Археологическая типология

Р и с . 18. Сортировка американских денежных единиц тремя способами (каждый представлен в четырех различающихся лишь графически диаграм¬ мах, по смыслу идентичных): I — на основе известной исследователю «народ¬ ной таксономии» (системы простонародных названий и знаний о назначе¬ ниях), II — один из возможных вариантов на основе только вещественных параметров (цифрам диаграммы соответствуют цифры перечня в тексте, сто¬ ящие там в квадратных скобках), III — по вещественным параметрам с учетом знания контекстов (рангирование единиц оказалось все же не вполне

адекватным): I и II — по Г. Конклину [Conklin, 1962], III — по Чжану Гуанчжи [Chang, 1967, fig. 5].

Так, например, — рассуждает Конклин, — вполне логично (и, доба¬ вим, вполне в духе методики Уоллона) было бы построить древовидную классификацию в виде такого ключа для определителя (рис. 18 — схе¬ ма II):

Получилась иная по сравнению с действующей структура: иная по¬ следовательность (1—5—20—10 долларов, 5—1—25—50—10 центов), иная группировка (связь монет с ассигнациями не установлена, не выделено общее понятие; в иерархии не 3 этажа, а 4). Правда, основное

чае совпавшее с разделением на металлические и бумажные), а, скажем, разделение по наличию бороды (бородатые — безбородые) или по раз¬ меру легенды (с короткой легендой — с длинной легендой) и т. д. Да и сам отбор культурно значимых признаков не вполне хорош; для монет надо бы учесть размер и вес, цвет (состав металла), для ассиг¬ наций — смысл арабских цифр и т. п., а наличие или отсутствие боро¬ ды, шарфа и т. п. существенно только для опознания принадлежно¬ сти объекта к классу, но никак не для оценки иерархических отношений. Но как обо всем этом догадаться археологу, добравшемуся до этого материала из другой страны и другой эпохи?

6.Качество типа

Ивот этот археолог прибыл. Это Чжан Гуанчжи. Он взял пример Конклина и заострил вопрос:

«среди многих сотен и тысяч возможных искусственных ключей, которые можно создать, должно же быть несколько таких, которые имеют культурное значение; среди этих последних должен быть один такой, который бы можно было спро¬ ецировать в точности на схему I, то есть на просторечную таксономию» [Chang 1967а: 76].

И Чжан, показывая, как этот ключ д о л ж е н был бы выгля¬ деть, строит схему III (рис. 17 — схема III).

V:Valuable objects (ценные предметы) — это известно из контекста (в частности их помещают в обычные сейфы, каждый предмет в боль¬

шом количестве точных копий; так что банкноты, чеки и боны исклю¬ чаются из этой категории).

Р: Paper objects (бумажные предметы) — подразделяются по над¬ писям и цифрам на ступени, но не на «куплеты» (пары в дихотом¬ ной классификации):

М: Metal objects (металлические предметы) — подразделяются по размеру на ступени:

Предложив этот образец, Чжан напоминает, что это лишь идеал, лишь цель. Как установить смысл или хотя бы старшинство цифровых обозначений, если они неизвестны? Как догадаться, что бумажные день¬ ги важнее металлических? Ведь отпечатать ассигнации дешевле, чем от¬ чеканить монету! Почему мы должны согласиться с тем, что иерархия металлических монет соответствует их рангированию по размеру и весу? Это ведь не везде главный показатель: скажем, в российской и совет¬ ской монетных системах пятак больше и тяжелее гривенника, но ценится ниже. Как добраться до идеи, что белые металлические деньги («се¬ ребро») ценятся выше желтых («меди»)? Ведь на деле белые монеты — не серебро, а имитация серебра, желтые же — сплав меди с другими металлами, и соотношение по стоимости между этим белым металлом и этим желтым совсем не то, что между серебром и медью.

«Действительный вопрос для археолога — не в том, "можно ли сделать зна¬ чимые культурные классификации по физически наблюдаемым различиям" (коне¬ чно, можно — иначе как бы различали сами аборигены?). Скорее, вопрос в том, 'как нам ухватить нужный ключ среди столь многих других'. У этнографов есть информаторы, которые могут помочь, сообщив свои термины. У археолога нет ин¬ форматоров и, стало быть, нет других терминов, кроме своих собственных. Ему нужны собственные средства, с помощью которых он мог бы добраться до внут¬ реннего (т. е. культурно значимого) порядка в своих данных внутри системы» [Chang 1967: 77].

