Археологическая типология

показателя d2: D = 0, 895, вблизи которого обнаруживается как раз ма¬ ксимальная концентрация «корреляционных линий», — остается непо¬ нятным.

Показатель «закрытости» приведенных Кызласовым представителей типа 13 Бочонковидный I (штрих-пунктирные линии), обнаруживает от-

Р и с . 3а. Соотношение показателей форм таштыкских баночных сосудов: слева — смоделированные по дефинициям Кызласова, — спра¬

ва — измеренные по иллюстрациям Кызласова

личие от соответствующего показателя «баночных» (по Кызласову) сосудов значительным промежутком в интервале значений d2: D от 0, 75 до 0, 85. Кроме того, различимы они, в отличие от «баночных», и по уровню максимального диаметра (для типа 13 h2: h1 < 1, 5); впрочем, последний признак не дискретен (ср. рис. 4).

Казалось бы, в данной части можно принять с известными оговорками классификацию Кызласова как рабочую гипотезу, однако репрезента¬ тивна ли его выборка сосудов для иллюстраций? Ведь только их параметры оказалось возможным проверить. Анализ доступного фактического мате-

Р и с . 3б. Соотношение показателей форм таштыкских баночных сосудов у горы Тепсей (собрание Государственного Эрмитажа)

риала (18 сосудов баночной формы) из собрания Государственного Эрмитажа (рис. 3в) показывает отсутствие какой-либо закономерности в изменении показателей выпуклости стенок таштыкских баночных сосудов за исключением довольно слабо выраженной прямой корреляционной связи между увеличением «закрытости» и снижением уровня максималь¬ ного диаметра. Однако эта связь обусловлена не влиянием какого-то

Очевидно, не было в реальности трех типов банок, указанных Кызла¬ совым (они существуют только в его воображении), как не было и рациональных оснований, чтобы ввести эти типы посредством условного деления материала.

Рис . 5. Распределение типов баночных сосудов по этапам таштыкской эпохи в про¬ центах от общего числа сосудов каждого этапа: горизонтально заштрихованный сектор —

тип 8, вертикально заштрихованный — тип 9, залитый черным — тип 13.

4. Формализованная типология раннеславянской керамики

Что ж, то была старая, традиционная интуитивная типология — «на глазок».

Рассмотрим новый способ классификации раннеславянской керамики, предложенный в работе Русановой [1976]. Русанова — сотрудница Инсти¬ тута археологии (Москва), ученица академика Рыбакова. Традиционный интуитивный подход не устраивает исследовательницу, равно как приме¬ нявшиеся ранее критерии.

«В различных исследованиях типы сосудов обычно выделяют или по их общему облику, или по отдельным деталям — форме венчика, ширине горла, или по высоте. В результате в одну группу попадают сосуды с разными пропорциями и с различ¬ ной профилировкой. Такая неточная (sic! — Л. К. ) типология часто приводит или к сближению различных типов сосудов Верхнего и Среднего Поднепровья, или к пока еще неоправданному выделению локальной группы памятников на территории Западной Волыни» [Русанова 1976: 31].

Раннеславянская лепная неорнаментированная керамика очень одно¬ образна, и исследовательница решила усовершенствовать интуитивную «неточную» типологию с помощью измерений сосудов и сравнения их пропорций. Вычислив показатели пропорций, характеризующие при¬ поднятость плечиков и раздутость тулова, она проследила связь этих пропорций, построив «график корреляции». По ее мнению, на «графике» объективно обнаружилось группирование — три типа: пеньковский, туше¬ млинско-колочинский и корчакский. Взяв затем только корчакские сосуды и проследив на таком же «графике» связь между другими двумя про¬ порциями (соразмерность горла с дном и, так сказать, развалистость тулова), Русанова нашла возможным выделить шесть видов корчакского горшка.

С точки зрения прикладной математики, работа страдает существен¬ ными просчетами.

