Археологическая типология

брел ради этого доморощенную систему измерений на манер крани¬ ологических (подставил горшки на место черепов), построил красивые схемы, но сам не мог поверить в объективность своих типов и своих кривых изменения. Работа осталась неопубликованной.

Позже, в конце 50-х годов, собрал полную по тому времени карто¬ теку молоточковидных булавок, металлических и роговых (началось со сбора аналогий к моей полевой находке 1951 г. ), картографировал их, проследил изменчивость, но типы наметил по сочетаниям всего двух показателей. Достаточно ли этого? Я делился информацией и идеями с другими исследователями, работавшими над тем же материалом; фак¬ ты, надеюсь, им пригодились, выводы, опасаюсь, на них повлияли (сужу по их публикациям). Работа осталась неопубликованной.

Детальную штудию я посвятил Карбунскому кладу раннетриполь¬ ского времени. Собрал, кажется, все аналогии его вещам, доступные мне по литературе, показал, что эти вещи импортные, дунайских типов, и что они датируют раннее триполье временем тамошних культур тиса¬ польгар, Караново VI и др. (кстати, позже эта синхронизация была подтверждена радиоуглеродными датировками). Но хотелось получить и абсолютную хронологию. Той же методикой множественного сопо¬ ставления однотипных вещей по горизонтам проделал я в 1964 г. ана¬ логичную увязку разных слоев Каранова с памятниками Эгейского ми¬ ра (Троя, элладский бронзовый век, Киклады). Типы формировал ин¬ туитивно. Составил уйму сопоставительных таблиц. Работа вышла го¬ раздо более объемистой, чем исследование Карбунского клада, а резуль¬ таты ее разошлись с первыми сводками радиоуглеродных дат. Я понаде¬ ялся на близость и массовость своих аналогий, на выявленную ими одно¬ типность (см., напр., рис. 1), на очевидность своих типов и включил ре¬ зультаты («короткую хронологию») в публикацию о Карбунском кладе [Клейн 1968а], в маленькое предварительное сообщение о большой работе по связям Каранова с эгейским миром [Клейн 1965] и в по¬ лемическую статью о радиоуглеродном методе [Клейн 1966]. Работы, как обычно, долго лежали в редакциях, прежде чем выйти, и когда они вышли, я уже подозревал, что моя «короткая хронология» ошибочна. Какова же надежность тех типов и тех сопоставлений, на которых построена большая работа о Каранове? Работа осталась неопублико¬ ванной.

Вот уж поистине, «если твои типы не выдерживают критики, вся твоя работа может потерять всякий смысл» [Крофорд 1924: 147].

Неопубликованными остались обобщения на основе предпринятого мною сбора сведений обо всех глиняных моделях колес неолита и брон¬ зового века в Европе и Азии, хотя эта сводка и сослужила некоторую пользу (моей картотекой пользовались мои коллеги и ученики). Я мог бы и продолжить этот перечень...

Между тем мои выросшие ученики делали исследования, во многом подобные моим (работы некоторых, занявшихся римским временем, по методике близко напоминают мою «Карбуну», работы других, слави¬ стов, — мою возню с катакомбной керамикой и т. д. ), и во мне затаилось беспокойство, направил ли я их на верный путь. Нередко они приносили мне свои картотеки и черновые таблицы, ожидая моего суждения. И они не собирались оставлять свои работы неопубликованными. Чув¬ ство ответственности, заставлявшее меня раньше воздерживаться от пу¬ бликации своих работ, на которые было затрачено немало труда, те¬ перь подталкивало меня к теоретическому осмыслению типологии.

Конечно, я понимаю, это не единственно возможное следствие практи¬ ческих трудностей. С подобными трудностями сталкиваются все; осоз-

Р и с . 1. Сопоставление находок из памятников культуры Караново VI (слева) с аналогами из памятников Эгейского мира (Троя, элладский бронзовый век, Киклады)

по короткой хронологии (синхронизация оказалась неверной).

