Археологическая типология

Два видных американских исследователя — Тэйлор и Сполдинг — выступили против Бру, но с диаметрально противоположными и несов¬ местимыми возражениями.

Тэйлор разделил типы на два сорта: эмпирические и культурные. Эмпирические типы складываются из элементарных свойств, присущих

этих свойств бесконечно, то их выбор и группировка зависят от произ¬ вола исследователя, и в этом смысле эмпирические типы как ячейки по необходимости субъективны. Выделение эмпирических типов — это вспомогательная и поисковая часть классификации, она относится к непо¬

их окраске, классифицировать черепки с примесями по числу песчинок в каждом или объединить все ретушированные каменные острия с боковыми выемками. Все это можно, но уместен вопрос: «Ну и что?»» [Taylor 1948: 129—130].

Такие типы мы испытываем, но не такие типы мы ищем. Задача заключается в переходе от них к культурным типам.

Культурные типы — это те группировки предметов по сходству, ко¬ торые были введены в материал самими творцами, создателями культуры, когда они упорядочивали и подчиняли своим нормам материал. Таким образом, культурные типы содержатся (are inherent) в материале и в этом смысле объективны. Но эти группировки в таком их качестве непо¬ средственно распознать невозможно. Требуются какие-то опорные знания и цепь умозаключений, чтобы придать тем или иным группировкам, наблюдаемым в материале, статус культурных типов. Здесь могут возник¬ нуть разногласия и ошибки. В этом смысле культурные типы включают в себя субъективный элемент. Они могут, конечно, оказаться и целиком искусственными, но это уже не обязательно [Taylor 1948: 116, 130—132, 139].

«Можно ли археологическим исследованием определить эти группы или нет, не отменяет факта их существования... Хоть именно классификатор, как сказано Бру, строит классификацию, это не противоречит тому факту, что есть классифи¬ кации, которые содержатся в данных. Исследователь может хотеть или не хотеть отыскать и использовать их в археологическом исследовании, но они есть» [Taylor 1948: 144].

Сполдинг тоже против Бру, но у Сполдинга все наоборот. Именно эмпирические типы (если они правильно выделены) сугубо объективны и целиком предопределены самим материалом, то есть упорядочивающей деятельностью древних людей.

«Тип артефакта, — пишет он, — понимается здесь как группа артефактов, де¬ монстрирующих устойчивый набор признаков, сочетаемые свойства которых образуют характерную конфигурацию. Этим предполагается, что даже в контексте совершенно схожих артефактов классификация по типам есть процесс открытия комбинаций признаков, предпочитавшихся создателями артефактов, а не произвольная про¬ цедура классификатора» [Spaulding 1953: 305].

Кригер не видел иной возможности проверить значимость таких типов, кроме сравнения материала разных местонахождений. Сполдинг показывает, что и на материале одного местонахождения можно выделить устойчивые сочетания.

Только надо не подчиняться «навязчивым», бросающимся в глаза сочетаниям и не гнаться за описанием всех возможных сочетаний. В пер¬ вом случае можно упустить нечто важное для познания культуры, во втором нас заполонят сочетания, которых создатели артефактов вовсе не добивались. Если же математическими методами устанавливать кор¬ реляцию признаков, то выявятся настоящие типы [см. Spaulding 1953: 306—307].

Эта классификация осуществляется, по Сполдингу, в три шага: на первом шагу берутся все наличные в артефактах существенные признаки и перечисляются их проявления в каждом артефакте (аналитическая классификация Рауза), на втором перечисляются и группируются в ка¬ ком-нибудь порядке все наличные сочетания признаков (получается пере¬ бор всех видов сочетаний), на третьем шагу выделяет близкие и повторяю¬ щиеся, статистически устойчивые сочетания (анализ сгущений — cluster analysis) [Spaulding 1960]. Это и будут естественные типы, содержа¬ щиеся в материале и имеющие культурно-историческое значение.

«Историческое значение, по этому взгляду, в основном следует из типологи¬ ческого анализа; правильно установленный тип есть результат основательных вы¬ водов о нормативном поведении создателей артефактов и не может не иметь исто¬ рического значения» [Spaulding 1953: 306].