Таким средством Чжан считает с р а в н и т е л ь н ы й м е т о д — « а р х е о л о г и я есть сравнение или ничто» [Chang 1967: 78]. Но сравни¬ тельный метод — очень широкое и полифункциональное понятие. Конкрет¬ нее Чжан здесь имеет в виду, что с р а в н и в а я проявления некоторого обособленного признака в разных к о н т е к с т а х и прослеживая, как он

чение есть и что оно настолько-то велико. Но с р а в н и в а я эти археоло¬ гические контексты и их изменения с лучше понятными нам э т н о г р а ¬

Тэйлор и Сполдинг, как отмечает Чжан, ранее выдвинули «логи¬ ческий приоритет структурных типов, сформулированных изнутри, над сравнительными типами, сформулированными межкультурным срав¬ нением (cross-culturally)». В противоположность этому Чжан утвер¬ ждает, что «в археологии структурные типы очень редко можно (если вообще можно) реалистично сформулировать полностью и исключи¬ тельно изнутри системы», что «типы в археологии можно рассматри¬ вать как структурно значимые, если они значимы сравнительно в тер¬ минах общей теории классификации» [Chang 1967a: 72].

Чжан вводит понятие качества типа (quality of a type). Он опреде¬ ляет его через сеть конфигураций поведения, преобладающих в системе деятельности с существенными перерывами постепенности [Chang 1967a: 79—80].

«Структурные типы существуют как качества в системе, и именно эта внутри¬ системная типология имеет первостепенную важность как в аналитическом, так и в историческом исследовании... Сутью типа является его качество, противопостав¬ ленное качеству других типов, а метод выделения типа состоит в том, чтобы найти перерыв постепенности, отделяющий члены других типов».

А поскольку каждый объект входит не в одну сеть отношений, а в не¬ сколько, «культурные черты нельзя сравнивать вне их контекста» [Chang 1967а: 80—81]. Контексты же оцениваются в сравнении.

7. Типы в контексте

Сравнение археологических контекстов между собой прежде всего по¬ зволяет выявить контрасты, оппозиции, которыми оформлялись социаль¬ ные нормы, как учит социальная психология. Схожие функции выполня¬ лись по-разному в разных культурах. Естественно, мы обнаружим разные элементы в аналогичных позициях.

Возвращаясь к монетам США, Чжан отмечает, что:

«два ключа (т. е. две классификационные схемы. — Л. К. ), представленных на иллюстрации, — один искусственный и один реальный — были оба сформулированы в соответствии с физически наблюдаемыми контрастами и ступенчатостью (града¬ цией), близкими обычным археологическим критериям для классификации. Что если бы мы раскопали поселение и нашли там какое-то количество предположительно ценных предметов в сейфе? И схему II и схему III вполне допустимо предположить среди результатов археологической классификации, в духе обычно производимой. Только вот в данном случае реальная просторечная таксономия известна, тогда как в обычной археологической ситуации неизвестна. Будь у нас только одно это посе¬ ление, отдельно взятое, и лишись мы знания просторечной таксономии, мы вряд ли были бы в состоянии выбрать нужный из этих двух ключей и продемонстриро¬

сказать, какие критерии (например, цифры, буквы, размер и материал) исторически и сравнительно более значимы, чем другие (например, детали узоров или направле¬ ние лиц на портретах)» [Chang 1967a: 84—85].

В другой работе Чжан излагает еще один аспект, в котором срав¬ нение позволяет определять культурную значимость признаков. Это рас¬ познавание

«в контексте изменений, то есть в контексте истории. Есть, разумеется, бесчис¬ ленные способы, которыми могут быть контрастно и иерархически структурированы элементы изменчивости, но те, которые семантически значимы в специфических культурных ситуациях, не появляются вдруг, внезапно, ни во времени, ни в про¬ странстве; они образуют часть поведенческого наследия изготовителей, «которое те передавали от поколения к поколению и которое могло распространяться от общины к общине», как указывал Рауз. Поэтому семантически значимые признаки предстают в археологических источниках упорядоченными на б о л ь ш о м протя¬ ж е н и и » [Chang 1967b: 228].

Сравнению с этнографическими данными Чжан уделяет много внимания. В основе подбора этнографических параллелей он видит умозаключение по аналогии.