нают их, по крайней мере, очень многие; немалому числу не удается их обойти; некоторые отказываются смириться с ними или игнорировать их и лишь единицы решаются для их преодоления выйти на поприще теоретического исследования (а для кого из них этот выход окажется удачным?). Что ж, сознаюсь: я никогда не был настоящим, завзятым, цельнокованным практиком. Демон-искуситель теории сидел во мне всегда. Он-то и возбуждал во мне особую чувствительность ко всем этим каверзным вопросам, возводил их в проблему, поднимал их на теорети¬ ческий уровень.

Можно ли при анализе нашего материала отличать сходство от тождества или, точнее, аналогию от гомологии? Какой набор этих связей достаточен для того, чтобы сформировать класс или тип, имеющий куль¬ турно-историческое значение? Стоит ли отличать тип от класса — в чем различие? Могут ли они совпадать — и при каких условиях?

На эти и подобные вопросы я либо не находил ответа в лите¬ ратуре, либо находил сразу по нескольку резко расходящихся ответов, либо не находил и вопросов. Пусть же моя книга хотя бы поставит вопросы ясно. Но, конечно, я буду рад, если по каким-то аспектам и предложенный ответ прозвучит убедительно.

4. Путь к публикации

Эта книга тоже изрядно вылежала в рукописном виде. Вчерне она на¬ писана в 1973—1974 гг. (кроме глав о культуре, к тому времени уже вышедших в свет в кратких вариантах), обсуждалась в 1974 г., а затем я вносил лишь небольшие добавления и уточнения. Печатно ее основную идею я впервые высказал (бегло) в одной рецензии [Клейн 1977а], статью с более развернутой аргументацией и с протоколом обсуждения опубликовал в 1979 г. [Клейн 1979].

Обсуждение помогло мне отточить аргументацию, заменить и устра¬ нить некоторые пробелы. Особенно ценными были замечания давних участников моего семинара В. С. Бочкарева и Г. С. Лебедева — моих единомышленников по основным теоретическим вопросам.

В Ленинграде вообще была превосходная среда для формирования и «обкатки» археологических теорий. Я имел здесь возможность посто¬ янно и плодотворно дискутировать с видными представителями всех основных современных направлений в трактовке археологической типо¬ логии — по случайному совпадению, людьми разных поколений.

Страстным пропагандистом резко негативного отношения к морфо¬ логической типологии артефактов был ученый старшего поколения Сер¬ гей Аристархович Семенов, автор «Первобытной техники» [Семенов 1957; Semenov 1964], изобретатель функционально-трасологического ме¬ тода. Несмотря на мою греховную, с его точки зрения, веру в тип и археологическую культуру он неизменно поддерживал мои теоретиче¬ ские работы. Прочтя рукопись этой книги, он всячески поощрял меня к ее опубликованию. Дело не только в том, что ему понравилась кри¬ тика современного состояния типологии (а это ему, конечно, понрави¬ лось), но и в том, что он любил и ценил деловые споры, уважал и стремился понять противоположные точки зрения. «Что же Вас всетаки заставляет держаться за эти штуки — тип и археологическую куль¬ туру?» — неоднократно спрашивал он.

Я хотел превратить эту книгу в ответ, как можно более убедитель¬ ный и полный. Пусть же она и будет ответом — читателю и мне самому. Увы, уже не Сергею Аристарховичу, который умер до выхода этой книги.

Индуктивно-аналитический подход к типологии, близкий к подходу Сполдннга, защищал в Ленинграде мой сверстник и приятель Я. А. Шер (ныне в Кемерове), с которым мы, бывало, вели жаркие споры.

Условность типов и культур экспансивно отстаивает в СССР из¬ вестный специалист по палеолиту Г. П. Григорьев. Он был в числе тех студентов, которым более 30 лет назад я, тогда аспирант, читал свою первую, пробную, лекцию в Университете.

Наконец, мои ученики пытаются применять на практике предлагае¬ мую в этой книге концепцию типологии. Семеро моих учеников (быв¬ ших моих студентов) согласились проиллюстрировать развиваемые мною идеи конкретными разработками материала. Эти разработки у четверых представляют собой части их дипломных работ, завершенных много лет назад, у одного (Лебедева) выполнена после защиты кандидатской

и Ф. Р. Балонова включены в гл. XIV—XVI.