В каких-либо выводах со стороны, извне формального анализа, для установления типов нет нужды. Это были бы типы искусственные и произвольные, связанные с субъективными особенностями классифика¬ тора. Зачем они нам, если в наших руках есть реальные и объективные типы? Этого мнения в наши дни придерживаются Доран и Ходсон. Отвергая математические приемы Сполдинга как неадекватные задаче, эти исследователи целиком разделяют эмпиристскую теоретическую уста¬ новку Сполдинга.

«Если явственный тип, — пишут они, — дефинирован через как можно более широкий спектр признаков и представляет компактную изолированную группу, то a priori крайне невероятно, чтобы он не имел какого-то определенного культурного значения. Вряд ли резонно было бы исключать его как тип просто из-за того, что его значение еще не выявлено. Напротив, ценность таких эвристических типов трудно переоценить. Когда речь идет о подобных отчетливых типах, проверка «состоятель¬ ности», видимо, является стадией не столько в их дефинировании, сколько в их интерпретации» [Doran and Hodson 1975: 166—167].

Под проверкой, очевидно, имеется в виду сопоставление с контекстом, коррелирование с контекстными признаками. Авторы приводят пример, выделяя по пикам на трехвершинной кривой распределения размеров три типа колец:

«Очень похоже, что у них окажется реальное археологическое значение (они, например, могут представлять собой перстни, браслеты и наножные кольца), — можно ли это подтвердить доступными свидетельствами контекста или нет» [Doran and Hodson 1975: 172].

Пример не вполне доказателен. Распределение артефактов по разме¬ рам могло быть и результатом случайного набора форм в нескольких круп¬ ных мастерских, могло возникнуть вследствие систематического отбора применительно к наличным видам тары при экспорте и т. п. Но главное, здесь перед нами не типы в обычном смысле, а «функциональные» типы («категории» Городцова), назначения которых различить, конечно, легче (в данном случае сопоставив размеры с частями тела человека), чем детализировать их внутри каждого из этих типов.

А более сильной аргументации у Сполдинга и его последователей нет.

5. Перелом

Итак, один из защитников объективности классификации признает беспомощность исследователя в оценке значения эмпирических группиро¬ вок. Он признает невозможность выбора без права прибегнуть к неко¬ торому знанию, привлеченному со стороны. А второй защитник не видит возможности и надобности сделать эту внешнюю опору надежной и замыкает гарантии объективности в рамках формального анализа эмпи¬ рических данных самого классифицируемого материала. Оба защитника исходят из наличия собственной дискретности, четкой делимости в куль-

турном материале, сети границ, обусловленной наличием социальных норм, правил, обычаев, порядка, оппозиций в давней культуре, и из воз¬ можности отделить эту сеть границ от случайных различий.

Против этого главного пункта выступил Форд. Некоторые позиции защитников объективности, а именно дискредитация значимости и «един¬ ственности» эмпирических типов и признание условности значимых, куль¬ турно-исторических типов облегчили Форду развитие и упрочение взгля¬ дов Бру. Археологи долго считали, отмечает Форд, «само собой разу¬ меющимся, что типы и впрямь существуют в культуре и могут быть открыты изощренной методикой. Вот уж сомневаюсь» [Ford 1954: 42]. И Форд, построив мысленную этнографическую модель («народ гаммагамма на острове Гамма»), разворачивает пространную картину культуры как континуума — непрерывной, постепенной и плавной изменчивости во времени и пространстве [Ford 1954] (рис. 13; 14; 15). Он также упирает на случайность разрывов, образующихся в наблюдениях и становящихся границами между типами в классификациях [Ford 1962; Форд 1962] (рис. 16).

Р и с . 13. Зависимость этнографического типа от места наблюдателя в пространстве (по Дж. Форду — [Ford, 1954, fig. 2]).

«В большинстве археологических исследований, — заключил Форд, — форму ти¬ пологической структуры определяет в большой мере случай. Тот факт, что место¬ положение X было в таком-то месте и представляло определенный короткий отрезок культурной истории, обусловливает природу культурных типов, дефинированных там... Типы легко различимы и выглядят естественными. Однако, когда лакуны запол¬ нятся, так что историю можно будет рассматривать как континуум, проходящий сквозь время и пространство, наивный типолог наверняка натолкнется на серьезные трудности. Переслойка типов превратит типологию в бессмысленное нагромождение. Надо принять во внимание искусственность группировок и сознательно отбирать группы, если есть намерение создать работоспособную типологию» [Ford 1954: 52].