Исследовательница ищет связь пропорций с пропорциями, т. е. пыта¬ ется установить отношение между отношениями. Для неискушенного математика здесь всегда таится подвох — возможность излишне услож¬ нить описание и выражать двухэтажными конструкциями — через посред¬ ников — то, что можно выразить прямо, простыми отношениями. Кроме того, сам объект — лепной раннеславянский горшок — по форме очень прост. Он характеризуется всего несколькими измерениями, в изрядной мере функционально взаимозависимыми по самой природе объекта (в естественной тенденции чем выше плечики, тем менее раздуто тулово; чем уже дно, тем сосуд развалистее и одновременно тем меньше дно по сравнению с горлом). В совпадениях привлеченных пропорций, таким образом, должна сказаться не чисто стилистическая, культурно-истори¬ ческая, хронологическая и т. п. связь, как надеется исследовательница, а отчасти связь функционально-топологическая, т. е. проступает скрытая тавтология. Те характеристики керамики, которые исследовательница хочет сопоставить, можно было бы выразить проще и надежнее — измерениями углов.

То, что Русанова именует «графиком корреляции», на деле есть диаграмма рассеивания без очевидной корреляции и без вычисления оной. На первой ее диаграмме (рис. 6) нет трех кластеров, а есть одно логнормальное распределение в двухмерном пространстве декарто¬ вых координат. Вот если взять только одну из осей (вертикальную) и спроецировать точки на нее, то получится гистограмма с четкой разбивкой на два скопления, которые совпадут с культурной группиров¬ кой: корчак отделится от остальной керамики. Это значит, что если бы исследовательница построила аналогичную диаграмму для увязки высоты сосуда с подъемом плечиков, два скопления получились бы в двухмерном пространстве.

Р и с . 6. «Выделение основных типов» раннеславянских сосу¬ дов (по Русановой). H1: H — соотношение высот тулова (ниже

плечиков) и всего сосуда, D3: D2 — соотношение диаметров в пле¬ чиках и по горлу.

На второй диаграмме (рис. 7) также нет шести кластеров, а есть один рой без нормального распределения и три точки далеко от него. Всего-то здесь только 18 очень схожих горшков — вся комбинаторика вместе со всей статистикой могли бы объективно разбить 18 горшков на 6 видов лишь при очень большом разнообразии материала, большом числе независимых параметров или при резкой разделенности на группы и очень высокой стандартизации внутри групп (скажем, если бы в серию вошли сосуды трипольские, древнегреческие, роменско-боршевские и т. д. ). А этого нет. Диаграмма позволяет говорить лишь о неясности структуры кластера (неясно, один тип или несколько) и о наличии трех атипичных сосудов, а также сетовать на малочисленность выборки и подозревать ее нерепрезентативность (меры по рандомизации не указаны и, видимо, не были обеспечены).

Рис . 7. «Выделение видов среди сосудов типа Корчак» (по Русановой). D1: D2 — соотношение диаметров донышка и горла, D3: Н1 — отношение наибольшей ширины сосуда

к высоте.

Сама исследовательница признает:

«Если включить в график пропорции всех известных в настоящее время ранне¬ славянских сосудов, то строгого разграничения видов не будет и границы между ними могут быть проведены лишь условно. Это и естественно, так как различия между сосудами очень незначительны, виды сосудов связаны между собой и есть много переходных между ними ступеней. Деление на варианты несколько условно» [Русанова 1976: 34].

Какие там «виды»?! Какие «варианты»?! На диаграммах объективно отделился от остальной керамики лишь тип корчак (если вообще до¬ пустить, что диаграммы верно составлены). Прежде чем говорить о «стро¬ гости» разграничения «типов» и их «вариантов», о мере «условности», надо доказать само наличие видов, их вариантов и границ. В работе это не доказано и предложенным методом доказано быть не может.

Это, конечно, не значит, что таких типов нет, но они выделены как-то иначе и где-то в другом месте, а данная работа лишь скрытно

подмешивает к набору типов, возможно, объективных и естественных, сугубо искусственные, субъективно нарезанные в материале и придает заготовленной заранее типологии эффектную и модную «математическую» оболочку. Несостоятельность полученной системы типологии делает сомнительными и выводы об этнокультурных и хронологических соотноше¬ ниях, построенные на ее основе.

Между тем Русанова широко пользуется своим методом — он при¬ менен ею в сводном монографическом труде важного значения [Русанова 1973: 19].