Ныне Г. С. Лебедев — профессор кафедры археологии Ленинградско¬ го университета, А. В. Виноградов — доцент той же кафедры, Н. А. Боковенко работает в Ленинградском отделении Института археологии Академии наук СССР, А. Ю. Алексеев и Ю. М. Лесман — в Эрмитаже, А. М. Бианки — сотрудник Музея этнографии народов СССР, Ф. Р. Ба¬ лонов — ученый секретарь археологического объединения при исследо¬ вательском центре АН СССР в Ленинграде.

Путь к публикации этой книги был тернистым. К январю 1979 г. основная часть труда уже существовала в машинописном чистовике. Ввиду полной безнадежности мечтаний опубликовать эту книгу на ро¬ дине (и объем ее был слишком велик, и автор недостаточно влияте¬ лен) я по официальной договоренности отправил текст в Англию, окс¬ фордскому издательству BAR, для чего пришлось пройти принятую тогда сложнейшую процедуру проверки и утверждения со множеством инстан¬ ций, оформить уйму документов, получить несколько десятков подпи¬ сей. В Оксфорде начался перевод текста на английский язык, а я тем временем завершил последние главы и словарь терминов. В 1981 г. подготовил их к отправке (оформил документацию и прошел почти все инстанции), но отправить уже не успел: был арестован (причины и следствия ареста излагаю в других своих публикациях).

В тюрьме просил дать мне возможность проверять прибывающие из Оксфорда куски перевода. Из администрации запросили ВААП, был ли текст отправлен за границу по официальному разрешению, с ве¬ дома ВААП. Из ВААП же, то ли испугавшись, то ли по недоразуме¬ нию, ответили, что знать не знают такой работы. Проверку мне запретили. Тем временем оксфордское издательство, опасаясь, что я исчез в недрах ГУЛАГа надолго, если не навсегда, решилось издать перевод без пос¬ ледних глав и без авторской правки. Я не могу осуждать издательство за это: цели были самыми благими.

Но результат получился ужасным. Когда осенью 1982 г. я вышел из лагеря и увидел изданную книгу [Klejn 1982], то пришел в отчаяние: переводчица не разбиралась в археологии и неважно владела русским языком. Мысли были искажены, термины перепутаны, даже английские исследователи не опознаны и в обратной транскрипции с русского язы¬ ка выглядели неузнаваемо. Издатель тоже опечалился. Он согласился к каждому экземпляру прилагать брошюру с моими исправлениями. Однако это не спасло положения. Книгой практически было невозможно пользоваться, что отмечено в одной из рецензий (Eggert 1984).

Между тем, потребность в этой работе, видимо, существует. В науч¬ ных кругах русский текст книги ходит, так сказать, в самиздате: в Москве, Ленинграде, Новосибирске и Кемерове, насколько мне известно, археологи пользовались текстами, перепечатанными на машинке с ори¬ гинала, другие археологи в Москве же и Киеве изготовляли обратный пе¬ ревод с английского (воображаю, как это выглядит!). Когда в Югославии решили перевести эту книгу на словенский язык, люблянскне коллеги запросили из Оксфорда оригинал и перевели с него. Перевод получился гораздо лучше и полнее английского [Klejn 1988].

Наконец, пришло время, когда в новых условиях стало возможным опубликовать эту работу в СССР. Теперь я могу отдать ее на суд соотечественников. Надеюсь, что она поможет им в работе.

С чувством благодарности я отмечаю помощь И. М. Ильинской, которая не только перепечатывала текст этой книги, но и выступала при этом в роли первого редактора, используя свой опыт работы в изда¬ тельстве.

Я благодарен также Ю. Ю. Пиотровскому, в прошлом участнику моего семинара, за помощь в оформлении рисунков.

Коллективу кафедры археологии и студентам моего семинара я при¬ знателен за атмосферу дружеского участия, общего интереса и постоян¬ ного творческого напряжения.

Январь 1990 г.

