Археологическая типология

Перед нами задача с плохой структурой. Как ее улучшить? В таких случаях нет смысла начинать с дефиниций, как это нередко делается, или с набивших оскомину вопросов, навязанных привычными представлениями и доказавших свою бесперспективность. Это значило бы в итоге добавить еще одну декларацию и еще одну нормативную схему к десяткам уже скопившихся. Современная эвристика [см. Пономарев 1960; Альтшуллер 1964; Пушкин 1965; 1967; Эсаулов 1972: 79—84] дик¬ тует иной путь. Нужно обратиться к исходному материалу (в данном случае это практика исследований и исторический опыт развития дан¬ ной отрасли науки), аналитически расчленить данные, рассмотреть их с разных сторон, в разных ракурсах и разных рамках, проследить динамику развития, отыскать корренные противоречия...

В чем бы здесь мог выражаться эвристический сдвиг проблемы?

Очевидно, в ее кристаллизации, в выявлении главных противоречий, вызы¬ вающих трудности. Надо бы разобраться и в характере этих труд¬ ностей. Ведь какие-то из них поверхностны, так что их срав¬ нительно просто устранить или обойти, иные и более глубокие, — хуже преодолимы, но являются производными, а есть такие, которые лежат в основе проблемы и должны быть признаны коренными и определя¬ ющими.

При всяком обсуждении подобных проблем на первый план тотчас выступает т е р м и н о л о г и ч е с к а я п у т а н и ц а [Захарук 1973: 4— 6]. Что ж, она и здесь налицо.. С одной стороны термин «тип» обо¬ значает в археологии разные вещи: и набор признаков, и совокуп¬ ность предметов, и группу этого рода, и только группу определенного ранга или определенной внутренней компактности. С другой стороны, в археологии применяется ряд терминов, полностью или частично со¬ впадающих с термином «тип» в том или ином его значении: «класс», «группа», «категория», «вид», «разновидность», реже — «род», «раздел», «сорт» и т. п. Эти синонимические соотношения неустойчивы и нере¬ гулярны. Таким образом, один термин используется для обозначения нескольких общих понятий и многих более узких понятий внутри них, и в то же время другие термины подменяют его в большинстве функций почти безразлично и, по крайней мере, нерегулярно.

Конечно, распутать этот терминологический клубок было бы полезно. Однако сам по себе такой разбор не носит проблемного и теорети¬ ческого характера. Хотя и существуют некоторые рациональные правила построения удобной терминологии, всё же все термины условны, и уни¬

нами обозначить. Но в этом как раз тоже нет ни согласия, ни ясного понимания. Нынешняя неразбериха с терминами — не только результат чисто словесной неряшливости и исторически скопившегося загрязнения, но и связана с неупорядоченностью и терминологической бедностью поня¬ тийного аппарата, которые явились следствием его длительного и неза¬ меченного археологами усложнения. А это уже один из важных узлов намечаемой проблемы. Если нам удастся от возни с терминами пе¬ рейти к уточнению системы понятий, то это будет первым шагом эвристи¬ ческого сдвига проблемы и элементом прогресса.

Г л а в а II

КАК ТИПЫ СТАЛИ ТИПАМИ

... Свертки с мелкими вещами рас¬ полагают по местностям и по порядку раскопок, а предметы размещают от¬ дельно от них, но по группам: горшки к горшкам, мечи к мечам, топоры к то¬ порам. Последнее делается в видах экономии места.

А. А. Спицын [Спицын 1898: 346].

1. Слово «тип»

Термин «тип» в археологии многозначен, то есть он — не только термин. Он — слово вообще, в обиходном смысле. За ним можно раз местить разные понятия, которые налагаются краями друг на друга подобно дискам в знаменитых диаграммах Венна (их можно увидеть в любом учебнике логики). В этом сказалось наследие живого литера¬ турного языка, откуда слово «тип» взято в археологический жаргон. Слово это и вне науки многозначно. Греческое τυπος (удар, штамп, матрица, форма, образец, образ, вид) 1 в своих переносных значениях вошло в современную европейскую научную и литературную терминоло¬ гию в конце XVIII в. Еще раньше оно использовано в значении, близ¬ ком к первоначальному, для образования слова «типография». Впо¬ следствии значения чрезвычайно широко разветвились — вплоть до дра¬ матургического («типаж») и бранного («ну и тип!»).