Эта знаменательная для Русановой работа 1973 г. получила востор¬ женную оценку в рецензии Плетневой, главы славянского сектора Института археологии АН СССР и наиболее близкой ученицы акад. Рыба¬ кова, его заместительницы, а затем и преемницы на посту ответствен¬ ного редактора журнала «Советская археология». «Только этот путь обработки материала единственно правильный и единственно результа¬ тивный», — заявляла она, указывая на «великолепную, методически со¬ вершенную обработку материала» и «безупречность доказательств» [Плетнева 1977: 321, 326]. Сей панегирик сверху был знаком официаль¬ ного одобрения. Метод произвел впечатление и на других археологов [Кравченко и Гороховский 1979].

Но что говорить о формализаторских попытках новичков в этом деле, когда даже методика такого аса «статистического открывания типов», как Сполдинг [Spaulding 1953a; 1960], вдохновлявшая западных

инаших инициаторов математизации археологии [ср. В. Деопик, 1961; Маршак 1965; Федоров-Давыдов 1965, 1970а], ныне признана математи¬ чески ошибочной, а вместе с нею отвергнут в роли «открывателя типов»

иматричный анализ сопряженности Д. Кларка [Doran and Hodson 1975: 168—169]!

5. «Работающая» типология

Вот теперь самая пора вспомнить утверждение Чжана Гуанчжи: археологи, «к своему удовольствию, нашли», что их «типологическая схема работает». Что археологи испытывают удовольствие от своих типологических схем, это несомненно. Вопрос, однако, в том, насколько это удовольствие оправдано. Чжан Гуанчжи в этом не сомневается.

«Типологическая классификация, — пишет он, — это единственный практический путь изучения артефактов на первом этапе, и вся история археологического изучения артефактов демонстрирует вне всякого сомнения, что этот классификационный метод работает» [Chang 1967a: 12].

Что значит «работает»? Для хранителя коллекций это значит: позво¬ ляет быстро и просто навести порядок в хаосе, расположить коллекцию строго и, далее, без затруднений помещать новую находку на положенное место так, чтобы потом в случае надобности отыскать ее без задержки. Но археологи претендуют на нечто большее.

«Классификации в археологии, — пишет Чжан Гуанчжи, — и упорядочение по¬ лучаемых классов в пространстве и времени... предполагают культурное значение

истановятся частью реальной истории культуры. Типология благодаря ее идентифи¬ кации с поведением и, возможно, намерением есть теоретически системный, надежный

истрогий инструмент, которым исследуются человеческое поведение и человеческая история» [Chang 1967a: 9].

Поэтому археологи «работу» типологии оценивают по тому, позволяет ли она судить о различиях и сходствах в культуре, прослеживать развитие культурных явлений во времени, устанавливать назначение предметов и т. п. А это как проверить? Соневиль-Борд полагает: четкое распределе¬ ние типов по культурам и хронологическим группам свидетельствует о действенности и реалистичности традиционной типологической класси-

фикации [Sonneville-Bordes 1966]. «Новый археолог» Плог для опреде¬ ления критерия работы приводит в пример химию с ее ранними неудачными «типологиями» стихий (огонь, вода и т. д. ), затем свойств (цвет, вес и т. д. ).

«Типология, которая, наконец, оправдала себя как полезная — периодическая таблица Менделеева, — опознала ключевые свойства. Эта типология применяется не вследствие того, что совещание физиков и химиков решило применять ее. Она применяется потому, что работает. Она дает новые проникновения в структуру элементов, объясняет их поведение во взаимодействии друг с другом и предсказы¬ вает, как можно и надо открывать еще не открытые элементы» [Plog 1973: 654].

Проблема стала особенно острой, когда классифицировать принялись компьютеры. Классификация вручную казалась подконтрольной, а ком¬ пьютерная ускользнула в темное чрево машины. Ревность и недоверие побудили археологов к сравнению и к поискам критериев оценки. Мате¬ матики присоединились к ним. Дело в том, что разные способы и алгорит¬ мы классификации, если они формально безупречны и законны, должны, казалось, привести к одинаковой группировке материала [Gower 1967], а они, как выяснилось, дали разные результаты [Millier et Tomassone 1970].