В одном номере журнала с работой Форда «Навестив снова понятие типа» («The type concept revisited») и была помещена упомянутая выше статья Стюарда «Типы типов» [Steward 1954]. Стюард находит, что Форд дал «отличное разъяснение», но относящееся только к эмпирическим типам Тэйлора, а их произвольности и сам Тэйлор не отрицал.

Стюард исходит не из археологического опыта (эту позицию он сознательно отверг как чересчур близкую к материалу и не оставляющую широкого обзора). Он подошел к задаче как культуролог, оценивающий извне работу археолога и предъявляющий ему требования, основанные на представлении об идеальных результатах.

Рис . 14. Зависимость этнографического типа от избранной позиции во времени (по Дж. Форду — [Ford, 1954, fig. 3]).

Стюард считает, что археологи формируют свои типы сугубо формали¬ стически, слепо повинуясь материалу, механически и бездумно фиксируя повторяющиеся сочетания любых признаков, а повторения (да, даже повторения!) чаще всего случайны и не имеют культурно-исторического значения (в этом Стюард согласен с Тэйлором). Правда, они существуют в самом материале и открываются независимо от намерения ученого, как бы автоматически (в этом Стюард согласен со Сполдингом). Такие типы (у Тэйлора они назывались эмпирическими) Стюард называет «морфологическими» (коль скоро они навязаны формальными момен¬ тами), а Рауз — «дескриптивными» [Rouse 1960: 317] и «внутренними»

(intrinsic) [Rouse 1972: 50].

Допуская такой подход как первичный, ориентировочный, когда функ¬ ции находок еще непонятны, а задачи исследования неясны, Стюард призывает археологов заимствовать сведения у этнографов, а постановку задач — у историков.

Ри с . 15. Зависимость типа от фокуса наблюдения и от заданного уровня охвата и абстрагирования (по Дж. Форду — [Ford, 1954, fig. 1]).

Р и с . 16. Континуум форм — основа сериации и база для случай¬ ного и произвольного установления типов [по Дж. Форду — 1962].

Выискивая в материале функционально и исторически важные диаг¬ ностические признаки (известные как таковые по заимствованным све¬ дениям), археологи должны формировать иные типы — прежде всего «функциональные». Функцию здесь Стюард понимает не в узко инстру¬ ментальном смысле, как прямое назначение предмета, а в широком культурном смысле — как роль в механизме культуры. Поэтому функцио¬ нальные типы Стюард не зависят от формы предмета, они должны выделяться не по форме. Наряду с ними — «исторически-указательные типы» (historical-index types), «исторические», по Раузу. Они должны иметь хронологически и территориально опознавательное значение, слу¬ жить чем-то вроде «руководящих ископаемых» (Leit-Fossilen, index fos¬ siles). Диагностические типы Стюарда — функциональные и историче¬ ские, вместе взятые, — Рауз именует «внешними» (extrinsic) [Rouse 1972: 50]. Наконец, у Стюарда есть еще «культурные» типы, образованные из функциональных путем присоединения сведений об их происхождении, динамике развития, передвижении и т. п. Все три категории вместе — функциональные, исторические и культурные — суть разновидности куль¬ турных типов Тэйлора. Конечно, они в большой мере зависят от теорети¬ ческих воззрений.

Таким образом, Стюард в этой статье развивает взгляды Тэйлора. Он тоже отличает эмпирические типы, доступные прямому наблюдению, от имеющих культурное значение, но непосредственно не наблюдаемых. Однако у концепции Стюарда одно существенное отличие от взглядов Тэйлора: именно эмпирические типы Тэйлора (морфологические у Стю¬ арда), а не культурные, он и считает внутренне присущими материалу, содержащимися в нем. Эта идея, взятая у Сполдинга, приобретает в данном контексте значение, прямо противоположное сполдинговскому: как раз внутренне присущие материалу типы и оказываются произ¬ вольными и не имеющими культурного значения. Культурные же типы, во всех разновидностях, в археологическом материале не содержатся, а вводятся в материал извне и, конечно, «не являются объективной реальностью» [Steward 1954: 55]. Дискредитируются, стало быть, и те и другие. Стюард развивает Тэйлора в одном направлении: в сторону Форда.