какая-то ячейка определенной классификации некоторых видов и ас¬ пектов археологического материала: «типы фибул», «тип Е 1»). Оно применяется и для обозначения всякой группы схожих явлений («типы культур», «типы цивилизаций», «типы археологов», «типы типов»), для обозначения в изменчивом чего-либо характерного, устойчивого, «типич¬ ного» («данный узор — не случайное сочетание черт, а тип»), наконец, просто чтобы обозначить отношение аналогии («сосуд типа современной перечницы-солонки», «грузик Дьякова типа», «поселения пражского ти¬ па») или наличие определенной структуры, конструкции, плана («весы типа безмен» 2 ).

Во многих своих значениях слово «тип» сопоставимо со словом «класс», ибо является инструментом группировки — классификации в широком смысле. Оба слова обозначают понятия, которые использу¬ ются для систематизации и структурирования материала, для сведения труднопостижимого множества к немногочисленным «коллективным объектам», для замены сложности простотой, в которой лучше просту¬ пают закономерности, для экономии не столько места, сколько усилий мысли.

Но хотя многим авторам эти слова представляются равнозначными в качестве терминов, они на деле всегда используются для различения тех или иных необходимых тонкостей в операциях и их результатах. Иначе, конечно, эта двойственность обозначения давно бы исчезла, и одно

то ли «набросок», то ли «уменьшенный предварительный образец», «модель» или даже «рельеф» (см. Pernice — Gross in [Hausmann 1969: 478]).

2Последний пример взят из: [Колчин 1953: 162, рис. 134].

что всякий раз это не одно и то же противопоставление, не то же самое различение, разные оппозиции. За этим беспорядком — слож¬ ность истории науки, переплетение разных научных традиций, да и многоплановость аспектов и задач.

В высшей из искусственных таксономий — в системе Линнея (1735) — его не было. Кювье, стремясь к естественной классификации, обна¬ ружил в материале разную широту охвата организмов пучками вза¬ имосвязанных признаков, обнаружил ступенчатость в этом различии, то есть естественную таксономию. По самым широким пучкам признаков он наметил наиболее крупные подразделения в царстве животных и в 1812 г. назвал эти подразделения «общими планами», а его ученик Бленвиль в 1816 г. предложил для этого понятия термин «тип» [Город¬ цов 1927: 3; Микулинский 1972: 149]. Так тип вошел в биологическую систематику в качестве одного из высших таксонов (напр., «тип по¬ звоночных»).

Однако даже в систематике «тип» недолго рассматривался как нечто четко ограниченное и монотонное. Уже в 1827 г. Бэр заметил, что интенсивность сходств (количество общих признаков) убывает от ядра типа (то есть от нескольких наиболее схожих между собой групп) к периферии, где соответственно нарастает сходство с соседними типами [Микулинский 1972: 185]. Бэр полагал, что «каждый главный тип сле¬ дует особому плану развития» [Бэр 1950: 362], только реализует его в разных вариациях.

Но гораздо раньше именно для обозначения этих «планов развития», притом не только «главных», стал применяться термин «тип» в морфо¬ логии. В 1786 г. Вик д'Азир говорил об «общем типе или модели» стро¬ ения разных видов животных [Канаев 1965: 43]. Занимаясь сравнитель¬ ной анатомией, Гете в работе 1795 г., опубликованной в 1820 г., наз¬ вал «остеологическим типом» общий план скелета позвоночных. По Гете, тип обнаруживается в своих «метаморфозах» и служит для них как бы законом. Тип — нечто постоянное в бесконечных переменах. Гете срав¬ нивал тип с мифологическим Протеем, который легко менял свой об¬ лик, оставаясь самим собой [Микулинский 1972: 153, 265—266]. Именно в этом русле исследований слово «типология» приобрело смысл, позднее закрепившийся в философии и социологии: вскрытие глубинной структу¬

стве»), лежащей в основе морфологического типа, и учение об «архети¬

Проводя идею, что естественной классификацией может быть только филогенетическая (генетическая, эволюционная), Дарвин стал видеть в архетипе реальную предковую форму. Соответственно, Геккель рассма¬ тривал гомологию как отношение между организмами одинакового про-

исхождения, а Гегенбаур в 1870 г. определил тип в систематике как группу родственных организмов, дивергентно развившихся из одной первичной формы [Микулинский 1972: 340, 345]. В систематике тип по-прежнему занимал одну ступеньку таксономии. В морфологии термин употреблялся более свободно, и, скажем, в 1873 г. Ковалевский говорил о «генеалогии типа лошади» [Ковалевский 1873], хотя в систематике лошадь — это семейство.