Ленинград

Л. Клейн

Ч А С Т Ь П Е Р В А Я ОТ ТЕРМИНОВ К ПОНЯТИЯМ

OCR - Портал "Археология России" - www.archeologia.ru

Г л а в а I

ПРОБЛЕМНАЯ СИТУАЦИЯ

Классификация — это сеть, кото¬ рой можно поймать и в которую мож¬ но попасться.

Д. Харвей [Харвей 1974: 337].

1. Задача или проблема?

Горячие споры о типе и культуре ведутся в археологии давно — не менее ста лет. По разным аспектам споров постепенно обрисова¬ лись крайние позиции, иногда предпринимались попытки избрать спо¬ койные и безопасные средние решения. К ним тяготела основная масса практиков, сторонившаяся воюющих друг с другом теоретиков. Но еще Гете говорил, что между крайними позициями в споре располагается не истина, а проблема.

Выступив со статьей «Проблемные ситуации в археологии», Захарук [1973] избрал в качестве конкретного примера именно проблему класси¬ фикации, именно разнобой и неясности с понятием археологической культуры. И резонно.

«Многое в литературе, имеющей дело с археологической классификацией (осо¬ бенно программные утверждения), запутано и способно лишь запутать читателя. Основные положения смешаны с незначительными, и ни те, ни другие не изложены ясно» [Hill and Evans 1972: 231].

К сожалению, Захарук не сумел разобраться ни в сути проблемных ситуаций с точки зрения эвристики, ни в содержании и структуре проблемы классификации в археологии.

Он не уловил разницы между требованиями ординарных, тривиальных задач и постановкой проблем. Естественно, что от него ускользнула суть эвристических приемов, разработанных науковедами для решения проблем. За рамками его статьи осталось главное — преобразование неопределенной проблемной ситуации, не поддающейся решению, в ситуа¬ цию с четкой структурой и выявлением неизвестного. Такой эвристический сдвиг проблемы Захарук спутал с «прогрессивным сдвигом проблемы» — понятием, вообще не имеющим отношения к методическим средствам решения проблем, а введенным для оценки теорий.

Проблему культурной классификации в археологии Захарук свел

вэтой статье к констатации терминологического разнобоя и разногласий

винтерпретации выявленных классификационных ячеек. То и другое, при всей важности, почти не затрагивает внутреннего существа культурнотипологической классификации как проблемы, располагаясь, так сказать, по обе стороны от нее — у входа и выхода.

Начав свою статью с иллюстрирования проблемных ситуаций в архео¬ логии рядом примеров из области культурной классификации, Захарук не случайно не их стал затем анализировать, расчленяя по своей схеме «прогрессивного сдвига проблемы» как метода решения, а обратился

сэтой целью к примеру из другой области — к проблеме назначения трипольских «площадок». Дело в том, что назначение это уже выяснено, а постановка проблемы была сравнительно четкой. Иначе обстоит дело

спроблемой классификации или проблемой типологии. В ее постановке нет ни готового решения, ни ясности, ни заметного «прогрессивного сдвига».

2. Понятие типа в археологии

Каждый думающий археолог чувствует, что эта тема важна и акту¬ альна для нашей профессии. «Вопрос о содержании понятия «тип», — пишет Шер, — имеет принципиальное методологическое значение и заслу¬ живает специального исследования... » [Шер 1970: 13, прим. 7].

Такое исследование, однако, оказывается крепким орешком.

«Сложность подхода к постановке задачи классификации, — констатирует Шер, — состоит в том, что археология до сих пор не располагает не только общей теорией типологического метода, но и не имеет единого представления о том, что такое тип» [Шер 1970: 8].

Этого представления нет у нас, нет и на Западе.

«До настоящего времени, — пишут Каин и Ван Нотен, — нет такой дефиниции термина «тип», которая бы одна получила общее признание типологов» [Cahen and Van Noten 1971: 211].

Но нет согласия и в самом признании того, что нет согласия.

«Среди американских археологов, — заявили Уилли и Филипс, — к счастью, царит согласие относительно того, в чем заключается тип артефакта (artifact type), хотя еще и дискутируется вопрос о том, что он означает в понятиях реальности, лежащей в его основе... » [Willey and Phillips, 1958: 13].