«Чтобы поставить свои аналогии на твердую почву, вот о чем археолог просит этнолога: В вашей сети вариаций каждого поддающегося очерчиванию причинно-следственного участка поведения не будете ли вы столь любезны рас¬ смотреть, учесть и выделить как можно больше физически наблюдаемых и хорошо сохраняющихся элементов? Чем больше таких элементов удастся получить, тем большее количество ненаблюдаемых можно будет восстановить и тем больше спе¬ цифических и реалистических характеристик можно будет выдвинуть. Конечно, это легче сказать, чем сделать... » [Chang 1967a: 230].

Итак, три вида сравнений решают задачу, по Чжану: а) сравнение синхронных археологических контекстов (в частности, разных поселе¬ ний), выявляющее оппозиции; б) сравнение разновременных археологи¬ ческих контекстов одной традиции, выявляющее преемственность, и в) сравнение археологических контекстов с этнографическими, выяв¬ ляющее смысл.

Из всех рассмотренных попыток предложение Чжана Гуанчжи дает наиболее широкую базу для оценки культурного значения физически наблюдаемых типов. Чжан ближе других подошел к выявлению куль¬ турных типов. Он показал, что наиболее надежная опора для оценки культурного значения типа лежит не внутри него (т. е. не в его элемен¬ тах — признаках), а вне его — в сети его отношений с другими типами, в его воздействиях на другие типы, в их трансформациях. Этот подход

более других соответствует системному образу мышления, приобрета¬ ющему все более высокий объяснительный авторитет в археологии [ср. Binford 1962; Klejn 1973a]. Этот подход также позволяет операционали¬ зировать выявление культурных значений в понятиях семиотического анализа, в духе структурной лингвистики. Такую акцию очень бегло наметил сам Чжан [Chang 1967а: 15—16, 80—81] и более детально раз¬ работали Диц и Хаймз [Deetz 1967: 83—96; Hymes 1970].

Однако и в концепции Чжана есть существенные изъяны. В ней как бы складываются методики других рассмотренных подходов — вместе с их недостатками.

К чему сводится у него сравнение объектов одного типа в раз¬ ных синхронных контекстах? Решается вопрос, воздействует ли присут¬ ствие данного типа на среду, на другие типы или нет. На этот вопрос отвечает проверка корреляции типа с дополнительными признаками: территорией, датировкой, отношением к другим типам. Это, в сущности, расширение методики Сполдинга на основе принципа Кригера.

К чему сводится у Чжана сравнение объектов одного типа в разновре¬ менных контекстах одной традиции? Проверяется устойчивость типа, устойчивость данного сочетания признаков, его корреляция со средой. Это тоже мало выходит за рамки методики Сполдинга, являясь ее спецификацией.

Различие состоит в том, что Сполдинг, в соответствии с установкой

навливает в правах сравнительный подход, раскритикованный Тэйлором, и требует сравнения р а з н ы х к о н т е к с т о в на большом протяжении во времени и пространстве — чтобы получать культурно значимые типы. Однако до тех пор, пока не будет найден и определен критерий доста¬ т о ч н о г о различия контекстов, их можно приравнивать к одному кон¬ тексту. У Чжана этого критерия нет. В таком случае нет выхода за пределы методики Сполдинга, а она, как было показано, сама по себе не содержит ключа к переходу от эмпирических типов к культурным.

Далее, к чему сводится у Чжана сравнение археологических контек¬ стов с этнографическими? К парным подборкам на основе умозаклю¬ чения по аналогии, к простым наложениям, в которых этнографические классы составляют готовую схему для распределения археологического материала. Эта позиция, уже подвергавшаяся критике [Binford 1967; 1968b; Klejn 1973b] повторена (в данном аспекте) в позиции Хилла и Эванса, ограниченность которой показана выше.

Чжан положился во всем на аналогию по той причине, что счи¬ тает каждый отдельный археологический факт уникальным и только уникальным, а каждый археологический контекст — абсолютно неповто¬ римым сочетанием обстоятельств.

«Коль скоро каждый археологический объект и каждая ситуация — уникальны, любая археологическая реконструкция есть аналогия... » [Chang 1967b: 239]. Более

того, «археология в целом есть аналогия... » [Chang 1967a: 109].

Ведь если индукция — это умозаключение от многих частных к обще¬ му, а дедукция — от общего к частным, то аналогия есть путь от одного частного к другому частному. Так что там, где каждый факт и каждый контекст осуждены оставаться уникальными, частными, аналогия оста¬ ется единственным пригодным методом. В такой ситуации и проблема критерия, различающего в достаточной степени разные сравниваемые контексты, соскальзывает в пустоту: различие имеет смысл только там, где ему противопоставляется сходство.