В археологии мы встретим все эти способы употребления термина «тип» — и для обозначения четкого таксона, и для сгущения (кластера) схожих форм, и для общего «плана развития» — набора или сгущения признаков. Правда, набора или сгущения, не всеобщего для нашего ма¬ териала и, соответственно для нашей науки или ее целой отрасли, а лишь частного, относимого к той или иной группе объектов и противопо¬ ставляемого другим: у нас типов всегда много. Один из этих способов употребления термина «тип» пришел через антропологию.

3. Типы в антропологии

Очень быстро и вполне естественно «типы» перекочевали из биологии в антропологию — дисциплину на пограничьи между биологическими и социально-историческими науками.

В 1835 г. бельгийский математик Кетле в своей «Социальной фи¬ зике» (названием он подражает Конту), стремясь выявить устойчи¬ вые проявления закономерностей в «коллективных предметах», ввел в

антропологию статистическое понимание характеристик людей. Он при¬ шел к выводу, что органические «коллективные предметы» в своей из¬ менчивости подчиняются закону случайных чисел и что многообразные формы элементов, составляющих эти «коллективные предметы», группи¬ руются по биномиальному распределению (формируя колоколовидную кривую Гаусса) вокруг средних значений. Такое среднее значение он и предложил считать типом [Quetelet 1835]. Под воздействием Кетле (особенно его «Антропометрии» 1870 г. ) расовые типы пришли на смену прежнему пониманию рас как внутренне однородных и жестко раз¬ межеванных общностей.

Кетле не ограничивал свои типы физической антропологией, он рас¬ пространял их и на обычаи, мораль, всю деятельность людей и ее ре¬ зультаты. Главным объектом изучения стал «средний человек» ("homme moyen"), первой задачей — нивелировка, снятие случайных отклоне¬ ний, вызванных факторами, искажающими индивидуальные проявления, но компенсирующими друг друга в сумме. Суть явлений надлежало познавать через усреднение, через вычисление средних значений [Halb¬ wachs 1912]. В 1854 г. Нотт и Глайден уже писали о «типах человече¬ ства» [Nott and Glyden 1854]. Кетле изображал тип колоколовидной кривой, Гальтон — ладьевидной фигурой и роением точек в пространстве

Эту идею подхватил лидер эволюционизма в культурной и социальной антропологии (по русскому словоупотреблению — этнографии) Эдуард Тайлор. В 1865 г. он сформировал понятие этнографического типа на базе среднего значения массы индивидуальных проявлений изменчивости культурных объектов [Tylor 1865; 1881]. Особенно широко применял ста¬ тистическое представление о типе французский социолог Бурдо [Bour¬ deau 1888]. Это та научная традиция, учет которой можно видеть в высказывании Энгельса в 1890 г. о соотношении исторической законо¬ мерности с расходящимися стремлениями и волевыми усилиями участ-

ников события. «... Имеется бесконечное множество перекрещивающихся сил, бесконечное множество параллелограммов сил, и из этого пере¬

Типы Тайлора, продолжавшие традицию Гете, были, таким образом,

ей украшений и оружия бронзового века. Однако более последова¬ тельное и ригористичное продолжение традиции статистического подхода

К этим пластам унаследованной многозначности слова добавлялся еще один: уже значение археологического термина. Тут сказались пери¬ петии развития самой археологической науки — смена, преемственность и разветвление понятий (а вместе с тем и потребности в терминах) при обычном стремлении держаться привычной терминологии и приспосабли¬ вать старые термины к новым потребностям. Вот это и есть смысл рассмотреть подробнее.