Основы той самой теории, которая не существует, если верить Шеру, спокойно излагает Мак-Уайт:

«Типологическая теория покоится на двух основополагающих предположениях:

(1) что типы существуют и являются существенными и (2) что изменения, которым они подвергаются на шкале времени и в плане пространства, сигнализируют об изме¬ нениях культуры» [Mac White 1956: 229].

Значит, типы можно проверить. И Чжан Гуанчжи подтверждает: идентифицируя типологию с поведением и намерениями людей, рас¬ сматривая ее как инструмент познания культурных значений и челове¬ ческой истории, «археологи нашли, к своему удовольствию, что эта типологическая схема работает». Он уверен: «Уж если есть нечто, что ар¬ хеолог знает, то это как формулировать свои типы методом сравнения» [Chang 1967a: 9—10, 84].

Итак: а) «к счастью, царит согласие», б) археолог умеет формулиро¬ вать типы, в) знает, как их проверить: его схема работает. В самом деле? Проверим все три утверждения.

Царит ли «к счастью» согласие? К несчастью, не царит. Оба посту¬ лата, указанных Мак-Уайтом, подвергаются сомнению. А дефиниции?

Для Рауза «тип» — это набор взаимосвязанных признаков (критерий выделения класса), а «класс» — группа однотипных предметов [Rouse 1939: 11; 1960]. У Тэйлора термином «тип» обозначаются и такой набор и такая группа, а «класс» — это группа схожих типов [Taylor 1948: 116, 121]. Клакхон понимал «типологию» как целевую, теорети¬ чески ориентированную классификацию, соответственно «тип» — как класс, сформированный по культурно значимым признакам [Kluckhohn 1960]. По Чжану, «тип» и «класс» — это одно и то же, причем это широкое классификационное понятие: и «признак», и «культура» — это все «типы» [Chang 1967a: 72, 79, 90]; такое понимание представляется более плодо¬ творным и Мелконяну [1976; 1978: 121—122]. Уилли и его коллеги систематически обозначают в керамике термином «тип» то, что другие американские и европейские археологи обозначают терминами «стиль», «сорт» или «род» (ware) [Smith, Willey and Gifford 1960]. У Адамса «классификация» — это самое общее обозначение для всех структурирую¬ щих (группирующих и т. п. ) операций, а «типология» разбивает массив на взаимоисключающие ячейки — «типы» [Adams 1988].

Можно было бы добавить, что для Грязнова «класс» — единица ис¬ кусственного аналитического (по одному признаку) разделения, а «тип» —

единица естественной генетической систематики, выделяемая по колеблю¬ щемуся сочетанию признаков и способная включать в себя вещи, «совсем не похожие одна на другую» [Грязнов 1969: 18—19]. Схожую позицию занимают Шер [Шер 1970: 13, прим. 7] и Каменецкий [Kamenetski 1971]. Для Федорова-Давыдова «тип» — это «группа предметов одной (функ¬ циональной) категории, неразличимых в пределах некоторых допущений по форме» [Федоров-Давыдов 1970: 126]; и т. д.

«Таксономию» Бру определяет как науку о правилах классификации, его коллеги «к востоку от Скалистых гор» — как филогенетическую классификацию [Brew 1946: 44, прим. 1], Рауз — как классификацию, иерархически организованную [Rouse 1960], Адамс — как «классифика¬ цию классов» [Adams 1988], и т. д.

Лет 45 назад Брейдвуд удивлялся «путанице терминов, существующей в преистории Старого Света», и советовал: «самое время для домашней уборки в преисторической терминологии Старого Света» [цит. по Daniel 1950: 246]. С тех пор уборки так и не было, причем теперь замусорена и терминология Нового Света. И 30 лет спустя после Брейдвуда англичане Доран и Ходсон констатировали «уклонение многих археологов от необ¬ ходимости определять, что они понимают под «классом» и «типом», или их обыкновение давать дефиницию, которая на деле не соответствует их практике» [Doran and Hodson 1975: 158]. Кажется, Гарден пустил словечко «анархеология» [Jaulin 1970: 343]...