На марсельском симпозиуме 1969 г. Спарк-Джонс предложила спе¬ циальную работу, посвященную проблеме оценки эффективности класси¬ фикаций. Исследовательница приводит ряд возможных критериев про¬ верки. Если классификация ограничивается описательной задачей, судить об успехе можно по тому, нарушает ли она заключенную в материале исходную информацию и насколько. Если ставятся более глубокие задачи и они осознаны четко, мерой эффективности можно принять то, насколько полученная схема удовлетворяет требованиям. Наилучший путь проверки, однако, открывается тогда, когда есть несколько классификаций, «пересе¬ кающихся» (т. е. сотрудничающих) на одном материале. Например, расклассифицировав керамику по форме сосудов, мы затем можем сопо¬ ставить результат с разбивкой по встречаемости сосудов с другими арте¬ фактами. Успех достигнут, если мы «получаем группы, которые совпадают с другими, установленными на другой базе», на «независимых основа¬ ниях» [Sparck-Jones 1970: 245—246, 256].

Д. Деопик [1976: 6] считает, что основных «способов проверки эффек¬ тивности» два: проверка «изнутри» исходит из того, нельзя ли упростить систему, для проверки «извне» пробным камнем служит способность полученной морфологической системы отразить эволюцию во времени. Это проявляется при сопоставлении с относительной хронологией и стра¬ тиграфией: «насколько быстро и надежно данная система признаков поз¬ воляет отличить вещи из нижних слоев от вещей той же группы из верхних слоев, существенно более поздних».

На конференции 1974 г. в Ленинграде я отстаивал схожую точку зре¬ ния. По этому поводу разгорелась полемика:

«ШЕР. Для оценки работы классификации есть... простой критерий — это спо¬ собность прогнозирования. Таблица Менделеева была идеальной естественной клас¬ сификацией, и ее ценность состояла в том, что она предсказала неизвестные в то время элементы, которые потом были открыты, и их атомные веса оказались теми, которые предсказывал Менделеев.

Этот принцип проверки... сохраняется в любой науке. Скажем, археолог строит...

классификацию топоров и по этой классификации предсказывает, что в таком-то районе вы обнаружите такие-то топоры. Вот если это подтвердится при раскопках, значит классификация работает...

КАГАН. До тех пор, пока Менделеев шел путем классификации, он периоди¬ ческую систему открыть не мог. Никакая классификация как таковая прогности¬ ческой силой не обладает... Предсказывает систематизация, в системном иссле¬ довании.

КЛЕЙН. Давайте сопоставим. Мое утверждение: работает — значит дает внеш¬ нюю корреляцию: тип связывается с определенной территорией и т. д. Шер

возражает: важно не это, а способна ли схема предсказать, что в таком-то районе вы найдете такие-то топоры. Но, Яков Абрамович, в основе это то же самое. Новые топоры так же связаны с районом, как и ранее найденные. Допустим, найдено 500 топоров, мы там же найдем 501-й. Но если найдено 500, то уже не надо 501-го, потому что находка 500-го тоже является таким основанием: было 499 — нашелся 500-й... » [Клейн 1979а: 161].

Итак, суть дела в корреляции полученной типологической схемы с другой, построенной на независимых основаниях. Это и есть основа для предсказаний, но вовсе незачем, чтобы проверка эффективности классификации приобретала форму предсказания, которое сбылось. Проверять эффективность надо просто по совпадению ячеек типологии одного материала с ячейками другого, с участками территории, с видами памятников, с периодами времени. Вот критерии «работы» типологии для археолога. Так «работает» ли этот метод?

Увы, не всегда. Тэйлор пришел к выводу, что классификации ведущих американских археологов были рассчитаны на очень узкие цели простран¬ ственно-временного упорядочивания, и обработанные ими данные не могут служить иным целям. Для этого их надо было бы классифицировать заново («промыть и выжать заново» — «неблагодарная, дорогая, лишняя, поэтому расточительная работа»), а это зачастую уже и невозможно, так как часть информации не была зафиксирована [Taylor 1948: 64]. Что произойдет, «если когда-либо нынешнюю классификацию придется изме¬ нить или заменить? Не останется ничего, к чему привязывать находки» [Taylor 1948: 69].