После этого двойного удара по объективности типов они уже не могли оправиться.

Правда, в учебниках и обзорных статьях еще часто упоминается актуальный теоретический спор между сторонниками двух крайностей. Одни утверждают, что есть и могут быть выявлены типы «реальные» (real), «наблюдаемые» (observable), «естественные» (natural), «опоз¬ наваемые» (recognized), «открываемые» (opened), «обнаруживаемые» (discovered). Их противники вроде бы утверждают, что возможны только типы «искусственные» (artificial), «придуманные» (invented), «срабо¬ танные» (constructed), «нарезанные» (designed), «навязанные» (impo¬ sed), «сделанные» (made), «создаваемые» (created), «построенные» (built), «условные» (convenient), «произвольные» (arbitrary). На деле, однако, спор не столь четко поляризовал взгляды и застрял на позиции с перевесом в сторону «условных» типов. За двадцать пять лет, прошед¬ ших с момента выступления Форда и Стюарда, новых развернутых теоретических работ в защиту «реальных» типов не состоялось. Все большее число археологов склоняется на сторону Бру и Форда.

Вот заявление Дженингса:

«Я рассматриваю... типы не как синонимы культурной истины, а как изобре¬ тение, сделанное анализатором для его собственного удобства» [Jennings 1957: 98].

Вот credo Мальмера, воителя за строгую объективность археологии:

«Тип возникает в тот момент, когда для него формулируют точную дефиницию. Без дефиниции нет типа... » [Malmer 1962: 881].

И еще:

«... Тип в археологии — гораздо более абстрактное понятие, чем типы, напри¬ мер, в этнологии, нумизматике или биологии. Нельзя сказать, что типы, с которыми работает археология, существуют априорно... Поэтому каждый свободен сам опре¬ делять, сколь много или мало типов он различит, то есть ему принадлежит право требовать от предметов, которые должны образовывать типы, столь большего и мень¬ шего подобия, как ему кажется целесообразным» [Malmer 1962: 56—57].

И Мальмер формулирует условия плодотворности типологии:

«Целесообразность типа, касается ли исследование хронологии или культурных отношений, тем выше,

1)чем резче тип дефинирован,

2)чем многочисленнее предметы внутри типа,

3)чем более независимые друг от друга элементы он учитывает и

4)чем больше та часть общего количества независимых типологических элементов, которая у всех этих предметов идентична» [Malmer 1962: 57].

Как видим, при всей строгости, здесь нет одного, казалось бы, напрашивающегося условия: соответствия границ между типами реаль¬ ному членению материала, его дискретности.

В марксистской науке преобладает, по крайней мере теоретически, противоположная установка:

«Логика, в которой я рассуждал, — провозглашает Арсеньев [1969: 393], — вообщее не предлагает начинать с дефиниций и классификаций».

Как отмечает Шер,

«марксистской археологической школе присуще представление о типах вещей, объектов и памятников как о реальных классах, различия между которыми порождены хронологическими, этническими, локальными, технологическими и прочими естествен¬ но-историческими условиями, а не мнением исследователя» [Шер 1970: 13, прим. 7].

Оно и понятно: в теоретическом споре археологов нетрудно увидеть конкретизацию общефилософского противостояния материализма идеа¬ лизму неопозитивистского и неокантианского толков.

Но, видимо, не стоит закрывать глаза на объективные условия, приведшие к перевесу концепции Бру — Форда: на наличие каких-то упрощений в математическом эмпиризме Сполдинга, на реакцию против традиционной недооценки теоретических импликаций в первичной обра¬ ботке материала, на сложности археологической конкретизации фило¬ софского противостояния. Пожалуй, одним из наиболее ярких показате¬ лей этого современного перевеса и этих сложностей может служить

есть некое идеальное понятие, а не сумма похожих предметов одного класса» [Григорьев 1972: 7].