Но верно ли схвачена Чжаном Гуанчжи природа археологии?

8. Качество контекста

Феномен человеческой личности действительно связан с возможно¬ стью выбора, с относительно высокой свободой решений, с большим раз¬ нообразием поведения — гораздо большим, чем в животном мире. Де¬ терминация законами здесь гораздо более сложна, многостепенна и не столь жестка, как там [Маркарян 1973: 90—91]. Но абсолютизиро¬ вать индивидуальность культурных явлений — такое же грубое упроще¬ ние, как абсолютизировать конформность, регулярность, порядок.

В культуре отражаются не только личности и их творчество. Отра¬ жается общество, а общество — не просто сумма личностей. Само су¬ ществование общества предполагает организацию. В обществе и его

не ограничиваются парными отношениями. Без этого никакое взаимо¬ понимание внутри коллективов и, следовательно, никакая социальная деятельность не были бы возможны, и не было бы культуры [Маркарян 1969: 67—68; 1973: 50].

Группировке поддаются не только артефакты, но и контексты. Этой группировкой в большой мере определяется основное для нашей задачи качество контекстов — то, как ведут себя в них типы и признаки, как воздействуют друг на друга. Подобно артефактам, контексты можно группировать по-разному: на основе хронологической близости или по территориальному скоплению, по принадлежности к одной популяции или по сходству природной среды. Можно свести воедино все контексты с каким-либо одним интересным типом или признаком и посмотреть, как будут себя вести в этих контекстах другие типы или признаки.

Но среди всех этих возможных группировок две давно уже высту¬ пили на первый план как главные, базисные для других. Это группи¬ ровки по категориям комплексов и по археологическим культурам.

На первый взгляд, сходства и различия древних контекстов более всего связаны с категориями памятников. Одни контексты представлены курганами, другие — городищами, третьи — кладами и т. д. (это всё — категории памятников). На деле рамками памятника обычно невоз¬ можно ограничить и выделить древний контекст: памятник шире. Он может включать в себя много древних контекстов, совершенно не схо¬ жих и не связанных между собою при жизни. Ведь памятник — по¬ нятие, которое непосредственно служит для установления не жизненных, а чисто археологических, посмертных соотношений между его культур¬ ными составляющими — территориальных, стратиграфических, структур¬ ных, контактных.

Археологический памятник — это такая совокупность древних соору¬ жений, отложений и артефактов, в которой все они связаны в одно целое непосредственным соприкосновением, взаимоналожением или хотя бы взаимоперекрыванием. Эта связь могла образоваться еще «при жиз¬ ни», а могла уже после выхода объектов из культурного функциониро¬ вания — в результате того, что упокоение произошло на одном месте, и разнородные материальные остатки вошли в соприкосновение и даже частично перемешались. В кургане могут быть погребены люди разных народов и эпох, в пещере могут оказаться следы святилища, жилья и убе¬ жища. Археолог не в состоянии раскопать какой-то из этих компо¬ нентов памятника отдельно от других компонентов без их повреждения или без риска открыть путь бурному стихийному разрушению. Он рискует многое не понять в интересующих его частях памятника, если оставит неисследованными остальные. Таким образом, составные компоненты памятника связаны воедино не только обстоятельствами отложения,

но и предопределенными этим условиями обнаружения [Клейн 1978: 98—99].

Принято считать, что памятники объединяются в категории по функ¬ циональному назначению их главных сооружений, но и это не так. Во-первых, в памятнике может оказаться несколько разных сооруже¬ ний примерно равной значимости (сложные памятники). Во-вторых, первоначальное функциональное назначение объектов нередко трудно распознать в археологическом памятнике из-за «изношенности» и позд¬ нейших разрушений. То, что выступает критерием различения категорий памятников, есть не первоначальное функциональное назначение, а сум¬ ма назначения, использования и разрушений — функционально-архео¬ логическая результанта [Клейн 1978: 102]. При вычленении же ком¬ плексов из памятников археологи выявляют первоначальные функции объектов, очищают эти функции от позднейших наслоений и искажений

— вычленяют функции из функционально-археологической результанты.