Мартин подтвердил это опасение.

«Раньше, — привел он себя в пример, — я был виртуозом керамических типов. Дайте мне почти любой черепок с Юго-Запада Соединенных Штатов, и я мог тотчас найти его место во времени и пространстве. Но я был неспособен сказать хоть что-нибудь о взаимоотношении форм, узора, типов и функций... Мне никогда не приходило в голову, что керамика — нечто большее, чем тип» [Martin 1971: 5—6].

и для себя, чем-то вроде «коллекционирования марок» [Martin 1971: 4—5]. Если перевести на язык Чжана, она «не работает». И что самое удручающее, она вроде бы ничем не отличается по принципам и структуре от работающей!

6. Парадокс боевых топоров

Возьмем такой пример. Более полувека назад Глоб создал клас¬ сификацию каменных боевых топоров Дании. Сначала он разбил топоры

по поперечному сечению и на более мелкие варианты — по деталям оформления обуха, орнаментации и т. п. Его «группы типов» великолепно «работают»: они четко распределились по типам могил, по стратиграфии, заняли различные ареалы на карте. Это проверено корреляцией по матри¬ цам взаимосочетаемости топоров с топорами, топоров с кубками и т. п. [Glob 1945].

Четверть века назад Брюсовым и Зиминой была создана классифика¬ ция боевых топоров для нашей территории [Брюсов и Зимина 1966]. Ме¬ тодическая структура этой классификации та же, только первым шагом была принята разбивка не по профилю, а по плану — «очертание топора en face», как выражаются авторы [Брюсов и Зимина 1966: 20]. Распределение топоров по замкнутым комплексам и культурам не было вообще приведено. На картах же топоры каждого типа рассыпались

по всей европейской части страны, и лишь в некоторых случаях не совпа¬ дают сгущения значков на картах.

Авторы объясняют этот разброс подвижностью и экспансией носителей боевых топоров. Но странно, что эффект ограничивается боевыми топо¬ рами, находимыми чаще всего в погребениях, целых или разрушенных, а сами погребения разных видов локализуются в четко разделенных культурных очагах. Не вернее ли заключить, что и топоры в массе не распространялись далеко от этих очагов, а «типы» на картах рассыпа¬ лись просто потому, что признаки, положенные в основу, оказались случайными, почти безразличными к культурному обособлению, широко распределенными по культурам и поэтому «типологически нечувствитель¬ ными»? Классификация «не работает».

Между тем она легла в основу соответствующего тома «Свода архео¬ логических источников», сведения в нем опубликованы т о л ь к о в симво¬ лах этой классификации (о форме каждого топора не сообщено ничего, кроме его принадлежности к такому-то типу этой схемы), и перегруппиро¬ вать экземпляры читатель не может. Надо снова обращаться к первичной и неопубликованной информации и проделывать заново громадную ра¬ боту — «промывать и выжимать заново»...

В чем же дело? Действительно ли случаен критерий? Или слишком велики ячейки сети? Или методика неадекватна данному региону?

Но вот еще одна классификация каменных боевых топоров той же территории — схема Крайнова, опубликованная уже в 70-е годы нашего века [Крайнов 1972: 38—61]. В основных чертах она повторяет, детализи¬ руя, старую схему Городцова, опубликованную за полвека до того (Городцов 1916: 7—25). В схеме Крайнова нет ни малейших признаков строгой методики, эксплицитных принципов классификации, единства критерия. Нет даже намеков на попытки привести гарантии объектив¬ ности. Схема сугубо интуитивна, кустарно сработана и напоминает лоскут¬ ное одеяло: все кусочки различны по форме и цвету, подобраны по слу¬ чайным мотивам и подогнаны друг к другу как попало, а если все распороть, то способ повторить тот же общий узор отсутствует.

видно из самих названий типов», в основу их выделения положена не только общая форма топора en face, но и форма лезвия, обушка, лопасти, втулки и пр. » ([Крайнов, 1972: 39]. — Подчеркнуто мною. — Л. К. ).