Те, кто хочет «выделить типы, соответствующие реальным классам, существовавшим в прошлой жизни», по мнению Григорьева, слишком наивны: эти исследователи

«полагают, что они стремятся к постижению объективной истины и достигают ее. На деле... остаются объективно существующие вещи, а наши попытки упоря¬ дочить их, описать, классифицировать во всяком случае остаются субъективными» [Григорьев 1972: 9].

Иными словами, вещи мы можем объективно воспринять, а сходства и связи вещей — нет. Странно. Разве что в археологическом материале как совокупности вещей вообще нет порядка, нет роения, нет сгущений, нет групп...

6. Типология без типов

Тем временем контекстуалисты, последователи Тэйлора, сделали на практике основной ячейкой археологического изучения site (памятник, местонахождение), locality («округу», микрорайон, обитаемый одной об¬ щиной), или попросту settlement (поселение). Родилось целое направ¬ ление в археологии США — settlement archaeology («археология посе¬ лений») [Trigger 1967; Chang 1968]. Сомкнувшись в этом с привер¬ женцами «новой археологии», ученые этого направления действительно разработали плодотворную методику изучения археологического мате¬ риала не на базе привычной типологической классификации. Они обхо¬ дятся без типов, аналитически описывая непосредственно всю массу атомизированных элементов информации — признаков. По такой массе прослеживаются все нюансы изменчивости, вариабельности и взаимо¬ встречаемости признаков и на этой основе строится интересная интер¬ претация различий (реконструкция правил расселения новообразуемых семей, реконструкция социальных структур и т. п. ). [См. об этом: Клейн 1973: 310—311].

По иронии судьбы, материалистически настроенным археологам именно методика Сполдинга (cluster analysis) послужила опорой для отказа от типов. И впрямь, в самой этой методике, в ее принципиаль¬ ных основаниях заключено устремление к всеобщности, к уравнению признаков, к элиминации априорных содержательных ограничений. Между тем типы формировались все еще в рамках функциональных категорий (а ведь это — априорное содержательное ограничение!). Приз¬ наки, распределимые по разным категориям, — например стилистиче¬ ские, — теряли в весе по сравнению с сосредоточенными внутри категории. Но стоило расширить базу подсчетов — перейти от «категории» к индуст¬ рии, комплексу, слою, поселению — и зашатались основы выделения типов: рубежи между традиционными функциональными категориями оказались не столь уж глубокими.

Сэкет, одним из первых пошедший по этому пути [Sackett 1966; 1968], так сообщает о своих впечатлениях:

«Таксономисты, вероятно, все еще находящиеся под влиянием традиционной палеонтологической модели, как будто полагают, что типы артефактов суть в из¬ вестном смысле естественные ячейки, вроде биологического вида, и что, следо¬ вательно, единая типология способна обслужить все задачи» [Sackett 1968: 73],

Однако анализ по методике Сполдинга, но на широкой основе, допол¬ ненный факторным, показывает,

«что есть возможность различить между — как их можно было бы назвать — стилистическими и функциональными типологическими вариациями, и что они, ка¬ жется, в большой мере образуют взаимнопересекающиеся сетки для дефиниции типов. Стало быть, нет единой типологии, содержащейся в концевых скребках... » [Sackett 1968: 73].

Сэкет уже говорит не просто об «анализе сгущений» (cluster-analysis), а вводя спецификацию, указывающую уровень, на который перенесен центр тяжести процедуры: «анализ сгущений признаков» (attribute-cluster analysis) [Sackett 1968: 74]. Он еще говорит о выделении типов, но уже отмечает, что «тип, дефинированный согласно этому подходу, есть на деле не более чем особая дискретная разновидность культурной деятель¬ ности» [Sackett 1968: 73]. Это ближе к «модификациям» Рауза, чем к традиционным типам.

Еще дальше пошел Мовиус. Разложив материал на признаки и прослеживая их соотношения, он вовсе не получил такой корреляции, которая бы позволила выделить типы. Признаки не складывались в типы [Movius а. о. 1968; Movius and Brooks 1971].

За этими новаторами следует Паркингтон.

«Многие из названий типов орудий и культур, — пишет он, — были отчеканены в девятнадцатом веке и в начале двадцатого, когда они оказались полезными опорны¬ ми пунктами для дисциплины, еще бредущей ощупью в темноте. Однако возникла опасность, что эти опорные пункты станут ящичками, в которые можно будет бро¬ сать, а то и вталкивать дальнейшие данные... » [Parkington 1972: 11].