Различая контексты, мы оперируем не памятниками, а комплексами. Вещи сочетаются и располагаются схожим образом в комплексах, в ос¬ нове которых лежат сооружения одного и того же функционального назначения или однотипные жизненные ситуации. Наоборот, в разнофун¬ кциональных комплексах сочетание и расположение вещей будет несхо¬ жим. Такая регулярность сочетания и расположения придает типам артефактов и сооружений устойчивость, неслучайность, культурную зна¬ чимость, даже если сами функции сооружений и смысл ситуаций, сто¬ ящие за очевидными формальными сходствами и различиями, неясны. Конечно, не обязательно вещи одного культурного назначения дол¬ жны непременно замыкаться в рамках одной функциональной категории комплексов, но все же они распределяются по таким категориям изби¬ рательно и систематично. Скажем, мечи могут оказаться в погребе¬ ниях, на местах сражений, реже — в кладах и никак не в обычных жилищах. Таким образом, схожие по форме вещи, регулярно занима¬ ющие определенную позицию в системе контекстов, — вот основа для культурного типа.

Но чем определяется система контекстов? Здесь мы переходим ко второй важнейшей группировке контекстов — по археологическим куль¬ турам. Она приближается к универсальной, поскольку строится на со¬ четании типов, воздействует на их позиции в функциональной группи¬ ровке контекстов и объединяет существенные особенности хронологиче¬ ской, территориальной, популяционной, отчасти экологической и других группировок. В основе этой ее способности лежат социальные связи и адаптация человеческих групп к условиям времени, территории, среды и т. д. [ср. Маркарян 1973: 76—83].

Именно принадлежностью к той или иной археологической культуре определяется роль конкретного типа или признака в контексте. В этом нетрудно убедиться на одном особенно ярком примере. Ренфру хотел доказать противоположное — преимущества исследования культурных элементов вне сети археологических культур [Renfrew 1969: 153]. Он рассмотрел распространение обсидиана в неолите восточного Средизем¬ номорья, игнорируя границы культур [Renfrew et al. 1965], и не заме¬ тил [ср. Renfrew 1969, рис. 1], что сильный перепад интенсивности распространения как раз приходится на границу двух археологических культур [Klejn 1970: 171].

Значит, роль типа или признака в контексте зависит от принадлеж¬ ности контекста к той или иной археологической культуре. Но если так, то концепция археологической культуры оказывается решающей и в определении критерия достаточного различия контекстов для того сравне¬ ния контекстов, которое ведет к оценке культурной значимости типа.

Обратимся еще раз к примеру Конклина — к реконструкции ре¬ альной таксономии в нагромождении денежных знаков США. Что дает основание исследователю опознать их как «ценные предметы»? Нахож¬ дение в надежно защищенных хранилищах — «сейфах». Что дает осно¬ вание признать за этими предметами денежную функцию? Среди про¬ чих черт — кучное обнаружение одинаковых экземпляров [Chang 1967a: 76]. Но почему мы не решаемся на аналогичную трактовку скопления медвежьих черепов в палеолитических пещерах Швейцарии? Там на¬ лицо и укромные хранилища, и кучное обнаружение одинаковых пред¬ метов. Мы не решаемся на это потому, что в данной культуре (не обяза¬ тельно в данных контекстах) нет других обстоятельств, которые могли бы быть расценены как свидетельства в пользу наличия товарно-де¬ нежных отношений. А вот клады кремневых топоров шведского нео¬ лита уже могут быть рассмотрены как претенденты на такую роль. То есть целостный облик данной культуры обусловливает качества кон¬ текстов и роль тех или иных признаков в них. Это один из основных принципов системно-структурного подхода [Klejn 1973: 700].

Рассматривая пример с деньгами США, Чжан старается обойтись без понятия «культура». Но чтобы обнаружить культурную значимость некоторых признаков американских дензнаков, он прибегает к сравне¬ нию с контекстами, где в аналогичной позиции выступают другие ден¬ знаки — канадские и мексиканские [Chang 1967a: 85]. А ведь для этого не всякие «другие» контексты годятся. Нужны прежде всего кон¬ тексты д р у г и х к у л ь т у р — канадской и мексиканской. Конечно, не¬ которое количество канадских и мексиканских денег может оказаться и в границах культуры США. Но, во-первых, само существование ка¬ надской и мексиканской культур все-таки подразумевается. Во-вторых, столь интенсивное взаимопроникновение больше характерно для поздних культур, чем для ранних. А в-третьих, наилучшую возможность для выявления культурных оппозиций дает сравнение именно чистых одно¬ культурных комплексов разных культур — поэтому археологи всегда так старательно их ищут.