А умеем ли мы «формулировать наши типы методом сравнения», на чем настаивает Чжан?

3. Интуитивная типология таштыкской керамики (гунно-сарматское время в Южной Сибири)

(А. В. Виноградов)

Проследим, каким образом группирует археологические материалы гунно-сарматского времени в Южной Сибири Кызласов. Это видный исследователь сибирских древностей, автор ряда фундаментальных трудов по археологии Южной Сибири и Центральной Азии, профессор Москов¬ ского университета. Являясь учеником крупнейшего советского архео¬ лога-сибиреведа Киселева (который, в свою очередь, был учеником Городцова), Кызласов представляет собой классический пример исследо¬ вателя с интуитивным подходом к классификации.

Кызласовым выделено 28 типов керамических сосудов на основании различия их форм [Кызласов 1960: 40]. При этом даются словесные дефиниции типов и ссылки на рисунки.

Рассмотрим 3 из 28 интуитивно выделенных типов — банки. Они составляют более половины всей таштыкской керамики: из 534 сосудов, учтенных в монографии Кызласова, к трем типам банок отнесены 325 сосудов [Кызласов 1960: табл. II].

«Тип 8) Баночный I... По форме это почти цилиндрические сосуды, или же банки с несколько выпуклыми боками (ссылка на рисунки. — А. В. ). Все они широкогорлые и совершенно совпадают со всеми вариациями позднетагарских банок (ссылка на Киселева. — А. В. ), от которых они, несомненно, и происходят. Раннеташтык¬ ские банки обычно небольшие и приземистые. Позднее появляются крупные, высокие (вытянутые) банки...

Тип 9) Баночный II. К этому типу отнесены «закрытые» банки с более сильно выпуклыми боками, приближающиеся уже к бочонковидным (ссылка на рисунки. — А. В. ). Сосуды этого типа также происходят от своих позднетагарских предшест¬ венников и существуют на всем протяжении эпохи...

© А. В. Виноградов (стр. 21-25)

Тип 13) Бочонковидный I... Имеет простую, сильно выпуклобокую форму и на¬ поминает стоящий бочонок... Сосуды эти бывают разных размеров — от небольших и низких до больших настоящих бочек с диаметром горла 35—40 см, предназна¬ ченных для хранения запасов... » [Кызласов 1960: 45].

Кызласовские указания на происхождение таштыкских банок от та¬ тарских форм показывают, что он убежден в реальности своих типов и отнюдь не склонен считать классификацию всего лишь условной схемой.

Думается, что даже самый опытный археолог, взяв в руки «банку с несколько выпуклыми боками», затруднится отнести ее к одному из трех описанных типов. Могут, конечно, помочь иллюстрации, на которые ссылается Кызласов, но, по-видимому, придется провести анализ самих этих иллюстраций, чтобы с какой-то определенностью представить себе рамки выделенных типов

знак, не отмеченный Кызласовым явно, но, судя по иллюстрациям, на кото¬ рые он ссылается, также значимый при выделении типа 13. По оси орди¬ нат отложим показатель «закрытости», исчисляемый отношением диамет¬ ра венчика к максимальному диаметру сосуда d2: D. При этом каждый сосуд будет представлен на графике корреляций горизонтальным отрез¬ ком линии, как это показано пунктирными линиями на рис. 3а для форм, смоделированных по дефинициям Кызласова.

Если гипотеза Кызласова о существовании на протяжении всей «таш¬ тыкской эпохи» трех типов баночных сосудов верна, то эмпирические «корреляционные линии» должны сгруппироваться по вем или хотя бы по каким-то признакам вокруг показанных на рис. 3а, образовав дискрет¬ ные группы.

Эмпирическое распределение «корреляционных линий» сосудов (11 эк¬ земпляров), приведенных в монографии Кызласова в качестве иллюстра¬ ций к дефинициям «типов» (рис. 3а), показывает, что «типы» 8) баноч¬ ный I (сплошные линии) и 9) Баночный II (штриховые линии) вместе составляют дискретную группу. Ее части различаются, конечно, по приз¬ наку «закрытости», но почему граница между ними прошла на значении