И теперь по мнению Паркингтона,

«вопрос заключается не в том, как нам определить термины «ручное рубило» и «кливер» (cleaver), а есть ли вообще какие-то конфигурации изготовления орудий в комплексах нижнего палеолита, которым мы бы пожелали придать имена? Типы могут быть полезными или нет, но их применение уведет анализатора от поиска альтернативных объяснительных моделей» [Parkington 1972: 11].

Поэтому Паркингтон считает, что «поиск дискретных типов орудий лишь умеренно успешен» и что надо «сфокусировать внимание не столько на категориях «типа», сколько на конфигурации признаков... »» [Par¬ kington 1972: 12].

Аргументация Паркингтона неожиданна и остроумна.

«В качестве примера неясных, непроверяемых утверждений возьмем религиоз¬ ные провозглашения, как, скажем, «Бог существует. Он открылся мне. Когда он откроется вам, вы тоже уверуете». По самой своей природе откровения непереда¬ ваемы, и религиозные утверждения, вроде приведенного, должны приниматься на веру или отвергаться ввиду отсутствия оной». И далее: «Типы орудий часто; рож¬ дают печальные напоминания о религиозных провозглашениях. Они известны или открываются только посвященным, они используются по вере. Возьмите утверждения: «Ручные рубила существуют. Я подсчитал их частотность. Под моим руководством вы их тоже распознаете». Типологи часто думают, что проверили свои понятия, обучив других пользоваться ими; нет, не проверили... «Ручные рубила» и правда хороший пример, поскольку были распознаны еще в середине девятнадцатого века, но так и не получили определения. Пожалуй, единственным признаком, наличным у всех рубил, является бифасность, но это характеристика также и многих других орудий» (Parkington 1971: 11, 12).

И вот лидер «новой археологии» Бинфорд, ученик Сполдинга, смог написать следующие строки:

«Вспоминаю, как я проводил казавшиеся бесконечными часы в работе над остриями дротиков. Я приступил к анализу, вооруженный статьей Сполдинга «Ста¬ тистическое открывание типов артефактов» (1953). В изображении Сполдинга ситу¬ ация выглядела очень просто: типы артефактов — это пучки взаимосвязанных приз¬ наков. Все, что надо делать, — это применить подходящие статистические методы, и мы сможем определить конкретно эти пучки взаимосвязей.

Трудности, на которые я натолкнулся, возникли как помехи, как камни преткно¬ вения. Какой там разговор о типах наконечников дротиков, когда все, что мне удавалось выделить, было: типы крепления, типы обработки кремня, типы лезвия, — каждый из них мог иметь две или больше группировки по размерам. Правильной организованности на уровне целостного предмета, видимо, не существовало! Я могу вспомнить, как Борд рассказывал мне, что Холам Мовиус пришел к выводу, будто типы артефактов не существуют. Борд смеялся, и я тоже, но я подозреваю, что некоторая сдержанность моего смеха была обусловлена очень отличающимся круго¬ зором. Я знал, что Холам Мовиус практиковал «разложение на признаки» («at¬ tribute-analysis») в своих материалах из местонахождения Абри Пато. Я был там; я однажды прошептал схожие удручающие выводы Марку Папуорту.

Явления организованности очень сложны; есть организованности внутри орга¬ низованностей... Здесь в наконечниках дротиков были отчетливо ограниченные классы; были и конфигурации изменчивости с плавной вариацией по ходу распростра¬ нения; были и морфологически отдельные классы, опознаваемые на глаз, которые по анализу явно не имели организационной целостности. Все эти пучки признаков изменялись независимо и распространялись сообща с другими классами артефактов. Эти сложности сначала показались мне удручающими сюрпризами. Когда же я поработал больше и постепенно освободился от традиционалистских ожиданий, я сообразил, что все эти сложности суть потенциальные источники новых и непри¬ вычных видов информации о прошлом» [Binford 1972: 329—330].

Словом, бога нет. Бога по имени Типология.

В СССР молодой палеолитчик закончил теоретическую статью пред сказанием: «вероятно... понятие «тип» будет постепенно утрачивать свое значение» [Аникович 1975: 18].