4. Археологические типы Вирхова

Во второй половине XIX в. в европейской первобытной археологии тон задавал биолог Вирхов. В кругах Вирхова термин «тип» (в не¬ мецком языке он тогда бытовал в форме «Typus») употреблялся весь¬ ма свободно, покрывая и то, что сейчас обозначают словами «стиль» и «культура». Говорили о «городищенском типе»», «лужицком типе» (Lau¬ sitzer Typus), «менинском типе» (Mönitzer Typus), имея в виду сово¬ купность керамики и прочего инвентаря, характер поселения, облик могил и т. п. [Gummel 1938: 260]. Конечно, это употребление термина ближе всего к значению в биологической систематике. Термин «класс» сюда не подходил именно из-за своей формальной строгости: ведь объе¬ динялись очень разные вещи (горшки, миски, украшения и т. п. ) по своим параллельно прослеживаемым сходствам внутри группы и отличи¬ ям от других групп.

Пережиток этого употребления сохранился в обозначении некото¬ рыми археологами термином «тип» своеобразных групп памятников, зани¬ мающих нечеткую позицию в сети культур. Это могут быть небольшие группы, в ранге «варианта», но непонятно которой культуры (если при¬ мерно равны связи с несколькими культурами), а могут быть группы, еще недостаточно полно выявленные и отграниченные, чтобы их можно было смело определить как «культуры»; иногда это просто то, что у нас имену¬ ется «вариантом» культуры. Таковы, скажем, «тип Ветеров», «тип Ве¬ люве», «тип Веселе» (см. [Filip 1966—69]: s. v. Veluve-Typus, Vesele-Typus, Veterov-Typus, Źeliezovce-Typus и др. ). В немецком языке для такого обозначения сохранилась и старая латинизированная лексическая форма «Typus» (тогда как единица классификации вещей теперь обозначается чаще коротко «Тур», а типографская литера — «Type»).

5.Типы Монтелиуса

Стех пор применение этого термина сузилось и было привязано к разделению среди функционально однородных предметов, артефактов.

Этим современная археология, конечно, обязана авторитету Монтелиуса. Свою концепцию он разработал к концу 70-х годов XIX века. Его про¬ тивник С. Мюллер отметил, что слово «тип» археологи «употребляют вместо: вид, класс» и обозначают им «типичное, то, что остается по¬ стоянным при всех вариациях единичного» [S. Müller 1884: 165]. Та¬ ково употребление и у Монтелиуса. Но почему?

Почему главным он взял термин «тип», а не «класс», «группа», «разряд» и т. п. ? Да потому, что его в сущности не интересовала

по Tabaczyński 1976: 356]. У артефакта нет эволюции, а есть жизнен¬ ный цикл: создание (заготовка, выработка, отделка), «изнашивание» (употребление по прямому назначению, вторичное использование, воз¬ можно, подновление и переделка), наконец, гибель (поломка, порча, заброшенность и разрушение). Эволюцию же переживают и д е и , ма¬ териализуемые на разных пунктах своей трассы («траектории», по Д. Кларку — [Clarke 1968: 44]) в разных вещах, а на некоторых, удачных, участках («бассейны равновесия», по Д. Кларку — [Clarke 1968: 51—52]) — в больших сериях вещей. Вот за такие узловые пункты и хватался Монтелиус, реконструируя траектории. Для их обозначения очень подхо¬ дил термин «тип» в своем свободном пучке переносных значений: «шаб¬ лон», «образец», «образ», «эталон (мысленный) для копирования», «матрица (мысленная) для массового воспроизводства» и т. п. Именно «тип», а не «класс»!

Да это и не была, в сущности, классификация, по крайней мере в ее аристотелевском или линнеевском понимании. Это была именно типология! «Классы» в представлении тогдашних исследователей ас¬ социировались с ящичками, по которым нужно разложить без остатка весь материал (вспомним «ящичный метод» Вестермарка), или с поли¬ тическим рассечением общества на сословия и социально-экономические группировки («классовая борьба»). А здесь были: выявление узловых пунктов и кристаллизация, группировка вещей, не обязательно всех, вокруг них. И были неважны границы между этими скоплениями — «кластерами», как сказали бы сейчас (рис. 8). Это, конечно, гетевское употребление термина «тип», у биологов бытовавшее в морфологии. И это близко к типам в понимании Тайлора.

Правда, в отличие от традиционного гетевского понимания «типо¬ логия» у Монтелиуса выдвигала на первый план не общность разных проявлений типа, а связь между типом и архетипом или, — что ар¬ хеологам ближе, — прототипом. Типология для Монтелиуса означает учение о развитии. Но никак не классификацию.