Однако и названия (клиновидные, молотковидные, обушковые, втуль¬ чатые, длиннолопастные и пр. ) и, что важнее, сами описания свидетель¬ ствуют о том, что неточна формулировка Крайнова: «не только..., но и... ». На самом деле в основу первичного разделения положены то общая форма в плане, то профиль лезвия, то наличие втулки и т. д. Не введена единая иерархия показателей, но нет и уравнения признаков. Полный

Но и нельзя сказать, что в основе типа или подтипа лежит объективно выявленное сочетание признаков («кластер»), ибо нет никаких свиде¬ тельств осуществления корреляционных операций.

Поэтому когда на одном топоре встречаются признаки, легшие в основу выделения разных типов (а таких случаев слишком много, чтобы говорить о «переходных формах»), то совершенно неясно, как быть. Исследователь решает такие вопросы по собственному изволению и никак не мотивирует свой выбор. Так, топоры со втулкой могут иметь одновременно и выделен¬ ный обушок и ромбические очертания в плане и т. п. У Брюсова и Зиминой втулка и лопасть не решали судьбы топора — топоры под-

лежали распределению согласно их «очертаниям en face». Часть втульча¬ тых и лопастных попадала в обушковые. Крайнов решительно не сог¬ ласен:

«включение в этот тип топоров со втулкой и топоров с лопастью создает путаницу и неправильное представление об их распределении и развитии, а отсюда и о пере¬ движении фатьяновских племен» (Крайнов 1971: 43).

Почему это так — не доказывается, а провозглашается ex cathedra.

Но самая поразительная особенность типологии Городцова — Край¬ нова заключается в том, что эта нелогичная, сбивчивая, произвольная и, в сущности, ненаучная классификационная схема «работает»! Все

Возникает парадокс: строго продуманная методика отказала, а сла¬ бая, близорукая привела к удовлетворительным результатам. Но ведь была еще и методика Глоба! Отчего же та оказалась плодотворной — благодаря своей строгой продуманности или вопреки ей?

7.Характер ситуации

Вконкретных исследованиях археологам все время приходится иметь дело с типами — распределять находки по известным типам, устанавли¬ вать новые, выяснять связи между ними и оценивать историческое значение этих связей. Вероятно, ощущение актуальности проблемы воз¬ никает из того, что в этих операциях появляется все больше труд¬ ностей, разнобой трактовок все пестрее, а споры о конкретных типах становятся какими-то вялыми и неконструктивными [Steward 1954: 55]. «Каковы критерии различения типов, — спрашивает Григорьев, — поче¬ му один исследователь видит пять типов там, где другой видит один?» [Григорьев 1969: 14]. «Нужно ли нам больше или меньше типов?» — спрашивают Хилл и Эванс [Hill and Evans 1972: 266]. Чья классифи¬ кация лучше и почему она получилась лучше? Как стандартными методами получить самую лучшую классификацию данного материала? Поскольку накоплением материала не удается эти трудности устранить, мы начинаем понимать, что они завязались на методологическом уровне

итребуют теоретического решения.

Эта проблемная ситуация по внешним признакам как раз укла¬ дывается в те рамки, которые в археологии постулировал Захарук [ср. 1973: 3—6], по сути же и по логико-методическим требованиям — она со¬ вершенно иная, неучтенного им рода [ср. Захарук 1973: 12].

Сложность не только в том, что объект исследования не имеет четкого единого определения, а практики наталкиваются на ряд трудно¬ стей, но и в том, что сама проблема, интуитивно воспринимаемая как острая, тоже неясна. Что, собственно требуется получить? Всего лишь дефиницию? Всего лишь согласование терминов? Всего лишь количест¬ венный критерий ранга: «тип» или «подтип»? Хилл и Эванс приводят целый список более реальных вопросов, волнующих археолога-класси¬ фикатора, и отвечают на них, но в конце своего теоретического исследо¬ вания добавляют главные вопросы, оставшиеся без ответа:

«Когда же типы удачны, а когда нет?.. Решая это, мы должны также спросить себя: а то ли мы спрашиваем, что хотим спросить?» [Hill and Evans 1972: 268].

Специалист по методологии науки как-то сказал:

«В научных исследованиях, по-видимому, не встречаются задачи типа «найди то, сам не знаю что» [Серебрянников 1970: 11].

Выходит, встречаются!