакты и, ограничив эти совокупности как к л а с с ы , распреде¬ лить по ним весь наличный материал четко и недвузначно (задача классификации). Этому способствует живучесть самого понятия «одно¬ типные артефакты», кореняющаяся в традиционном неразличении типо-

логии и классификации, типа и класса. Строго-то говоря, «однотипных» артефактов нет — есть «одноклассные».

Коль скоро типы здесь использованы как критерии в последующей классификации, получается как бы «вторичная классификация» — ви¬ димо, явление нередкое в археологической практике. «Вторичной» я называю ее потому, что в основном классификации п р е д ш е с т в у ю т типологии, будучи служебными (для хранения и розыска) или подгото¬

Главным стимулом для «вторичной классификации» служит некий психологический эффект — отсутствие готовности возвращаться к преж¬ ним или таким же новым искусственным классификациям археологи¬ ческого материала после того, как в нем уже выявлена типологиче¬ ская структура, культурно осмысленная, а задачи служебного упоря¬ дочения не сняты с повестки дня. Теперь и в служебной сортировке материала представляется наиболее естественным придерживаться полу¬ ченных структур культурного упорядочения — тем более, что это ока¬ зывается и практически удобным: может пригодиться в хранении, ро¬ зыске и дальнейшем использовании материала (для проверки выводов, для музейной экспозиции, публикаций и т. п. — многие запросы будут теперь ориентироваться именно на культурную принадлежность, на куль¬ турную определенность находок). Между тем, в типологических струк¬ турах далеко не всегда заложена сеть границ, подобная классифика¬ ционной.

Впрочем, и с точки зрения экономии усилий представляется наиболее целесообразным воспользоваться выявленными типами как критериями классификационного упорядочения: основная работа уже, собственно, проделана, теперь достаточно провести условные границы между типами, чтобы превратить тяготеющие к ним (типам) совокупности артефактов в классы.

Что ж, сами по себе и постановка задачи и операции такого рода законны и не могут считаться порочными или запретными. Их опасность,

разница между классом и типом окажется стертой, классификация станет и в исследованиях подменять типологию, исчезнет текучесть явлений, отраженных в понятиях типологии, а к новым пополнениям материала методы типологии и классификации будут применяться в смеси.

с таким возвратом к классификации через типологию можно примирить¬ ся. Строго говоря, это и есть «типологическая классификация» в узком

Так обстоит дело с общими целевыми установками в предпринятых опытах операционализации. Теперь об этапах и методах движения к типам через культуры — по итогам предпринятой реализации.

Примечательно, что из одиннадцати исследователей только одному (Ковалеву) пришлось решать проблему выделения культурной группы, проблему культурного разграничения, заново; в двух случаях (Кол¬ паков и Вишняцкий) культуры уже вчерне разграничены, а распределе¬ ние памятников по ним не составляет основной проблемы; в пяти слу¬ чаях (Виноградов, Лебедев, Алексеев, Боковенко, Лесман) археологи¬ ческая культура была принята как заведомо установленная; в двух