значит, что, прежде чем приступить к опознанию и выделению куль¬ турных типов, мы должны обладать знанием об археологических куль¬ турах, должны иметь их уже выделенными.

Занимаясь анализом живой культуры, Безмоздин [1979: 121] пришел к аналогичному выводу: «... анализ значений и смыслов вещи и ее спо¬ собности выступать в роли индикатора той или иной человеческой общности может быть осуществлен лишь применительно к конкретному типу и классу вещей, функционирующих в контексте той или иной куль¬ туры... »

Как же осуществляется выделение археологических культур? Каковы критерии выделения? Здесь мы упираемся в проблему определения археологической культуры.

Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я

от типов к КУЛЬТУРАМ

OCR - Портал "Археология России" - www.archeologia.ru

Г л а в а VII

ЧТО ТАКОЕ АРХЕОЛОГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА?

(Проблема определения)

Подобно своей сестрице — социо¬ культурной антропологии преистория имеет обыкновение специально изо¬ брести для себя термин и потом спо¬ рить двадцать лет о том, что он зна¬ чит, вместо того, чтобы определить этот термин заранее.

Р. Даннел [Dunnell 1971: 4].

1. Значительность понятия и неясность значения

Археологическая культура... Названия (или раскрывающие подзаго¬ ловки) многих солидных или претендующих на солидность монографий построены на основе этого термина, только общее прилагательное «архе¬ ологическая» заменено в них именами собственными: андроновская, бодрогкерестурская, злотская, катакомбная, михельсбергская, салтов¬ ская, скифская, среднеднепровская, тисапольгарская, трипольская, фать¬ яновская, ямная, культуры кубков, ямочно-гребенчатой керамики и т. д.

Что такое археологическая культура? Вопрос этот в течение послед¬ них десятилетий оживленно и неустанно дебатируется в археологической науке.

Собственно, понятие в науку вошло гораздо раньше, и вопрос о его определении возник раньше, но с рубежа 1940-х и 50-х годов можно проследить почти сплошной поток статей, где этот вопрос в той или иной форме, в том или ином аспекте вынесен в заглавие [1949 — Фосс; 1953 — Jahn; Otto; 1956 — Брюсов; 1957 — Holubowicz; Korošec; 1959 — Кнабе; 1960 — Kilian; J. Neustupny; 1962 — Клейн; 1964 — Захарук; Смирнов; 1965 — Herrmann; 1967 — Монгайт; 1968 — Fridrich, Klima, Valoch; 1969 — Грязнов; Третьяков; 1970 — Генинг; Каменецкий; Клейн; Клейн и др.; Федоров-Давыдов; 1971 — Артамонов; Klejn; 1972 — Гри¬ горьев; Гурина; Коробкова; Крижевская; Массон; Lüning; Palubicka; 1973 — Гладилин; Пиоро; 1974 — Массон; Palubicka; 1975 — Захарук; 1976 — Захарук; Tabaczyński; Angeli; 1978 — Захарук; Furmanek; Ко¬ nopka; Clermont; 1979 - Brachmann; 1980 — Захарук; Брайчевский; Крав¬ ченко; Hodson; 1981 — Meinander; и после небольшого странного пере¬ рыва снова: 1984 — Ганжа; 1985 — Генинг; Ганжа; Ганжа; Кудрявцева; Холюшкин; Холюшкин и Холюшкина; 1986 — Ганжа; Growlett; 1987 — Генинг; Кудрявцева; Кудрявцева; Кудрявцева; Колпаков; Худяков; Ша¬ миладзе; Добжанский; Hachmann; 1988 — Ганжа; Кудрявцева; 1989 — Аникович... ]. В те же десятилетия это понятие вошло в толковые словари и энциклопедии — под вокабулой «Культура археологическая».

Можно сказать, идет штурм понятия «археологическая культура». Это означает, что

а) внесение ясности в этот вопрос необходимо, б) оно представляется возможным (вопрос оценивается как перспек¬

тивный), в) оно все-таки чем-то крайне затруднено.

Попытка за попыткой, заход за заходом, с очень небольшими интер¬ валами. В чем главная трудность, почему каждая новая попытка ока¬ зывается неприемлемой для других исследователей?

Понятие археологической культуры относят к трем исходным, фунда¬ ментальным в классификации [Шер 1966; Malmer 1967: 373; Федоров-