В высшей степени показательно, что в наиболее систематическом изложении своего метода — в книге 1903 года, с подзаголовком «Ме¬ тод», — Монтелиус даже не дал дефиниции понятию «тип» — вещь, совер¬

если они стоят близко друг к другу: обращать внимание на суще¬ ственное, характерное [Montelius 1903: 13—14].

Правда, определение дано в более ранней работе Монтелиуса. Вот оно:

«Что виды суть для естествоиспытателя, то типы для археолога. К одному виду относятся те произведения природы, которые по всем существенным признакам

схожи и имеют общее происхождение. Ту же дефиницию, если речь идет о произ¬ ведениях человеческого труда, можно применить к типам» [Montelius 1891: 1].

Обычно же представление о типе Монтелиус давал посредством ри¬ сунка, изображая один-два эталонных (наиболее т и п и ч н ы х ) экзем¬ пляра.

Тот же способ представлять тип находим у Мортилье — такого же эволюциониста, как Монтелиус. Для Мортилье, пришедшего в археоло¬ гию из геологии и палеонтологии, типы служили прежде всего опо¬ знавательными знаками слоев в сравнительной стратиграфии — «руко¬ водящими артефактами» или «руководящими типами» (types directeurs, index types, Leittypen, Leitartefakten), чем-то вроде «руководящих иско¬ паемых» (fossiles directeurs).

Рис . 8. Классификация и типология.

Софус Мюллер, противник Монтелиуса, понимал тип, в сущности, так же, как он, хотя иногда и старался представить полнее. Достаточно вспомнить, как он давал представление о типе каменного боевого топо¬ ра: следуя Гальтону [Galton 1878], накладывал множество контуров друг на друга по принципу гомологического соответствия и получал расплывчатый профиль, обведенный пучком контурных линий (рис. 9 — см. [Müller 1898, fig. 2—4]).

Гетевское понимание типа требовало отделения «общего плана» от совокупности его реализаций. И в археологии это тоже было проде¬ лано. Если Монтелиус шел здесь по пути Дарвина и представлял архе¬ тип вполне реальным предметом — предковой формой, образцом для ко¬ пирования, то Чайлд, подобно Оуэну, представлял архетип мыслен¬ ной моделью, понятием, идеей. Он писал:

«Стандартизированное орудие есть само по себе ископаемое понятие. Оно является археологическим типом именно потому, что в нем воплощена идея, вы¬ ходящая за пределы не только каждого индивидуального момента, но и каждого отдельного индивида, занятого конкретным воспроизведением этого орудия; одним словом, это понятие социальное. Воспроизвести образец — значит знать его, а это знание сохраняется и передается обществом» [Чайлд 1957: 30] 1.

Рис . 9. Изображение типов топора у С. Мюллера (взаимоналожением контуров): а — тип S. М. 74, b — тип S. М. 75, с — тип S. М. 81 (S. Müller, 1989, р. 174—175).

1Приводя эту цитату, я исправил ошибку русского перевода слова concept в сочетании «ископаемая концепция»: надо — «ископаемое понятие».

Говоря об идее, лежащей в основе типа, и Оуэн и Чайлд подразуме¬ вали обладавшего ею создателя, только Оуэн имел в виду бога, а Чайлд — человека.

Эволюционистская типология была тесно связана со статистической концепцией типа, в которой он представал среднеарифметическим кон¬ структом. Но у археологов тогда эта идея оставалась на уровне су¬ губо общего представления. Чем ближе они подходили к ее точной реализации, тем меньше она их удовлетворяла, так что последователь¬ ное проведение статистической концепции типа в археологии всегда ста¬ новилось делом узкой секты. Почему?

Практика не поддерживала надежд и обещаний этого направления, наоборот — порождала разочарования. Казалось самоочевидным, что если заменить произвольно подобранные в духе Монтелиуса конкрет¬ ные эталоны более точными идеальными конструктами, строго высчитан¬ ными на основе усреднения большого количества отдельных экземпля¬ ров, то очень многие экземпляры из этой совокупности должны ока¬ заться вполне подобными такому идеальному конструкту, и они смогут его подменять в роли идеала, служа опять же наглядными эталонами, только более верными. Но этого не произошло. Во многих случаях в материале не находилось близких соответствий усредненному конст¬ рукту. Конкретные экземпляры сильно отличались от него то одной, то другой деталью. Конструкт оставался далекой от материала абстрак¬ цией. Более того, он не облегчал отнесение вещей к типу, не помогал идентификации. Археологи не имели строгих доказательств этого, но чувствовали это интуитивно.

Рис. 10. Схема образования неузнаваемых средних контуров: А — усреднение при одинаковых пропорциях (средний контур узнаваем), Б — все индивидуальные контуры

продолговатые, а усредненный — круглый.

Недавно антропологи установили не то подобное с большей опреде¬ ленностью. Когда они, следуя Гальтону [Galton 1878], стали печатать методом наложения усредненные фотопортреты этнических групп для обобщения их расовых особенностей, то с удивлением убедились, что лишь при небольших сериях (когда индивидуальные очертания еще вид¬ ны) сохраняется опознаваемость микро-этносов, а при массовых сериях

(когда очертания, как и требовалось, сливаются воедино) портрет полу¬ чается хотя и более четким, но неузнаваемым — диагностичность исче¬ зает [Павловский и Перевозчиков 1977; Абдушелишвили и Павлов¬ ский 1979]. Они оставили этот феномен без объяснения.

Причина же, видимо, в том, что при усреднении скрадывается струк¬ тура типа — система характерных для него внутренних корреляций от¬ дельных черт у индивидов. Ведь суммарные очертания лица могут со¬ хранить узнаваемость только в том случае, если по пропорциям все ин¬ дивидуальные лица очень схожи и отличаются только по размерам (рис. 10а). Если же варьирование внутри типа имеет закономерности, вы¬ раженные негативными корреляциями (чем шире лицо, тем ниже и т. п. ), как это часто бывает (толстые по сравнению с худыми, высокие с низ¬ кими и т. п. ), то усреднением будет порожден контур с не существу¬ ющей в действительности корреляцией черт, с несуществующими про¬ порциями, контур, не отражающий реальной специфики объектов (рис. 10b).

Интуитивно схватывая эти недостатки концепции варьирующего ти¬ па, основанной в принципе на усреднении, многие археологи искали дру¬ гие способы определять и отображать тип — на пути устранения вариа¬ тивности или с опорой на крайние проявления изменчивости и т. д. Эти поиски были обусловлены и иными, более общими, причинами, связанными с выдвижением новых общетеоретических концепций в ар¬ хеологии и с воздействием новых философских идей.

Все последующие археологические концепции типа сохранили, однако, и даже упрочили некоторые устоявшиеся в эволюционистской тради¬ ции установки в понимании типа, в частности его ограничение группи¬ ровкой одиночных целых предметов — артефактов (не комплексов, не деталей), и притом функционально однородных.

Американские и советские археологи, не отвергая связь таких идей с зарождением фиксированных рассудочных понятий и слов, придают все же этим идеям более широкое и самостоятельное значение: американ¬ цы говорят о «мысленных шаблонах», «умственных лекалах» (mental templates), советские антропологи — о «следовом образе формы» в соз¬ нании [Бунак 1966: 547].

Нетрудно понять, почему в исследовательской практике Монтели¬ уса и его учеников значение термина «тип» быстро сузилось. Ведь эво¬ люцию удавалось прослеживать только по артефактам. Более того, функциональные р а з л и ч и я между артефактами почти не имели зна¬ чения для эволюции, имело значение лишь функциональное с х о д с т в о : обычно горшок не сменяется ножом, а сменяется горшком другой кон¬ струкции или другого оформления. Вот эти различия внутри совокуп¬ ности однофункциональных предметов и были положены в основу выде¬ ления типов. За результатами такого выделения и закрепилось понятие «тип» в археологии.

Четко сформулировал же это (кажется, впервые) Городцов. Но он не ограничился этим.

6.Типы Городцова

В1908 г. Городцов дал первое, еще не вполне проясняющее этот смысл определение:

«Тип есть совокупность предметов, схожих по веществу, форме и назначению».

Типы он группировал в отделы, отделы — в группы, а группа была «самой высшей степенью классификации» [Городцов 1908: 11, прим. 1]. В 1923 г. в книге «Археология» [Городцов 1923: 21—30], а затем в